добавить?
     - Насколько надежной будет наша безопасность,  когда  мы  прибудем  в
Таткаэр? - спросила я Халтерна. - И  сколько  потребуется  времени,  чтобы
отдать Бродина под суд?  Как  только  будет  раскрыта  эта  афера,  станет
совершенно бессмысленным направлять против нас убийц,  но  когда  об  этом
будет известно в Таткаэре?
     Он развел руками.
     - Кто может это сказать?
     Блейз наклонился вперед, чтобы разобрать, что сказала  Родион,  потом
снова выпрямился. - Т'ан, что, если бы мы возвращались  не  на  "Метемне"?
Допустим, мы поплывем на другом корабле и сохраним в тайне наше прибытие в
Таткаэр?
     - Это было бы значительно безопаснее, если  это  только  возможно,  -
задумчиво сказал Чародей, - но если за вами охотятся агенты из Харантиша?
     "Никто больше не выскажет никакого предположения,  -  подумала  я,  -
поэтому сделать это придется мне."
     - Предположим, они перестали бы ха нами охотиться?
     Очень быстро и заинтересованно старик спросил:
     - А как вы хотите это устроить?
     - Такое со мной однажды уже случалось, во всяком случае, так сказать.
Как бы выглядело, если мы бы не стали опровергать эти слухи, а укрепили бы
их путем официального объявления нас погибшими? Это  избавило  бы  нас  от
всех, кто гонится за нами по пятам. Тогда мы могли бы  тайно  вернуться  в
Таткаэр, как предложил Блейз.
     Всех охватило волнение, все  заговорили  наперебой.  Старик,  прикрыв
глаза, откинулся назад в своем кресле. "Хитрый черт, - подумала  я,  -  он
знает меня и он точно знал, что это прозвучало бы лучше, если бы  исходило
от меня".
     - ...услышать об этом в Таткаэре! - Родион ударила  кулаком  здоровой
руки по подлокотнику своего кресла, после  чего  покраснела.  -  Простите,
т'ан Эвален, но когда они услышат, что мы мертвы, и поверят в  это...  моя
мать...
     - С некоторыми вещами  придется  считаться,  -  сочувственно  сказала
Эвален и обратилась ко мне: - Т'ан посланница, я поняла ваше  предложение.
Оно недурно. А мы взяли бы с собой на "Метемну" эту Хавот-джайр, как бы мы
это и сделали, если бы вы действительно были убиты? Да...
     - Они станут искать ее, пока не придут  к  убеждению,  что  она  тоже
мертва. Думаю, она могла бы поехать с нами. - "А как ты представляешь себе
эту поездку?" - спросила я себя.
     - Так что же, мы должны будем охранять ее всю дорогу до Таткаэра?
     - А как бы она смогла уйти от нас? - Я была раздражена  и  испытывала
некоторое отвращение, но ничего не могла сделать,  чтобы  удержать  ее  от
подобного жестокого обращения с этой женщиной. Однако мне нужно было  хотя
бы попытаться это сделать. - Между нами и Кель Харантишем мы  не  оставили
ей ни одного места, куда бы она могла отправиться. Разве вы  не  пообещали
ей надежное  сопровождение,  если  она  даст  показания  в  Таткаэре?  Ну,
пожалуйста.
     - Если она приедет с нами, мы можем  быть  уверены,  что  пройдет  по
меньшей мере один свидетель. Я не настолько сумасшедшая,  чтобы  позволить
отправиться в путь всем вместе...
     - Как посланница Доминиона...
     - Спокойствие! - сказал Чародей. Мы сразу  замолчали  как  школьники,
которых одернул учитель.
     Он поднялся, и Тетмет взял его под руку. Тут с него словно  бы  спали
строгость и вся его ветхозаветность, и он  стал  всего  лишь  человеком  с
Покинутого Побережья, который улыбался, глядя на нас.
     - Сегодняшний день был долгим, - сказал он, - вы, Орландис, ранены, а
т'ан  Эвален  должна  позаботиться  о  своих  людях  я  дам   распоряжение
коричневым робам, и они пропустят вас, Эвален, в торговый город. Вам нужно
принять решение до появления ветра. До этого момента Касабаарде не покинет
ни один корабль. И даже я не могу наколдовать для вас ветра.
     Эвален громко засмеялась, улыбнулся даже Халтерн.
     Блейз предложил Родион свою руку, когда она встала.
     - Не рассказывайте ничего, - сказал старец, -  я  сообщу  вам,  какие
слухи уходят из города, а потом мы снова встретимся.
