-  Он  повернул  голову  септы
Мордейн назад. - Помню твоего брата  по  Винтерфеллу.  Мой  Пес  назвал  его
лордом деревянного меча. Так было. Пес?
   - В самом деле? - спросил Клиган,  -  Я  не  помню.  Джоффри  воинственно
дернул плечами.
   - Твой брат победил моего дядю Джейме. Мать говорит, что  он  сделал  это
предательством и обманом. Она плакала, услыхав об этом. Все  женщины  слабы,
даже мать, хотя она старается изобразить, что это не  так.  Она  утверждает,
что нам нужно оставаться в Королевской Гавани и ждать прихода войск Ренли  и
Станниса, но я не хочу ждать. После пира в честь моих именин я соберу войско
и сам убью твоего брата. И тогда сделаю тебе  подарок,  леди  Санса,  подарю
голову твоего брата.
   Какое-то подобие безумия  охватило  Сансу,  и  она  услышала  собственный
голос:
   - А что, если это мой брат подарит мне твою голову?
   Джоффри нахмурился:
   - Ты не должна говорить со мной так. Верная жена  не  смеется  над  своим
господином. Сир Меррин, поучи ее!
   На этот раз рыцарь поднял ее голову за подбородок и ударил, не  выпуская,
ударил дважды. Сперва по правой, а потом по  левой  щеке.  Он  рассек  Сансе
губу, и кровь побежала по ее щеке, смешиваясь с солеными слезами.
   - Тебе не следует все время плакать, - сказал ей Джоффри.  -  Тебе  идет,
когда ты улыбаешься и смеешься.
   Санса заставила себя улыбнуться, чтобы он не приказал сиру Меррину  снова
ударить ее; однако король не был доволен и опять качнул головой.
   - Сотри кровь, ты вся перепачкалась.
   Внешний парапет доходил ей до подбородка, но с  внутренней  стороны  верх
стены ничто не ограждало; внизу, в семидесяти или  восьмидесяти  футах,  был
двор. "Нужно только толкнуть, - сказала она себе, - он стоит  как  раз  там,
где надо, улыбаясь этими  жирными  червяками.  Ты  можешь  сделать  это.  Ты
можешь. Так сделай прямо сейчас. Не важно, даже если ты последуешь  за  ним.
Это ничего не значит!"
   - Ну-ка, девочка. - Сандор Клиган склонился перед Сансой, встав между ней
и Джоффри. С деликатностью, удивительной для  такого  рослого  человека,  он
промокнул кровь, выступившую на ее разбитой губе.
   Мгновение было утеряно. Санса закрыла глаза.
   - Спасибо, - сказала она, когда Клиган закончил. Она была доброй девочкой
и всегда помнила про хорошие манеры.

ДЕЙЕНЕРИС

   Крылья туманили ее лихорадочные  сны.  -  Ведь  ты  не  хочешь  разбудить
дракона, правда? Она шла длинным коридором под  высокими  каменными  арками.
Она не могла оглянуться, этого нельзя было делать.  Впереди,  где-то  далеко
перед ней, маячила крошечная дверь - красная, это было  видно  даже  отсюда.
Она шла быстрей и быстрей, и босые ноги ее уже оставляли кровавые  отпечатки
на камнях.
   - Ведь ты не хочешь разбудить  дракона,  правда?  Она  увидела  озаренное
солнцем дотракийское море, живую равнину, сочащуюся ароматом земли и смерти.
Ветер колыхал траву, пускал по ней волны.
   Дрого обнимал ее сильными руками, ласкал ее женственность, раскрывая ее и
пробуждая эту сладкую влагу,  которая  принадлежала  только  ему  одному,  и
звезды улыбались им - звезды! - с дневного неба.
   - Дом, - прошептала она, когда он вошел в нее и наполнил  своим  семенем,
но звезды вдруг исчезли; по синему небу  проплыли  огромные  крылья,  и  мир
вспыхнул.
