да. Люди  с  холодной  сталью  и  еще  более
холодными сердцами. - "Куда я пришел один  и  без  оружия,  могут  прийти  и
другие с мечами в руках", - подразумевала его речь.
   Но Шая только посмеялась:
   - Если они захотят напасть на меня, Чилла живо с ними  разделается,  и  у
них станет на одно ухо меньше.
   Варис расхохотался, словно в жизни ничего смешнее не  слышал.  Но  в  его
глазах, когда он перевел их на Тириона, не было смеха.
   - С вашей молодой леди очень приятно беседовать. На вашем месте  я  очень
хорошо заботился бы о ней.
   - Я так и делаю. Если кто-то попробует тронуть ее... я слишком мал, чтобы
быть Черноухим, и на мужество не претендую. -  Видишь?  Я  говорю  на  твоем
языке, евнух. Тронь ее только - и ты лишишься головы.
   - А теперь я вас оставлю, - сказал Варис и встал. - Я знаю, как вы должны
быть утомлены. Я хотел только приветствовать вас, милорд, и сказать,  как  я
рад вашему приезду. Наш совет очень нуждается в вас. Вы видели комету?
   - Я карлик, но не слепой. -  На  Королевском  Тракте  ему  казалось,  что
комета пылает на полнеба, затмевая луну.
   - В городе ее называют Красной Вестницей.  Говорят,  что  она  идет,  как
герольд перед королем, оповещая о грядущих огне и крови. - Евнух потер  свои
напудренные руки. - Вы позволите загадать  вам  на  прощание  загадку,  лорд
Тирион? В одной комнате сидят три  больших  человека:  король,  священник  и
богач. Между ними стоит наемник, человек низкого происхождения и  невеликого
ума. И каждый из больших людей приказывает ему убить двух других. "Убей  их,
- говорит король, - ибо я твой законный  правитель".  "Убей  их,  -  говорит
священник, - ибо я приказываю тебе это от имени богов". "Убей их, -  говорит
богач, - и все это золото будет твоим". Скажите же - кто  из  них  останется
жив. а кто умрет? - И евнух с глубоким поклоном вышел  из  комнаты  в  своих
мягких туфлях.
   Чилла фыркнула, а Шая наморщила свое хорошенькое личико.
   - Жив останется богач - правда? Тирион задумчиво пригубил вино:
   - Все может быть. Мне думается, это зависит от наемника.  -  Он  поставил
кубок. - Пойдем-ка наверх.
   Ей пришлось подождать его на верхней ступеньке, потому  что  у  нее  ноги
были стройные и легкие, а у него - короткие и спотыкливые. Но Шая  встретила
его улыбкой.
   - Ты по мне скучал? - поддразнила она, беря его за руку.
   - Ужасно, - признался он. Ее рост был чуть выше пяти  футов,  однако  ему
все равно приходилось смотреть на нее снизу вверх. Только с ней ему  это  не
мешало. На нее приятно было смотреть снизу.
   - Ты будешь скучать по мне все время в своем  Красном  Замке,  -  сказала
она, идя с ним в свою комнату. - Когда будешь лежать в  холодной  постели  в
башне Десницы. - Это чистая правда. - Тирион охотно взял бы ее с  собой,  но
его лорд-отец запретил. "Свою шлюху ты ко двору не потащишь", - заявил  лорд
Тайвин. Привезти ее в город - это было все, на  что  осмелился  Тирион.  Его
положение целиком зависит от лорда-отца, и девушке придется это понять. - Но
ты будешь жить неподалеку. У тебя будет дом с охраной и слугами,  и  я  буду
навешать тебя так часто, как только смогу.
   Шая ногой распахнула дверь. Сквозь мутные стекла узкого окошка была видна
Великая Септа Бейелора, венчающая холм Висеньи, но Тириона  отвлекло  другое
зрелище. Шая, нагнувшись, взялась за подол своего платья, стянула его  через
голову и швырнула в сторону. Белья она не признавала.
