еселился, потому что
думает о технике народов колдунов в другом городе: в Касабаарде.  -  Я  не
могу этого обещать, с'ан Керис. Что должно происходить в Ста Тысячах или в
Таткаэре, решать вам. У меня же есть небольшой город и нет воинов, которые
могли бы выступить против Кель Харантиша, Кварта и Псамнола, если те снова
проявят повадки народа колдунов.
     Рядом стоят несколько его секундантов, что бы выполнять его  приказы.
Я жду, пока он  говорит  с  ними.  Они  стараются  не  смотреть  на  меня.
Касабаарде у них не пользуются доброй славой.
     Керис возвращается, он трет свои глаза. Когда прогорают костры,  ночь
становится темнее. Он поплотнее закутывается  в  пальто.  Ночи  в  пустыне
холодны.
     - Так не может продолжаться. Это... -  его  широкий  жест  охватывает
руины, - ...первый шаг на пути, а где оканчивается этот путь? В  Мерцающей
равнине? В уничтоженном Элансиире? Или он завершается тем, что  Сто  Тысяч
будут так же основательно разрушены, как и Эриэл? Нет, мастер. Мы  слишком
хорошо помним о катастрофе; она не должна повториться. И... я не верю, что
у  нас  есть  выбор,  что  мы  сможем  обеспечить  себе   преимущества   и
застраховаться от вреда.
     - Значит, какой-то иной метод?
     Его лицо помрачнело, но голос звучит твердо.
     - Я могу уберечь мои Сто Тысяч от всей техники народов колдунов, могу
распорядиться, чтобы церковь наложила на нее  запрет,  я  могу  попытаться
найти другой путь. Но как же быть с Покинутым Побережьем?
     Если я запрещу это оружие, то мы будем практически беззащитны.  Я  бы
предоставил Кель Харантишу возможность делать что угодно  в  пределах  его
границ, почему бы нет? Что бы мы могли предпринять, если бы они  оказались
у ворот Таткаэра?  Ведь  невозможно  с  мечами  выступить  против  оружия,
которое плавит камни.
     - То есть, вы хотели бы сохранить  колдовское  оружие  на  случай  их
нападения? А они, наоборот, против вас?
     - И вот мы снова на том пути, в конце которого - разрушение!
     Клубы дыма закрыли звезды над городом. Голубые вспышки света и мощные
взрывы сопровождают уничтожение техники Золотой Империи.
     Керис кивает. Я встаю и подхожу к  нему  по  потрескавшимся  от  жары
камням. Ветер приносит резкий запах чего-то горящего, слышен шум огня.
     Город разносят взрывы, все тонет в чаду, задыхается от дыма  пожарища
и еще более отвратительных запахов.
     - Это легче - следовать путем Золотых и  надеяться,  что  мы  избежим
конца, если найдем свой собственный путь. Но все  же,  мастер,  мы  должны
попытаться это сделать. И если у  нас  нет  оружия,  чтобы  защищаться  от
техники колдунов,  то  мы  должны  сделать  это  умом,  путем  введения  в
заблуждение и таинственностью. - Он улыбается. Его юмор не наигран. - Наши
предки сами обманывали Золотых. Мы наверняка сможем перехитрить этого  так
называемого Повелителя в изгнании.
     - Для Касабаарде не было  бы  никакой  пользы,  если  бы  возродилась
Золотая Империя.
     - А так же и для Чародея из Касабаарде.
     - Тут вы правы, с'ан Керис. Я не могу контролировать  Кель  Харантиш,
но считаю невероятным, чтобы с ним вступил в союз какой-нибудь город.  Или
какой-то из городов Радуги.
     - А как вы пришли к такому мнению?
     - Им нужно торговать, а  потому  что  придется  миновать  Касабаарде,
с'ан. А мы всегда открыты... для тех, кто презирает народ  колдунов  и  их
дела.
     Касабаарде обязан своей силой  географической  случайности:  чтобы  с
Покинутого Побережья достичь портов Южной земли, корабли должны  проходить
вдоль  побережья  Касабаарде  и  заходить  сюда,  чтобы  пополнять  запасы
продовольствия, прежде чем плыть дальше мимо архипелага. Это не  означает,
что некоторые корабли не могут плавать через океан к восточным островам, а
оттуда - прямо в Алес Кадарет. Однако такие корабли вынуждены все тюремные
помещения использовать для хранения продовольствия, а,  следовательно,  не
могут перевозить товары. Плавающие этим курсом корабли могут  быть  только
пассажирскими или военными. Военным кораблям не требуется  пополнять  свои
запасы в Касабаарде, и это еще одно счастливое обстоятельство.