   - ...ты не хочешь разбудить  дракона,  правда?  Сир  Джорах,  скорбный  и
осунувшийся, сказал ей:
   - Последним драконом был Рейегар, - и принялся греть прозрачные руки  над
пылающей жаровней с раскаленными докрасна  драгоценными  драконьими  яйцами.
Только что он был рядом и вдруг исчез, превратившись в  дуновение  ветра.  -
Последним... - шепнул он исчезая. Она ощущала тьму позади  себя,  и  красная
дверь словно бы удалилась.
   - Ты... не хочешь разбудить дракона? Перед нею возник вопящий Визерис:
   - Шлюха, дракон не простит. Не тебе повелевать драконом. Я - дракон, и  я
получу корону! - Расплавленное золото воском стекало по лицу брата,  выжигая
глубокие борозды в его плоти. - Я дракон, и я буду коронован! - визжал он, и
пальцы его извивались как змеи, хватали за ее  соски,  щипали,  крутили,  не
переставая,  даже  когда  глазные  яблоки  лопнули  и   слизь   потекла   по
обуглившимся щекам.
   - Ты не хочешь разбудить дракона...
   Красная дверь была еще так далеко, а за спиной она  уже  ощущала  ледяное
дыхание, облаком преследующее ее.  Если  оно  догонит,  она  умрет  смертью,
которая глубже смерти, и будет  выть  в  вечном  мраке  и  одиночестве.  Она
побежала...
   - ...не хочешь разбудить дракона...
   Она чувствовала пламя внутри себя.  Жуткий  жар  терзал  матку.  Сын  ее,
высокий и гордый, с медной кожей Драго  и  ее  серебряно-золотыми  волосами,
обратил к ней фиалковые миндалины глаз. Улыбнулся и протянул к ней руку,  но
когда он открыл рот, между губ хлынул огонь. Она  видела,  как  сгорает  его
сердце за ребрами, и в одно мгновение он исчез, превратившись в  пепел,  как
мотылек в пламени свечи. Она оплакала свое дитя, этот сладкий рот, так и  не
прикоснувшийся  к  ее  груди,  но  слезы  ее  превратились   в   пар,   едва
притронувшись к плоти.
   - ...хочешь разбудить дракона...
   Призраки выстроились в коридорах, одетые в линялые облачения  королей.  В
руках их бледным пламенем полыхали мечи. Волосы их  были  как  серебро,  как
золото и как светлая платина, а глаза - как  опалы,  аметисты,  турмалины  и
яшма.
   "Быстрее, - кричали они, - Быстрее,  быстрее".  Она  бежала,  и  ноги  ее
плавили камень. "Быстрее!"  -  единым  голосом  вскричали  призраки.  И  она
рванулась  вперед.  Боль  ножом  вспорола  ее  спину;   она   ощутила,   как
расторгается ее кожа, ощутила запах горячей крови и увидела под  собою  тень
крыльев. Дейенерис Таргариен летела.
   - ...разбудить дракона...
   Дверь возникла перед ней - красная дверь - так близко, так близко.  Стены
коридора летели назад. И холод остался сзади.  И  вдруг  камень  исчез.  Она
летела над дотракийским морем, поднимаясь все выше и выше; внизу  по  зелени
ходили волны, и все живое в ужасе бежало от тени  ее  крыльев.  Она  ощущала
запах дома, и она видела его там, за  этой  Дверью:  зеленые  поля,  великие
каменные дома и руки, которые согреют ее. Она распахнула дверь.
   - ...дракона...
   И увидела своего брата Рейегара верхом на вороном  жеребце,  черном,  как
его панцирь. Узкая прорезь забрала горела красным огнем.
   - Последний дракон, - слабым голосом  шепнул  сир  Джорах.  -  Последний,
последний.
   Дени подняла полированное черное забрало. На нее глядело  ее  собственное
лицо.
   А потом - долго - с ней оставались лишь боль, огонь, сжигавший ее  недра,
и шепот звезд.
   Она проснулась, ощущая пепел во рту.
   - Нет, - простонала она, - не надо, пожалуйста.
   - Кхалиси? - Чхику склонилась к ней испуганной голубкой.
