и все суставы в его теле
ныли. Крессен сел, нашарил свою  клюку  и  с  тяжелой  головой  встал.  "Уже
поздно, - подумал он, - но меня не позвали на ужин". Прежде его всегда звали
на пиры, и сидел он рядом с солонкой, близ  лорда  Станниса.  Лицо  Станниса
всплыло перед его внутренним взором - лицо не мужчины, а  мальчика,  которым
тот был когда-то - ребенком, ежащимся в тени, в  то  время  как  все  солнце
доставалось его брату. Что бы он ни делал, Роберт делал это лучше и быстрее.
Бедный мальчик... нужно поспешить, для его же блага.
   Мейстер нашел кристаллы там, где их оставил, и собрал их с пергамента.  У
него  не  было  полого  кольца,  какими,  как  говорят,  пользуются  лисские
отравители, но в широких рукавах его  мантии  имелось  множество  больших  и
малых карманов. Мейстер спрятал кристаллы душителя в  один  из  них,  открыл
дверь и позвал:
   - Пилос! Где ты? - Не дождавшись ответа, он позвал снова, погромче:
   - Пилос, мне нужна твоя помощь. - Ответа по-прежнему  не  было.  Странно:
каморка молодого мейстера находилась всего на один пролет ниже, и он  должен
был слышать.
   В конце концов Крессен кликнул слуг и сказал им:
   - Поторопитесь. Я слишком долго проспал. Должно  быть,  они  уже  пируют,
едят и пьют... надо было меня разбудить. -  Что  же  случилось  с  мейстером
Пилосом? Старик ничего не мог понять.
   Он снова  прошел  по  длинной  галерее.  Ночной  ветер,  пахнущий  морем,
проникал в большие окна. Факелы мигали  на  стенах  Драконьего  Камня,  а  в
лагере горели сотни костров, точно звездное  небо  упало  на  землю.  Вверху
пылала красным огнем зловещая комета. Ты слишком стар и мудр, чтобы  бояться
таких вещей, сказал себе мейстер.
   Двери Великого Чертога были вделаны в пасть каменного  дракона.  У  входа
мейстер отпустил слуг. Ему лучше войти одному, чтобы не  показаться  слабым.
Тяжело опираясь на клюку, он взобрался на  последние  несколько  ступеней  и
прошел под каменными зубами.  Двое  часовых  распахнули  перед  ним  высокие
красные двери, и навстречу хлынули шум  и  свет.  Крессен  вступал  в  пасть
дракона.
   За стуком ножей о тарелки  и  гулом  голосов  слышалось  пение  Пестряка:
"...да" милорд, да, милорд", и звенели его колокольчики. Та же жуткая песня,
которую он пел нынче утром, "Не уйдут они отсюда, нет, милорд, нет, милорд".
За нижними Столами рыцари, лучники и наемные  капитаны  разламывали  ковриги
черного хлеба, макая его в рыбную похлебку. Здесь не было ни громкого смеха,
ни непристойный возгласов, обычных  на  пирах,  -  лорд  Станнис  такого  не
допускал.
   Крессен направился к помосту, где сидели лорды с королем. По  дороге  ему
пришлось обойти Пестряка. Пляшущий шут за своим  трезвоном  не  видел  и  не
слышал мейстера. Перескакивая с ноги на ногу, он налетел на старика, вышиб у
него клюку, и оба рухнули на пол. Вокруг поднялся хохот. Зрелище  получилось
смешное, спору нет.
   Дурак прижался своей пестрой рожей к самому лицу Крессена,  потеряв  свой
жестяной колпак с рогами и колокольцами,
   - А на дне морском ты падаешь вверх, - объявил он. - Я знаю, я-то знаю. -
Он со смехом вскочил на ноги и снова заплясал.
   Мейстер,  стараясь  не  усугублять  своего  смешного   положения,   слабо
улыбнулся и  попытался  встать,  но  в  бедре  так  стрельнуло,  что  старик
испугался, не сломал ли  его  снова.  Чьи-то  сильные  руки  подхватили  его
подмышки и поставили на ноги.