     Керис кладет мне на плечо руку.
     - Мы тоже зависим от торговли. Но мы  -  богатая  страна.  Думаю,  мы
сможем обойтись и без благословения Касабаарде, если это потребуется.
     Я понимаю значение пожатия его руки и осознаю то обстоятельство,  что
стою здесь один и далек от моих людей, и потому формулирую  свой  ответ  с
большой осторожностью:
     - Разве это может случиться, с'ан Керис? Между  коричневой  Башней  и
Белым Городом всегда была дружба.
     Касабаарде и Таткаэр, да-да. - Он убирает свою руку с моего  плеча  и
вставляет ее большой палец за пояс рядом с харурами. - Иногда,  мастер,  я
спрашиваю себя, разумнее ли было бы с нашей стороны  доверять  вам,  а  не
Кель Харантишу.
     - Разве иначе вы были бы здесь?
     - Может быть, но, возможно, и нет.
     Он не очень походит на того, кем является,  этот  человек,  создавший
порядок  после  длительного  хаоса,  последовавшего  за  гибелью  империи.
Потемневшая кожа, бурая, заплетенная грива, голубые  как  море  глаза  без
белков, линии ромбовидного узора, глубоко врезавшиеся в озабоченное  лицо.
Но когда видишь его движения, то, как он берется за дела...
     И он выведет телестре из хаоса, а церковь из абсолютности,  и  о  нем
будут вспоминать не только в связи с тем, что он сделал, а так  же  -  как
это бывает в легендах, пока они не освободятся от всех вымышленных мелочей
в процессе снов о предыдущей жизни - и в  связи  с  тем,  что  он  мог  бы
сделать. Я один буду об этом помнить и я один буду это знать.
     - Вы можете доверять Касабаарде, - пока я Чародей этого города.
     По его взгляду я понимаю, что до его ушей дошли  некоторое  слухи.  А
Кель Харантиш горит...
     Родовые схватки древних времен...


     -  ...обманул  меня!  -  Голос  отражается  от  стен   шестиугольного
помещения. - Поэтому я уничтожил его.
     Я отворачиваюсь от разрушенных приборов из стекла и меди и смотрю  на
Сантендор'лин-сандру.  Несколько  синих  светящихся  шаров  вздрагивают  в
неподвижном воздухе, сжимаются и перемещаются за ним, когда он расхаживает
взад и вперед. Другие стали лишь потемневшими шарами, которые,  перегорев,
висят под потолком зала. Черная  мгла  поселилась  в  углах  помещения  из
прозрачного камня.
     - Он обманул вас, повелитель?
     - Я дал ему все! - Сантендор'лин-сандру смотрит на меня. Он  высок  и
строен, у него золотая кожа и распущенная  грива,  подобная  белому  огню.
Желтые звериные глаза на  лице...  таком  красивом,  что  это  походит  на
святотатство, когда оно выглядит раздраженным,  жадным  и  возбужденным...
как сейчас.
     - Сколько времени он работал и кормил меня своими обещаниями? Сколько
времени? -  Холодный  голос  говорит  на  мелодичном,  многосложном  языке
архонисов. - И безуспешно! Потому я и сделал  так;  ты  больше  не  будешь
обманывать меня, Эйр'ра Тел Сиавн. Никогда, больше никогда.
     Он шагает через пустой промежуток оконной арки как бы в  пустоту,  но
его  удерживает  плоское  мерцание  в  воздухе.  Это   пузырьковое   поле,
задерживающее ледяной холод северного ветра. За ним лежит  город,  похожий
на фонтан света. Архонис, держащий в своем каменном кулаке Шесть  морей  и
реку, которая протекает через него и впадает во внутреннее озеро.
     - Он не справился, повелитель? - Это  то,  как  я  себе  представляю,
узнать я и пришла сюда, после того как поговорила с Тел Сиавном, пока  еще
не умер этот гений. Может, ему не хватало времени,  чтобы  завершить  свое
дело?
     - Он ничего не дал! - Это опять началась  одна  из  тех  истерических
вспышек гнева, к которым предрасположен повелитель. Повернувшись спиной  к
распростершемуся  внизу  городу,  он  протягивает  руку  с   грациозностью
животного и указывает на  голубой  мрак  разрушенной  комнаты.  Там  лежит
разбитая вдребезги высокоточная аппаратура. - Я предоставил ему  все  это!