   Шатер утопал во мраке, спокойном и тихом.  Хлопья  пепла  поднимались  от
жаровни, и Дени провожала их взглядом до дымового отверстия. Летят, подумала
она; У меня были крылья, я летала. Но это был только сон.
   - Помогите мне, - прошептала она, пытаясь подняться. - Принесите мне... -
Больно было даже говорить, и Дени не могла понять, чего  она  хочет.  Откуда
такая мука? Словно бы тело ее разорвали на части и сшили заново. - Я хочу...
   - Да, кхалиси. - Чхику мгновенно исчезла, выбежав из шатра с криком. Дени
нуждалась... в чем-то... в ком-то... в чем же? Это было важно, она  понимала
это. Ей было нужно то, чего нет важнее на белом свете. Она  перекатилась  на
бок и попыталась, оперевшись локтем, сдвинуть одеяло,  запутавшее  ее  ноги.
Оно оказалось неимоверно тяжелым. Мир плыл вокруг нее. - Мне надо...
   Ее нашли на ковре... она ползла к драконьим  яйцам.  Сир  Джорах  Мормонт
взял Дени на руки и положил в ночные шелка,  она  и  не  сопротивлялась.  За
плечом рыцаря она увидела  трех  служанок,  Чхого  с  крошечными  усиками  и
широкое лицо Мирри Маз Дуур.
   - Я должна, - попыталась сказать она. - Мне надо...
   - ...спать, принцесса... - продолжил за нее сир Джорах.
   - Нет, - сказала Дени. - Прошу вас. Прошу.
   - Да. - Рыцарь прикрыл ее шелком; тело Дени горело.  -  Спи  и  набирайся
сил, кхалиси. Возвращайся к нам. -  Тут  Мирри  Маз  Дуур  оказалась  рядом,
мейега приложила чашу к ее губам. Из нее пахло кислым молоком и  еще  чем-то
горьким. Теплая жидкость  побежала  по  подбородку.  Каким-то  образом  Дени
умудрилась проглотить питье. Шатер отступил, и сон вновь овладел ею. На этот
раз Дени не видела снов. Она тихо и мирно плыла по поверхности  не  знавшего
берегов черного моря.
   Спустя какое-то время - через ночь, еще через день или через год, она  не
знала - Дени проснулась снова... В шатре было темно, шелковый  полог  хлопал
как крылья, пропуская рвущийся снаружи ветер. На  этот  раз  Дени  не  стала
пытаться подняться.
   - Ирри, - позвала она, - Чхику, Дореа. - Они немедленно оказались  рядом.
- Принесите пить, горло пересохло, - сказала она.
   Ей принесли воды, она оказалась  пресной  и  безвкусной,  но  Дени  жадно
выпила ее и послала Чхику за новой порцией. Ирри увлажнила мягкую  тряпку  и
промокнула ей лоб.
   - Я болела? - спросила Дени. Дотракийка кивнула. - Долго? - Влажная ткань
успокаивала, но Ирри казалась такой печальной. Дотракийка кивнула.
   - Долго, прошептала она. Когда Чхику вернулась  с  водой,  вместе  с  ней
вошла Мирри Маз Дуур, глаза которой еще были полны сна.
   - Пей, - проговорила она и, приподняв голову Дени, снова приложила  к  ее
губам чашу - на этот раз только с  вином.  Сладким-сладким.  Дени  выпила  и
откинулась назад, прислушиваясь к звуку собственного  дыхания.  Она  ощущала
тяжесть в конечностях, и сон вновь овладел ею.
   - Принесите мне... - проговорила  она  неразборчивым  сонным  голосом,  -
принесите... я хочу подержать...
   - Да? - спросила мейега. - И чего же ты хочешь,
   Кхалиси?
   - Принесите мне... яйцо... драконье яйцо... пожалуйста...  -  Ресницы  ее
обратились в свинец, и не было сил, чтобы поднять их.