   - Ты не будешь знать отдыха, - сказала она, стоя  перед  ним,  розовая  и
прелестная, с рукой на бедре. - Будешь думать  обо  мне  всякий  раз,  когда
ляжешь в постель. Между ног у тебя отвердеет, а помочь будет некому, и ты ни
за что не уснешь, если только... - На лице Шаи появилась вредная  ухмылочка,
которую Тирион так любил.  -  Не  потому  ли  эта  башня  называется  башней
Десницы, а, милорд?
   - Замолчи и поцелуй меня, - приказал  он.  Он  почувствовал  вино  на  ее
губах, и ее маленькие твердые груди, пока она развязывала его бриджи.
   - Мой лев, - прошептала она, когда он прервал поцелуй, чтобы раздеться. -
Мой сладкий лорд, мой гигант Ланнистер. -  Тирион  толкнул  ее  на  кровать.
Когда он вошел в нее и ее ногти впились Тириону в спину, она закричала  так,
что Бейелор Благословенный, должно быть, проснулся в своей гробнице. Никогда
еще боль не приносила ему такого удовольствия.
   "Дурак, - подумал он потом, когда они лежали на  провисшем  тюфяке  среди
скомканных простыней. - Неужто жизнь ничему тебя  не  научила,  карлик?  Она
шлюха, будь ты проклят, и любит твои деньги, а не твои мужские  достоинства.
Вспомни Тишу!" Но когда его пальцы коснулись ее соска, тот  отвердел,  и  он
увидел у нее на груди след своего страстного укуса.
   - Что ты будешь делать теперь, когда  стал  десницей  короля,  милорд?  -
спросила она, когда он взял в ладонь этот теплый славный холмик.
   - То, чего Серсея не ожидает, - произнес Тирион,  наклоняя  голову  к  ее
стройной шейке. - Вершить правосудие.

БРАН

   Бран предпочитал твердый камень подоконника мягкой перине  и  одеялам.  В
постели стены потолок давили на него, в постели комната была его камерой,  а
Винтерфелл - тюрьмой. Широкий мир за окном манил его к себе.
   Он не мог ни ходить, ни лазать, ни  охотиться,  ни  сражаться  деревянным
мечом, как  раньше,  -  но  смотреть  он  мог.  Он  любил  смотреть,  как  в
Винтерфелле загораются огни, когда за ромбами окон башен и  зданий  зажигают
свечи и растапливают камины, любил слушать, как поют на звезды люто волки.
   Последнее время волки часто снились ему. "Они  говорят  со  мной,  как  с
братом", - думал он, когда они поднимали вой. Он почти что понимал их...  не
то чтобы по-настоящему, но почти... точно они пели на языке, который он знал
когда-то, а потом забыл. Пусть Уолдеры боятся,  а  в  Старках  течет  волчья
кровь. Так сказала ему старая Нэн, добавив: "Только в одних она сильнее, чем
в других".
   Долгий, печальный вой Лета был полон горя и  тоски,  Лохматый  Песик  был
более свирепым. Их голоса разносились эхом по  дворам  и  залам,  пока  весь
замок не начинал гудеть, и тогда казалось,  что  в  Винтерфелле  целая  стая
волков, а не двое... Двое, а раньше было шестеро. "Может, они  тоже  скучают
по своим братьям и сестрам? - думал Бран. -  Может,  это  они  зовут  Серого
Ветра и Призрака, Нимерию и Леди? Хотят, чтобы они вернулись  домой  и  стая
собралась снова?"
   "Кто поймет, что на уме у волка?" - сказал сир Родрик Кассель, когда Бран
спросил его,  почему  они  воют.  Леди-мать  Брана  назначила  сира  Родрика
кастеляном на время своего отсутствия, и его обязанности  не  оставляли  ему
времени на всякие пустяки. "Это они  на  волю  просятся,  -  заявил  Фарлен,
мастер над псарней, любивший волков не больше,  чем  его  собаки.  -  Им  не
нравится сидеть взаперти, и винить их в этом нельзя. Дикий зверь должен жить
на воле, а не в замке".