Он был первым человекоподобным животным. в руки  которого  попала  древняя
наука! Какая ирония!
     То, что мы создали, само стало творцом...
     И - ничего! Разве можно было так провести меня, обмануть, запутать?
     За его спиной в темной ночи севера  горели  огни  Архониса.  Гирлянды
сферических светильников покрывают крапинками и пятнами холмы над озерами,
в небо поднимаются световые башни, яркость которых превосходит сияние всех
звезд. Но несмотря ни  на  что  свет  является  только  одной-единственной
сферой в огромном темном зале. Его как раз хватает, чтобы осветить контуры
и нижние этажи циклопической архитектуры города.
     Низкие башни окаймляют берега  расположенного  вблизи  озера.  На  их
карнизах рядами висят черные комки, выглядящие  как  сушеные  фрукты.  Это
отрубленные головы. Если подойти ближе, то можно заметить, сколь многие из
них уже высохли на ветру и как немало их еще кровоточат.
     Я иду за Сантендор'лин-сандру обратно в комнату. Звуки наших шагов  с
гулом отражаются от каменных стен и пола.  Я  слышу  еще  слабое  гудение,
пощелкивание машин и шум далеких летательных аппаратов в  ночном  небе.  В
воздухе  пахнет  пылью,  несмотря  на  все  энергетические  поля,  которые
постоянно включены. Предчувствие холода, такое ощущение,  что  сюда  может
заползти туман с озера.
     - Значит, Тел Сиавн мертв.
     Ангельское спокойствие возвращается на его ястребиное лицо.
     - Но мне никогда не следовало ему доверять.  Они,  эти  твари,  ничто
иное как животные и никогда  не  станут  чем-то  большим.  Не  впускай  их
никогда в свою постель.
     Он внимательно смотрит на меня, и  я  стараюсь  делать  вид,  что  не
понимаю сказанного.
     - Ты, я слышал, была им своего рода приятельницей.
     - Приятельницей? Нет.
     Но теперь я знаю, что удалось Тел Сиавну. И что  он  сделал  согласно
желаниям Сантендор'лин-сандру. Может быть, он был гением, как я его себе и
представляла. Он за свою короткую  жизнь  определенно  сумел  использовать
знания биологии и генной техники в гораздо большей мере,  чем  это  смогли
сделать мы за время, прошедшее с нашего сюда прибытия.
     - Кузина, ты молчишь.
     В сухом воздухе стоит запах пыли. Шаровые огни пощипывают кожу,  тихо
позванивают  при  ходьбе  звенья  моей  кольчуги.  Не   играет   ни   один
ароматический орган. Воздух  теперь  свободен  от  противного  гнилостного
запаха, который не может перебить никакой ароматический орган, он свободен
от запаха наших созданий, человекоподобных животных, рабов.
     - Мне кажется...
     - Ну?
     - Ты позволил ему проводить эксперименты по разведению вирусов и  это
правда, что было разработано много лекарственных веществ  против  болезней
человекоподобных животных. И все же... если это еще  не  все?  Если  здесь
возбудители болезней, которые могли бы принести нам вред и могли  бы  быть
выпущены на свободу?
     Это ирония, которую он смог бы  оценить,  если  бы  когда-нибудь  она
стала ему знакома, после того как он спал с  Тел  Сиавном  и,  тем  самым,
почти   наверняка   привел   в   действие   постепенное    распространение
рекомбинированного вируса с определенным эффектом.
     - Я позабочусь о том, кузина, чтобы эти помещения были  обеззаражены,
а в качестве благодарности за твой отличный совет ты можешь остаться здесь
и проконтролировать выполнение данной акции.
     По  городу  распространяются  ареалы  темноты,  на  каменных   стенах
появляются ужасные черные пятна. Или это мне снится,  а  Архонис  все  еще
таков, каким он его видит: сияющее, мощно  бьющееся  сердце  всех  городов
этого мира, источник вечного солнца Золотой Империи?
     Сантендор лин-сандру никогда больше не сможет зачать детей, не смогут
этого и те, с кем он спит, а  также  и  те,  с  кем  общаются  эти...  это
распространяется из центра страны до самого дальнего уголка империи.
     Они обратятся  друг  против  друга,  когда  это  поймут,  и  развяжут
кровавые  сражения,  Элансиир  станет  побережьем,   а   местность   здесь
превратится в пустынную землю с мертвыми  городами.  Север  будет  берегом
сумерек, а от Эриэла не останется  ничего  кроме  мерцающей  равнины.  Она
станет бесплодной, эта империя, а гибель ее будет ужасна.