     Я как раз собралась последовать за другими, но он дал мне понять, что
я должна еще остаться.
     - Вы ели? - спросил он, когда комната опустела.
     Когда я ответила отрицательно, он послал обитателя Топей принести чай
из арниака и пироги из муки  делри.  В  глубине  комнаты  журчал  приятную
мелодию фонтан, а в прозрачных емкостях под  зеленовато-золотистым  светом
постоянно плавали рыбки.
     За едой мы разговаривали в основном  о  Земле.  Не  о  Доминионе  или
правительстве, а о том, как вырастают под другим солнцем и другим небом  и
как там решаются проблемы личного выживания.
     - Я знаю так мало, - наконец сказал он, - а понимаю еще меньше.
     - Все, что я  могу  заметить  по  этому  поводу  -  это  то,  что  не
обязательно должно быть именно так, как вы это извлекли из моей памяти.  -
Я выпила последний глоток чая из арниака, остававшийся в моей чашке.  -  Я
не лгунья, мастер, но могу предоставить впечатления только одного  лица  о
Земле, да и то не обо всей Земле, а всего лишь о той ее части,  которую  я
знаю. Если бы здесь  побывал  кто-нибудь  из  ксеногруппы,  он,  вероятно,
предложил бы вам совершенно иную картину. Я не  понимаю  Орте  даже  после
того, что вы уже объяснили мне о ней кое-что, а вы гораздо больше видели в
нашем мире, чем я когда-нибудь увижу в своем.
     Когда он взглянул на меня, я вспомнила, что он знал обо мне все.  Это
должно было бы вселять в  меня  страх.  Причина  того,  почему  я  его  не
ощущала, заключалась в  том,  как  я  думала,  что  он  не  мог  судить  о
человеческой природе, потому что не был земным человеком.
     - Вы отдохнули? - спросил он. - Тут есть еще одно обстоятельство, как
я вам уже говорил, при котором вам следовало бы  поприсутствовать.  Однако
прежде всего я должен просить вас  никогда  не  говорить  о  том,  что  вы
увидите или услышите.
     - Этого я не могу обещать. В качестве  посланницы  я  обязана  давать
полнейший отчет о своих действиях.
     - Хорошо, тогда обещайте мне, что расскажете  об  этом  исключительно
вашим людям, но и им только  лишь  тогда,  когда  сочтете  это  совершенно
необходимым.
     Это показалось мне корректным предложением. Я согласилась.
     Он встал, одернул на себе одеяние, и медленно двинулся к фонтану. Там
он сунул одну руку под воду и некоторое время молча подержал  ее  в  таком
положении. Когда он вынул руку из воды, в противоположной  стене  бесшумно
возникла быстро расширявшаяся щель, превратившаяся во вход в другое, столь
же большое, помещение.
     Здесь было темно.
     Я пошла за Чародеем, мы вышли из той части помещения, что  освещалась
подводным светом, и вокруг нас возникло слабое  голубоватое  мерцание.  Он
подошел к какому-то большому блоку аппаратуры на возвышении, состоявшем из
прозрачного вещества. В его хрустальных глубинах пульсировал золотой свет.
     Лицо  старика  находилось  в  тени,  его  глазницы,  казалось,   были
наполнены темнотой.
     Он сказал:
     - Так его можно вызвать. Я подготовил здесь все, как  только  сегодня
после обеда услышал о нападении на вас. Сейчас...
     Его руки задвигались по панели с одной стороны пульта. Затем - как  и
в устройстве,  через  которое  я  видела  облик  его  преемницы  -  чистая
поверхность начала заполняться изображениями.
     - Где... - в голосе появилась хрипота.
     - Таких не осталось больше нигде, только здесь, сказал он, - и еще  в
этом древнем городе, Кель Харантише. Вот это  устройство  передает,  между
тем, только мой голос, и это, может  быть,  лучше  так  от  него  остается
скрытым мое лицо.
     Теперь изображение  занимало  весь  экран,  и  я  увидела  помещение,
подобное  тому,  в  котором  мы  стояли.  Изображение  было  трехмерным  и
обеспечивало четкую передачу деталей. Что-то не давало мне покоя. Подобный
мощный выброс энергии - все равно, какого рода ее источник - должен был бы
обнаружиться на  снимках  Каррика,  сделанных  спутником,  как  сигнальный
огонь.