   Когда Дени проснулась в третий раз, луч золотого света пробивался  сквозь
дымовое отверстие в шатре, и она лежала, обнимая драконье яйцо... бледное, с
чешуйками цвета сливочного масла, пронизанное золотыми и бронзовыми вихрями.
Дени ощущала исходивший от него  внутренний  жар.  Под  постельными  шелками
тонкий слой пота покрывал ее кожу. Драконья роса, сказала она  себе.  Слабые
пальцы ее прикоснулись к поверхности скорлупы, к золотым завиткам, и  где-то
в глубине камня что-то пошевелилось, вздрогнуло, отвечая.  Это  не  испугало
ее. Все ее страхи сгинули в огне.
   Дени прикоснулась ко  лбу.  Покрытая  путом  кожа  показалась  под  рукой
слишком холодной, но лихорадка исчезла. Она заставила себя сесть. Голова  ее
закружилась, и острая боль пронзила ее между ногами. И все же она ощущала  в
себе силу. На зов прибежали служанки.
   - Воды, - сказала  она.  -  Холодной,  если  найдете.  И  фруктов,  лучше
фиников.
   - Как тебе угодно, кхалиси.
   - Мне нужен сир Джорах, - сказала она вставая.  Чхику  подняла  халат  из
песчаного шелка и набросила ей на плечи. - Потом теплую ванну, еще Мирри Маз
Дуур и...
   Память разом вернулась к ней, и она осеклась.
   - А кхал Дрого? - с ужасом проговорила Дени,  глядя  на  их  лица.  -  Он
уже...
   - Кхал живет, - спокойно ответила Ирри... но  Дени  заметила  мрак  в  ее
глазах; едва выговорив два этих слова, служанка бросилась за водой.
   Дени повернулась к Дореа:
   - Скажи мне.
   Я... я приведу сира Джораха, -- потупилась лисенийка и,  склонив  голову,
выбежала из шатра.
   Чхику тоже бы побежала, но Дени поймала ее  за  запястье  и  удержала  на
месте.
   - Что случилось? Я должна знать. Дрого... и мой ребенок...  -  Почему  же
она только сейчас вспомнила про ребенка? - Мой сын... Рейего...  где  он?  Я
хочу видеть его.
   Служанка потупила глаза.
   - Мальчик... не выжил, кхалиси.  -  Голос  ее  превратился  в  испуганный
шепот.
   Дени отпустила руку. "Сын мой мертв",  -  подумала  она,  когда  и  Чхику
оставила палатку. Она знала это. Она поняла это,  еще  когда  пробудилась  в
первый раз и услышала плач Чхику. Нет, она знала это прежде, чем проснулась.
Сон вернулся назад, внезапный и яркий, она вспомнила, как сгорел высокий муж
с медной кожей и золотым серебром косы.
   Значит, надо поплакать, поняла Дени, но глаза ее остались сухи как пепел.
Все свои слезы она выплакала во сне, когда слезы превращались в  пар  на  ее
щеках. "Тот огонь выжег из меня все горе", - сказала она себе. Дени  ощущала
скорбь, и все же... Рейего оставил ее, его как бы никогда и не было.
   Сир Джорах и Мирри Маз Дуур вошли несколько мгновении  спустя  и  застали
Дени стоящей над драконьими яйцами, два из которых оставались в своем ящике.
Тем не менее ей показалось, что они были не холоднее того  яйца,  с  которым
она спала; это было чрезвычайно странно.
   - Сир Джорах, подойдите ко мне, - сказала Дени. Она взяла  его  за  руку,
приложила к черному яйцу с алыми завитками. - Что вы чувствуете? ;
   - Скорлупу, твердую как камень.  -  Рыцарь  держался  настороженно.  -  И
чешуйки.
   - А теплоту?
   - Нет, это холодный камень. - Он убрал руку. - Принцесса,  вам  не  будет
плохо? Следует ли вставать при такой слабости?
   - Слабости? Я  хорошо  себя  чувствую,  Джорах.  -  Чтобы  доставить  ему
удовольствие, она опустилась на груду подушек. - Расскажите  мне,  как  умер
мой ребенок.