   - Благодарю вас, сир, - пробормотал он и  обернулся  посмотреть,  кто  из
рыцарей пришел к нему на помощь.
   - Нужно быть  осторожнее,  мейстер,  -  сказала  леди  Мелисандра  низким
голосом, отдающим музыкой Яшмового моря. Как всегда, она была  в  красном  с
головы до пят. Просторное платье из огненного шелка с прорезями на рукавах и
лифе открывало более темную кроваво-красную  ткань  внизу.  Цепь  червонного
золота на шее, еще туже мейстерской,  украшал  единственный  большой  рубин.
Волосы ее были не такие, как  обычно  бывают  у  рыжих,  -  они  имели  цвет
полированной меди и ярко блестели при свете факелов. Даже глаза у  нее  были
красные... зато кожа, безупречно  гладкая,  без  единого  изъяна,  светилась
молочной белизной. Стройная женщина, грациозная, выше  большинства  рыцарей,
полногрудая, с тонкой талией и сердцевидным  лицом.  Мужские  взоры  подолгу
задерживались на ней, и мейстеры не были  исключением.  Многие  находили  ее
красавицей. Но она не была красивой. Красной была она - красной и страшной.
   - Б-благодарю вас, миледи.
   - Человек вашего возраста должен смотреть, куда идет. Ночь темна и  полна
ужасов;
   Это слова из ее молитвы, вспомнил мейстер. "Ничего, у меня своя вера",  -
подумал он и сказал ей:
   - Только дети боятся темноты. - Но не успел он  это  произнести,  Пестряк
снова завел свою песню:
   - Тени собрались и пляшут, да, милорд, да, милорд.
   - Вот вам и загадка, - сказала Мелисандра. - Умный дурак и глупый мудрец.
- Она подобрала с пола колпак Пестряка и нахлобучила его на голову Крессену.
Колокольчики тихо зазвенели. - Корона под стать вашей цепи. Лорд мейстер.  -
Мужчины за столами смеялись.
   Крессен, сжав губы, попытался побороть свою ярость. Она  думает,  что  он
слаб и беспомощен, но еще до конца ночи она убедится в обратном. Стар он или
нет, он остается мейстером Цитадели.
   - Мне не нужно иной короны, кроме истины, - сказал  он,  снимая  дурацкий
колпак с головы.
   - В этом мире есть истины, которым не учат  в  Староместе.  -  Мелисандра
отвернулась от него, взметнув красными шелками, и вернулась за высокий стол,
где сидел король Станнис со своей королевой. Мейстер  отдал  рогатый  колпак
Пестряку и последовал за ней.
   На его месте сидел Пилос.
   Старик уставился на него и наконец произнес:
   - Мейстер Пилос, вы... вы не разбудили меня.
   - Его величество приказал вас не тревожить. - У  Пилоса  хватило  совести
покраснеть. - Он сказал, что вы ему здесь не понадобитесь.
   Крессен оглядел рыцарей, капитанов и лордов. Вот пожилой  и  унылый  лорд
Селтигар в мантии, расшитой красными крабами. Вот красивый лорд  Веларион  в
шелке цвета морской волны - белый с золотом морской  конек  у  него  на  шее
хорошо подходит к его длинным  светлым  волосам.  Лорд  Бар  Эммон,  толстый
четырнадцатилетний юнец, запеленат в пурпурный бархат, подбитый мехом белого
котика.   Сир   Акселл   Флорент   не   стал   красивее   даже   в    пышном
красновато-коричневом наряде с лисьим мехом, набожный  лорд  Сангласс  носит
лунные камни на шее, запястьях и  пальцах,  лисский  капитан  Салладор  Саан
блещет красным атласом, золотом и каменьями. Только сир Давос одет просто, в
бурый дублет и зеленую шерстяную мантию, и только сир Давос смотрит на  него
с жалостью.