     Неужели наши  техники  пропустили  его,  просмотрели,  стали  жертвой
дефекта  передачи  информации?  Здешняя  атмосфера  плохо  подходила   для
распространения  в  ней  радиоволн  (иначе  бы  я  поддерживала  связь   с
ксеногруппой или открыто, или тайком).
     "Здесь такого просто могли бы и не существовать", - подумала я.
     В том, другом помещении были видны на  стенах  геометрические  узоры,
имелись подсвечники, гнезда которых имели формы черепов животных. Мерцание
свечей над остатками высокоразвитой технологии.
     Там стоял, наклонившись над пультом, ортеанец, и  я  сначала  увидела
его светлую, свободно ниспадающую гриву.  Затем  он  выпрямился,  и  стало
видно его лицо. Узкий подбородок, широкий лоб и полуприкрытые глаза  цвета
влажного песка. Ему было не более девятнадцати или двадцати лет.
     - Даннор бел-Курик, - сказал Чародей, - вы, который сам себя называет
Повелителем в изгнании, послушайте.
     Ортеанец пристально посмотрел на нас, впрочем, нет, не на нас,  а  на
что-то, что должно было казаться ему пустотой. Он смотрел сквозь нас.
     Он был очень красив, обладая внешностью, излучавшей нечто, по чему  я
определяла  в  моих  воспоминаниях  тех,  золотых.  Это   нечто   являлось
способностью вызывать очарование.
     - Покажитесь, - потребовал он.
     - Я предпочитаю не делать этого.
     - Тогда я предпочитаю не разговаривать.
     - Ваша наемная убийца, -  сказал  быстро  Чародей,  и  рука,  которую
бел-Курик уже протянул к пульту,  застыла  в  воздухе.  -  Одна  из  ваших
шпионок. Она многое рассказала, прежде чем, наконец, умерла.
     Даннор бел-Курик засмеялся. У него был звонкий голос. Он сказал:
     - Не означает ли это войну между нами? Я буду воевать с вами, старик.
Борьба с вами доставит мне радость.
     Тут я вспомнила  лицо  Сантендорлин-сандру  из  того  времени,  когда
Золотая Женщина накликала гибель  Империи.  Этот  Даннор  бел-Курик  являл
собой жалкого уродца, его потомка, хотя существовал сейчас,  когда  Сандор
был забыт.
     "И вот этот метис, этот полузолотой, - подумала я, -  этот  мальчишка
из колдовского народа является виновником всех этих событий?"
     - Я не воюю  с  Повелителем  в  изгнании,  -  ответил  старик.  -  Но
напоминаю ему о том, что город Кель Харантиш является городом в изгнании и
что он не был городом, пока не погибла Империя, а представлял собой  всего
лишь крепость в пустыне.
     Мальчишка повернулся, сел и откинулся назад в своем кресле.  Либо  он
знал, что на него смотрели, либо в его  движениях  было  что-то  заученное
даже тогда, когда он находился один.
     - Ну? - резко спросил он.
     -  Только  одно:  вы  живете  торговлей.  Кель  Харантиш  всегда  жил
торговлей, и я даю вам свое слово, что вы умрете,  если  она  прекратится.
Или вы можете питаться скалами и песком?
     Своим  мысленным  взором  я  вижу  руины  башен,   заносимые   песком
иссушенной земли. Рядом - море, выглядящее, как  расплавленный  металл.  И
возвышающиеся над башнями дюны, как  спины  гигантских  китов,  с  острыми
гребнями, закрывающие небо, движимые ветром. Кель Харантиш, лежащий  между
двумя этими морями: соленым морем, не знающим приливов и отливов, и  морем
песка. Сюда приходится ввозить даже воду.
     Бел-Курик степенно произнес:
     - Если вы ступите на землю Харантиша, а двинусь на запад и сожгу  ваш
порт, будет ли это стоить мне города или нет. Это я все еще могу. На юге у
меня есть союзники. У меня есть моя армия и мои корабли.
     - Я знаю, знаю. Вы думаете, я не знаю Золотого Народа Колдунов?  -  В
голосе старика явно слышалось лукавство. - Вы, мальчик, не Сандор, как  бы
вам об этом ни думалось...
     - Я - золотой! - Он встал и впился в Чародея взглядом, полным слепой,
жуткой уверенности. - Я из рода  Сантендорлин-сандру  и  я  -  Повелитель!