   "Они хотят поохотиться, - предположил повар Гейдж, кидая  кубики  сала  в
большой котел с похлебкой. - У волка чутье куда лучше, чем  у  человека.  Уж
верно они чуют какую-нибудь дичину",
   Мейстер Лювин был другого мнения: "Волки часто воют на луну - а наши воют
на комету. Видишь, какая она яркая, Бран? Быть может, они  думают,  что  это
луна".
   Когда Бран повторил это Оше, она  громко  рассмеялась.  "У  твоих  волков
мозгов побольше, чем у твоего мейстера. Они знают то, что этот серый человек
давно забыл". То, как она это сказала, заставило Брана вздрогнуть,  а  когда
он спросил у нее,  что  означает  комета,  она  ответила:  "Кровь  и  огонь,
мальчик, - ничего хорошего".
   Септона Шейли Бран тоже спросил про комету, когда  они  вместе  разбирали
свитки, уцелевшие после пожара в библиотеке. "Это меч,  убивающий  лето",  -
сказал септон, и когда из Староместа вскоре прилетел белый ворон с известием
о начале осени, стало ясно, что он был прав.
   Но старая Нэн думала иначе, а она жила на свете дольше, чем любой из них.
"Драконы, - сказала она, подняв голову  и  принюхиваясь.  Она  почти  совсем
ослепла и не могла видеть комету, но уверяла, что чует ее.  -  Это  драконы,
мальчик". Нэн никогда не величала его принцем.
   Ходор сказал только "Ходор" - больше ничего он говорить не умел.
   А волки все выли и выли. Часовые на  стене  ругались,  собаки  в  конурах
лаяли как оголтелые, кони в стойлах брыкались, Уолдеры у  огня  тряслись,  и
даже мейстер Лювин жаловался, что не  может  спать  по  ночам.  Только  Бран
ничего не имел против. Сир Родрик приговорил волков к заточению  в  богороще
после того, как Лохматый Песик укусил Уолдера Малого, но  камни  Винтерфелла
проделывали со звуком странные вещи,  и  порой  Брану  казалось,  что  волки
здесь, во дворе, у него под окном. А в другие разы он  мог  поклясться,  что
они бегают по крепостной стене, как часовые.  Он  жалел,  что  не  может  их
видеть.
   Зато комету, висящую над караульной и Часовой башней, он  видел  отлично.
Чуть дальше стояла Первая Твердыня, круглая и  приземистая,  и  ее  горгульи
чернели на фоне пурпурного зарева. Раньше Бран  знал  там  каждый  камень  и
внутри, и снаружи; он облазил все эти строения, взбираясь по стенам с  такой
же легкостью, как другие мальчики по лестнице. Их кровли  были  его  тайными
убежищами,  а  вороны  на  верхушке  разрушенной  башни  -  его  закадычными
друзьями.
   А потом он упал.
   Бран этого не помнил, но все говорили, что он упал, - значит  это  скорее
всего правда. Он чуть не умер тогда. Теперь, когда он видел  обветшавших  от
непогоды горгулий на Первой  Твердыне,  где  с  ним  это  случилось,  что-то
сжималось у него в животе. Больше он не мог ни лазать, ни бегать, ни ходить,
ни биться на мечах, и былые его мечты о рыцарстве приобрели прокисший вкус.
   Лето выл в тот день, когда упал Бран,  и  долго  после,  когда  он  лежал
переломанный в постели, - об этом сказал брату Робб, уходя  на  войну.  Лето
скорбел о нем, а Лохматый Песик и Серый Ветер разделяли его  горе.  И  в  ту
ночь, когда ворон принес весть о смерти отца, волки тоже  узнали  это.  Бран
был с Риконом в башне мейстера, и они говорили о Детях Леса,  когда  Лето  и
Лохматый Песик заглушили речь Лювина своим воем.