   - Ты слишком стар и бестолков, чтобы быть мне полезным. - Похоже на голос
лорда Станниса - но нет, не может этого быть. - Отныне моим советником будет
Пилос. Он уже занимается воронами, поскольку ты больше не можешь  взбираться
на вышку. Я не допущу, чтобы ты уморил себя у меня на службе.
   Мейстер Крессен  заморгал.  "Станнис,  Мой  лорд,  мой  грустный  угрюмый
мальчик, не делай этого. Разве ты не знаешь, как я  заботился  о  тебе,  жил
ради тебя, любил тебя, несмотря ни на что? Да, любил,  больше,  чем  Роберта
или Ренли, ибо ты был нелюбимым ребенком и больше всех нуждался во мне".
   - Как вам будет угодно, милорд, - сказал  Крессен  вслух,  -  но  я...  я
голоден. Позволено ли мне будет занять место за вашим  столом?  -  (Рядом  с
тобой, где я сидел всегда...)
   Сир Давос поднялся со скамьи:
   - Мейстер окажет мне честь, если сядет рядом со мной, ваше величество.
   - Дело твое. - Станнис отвернулся и сказал что-то Мелисандре, сидевшей на
почетном месте, по правую руку от него. Леди Селиса сидела по левую руку,  и
ее улыбка не уступала блеском ее драгоценностям.
   "Сир Давос сидит слишком  далеко,  -  уныло  подумал  Крессен.  -  Добрая
половина лордов-знаменосцев отделяет контрабандиста от высокого стола.  Надо
сесть поближе, к ней, если я хочу бросить душителя в се чашу, но как?"
   Пестряк скакал вокруг мейстера, пока тот  совершал  свой  медленный  путь
вокруг стола к Давосу Сиворту.
   - Здесь мы едим рыбу, - весело сообщил  шут,  размахивая  своим  дурацким
жезлом, - а на дне морском рыбы едят нас. Я знаю, я-то знаю.
   Сир Давос подвинулся, освобождая место на скамье.
   - Нам всем бы сегодня следовало облачиться в дурацкий наряд, -  проворчал
он, когда мейстер сел рядом, - потому что  мы  собираемся  свалять  большого
дурака. Красная женщина углядела в пламени победу,  и  Станнис  вознамерился
действовать, невзирая на то, сколько нас. Боюсь, что еще до конца этой затеи
мы все увидим то, что повидал Пестряк, - морское дно.
   Крессен спрятал руки в рукавах, как будто для того, чтобы погреть  их,  и
нащупал кристаллы под шерстью.
   - Лорд Станнис.
   Станнис повернулся к нему, но первой ответила леди Селиса:
   - Король. Станнис. Вы забываетесь, мейстер.
   - Он стар и слабеет разумом, - ворчливо сказал ей король. - В  чем  дело,
Крессен? Говори.
   - Если вы собираетесь выйти в море, вам необходимо объединиться с  лордом
Старком или леди Аррен...
   - Я ни с кем не намерен объединяться.
   - Не более, чем свет объединяется с тьмой. - Леди Селиса  взяла  мужа  за
руку. Станнис кивнул:
   - Старки хотят украсть половину моего королевства - как Ланнистеры украли
мой трон, а мой родной братец - крепости и мечи, принадлежащие мне по праву.
Все они узурпаторы и враги мне.
   "Я потерял его", -  в  отчаянии  подумал  Крессен.  Если  бы  можно  было
как-нибудь незаметно подобраться к Мелисандре и к ее чаше... всего  на  один
миг.
   - Вы законный наследник вашего  брата  Роберта,  истинный  государь  Семи
Королевств, король андалов, ройнаров и. Первых  Людей,  -  отважно  произнес
мейстер, - но при всем при том  не  можете  надеяться  на  победу,  не  имея
союзников.
   - У него есть союзник, - заявила леди Селиса.  -  Рглор,  Владыка  Света,
Пламенное Сердце, Бог Огня и Тени.