Сколько лжи вы  мне  наговорили,  старик,  вы  внушали  мне,  что  я  лишь
побежденный, владеющий только умирающим городом?  Как  часто  вы  пытались
лишить меня трона? Здесь за власть платят цену, какой вы, старик,  никогда
не заплатили бы, никогда за всю вашу жизнь и предыдущие жизни. Я это знаю.
     - Это правда, - сказал Чародей, слишком тихо,  чтобы  эти  его  слова
могли быть переданы. На его закрытом тенью лице проявились чувство боли  и
сожаление, причины которых я не могла себе объяснить.
     Даннор бел-Курик снова опустился в свое кресло.
     - Нужно быть действительно золотым, чтобы получить трон, и  потому  я
стал подобен им. Все остальное я подавил. И теперь вы хотите мне  сказать,
будто я сделал это только для того, чтобы северные называли меня одним  из
народа колдунов? Повелитель в изгнании все еще является повелителем.
     Повелитель чего? Кель Харантиша с его ничтожным именем и  полукровным
населением, с его властью вызывать к себе в равной мере чувства  страха  и
презрения? Повелитель  ремесленников  и  наемников,  рассеянных  по  всему
южному континенту просто потому, что город  должен  заниматься  торговлей,
чтобы выжить. Даннор бел-Курик: ослепленный наследник блестящего  прошлого
и блестящего будущего, готовый объединяться с кем  угодно  и  обещать  ему
военную помощь и предать остальную часть Орте, не утруждая при  этом  себя
ни единой мыслью о ней. Он был  немного  сумасшедшим  даже  по  ортеанским
критериям.
     - То, что я должен сказать, очень просто. - Чародей  помолчал.  -  Вы
выслушаете меня?
     - Смогу ли я когда-нибудь увидеть вас молчащим?
     - Значит, так: ваша наемница, убившая посланницу и Орландис, говорила
о кораблях, плававших на север, к Ста Тысячам. О  кораблях,  которые  были
нагружены золотом.
     - Что вы хотите этим сказать? - со скучающим видом спросил мальчишка.
     - Ничего. Но если я когда-нибудь снова услышу о кораблях, плывущих из
Кель Харантиша в Таткаэр, мне придется что-нибудь предпринять.
     Возникла пауза. Не слишком уверенно юнец сказал:
     - Возможно, они не хотят  вас  слушать:  Кварт,  Псамнол,  Саберон  и
прочие.  Возможно,  они  думают,  что  прошло  время  собраться  вместе  и
избавиться от вашего удушающего захвата на горле Покинутого Побережья!
     - А если я закрою свои гавани для тех, кто ведет торговлю  с  народом
колдунов? Я спрашиваю вас еще раз, Даннор бел-Курик, смогут ли  ваши  люди
питаться скалами вместо хлеба?
     Куб, на котором было изображение, стал прозрачным.
     - Я оставляю ему его причуды, - сказал Чародей,  -  мальчишка  упрям,
жесток, твердолоб и хитер, но я в  состоянии  ему  посочувствовать.  Слава
народа  колдунов  принадлежит  прошлому,  а  он  довольствуется  лишь   ее
отблеском. Харантиш - это каменистая пустыня. Сейчас ему придется оставить
в покое на несколько лет Южною землю, поскольку  стало  известно,  что  он
плетет против нее интриги.
     - Станет ли он задерживать корабли? - "Из-за одного слова, - подумала
я, - из-за одной-единственной угрозы?"
     - У него нет иного выбора. Кель Харантиш уязвим,  и  у  него  связаны
руки. Ну, это дело улажено.
     "Неужели бел-Курик больше опасается Коричневой Башни,  чем  ненавидит
Южную землю, - спрашиваю я себя, - и не  будет  ли  он  заботиться,  может
быть, только о том, чтобы в последующем лучше маскировать свои интриги?  И
эти союзники на юге..."
     Чародей положил мне  руку  на  плечо,  когда  мы  вернулись  в  более
освещенную часть помещения, и могло показаться, что он очень устал. Но я в
этом сомневаюсь.
     Я сказала:
     - Я  думала,  что  вы  совершенно  не  заинтересованы  в  том,  чтобы
вмешиваться в дела других?
     - Это было в прошлом, - ответил он, - а в настоящее  время  мы  имеем
связь с вашим миром. Это первый поворот  в  развитии  событий,  который  я
наблюдаю за сотни лет. Эвален права: данное обстоятельство  касается  всей
Орте. И я думаю, Кристи, что являюсь  единственным  лицом,  имеющим  право
действовать от имени всей Орте.