   Кого они оплакивают  теперь?  Может  быть,  враги  убили  Короля  Севера,
который прежде был его братом Роббом? Или его  сводный  брат,  бастард  Джон
Сноу, упал со Стены? А может, умерла мать или кто-то из сестер? Или  дело  в
чем-то другом, как думают мейстер, септон и старая Нэн?
   "Будь я по-настоящему лютоволком, я понимал бы их песню", - грустно думал
Бран. В своих волчьих снах он бегал по склонам гор, торосистых  ледяных  гор
выше всякой башни, и стоял на вершине под полной луной,  видя  у  своих  ног
весь мир, как в былые времена.
   - Ооооооо, - попробовал провыть Бран. Он приложил ладони ковшом ко рту  и
поднял голову к комете:
   - Оооооооооооооо, аооооооооо. - Звук получился глупый, тонкий и жалкий  -
сразу слышно, что воет мальчик, а не волк. Но Лето сразу отозвался, перекрыв
своим низким басом тоненький голос Брана, и Лохматый Песик примкнул к  хору.
Бран снова испустил долгий звук, и они стали выть вместе, последние из стаи.
   На шум явился часовой, Хэйхед с шишкой на носу. Он увидел, что Бран  воет
у окна, и спросил:
   - Что случилось, мой принц?
   Брану было странно,  что  его  называют  принцем,  -  хотя  он  и  правда
наследник Робба, а Робб теперь Король Севера. Он повернул голову и завыл  на
стражника:
   - Оооооооооо. Ооо-оо-ооооооооооо. Хэйхед сморщился:
   - А ну-ка перестаньте.
   - Оооооооо-ооооооо. Оооооо-ооо-ооооооооо. Часовой ретировался и  вернулся
с мейстером Лювином - в сером, с тугой цепью на шее.
   - Бран, эти звери и без тебя производят  достаточно  шума.  -  Он  пришел
через комнату и положил руку мальчику на лоб. - Час поздний,  и  тебе  давно
пора спать.
   - Я разговариваю с волками. - Бран стряхнул руку мейстера.
   - Может быть, Хэйхед уложит тебя в постель?
   - Я сам могу лечь. - Миккен вбил в стену ряд железных брусьев, и Бран мог
передвигаться по комнате на руках. Это было дело долгое, трудное, и потом  у
него болели плечи, но Бран терпеть не мог, когда его носили.
   - Только я не хочу спать и не буду.
   - Все должны спать, Бран. Даже принцы.
   - Когда я сплю, я превращаюсь волка.  -  Бран  отвернулся  и  снова  стал
смотреть в ночь. - А волкам снятся сны?
   - Я думаю, всем живым существам они снятся  -  только  не  такие,  как  у
людей.
   - А мертвым? - Бран подумал об отце, чье  изваяние  высекал  каменотес  в
темной крипте под Винтерфеллом.
   - На этот счет говорят по-разному, а сами мертвые молчат.
   - А деревьям?
   - Деревьям? Нет.
   - А вот и снятся, - с внезапной уверенностью сказал  Бран.  -  Им  снятся
свои сны. Мне иногда снится дерево. Чардрево, как  у  нас  в  богороще.  Оно
зовет меня. Только волчьи сны лучше. Я чую разные запахи, а иногда  чувствую
вкус крови.
   Мейстер Лювин оттянул цепь, натиравшую ему шею.
   - Тебе бы проводить побольше времени с другими детьми...
   - Ненавижу других детей. - Бран подразумевал Уолдеров. - Я же приказывал,
чтобы их отправили прочь.
   - Фреи -  воспитанники  твоей  леди-матери,  -  посуровел  мейстер,  -  и
присланы сюда по ее особому указанию. Ты не можешь прогнать их - кроме того,
это нехорошо. Куда они денутся, если мы их прогоним?
   - К себе домой. Это из-за них меня разлучили с Летом.