   - Боги - союзники в лучшем случае ненадежные, - не уступал  старик,  -  а
этот здесь и вовсе бессилен.
   - Вы так  думаете?  -  Леди  Мелисандра  повернула  голову,  и  ее  рубин
сверкнул, став на миг ярким, как комета. - За такие умные речи  вас  следует
снова увенчать вашей короной.
   - Да, - согласилась леди Селиса, - короной Пестряка.  Она  тебе  в  самый
раз, старик. Надень ее снова. Я приказываю.
   - На дне морском головных уборов не носят, - вмешался Пестряк. - Я  знаю,
я-то знаю.
   Лорд Станнис насупил свои тяжелые брови  и  стиснул  зубы,  молча  двигая
челюстью. Он всегда стискивал зубы, когда сердился.
   - Дурак, - сказал он наконец, -  исполни  приказ  моей  леди-жены.  Отдай
Крессену свой колпак.
   "Нет, - подумал старый мейстер. - Ты не мог сказать такого. Ты всегда был
справедлив и при всей своей суровости никогда не был жестоким. Ты ни над кем
не насмехался - ведь ты не знаешь, что такое смех".
   Пестряк запрыгал к  нему,  звеня  колокольчиками:  динь-дон,  клинь-клон,
бим-бом-бом. Мейстер сидел молча, нока дурак надевал свой рогатый колпак ему
на лоб. Его голова поникла  под  тяжестью  жестяной  кепки,  и  колокольчики
звякнули.
   - Пусть теперь поет, когда захочет дать совет, - сказала леди Селиса,
   - Ты заходишь слишком далеко, женщина,  -  ответил  лорд  Станнис.  -  Он
старый человек и хорошо служил мне.
   "Сейчас я сослужу тебе последнюю  службу,  мой  милый  лорд,  мой  бедный
одинокий сын". Крессен внезапно понял, как ему быть. Чаша сира Давоса стояла
перед  ним,  наполовину  полная  красным  вином.  Мейстер  нашел  в   рукаве
кристаллик, зажал его между большим и указательным пальцами и протянул  руку
к чаше. Только бы сделать это плавно, ловко, без суеты,  взмолился  он  -  и
боги вняли его мольбе. В один миг его пальцы опустели.  Уже  много  лет  его
рука не была столь твердой и легкой. Давос видел, но мейстер мог поручиться,
что больше никто не заметил. Крессен встал, держа чашу в руке.
   - Пожалуй, я и впрямь вел себя как дурак. Не хотите ли разделить со  мной
чашу вина, леди Мелисандра? В честь вашего бога, Владыки Света? В  знак  его
могущества?
   Красная женщина испытующе посмотрела на него.
   - Извольте.
   Мейстер чувствовал, что все взоры устремлены на него.  Когда  он  перелез
через скамью, Давос ухватил  его  за  рукав  пальцами,  обрубленными  лордом
Станнисом и шепнул:
   - Что вы делаете?
   - То, что должно быть сделано,  -  ответил  ему  Крессен,  -  ради  нашей
державы и души моего господина. - Он оторвал от  себя  руку  Давоса,  пролив
немного вина на устланный тростником пол.
   Женщина спустилась с помоста навстречу  ему.  Все  смотрели  на  них,  но
Крессен видел только ее. Красный шелк, красные глаза, красный рубин на  шее,
красные губы приоткрыты в легкой улыбке.  Она  накрыла  его  руку,  держащую
чашу, своей, горячей, точно от лихорадки.
   - Еще не поздно вылить все вино, мейстер.
   - Нет, - прошептал он хрипло. - Нет.
   - Ну, как угодно. - Мелисандра Асшайская взяла чашу из его рук и  сделала
долгий, глубокий глоток. Когда она  вернула  чашу  Крессену,  вина  осталось
совсем немного. - А теперь вы.
   Его руки тряслись, но он заставил себя быть сильным. Мейстер из  Цитадели
ничего не должен бояться. Вино было кислое. Он выпустил пустую чашу из  рук,
она упала на пол и разбилась.