     Небольшую комнату освещал слабый  искусственный  свет.  Я  находилась
глубоко под землей, в помещениях людей в коричневых  робах,  и  мне  очень
хотелось, чтобы можно было на ночь открыть окно.
     Я лежала на прямоугольном  ложе,  казавшимся  жестко  соединенным  со
стеной. Его поверхность прогибалась подо мной,  точно  приспосабливаясь  к
моему весу. На нем можно было бы очень удобно спать, но вместо этого я  не
могла сомкнуть глаз и нервничала. Свет все время оставался  неизменным.  Я
не представляла, сколько времени еще оставалось до утра.
     Шло время. В комнате возникло слабое  движение  прохладного  воздуха,
тем не менее, было жарко.
     "С тем же успехом я могла бы быть и похоронена, - подумала я. -  Если
бы мне завтра пришлось уезжать из Касабаарде, то теперь сон был бы  весьма
кстати. Проклятие."
     Одною из причин того, что мне не спалось, являлся страх.
     Башня была знакома мне  только  по  неверным  воспоминаниям,  которые
очень облегчали обретение представления о ней,  как  о  чем-то  совершенно
естественном. Однако материал, на котором я лежала, состоял не из  волокон
и не металла и был на ощупь гладким, как пластмасса.
     Свет  шел  от  какого-то  неразличимого  источника,   хотя   мне   по
воспоминаниям казалось,  что  зрительные  возможности  охватывают  больший
спектр. Как только я  попыталась  осознать  все  эти  моменты,  мне  стало
страшно.
     Потому что если использовавшийся здесь источник энергии не смог  быть
обнаружен детекторами спутника, единственно возможный вывод состоял в том,
что речь  шла  о  виде  энергии,  приборы  для  измерения  которой  мы  не
установили на этом самом спутнике...  по  той  причине,  что  он  был  нам
совершенно неизвестен.
     Данное обстоятельство требовало  особого  о  нем  отчета,  в  котором
следовало бы упомянуть обо всем,  что  я  видела  в  городе.  Департамент,
вероятно, проявит к  этому  большой  интерес.  "Интерес  какого  рода?"  -
спросил я себя. Здесь имелась  техника,  пережившая  ее  создателя,  народ
колдунов.  Но  какое  внимание  уделит  департамент  внутреннему   городу,
домам-орденам Касабаарде?
     "Я еще не хочу уезжать, - подумала я. - Если бы это зависело от меня,
лично от  меня...  но  если  я  скорее  не  вернусь  к  моим  обязанностям
посланницы, у меня не останется времени для выполнения моей задачи до того
момента, когда меня отзовут обратно на Землю."
     Суниар, Телмитар... Тем единственным богатством,  которое  предлагали
дома-ордена, посредством которого они кормили,  одевали  и  давали  приют,
являлось время. Время, чтобы сидеть на усыпанных песком  ступенях  лестниц
под навесами, время чтобы размышлять, время,  чтобы  просто  существовать.
Мне было многое неясно в отношении Бет ру-Элена или одного из таинств я не
могла их понять.
     Единственным, что я приобрела, было умение задавать  вопросы  или  не
задавать их, а также достигать своего рода уравновешенности. И  мне  очень
хотелось знать, что произошло бы, если бы земного человека пустили в  одну
из этих ортеанских святынь.
     Я услышала что-то в  соседней  комнате  и  подумала,  что  проснулась
Родион. Встав и заглянув  к  ней,  чтобы  справиться,  не  слишком  ли  ей
досаждают полученные раны, я нашла ее комнату пустой.
     Некоторое время  я  размышляла  над  этим.  Потом  вернулась  в  свою
кровать. Родион находилась в достаточной безопасности.


     - Хавот-джайр является свидетельницей для  Короны!  -  Эвален  упрямо
опустила голову. - Кроме того, она входит  в  комнату  моего  корабля.  Вы
говорите, мастер, что можете  обеспечить  нам  защиту  в  пределах  вашего
города. Я беру на себя дело охраны Хавот-джайр за его пределами. Я беру ее
с собой в Таткаэр.
     Чародей сидел у открытого окна библиотеки. Рано поутру подул  бриз  и
не улегся еще до сих пор.
     - Может быть, это лучше, - сказала я.
     - Она - морячка из Южной земли, но родилась на Покинутом Побережье  я
ни в коем случае не могу удерживать ее в Коричневой  Башне.  Хорошо,  т'ан
Эвален.
     Блейз и Родион стояли рядо