     - Есть кое-что еще, что мы должны сделать прежде всего.
     - Слушаю тебя, Кирианшур на-риан.
     - Как я слышала, на юге есть места, в которых Золотая  Женщина  может
найти убежище, это за Расрхе-и-Мелуур. А нам  потребуется  убежище,  когда
последние из нас - живучие, какими мы являемся - попадут в руки людей  Тел
Сиавна.
     Его объятия жестоки, неожиданны. Когда я покину его, то  возьму  себе
подарок, о котором он ничего не знает.
     В гладких стенах  зала  я  вижу  наши  соединившиеся  образы,  образы
Золотой Женщины и Золотого Мужчины, и с нами навсегда дух Тел Сиавна.
     Это Сантендор лин-сандру, имя которого на языке  животных  передается
из поколения в поколение как Хозяин рабов и Строитель дорог, а  также  как
Сандор, Последний Повелитель.
     Боль:
     И я уже не состою из  этих  коротких  происшествий,  этих  поворотных
пунктов, какими бы решающими они ни были. Я -  общая  сумма  тысяч  зимних
дней, которыми идешь мимо спящих  полей,  столь  же  многих  летних  дней,
проведенных на кораблях во Внутреннем море. Бесчисленных дней, заполненных
едой, сном, работой и копуляцией и, наконец, дней  Коричневой  Башни.  Эти
едва  воспринимаемые  дни,  когда  прикасаешься  к  земле  под   постоянно
меняющимся небом, они сформировали меня.
     Я - это рекомбинированные человекоподобные животные, потомки  Золотых
и обитателей Топей, все их далекие отпрыски на юге. Я - это  часть  народа
колдунов среди вечного лета империи, среди золотого изобилия, в котором  в
течение бесчисленных тысячелетий пребывал этот мир.
     В холодных зонах моих воспоминаний есть еще очень многое:
     ...звезды видны даже в полдень. Наши черные  тени  падают  на  полюса
мира. Неистовое солнце, от  которого  происходит  мир,  делается  для  нас
невозможной жизнь на экваторе.
     Шелестят на ветру растения. Остальные из группы  находятся  внизу,  у
воды, и присматривают за слугами. Я спешу  к  ним,  немного  медлю,  потом
пробегаю мимо них и поднимаюсь на вершину холма.
     Блестят на солнце колонны, чернеют замковые камни сводов. Я ищу  себе
путь по поросшей  мхом  земле  к  центру  круга  и  останавливаюсь,  чтобы
отдохнуть. Со всех сторон вокруг меня находятся  пустые  ворота.  Потом  я
вижу низменность, реку, далекие горы и тех немногих из нас, кто еще жив.
     Я видела эти ворота, когда они сияли, когда  каждые  из  них  вели  в
другой мир, были  шкатулкой  для  драгоценностей,  наполненной  пейзажами,
небом, звездами и морями.
     - Это бесполезно, Страж.
     За мной следовала секундантка с блестящими глазами,  ставшими  такими
со времени катастрофы. Я мягко отвечаю.
     - Нас слишком мало,  мы  не  можем  активировать  группу.  Никому  не
пройти. Миры для нас закрыты.
     Когти ударяют по хитину, она опечалена.
     - Певец мертв.
     - Так лучше, я думаю.
     Происходят несчастные случаи. Но потерять Первого, Второго и Третьего
во время контакта и остаться с Пилотом и Фокусом, которые больше ничего не
понимают... А теперь еще мертвы Ночной Разведчик и Певец...
     - Мы уже никогда  не  будем  группой,  Страж.  Мы  теперь  отданы  на
произвол этому миру, верно?
     - Да.
     - А наши жизни?
     Во лжи нет никакой любезности.
     - Мы находимся слишком далеко от репродукционного центра. Нас  всегда
будет оставаться ровно столько, сколько сейчас. Но даже на  таком  большом
удалении от центра наши жизни будут продолжаться долго.
     - Дольше, чем мы того желаем?
     - Может быть.
     Она дрожит всем своим телом, потом оборачивается и  разглядывает  тех
немногих из нас, кто еще остался: Привилегированного, Захватывающего  Дух,
Остающегося В Тени. И, конечно, слуг.
     -  Страж,  приспособятся  ли  к  этому  миру  слуги?  Смогут  ли  они
размножаться?