   - Маленький Фрей не хотел, чтобы на него нападали, - не больше, чем я.
   - Это был Лохматый Песик. - Большой черный волк Рикона  так  одичал,  что
даже Бран иногда его боялся. - Лето никогда никого не кусал.
   - Лето перервал человеку горло в этой самой комнате -  забыл?  Пойми:  те
милые волчата, которых вы с  братьями  нашли  в  снегу,  выросли  в  опасных
зверей. Фреи правильно делают, что опасаются их.
   - Это Уолдеров надо было отправить в богорощу.  Пусть  бы  играли  там  в
своего лорда переправы, а Лето опять бы спал со мной. Если я  принц,  почему
вы меня не слушаетесь? Я хочу кататься на Плясунье, а Элбелли  не  выпускает
меня за ворота.
   - И правильно делает. В Волчьем Лесу опасно  -  ты  сам  должен  был  это
понять после своей последней прогулки. Хочешь, чтобы разбойники взяли тебя в
плен и продали Ланнистерам?
   - Лето спас бы меня, -  упорствовал  Бран.  -  Принцам  всегда  разрешают
плавать по морю, охотиться на вепря в лесу и поражать цель копьем.
   - Бран, дитя мое, зачем ты так  мучаешь  себя?  Когда-нибудь  ты  сможешь
проделать все это, но пока что тебе всего восемь лет.
   - Лучше бы я был волком. Тогда я жил бы в лесу,  спал,  когда  захочу,  и
нашел бы Арью и Сансу. Я отыскал бы их по запаху и спас, а когда Робб  пошел
бы в бой, я дрался бы рядом с ним, как Серый Ветер.  Я  разорвал  бы  глотку
Цареубийцы своими зубами, вот так, и война бы кончилась, и все вернулись  бы
в Винтерфелл. Если бы я был волком. - И Бран завыл:
   - Оооооо-ооо-оооооооо.
   Лювин повысил голос:
   - Настоящий принц был бы рад...
   - АААААА-000000000, - завыл Бран еще громче. - 000000-0000000000.
   - Ну, как знаешь, - сдался мейстер и ушел с горестным и  в  то  же  время
недовольным видом.
   Когда Бран остался один, выть ему сразу расхотелось,  и  через  некоторое
время он умолк. "Я и был им рад, - с обидой сказал он про себя. - Я вел себя
как настоящий лорд Винтерфелла - разве не так?" Когда Уолдеры только прибыли
из Близнецов, это Рикон хотел, чтобы они уехали. Хочу мать,  отца  и  Робба,
визжал четырехлетний малыш,  а  не  этих  чужих  мальчиков.  Как  раз  Брану
пришлось его успокаивать и оказывать Фреям радушный прием. Он  предложил  им
мясо, мед и место у огня - даже мейстер Лювин сказал потом, что он молодец.
   Но это все было до игры.
   Для игры необходимо было бревно, шест, водоем и большое количество  шума.
Главное условие составляла вода,  как  заявили  Брану  оба  Уолдера.  Вместо
бревна можно обойтись доской или даже рядом камней,  а  вместо  шеста  взять
ветку, да и кричать не обязательно, но без воды играть невозможно. Поскольку
мейстер Лювин и сир Родрик не отпускали детей в Волчий Лес на поиски  ручья,
пришлось ограничиться одним из мутных прудов в богороще. Уолдеры никогда еще
не видели, как горячая вода выходит из земли с пузырями, но оба согласились,
что так играть будет еще лучше.
   Их обоих звали Уолдер Фрей. Уолдер Большой сказал, что в Близнецах  целая
куча Уолдеров, и все они названы в честь их деда, лорда Уолдера Фрея.  "А  в
Винтерфелле у всех свои имена", - надменно заявил Рикон, услышав об этом.
   По правилам игры бревно клали поперек водоема, и  один  игрок  становился
посередине с шестом. Это и был лорд переправы, и когда другие приближались к
нему, он говорил: "Я лорд переправы, кто идет?" Тогда  другой  игрок  должен
был сказать, кто они такие и зачем им нужно  переправиться  на  ту  сторону.