   - Он и не жил, принцесса. Женщины говорили... - Он осекся, Дени заметила,
как осунулся рыцарь, как хромал при ходьбе.
   - Так что говорили женщины?
   Сир Джорах отвернулся. В глазах его стояла боль.
   - Они сказали, что  дитя  было...  Дени  ждала,  но  сир  Джорах  не  мог
вымолвить эти слова. Лицо его потемнело от стыда, он казался ей полутрупом.
   - Чудовищным, - докончила за него Мирри Маз Дуур. Рыцарь  был  могуч,  но
Дени вдруг поняла, что мейега сильнее его  и  более  жестока,  и  бесконечно
более опасна. - Я сама извлекла урода наружу. Он был слеп,  покрыт  чешуями,
словно ящерица, с коротким хвостом и маленькими кожаными крылышками,  как  у
летучей мыши. Когда я  взяла  его,  плоть  отвалилась  с  костей,  и  внутри
оказались только могильные черви и запах тлена. Он был  мертв  уже  не  один
год...
   Это сделала тьма, подумала Дени. Та тьма, наползшая сзади, чтобы  пожрать
ее. Если бы она оглянулась, то пропала бы.
   - - Сын мой был жив и здоров, когда сир Джорах понес меня в этот шатер, -
сказала она, - я сама ощущала, как он брыкается, просясь наружу.
   - Так, наверное, и было, - ответила Мирри Маз Дуур. - И все же  явившееся
из твоего чрева создание было именно таким, как я сказала. Смерть была тогда
в этом шатре, кхалиси.
   - Тени, только тени, - буркнул сир Джорах, но Дени слышала сомнение в его
голосе. - Я видел, мейега. Ты была одна и плясала с тенями.
   - Могила отбрасывает длинные тени, железный лорд,  -  заметила  Мирри,  -
длинные и темные, и никакой свет не может полностью отразить их.
   Сир Джорах убил ее сына, поняла Дени. Он  сделал  это  из  преданности  и
любви, однако он принес ее туда, где нет места живому человеку, и  отдал  ее
младенца тьме. Он тоже понимал это - о чем говорили серое лицо  его,  пустые
глаза и хромота.
   - Тени прикоснулись и к тебе,  сир  Джорах,  -  сказала  она.  Рыцарь  не
ответил. Дени повернулась к повитухе:
   - Ты говорила мне, что лишь смертью можно выкупить жизнь.  Я  думала,  ты
говоришь про коня.
   - Нет, - сказала Мирри Маз Дуур. - Эту ложь  ты  сказала  себе  сама.  Ты
знала цену.
   "Знала? Неужели? Если я оглянусь, я пропала".
   - Цена выплачена, - сказала Дени. - Конь, мое дитя. Куаро и Квото,  Хагго
и Кохолло. Я заплатила несколько раз. - Дени поднялась с подушек. - Где кхал
Дрого? Покажи мне его, повитуха-мейега, волшебница, кем бы ты ни являлась на
самом деле. Покажи мне теперь кхала Дрого, покажи мне, за что отдала я жизнь
своего сына.
   - Как тебе угодно, кхалиси, - сказала старуха. - Пойдем, я отведу тебя  к
нему.
   Дени не знала, что настолько слаба. Сир Джорах обнял ее за плечи и  помог
встать.
   - Это можно сделать и потом, моя принцесса, - сказал он негромко.
   - Я увижу его немедленно, сир Джорах!  После  мрака  шатра  свет  снаружи
показался  ей  ослепительным.  Солнце  проливало  расплавленное  золото   на
обожженную и бесплодную землю. Служанки ожидали Дени  с  фруктами,  вином  и
водой, а Чхого шагнул вперед, чтобы помочь сиру Джораху поддержать ее.  Агго
и Ракхаро стояли позади. Сверкающий под солнцем песок мешал ей  смотреть,  и
Дени подняла  руку,  прикрывая  глаза.  Вокруг  неровного  кострища  бродили
несколько дюжин лошадей, тщетно пытавшихся отыскать хоть какой-нибудь травы,
за ними стояли редкие шатры. Небольшая группа детей собиралась поглазеть  на
нее, женщины занимались работой, старцы усталыми глазами разглядывали  синее
небо, отмахиваясь от кровавых мух. Она  сумела  насчитать  сотню  людей,  не
более. Там, где стояли остальные сорок тысяч,  лишь,  поднимая  пыль,  гулял
ветер.