     -  Думаю,  да.  Во  всяком  случае,  ближе  к  экватору  есть  жизнь,
представленная двуногими гуманоидами, очень  похожим  на  слуг.  Мы  можем
формировать их в соответствии с нашими потребностями.
     - Это хорошо. Мне не  хотелось  бы  провести  свой  последний  век  в
одиночестве.
     Свет, прохладный ветер, запах текущей воды - все это кажется мне  еще
чужим.  Я  спрашиваю  себя,  сколько  пройдет  времени,  прежде  чем   они
превзойдут меня.
     - Мы должны оставить здесь книги по истории.
     Она смотрит с пренебрежением, ее фасеточные глаза блестят на солнце.
     - Кто их найдет,  Страж?  Кто?  Мы  единственные  путники.  Слуги  не
располагаются духовностью. Они не  могут  вступать  в  контакт,  не  могут
устанавливать связи. За нами никто не последует. Миры столь многочисленны,
как пылинки в солнечном луче.
     - И тем не менее, ведь я - Страж. Книги по истории будут сохранены.
     На холм чопорно поднимается слуга и зовет нас к обеду. Он  небольшого
роста, у него толстые руки и ноги, нет крыльев, голова его на уровне моей,
когда я сижу, и у него  есть  грива.  "Изменятся  ли  они,  чтобы  обрести
способность жить в этом мире? - спрашиваю я себя. - И  переживут  ли  они,
наконец, нас при их быстрой смене поколений?"
     Поскольку он лишен способности к языковому общению, то  сгибает  свои
гибкие руки, являя собой пародию на обычный  жест  выражения  почтения.  У
него желтые глаза, в которых очень мало интеллекта, но ведь эволюция умеет
делать удивительные прыжки.
     Поразительно, если они выживут и создадут империи, когда мы исчезнем.
Их глаза похожи на жемчужины, они желтые, как  солнце,  которого  мы  -  я
вспоминаю об этом - никогда больше не увидим. Я выхожу из состояния покоя,
чтобы поскорее спуститься с холма...
     Вспышка боли. Отказ. Страх.
     Гладкие стены, состоящие  из  полуметалла,  и  заботливо  сохраненные
остатки техники, находящиеся в Коричневой Башне. Садясь,  я  замечаю,  что
мое тело как бы одеревенело.
     Воздух прохладен. Есть уровни ниже этого,  как  я  знаю,  в  скальных
породах под  внутренним  городом.  А  над  этими  защищенными  помещениями
находятся обожженные солнцем, пыльные улицы Касабаарде. Я бы охотно  вышла
сейчас на свежий воздух, хотя соприкосновение с мшистой травой все  еще  в
моей памяти...
     - Кристи, послушай меня.
     "Когда это происходит?" - спрашиваю я себя. Время  не  воспринимается
как прошлое, если его узнаешь. Существует только вечно длящееся Сейчас.
     - Хорошо ли вы себя чувствуете?
     Рядом со мной  обитатель  Топей  со  сдвинутой  назад  маской.  Разве
обитатели Топей всегда были в  Касабаарде  или  все  происходит  в  другом
месте? Нет, я знаю его имя: Тетмет. Выражение его лица  довольным  назвать
нельзя.
     А этот старый человек... Чародей?
     Как нас может быть двое?
     Он говорит еще раз:
     - Кристи?
     - Я думаю... Я не уверена. Это еще одно  воспоминание?  -  Я  потираю
себе виски, пытаясь ослабить боль. - Когда я проснулась?
     Обитатель Топей  протягивает  мне  чашу  с  жидкостью.  Она  горячая,
сладкая, терпка. Она обжигает горло. Это  физическое  ощущение  возвращает
меня в реальность.
     Старый человек смотрит на меня несколько испуганно.
     - Это эффект, которого я не смог предвидеть, мне очень жаль. Поверьте
мне, вы больше не в машине. Сейчас вы воспринимаете  все  непосредственно,
не в моих воспоминаниях.
     - Ваши воспоминания? Не мои? - Все мое тело  болит:  кости,  суставы,
сухожилия и мышцы. Я смотрю вниз, вижу незнакомые руки, обхватившие  чашу.
Короткие пальцы, кожа,  потемневшая  от  загара  под  звездой  Каррика.  -
Сколько времени... сколько времени это продолжалось?
     - Сейчас полдень, - говорит обитатель Топей, - вы начали вскоре после
восхода солнца.
     Старик успокаивает меня.
     - Недолго, хотя вам так не кажется.