   - Он имеет силу и здесь, милорд, - сказала женщина. - А огонь очищает.  -
Рубин у нее на шее мерцал красным светом.
   Крессен хотел ответить,  но  слова  застряли  у  него  в  горле.  Кашель,
одолевший его при попытке  хлебнуть  воздуха,  перешел  в  тонкий  свист,  и
железные пальцы стиснули его горло. Но даже упав  на  колени,  он  продолжал
трясти головой, отрицая ее силу, Отрицая ее магию, отрицая ее бога.  "Дурак,
дурак", - прозвенели колокольчики на жестяном  колпаке,  а  красная  женщина
смотрела на него с жалостью, и пламя свечей плясало в  ее  красных,  красных
глазах.

АРЬЯ

   В Винтерфелле ее прозвали Арья-лошадка,  и  она  думала,  что  хуже  этой
клички ничего не может быть, пока Ломми Зеленые Руки не  нарек  ее  Вороньим
Гнездом.
   Трогая свою голову, она сознавала, что это имя ей дали не напрасно. Когда
Йорен уволок ее в переулок, она подумала, что он хочет ее убить,  но  старик
только зажал ее, как в тисках,  и  обрезал  все  ее  лохмы  своим  кинжалом.
Ветерок раскидал по булыжнику клочья грязных каштановых волос,  унося  их  к
септе, где умер ее отец. "Я увожу из  города  кучу  мужчин  и  мальчишек,  -
проворчал Йорен, царапая ей голову острой сталью. - Стой  смирно,  мальчик".
Когда он закончил, немногие волосы, оставшиеся у нее на голове,  торчали  во
все стороны.
   После он сказал ей, что до самого Винтерфелла она будет сиротой Арри. "За
ворота, думаю, мы выйдем без труда, а вот дорога - другое дело... Тебе долго
придется путешествовать в дурном обществе.  На  этот  раз  я  веду  к  Стене
тридцать человек, и не думай, что они все такие же, как твой сводный брат. -
Йорен встряхнул ее, чтобы лучше запомнила. - Лорд Эддард открыл мне  тюрьмы,
и господских детей я там не нашел. Из этой шайки половина тут же выдаст тебя
королеве за помилование и пару серебряков, а другая  сделает  то  же  самое,
только сперва изнасилует тебя. Поэтому держись  от  них  подальше,  а  малую
нужду справляй в лесу. Это будет труднее всего, так что много не пей".
   Из Королевской Гавани они вышли легко, как он и  предсказывал.  Стражники
Ланнистеров у ворот останавливали всех, но Йорен назвал  одного  из  них  по
имени, и его повозки пропустили беспрепятственно.  На  Арью  никто  даже  не
взглянул.  Они  искали  девочку  благородного  происхождения,  дочь  десницы
короля, а не тощего мальчишку с неровно откромсанными волосами. Арья ни разу
не оглянулась назад. Ей хотелось, чтобы Черноводная вышла из берегов и смыла
весь город -  с  Блошиным  Концом,  Красным  Замком,  Великой  Септой  всеми
жителями, - а первым делом принца Джоффри с его матушкой. Но она знала,  что
этого не будет, к тому же в городе осталась Санса. Вспомнив  об  этом,  Арья
перестала желать потопа и стала думать о Винтерфелле.
   А вот насчет малой нужды Йорен ошибся. Самым трудным оказалось не это,  а
Ломми Зеленые Руки и Пирожок, мальчишки-сироты. Йорен подобрал их на  улице,
посулив, что в Дозоре их будут кормить  и  обувать.  Остальных  он  нашел  в
тюрьме. "Дозору нужны воины, -  сказал  он  им  в  день  отъезда,  -  но  за
неимением лучшего сойдете и вы".