Лорд мог заставить его поклясться и ответить на его вопросы. Правду говорить
было не  обязательно,  но  клятву  надо  было  соблюдать,  пока  не  скажешь
"чур-чура", и весь фокус заключался в том,  чтобы  сказать  "чур-чура"  так,
чтобы лорд переправы не заметил. Тогда можно было попробовать сшибить  лорда
в воду и стать лордом самому, но только если ты сказал "чур-чура" - иначе ты
вылетал из игры. Лорд же мог скинуть в воду кого и  когда  угодно,  и  палка
была только у него.
   На деле игра сводилась к пиханию, тычкам и, падениям, а  также  спорам  о
том, сказал кто-то "чур-чура" или нет. Уолдер  Малый  был  лордом  переправы
чаще других.
   Он назывался Уолдером Малым, хотя был высок и толст, с  красным  лицом  и
большим круглым пузом. Уолдер Большой был, наоборот, тощим, остролицым и  на
полфута ниже Малого. "Он на пятьдесят два дня старше меня, - объяснял Уолдер
Малый, - потому и считается, что он больше, зато я расту быстрее".
   - Мы двоюродные братья, а не родные, - добавлял маленький Уолдер Большой.
- Моего отца зовут Джеммос - он сын лорда Уолдера от четвертой жены.  А  мой
кузен - Уолдер, сын Меррета. Его бабушка была Кракехолл, третья  жена  лорда
Уолдера, и как наследник он стоит впереди меня, хотя я и старше.
   - Всего на пятьдесят два дня, - возражал Уолдер Малый. - И  Близнецы  все
равно никому из нас не достанутся, глупая голова.
   - Нет, достанутся - мне. Впрочем, мы  не  единственные  Уолдеры.  У  сира
Стеврона есть внук, Уолдер Черный,  четвертый  по  очереди  наследник,  есть
Уолдер Рыжий, сын сира Эммона, и Уолдер-Бастард - он вообще не  наследник  и
зовется Риверс, а не Фрей. И еще девочки, которых зовут Уолдами.
   - И Тир. Ты всегда забываешь про Тира.
   - Он Уолтир, а не Уолдер. И он идет  после  нас,  поэтому  его  можно  не
считать. Ну его, он мне никогда не нравился.
   Сир Родрик поселил их в бывшей спальне Джона Сноу, потому что Джон теперь
Ночной Дозорный и никогда не вернется домой. Брану это пришлось очень не  по
душе - как будто Фрей пытались занять место Джона.
   Он с грустью смотрел, как Уолдеры играют с кухонной  девчонкой  Репкой  и
дочками Джозета, Бенди и Широй. Уолдеры объявили,  что  Бран  будет  судьей,
который решает, кто сказал "чур-чура", а кто нет, но  когда  игра  началась,
они тут же забыли о нем.
   Крики и плеск скоро привлекли других игроков:  Паллу  с  псарни,  Келона,
сынишку Кейна, Тома младшего, чей отец, Толстый Том, погиб  вместе  с  отцом
Брана в Королевской Гавани. Все они очень быстро промокли  и  перепачкались.
Палла, черная с головы до пят, со мхом в волосах, задыхалась от смеха.  Бран
не слышал, чтобы столько смеялись, с той самой ночи, когда прилетел кровавый
ворон. "Будь у меня ноги, я их всех посшибал бы в воду, - с горечью  подумал
он. - Никто не смог бы стать лордом переправы, кроме меня".
   Под конец из богорощи  прибежал  Рикон  вместе  с  Лохматым  Песиком.  Он
посмотрел, как Репка с Уолдером Малым дерутся из-за  палки.  Репка  потеряла
равновесие и со страшным  плеском  плюхнулась  в  воду,  а  Рикон  закричал:
"Теперь я! Я тоже хочу игр