   - Кхаласар Дрого ушел, - сказала она.
   - Кхал, который не способен ехать на коне,  больше  не  кхал,  -  ответил
Кхого.
   - Дотракийцы следуют только за сильным, - добавил сир Джорах.  -  Прости,
принцесса, их нельзя было удержать. Первым уехал ко  Поно,  он  назвал  себя
кхалом Поно, и многие последовали за  ним.  Чхако  последовал  его  примеру.
Остальные бежали тайно - ночь за ночью, большими и малыми  группами.  Теперь
на месте прежнего кхаласара Дрого в дотракийском море появилась дюжина новых
кхаласаров.
   - А с нами остались  старые,  -  сказал  Агго.  -  Испуганные,  слабые  и
больные. И мы, присягнувшие. Мы остаемся.
   - Они увели стада кхала Дрого, кхалиси, -  сказал  Ракхара,  -  нас  было
мало, и мы не смогли остановить их. Сильный вправе отбирать у  слабого.  Они
увели с собой и рабов, твоих и кхала, но все же кое-кого оставили.
   - А Ероих? - спросила  Дени,  вспомнив  ту  испуганную  девушку,  которую
спасла у стен города ягнячьих людей.
   - Ее забрал Маго, теперь он кровный наездник кхала Чхако, - сказал Чхого.
- Он брал ее так и эдак, а потом отдал своему кхалу,  а  Чхако  отдал  своим
кровным. Их было шестеро. Потешившись, они перерезали ей горло, кхалиси.
   - Так было ей суждено, кхалиси, -  сказал  Агго.  "Если  я  оглянусь,  то
пропаду".
   - Жестокая судьба, - проговорила Дени. - И все же не столь жестокая,  как
та, что ожидает Маго. Обещаю вам перед богами старыми и новыми, перед богами
конного И ягнячьего народа, перед всяким живым богом. Клянусь в этом Матерью
гор и Чревом Мира. Я потешусь над ними так, что Маго и ко Чхако будут молить
о том милосердии, которое они дали Ероих.
   Дотракийцы неуверенно переглянулись.
   - Кхалиси, - принялась объяснять служанка Ирри,  словно  бы  обращаясь  к
ребенку, - ко Чхако теперь кхал, он правит двадцатью тысячами всадников.
   Она подняла голову.
   - А я Дейенерис Бурерожденная. Дейенерис из дома Таргариенов,  наследница
Эйегона-завоевателя, Мейегора Жестокого и старой Валирии. Я - дочь дракона и
клянусь перед вами,  что  этим  людям  суждена  жестокая  смерть.  А  теперь
проведите меня к кхалу Дрого.
   Он лежал на голой ржавой земле, глядя  на  солнце.  Дюжина  кровавых  мух
ползала по его телу, но кхал не замечал .их. Дени отогнала насекомых и стала
на колени возле мужа. Глаза Дрого были широко открыты, но он не видел ее,  и
Дени сразу поняла, что кхал слеп. Она прошептала его имя, но он не  услышал.
Рана на груди зажила, оставив ужасный серо-желтый шрам.
   - А что он делает здесь на солнце? - спросила она.
   - Похоже, ему нравится тепло, принцесса, - проговорил сир Джорах. - Глаза
кхала следуют за солнцем, хотя он его не видит. Он  может  даже  ходить.  Он
идет туда, куда ты его ведешь, но не дальше. Он ест, если кладешь ему пищу в
рот, пьет, если лить ему воду в губы.
   Дени ласково поцеловала свое солнце и звезды в чело и встала перед  Мирри
Маз Дуур.
   - Мейега, твое волше