   В его добычу входили воры, браконьеры и насильники. Хуже всех были  трое,
которых он взял из каменных мешков, -  они,  как  видно,  пугали  даже  его,
потому что он вез их  скованными  по  рукам  и  ногам  и  говорил,  что  они
останутся в железах до самой Стены. У одного из  них  на  месте  отрезанного
носа зияла дыра, а у лысого  толстяка  с  заостренными  зубами  и  мокнущими
язвами на щеках в глазах не было ничего человеческого.
   Из  Королевской  Гавани  они  выехали  с  пятью  повозками,  нагруженными
припасами для Стены: кожами и отрезами ткани, железными брусьями, клеткой  с
воронами, книгами, бумагой и  чернилами,  рулоном  кислолиста,  кувшинами  с
маслом, ящичками с лекарствами и  специями.  Повозки  тащили  лошади.  Йорен
купил еще двух верховых и полдюжины ослов для мальчишек. Арья  предпочла  бы
настоящего коня, но на осле ехать было лучше, чем в повозке.
   Мужчины не обращали на нее внимания, но с мальчишками ей  посчастливилось
меньше. Она была на два года моложе самого младшего из них, не говоря  уж  о
ее малом росте и худобе, а ее молчание Ломми и Пирожок принимали за  признак
страха, глупости или глухоты.
   - Глянь-ка, какой меч у Вороньего Гнезда, - сказал Ломми  однажды  утром,
когда они тащились мимо плодовых садов и овсяных полей. Он был  подмастерьем
красильщика до того, как начал воровать, и руки у него остались зелеными  по
локоть. Когда он смеялся, то реготал, как ослы,  на  которых  они  ехали.  -
Откуда у такой подзаборной крысы, как он, взялся меч?
   Арья угрюмо прикусила губу. В голове поезда маячил выцветший черный  плащ
Йорена, но она решила, что ни за что не станет звать на помощь.
   - Может, он  оруженосец,  -  заметил  Пирожок.  Его  покойная  мать  была
булочницей, и он день-деньской возил по  улицам  свою  тележку,  выкрикивая:
"Пирожки! Пирожки горячие!" - Маленький оруженосец знатного лорда.
   - Какой он оруженосец? Ты посмотри на него. Спорю, что и меч  у  него  не
настоящий. Жестяной, поди, игрушечный. Насмешек  над  Иглой  Арья  не  могла
вынести.
   - Это меч, выкованный в замке, дурак,  -  рявкнула  она,  повернувшись  в
седле, - и советую Тебе заткнуться. Мальчишки заржали.
   - Где ж ты взял такой, Воронье Гнездо? - осведомился Пирожок.
   - Спер, где ж еще, - рассудил Ломми.
   - Нет! - крикнула Арья. Иглу ей подарил Джон Сноу. Пусть  себе  зовут  ее
Вороньим Гнездом, но она не потерпит, чтобы Джона обзывали вором.
   - Если меч краденый, то мы можем его забрать, - сказал  Пирожок.  -  Ведь
это не его вещь. Мне бы такой пригодился.
   - Давай отними, - подзадорил его Ломми.  Пирожок  лягнул  пятками  своего
осла и подъехал поближе.
   - Эй, Воронье Гнездо, давай сюда меч. - Волосы у него  были  как  солома,
толстая ряшка обгорела на солнце и лупилась. - Ты все равно не умеешь с  ним
обращаться.
   "Еще как умею, - могла бы сказать Арья. - Я уже убила  одного  мальчишку,
толстого, вроде тебя. Я ткнула его в живот, и он умер, и тебя я  тоже  убью,
если будешь приставать". Но она промолчала. Йорен не знал о конюшонке -  кто
его знает, что он сделает с ней, если проведает об этом. Арья полагала,  что
в их отряде есть и убийцы - те трое  колодников  уж  точно  душегубы,  -  но
королева не ищет их, так что разница есть.
   - Погляди на него, - заржал Ломми, - сейчас заплачет. Так  ведь,  Воронье
Гнездо?
   Ночью она и правда плакала, потому что ей приснился отец.  Но  утром  она
проснулась с сухи