еч  у  нее  забрали.  Иначе  она
попыталась бы заколоть сира Грегора, а он разрубил бы ее  пополам,  и  волки
съели бы и ее тоже.
   Полливер был не так плох, как кое-кто из других, хотя и забрал себе Иглу.
В ночь, когда ее схватили, все люди Ланнистеров были для Арьи безымянными  и
на одно лицо в своих шлемах с носовыми стрелками, но  теперь  она  знала  их
хорошо. Это было просто необходимо - знать, кто ленив,  а  кто  жесток,  кто
умен, а кто глуп. Полезно было знать, что солдат по прозвищу Сраный Рот хоть
и сквернословит так, что уши вянут, может дать  тебе  лишний  ломоть  хлеба,
если попросишь, а веселый старый Чизвик и сладкоречивый Рафф  только  влепят
тебе затрещину.
   Арья смотрела, слушала и наводила  глянец  на  свою  ненависть  так,  как
Джендри прежде - на свой рогатый шлем. Теперь этот шлем носил Дансен, и  она
ненавидела его за это. Полливера она ненавидела за Иглу, старого  Чизвика  -
за то, что полагал себя  забавником.  Раффа-Красавчика,  пронзившего  копьем
горло Лом-ми, она ненавидела еще сильнее. Она ненавидела  сира  Амори  Лорха
из-за Йорена, сира Меррина Транта - из-за Сирио,  Пса  -  за  то,  что  убил
мясницкого сына Мику, сира Илина, Джоффри и королеву - из-за отца,  Толстого
Тома, Десмонда и остальных, даже из-за  Леди,  волчицы  Сансы.  Щекотун  был
слишком страшен, чтобы его ненавидеть.  Порой  она  даже  забывала,  что  он
по-прежнему с ними - когда он не допрашивал, он был солдат как солдат,  даже
смирнее многих, и с совсем неприметным лицом.
   Каждую ночь Арья повторяла эти имена.
   - Сир Грегор,  -  шептала  она  в  свою  соломенную  подушку.  -  Дансен,
Полливер, Чизвик, Рафф-Красавчик, Щекотун и Пес, сир Амори,  сир  Илин,  сир
Меррин, король Джоффри, королева Серсея. -  В  Винтерфелле  она  молилась  с
матерью в септе, а с отцом в богороще, но на дороге в  Харренхолл  богов  не
было, и эти имена составляли единственную молитву, которую она  позаботилась
заучить.
   Весь день они шли, а ночью она повторяла имена -  но  вот  деревья  стали
редеть, уступая место холмам, извилистым ручьям и солнечным полям, где,  как
гнилые зубы, торчали там и сям остовы сожженных укреплений. Еще один  долгий
дневной переход -  и  впереди,  у  голубых  озерных  вод,  показались  башни
Харренхолла.
   В Харренхолле им будет лучше, говорили друг другу пленники,  но  Арья  не
была в этом так уверена. Она слишком хорошо помнила  сказки  старой  Нэн  об
этом страшном замке. Харрен Черный подмешивал в раствор, скреплявший кладку,
человеческую кровь, говорила  старая  Нэн,  понижая  голос  так,  что  детям
приходилось подвигаться к ней поближе - но драконы Эйегона зажарили  в  этих
стенах и  его,  и  всех  его  сыновей.  Арья  закусывала  губы,  неотвратимо
приближаясь к этому замку на своих ороговевших от мозолей ногах.  Теперь  уж
скоро - до башен осталось не больше нескольких миль, по всему видно.
   Однако они шли весь этот день и большую часть следующего, пока не увидели
войско лорда Тайвина, расположившееся  лагерем  к  западу  от  замка,  среди
сгоревших  руин  какого-то  городка.  Харренхолл  обманывал  глаз,  ибо  был
огромен. Его колоссальные крепостные стены поднимались у озера, как утесы, и
скорпионы на них казались маленькими, как  насекомые,  от  которых  получили
свое название.
   Вонь ланнистерского войска дошла до Арьи задолго до того, как  она  стала
различать эмблемы на знаменах вдоль озера, над шатрами западных лордов. Судя
по запаху, лорд Тайвин стоял  здесь  уже  довольно  долго.  Отхожие  канавы,
окаймлявшие  лагерь,  переполнились  и  кишели  мухами,  заостренные   колья
ограждения обросли зеленой плесенью.
   Воротная башня Харренхолла, величиной с  винтерфеллский  Великий  Чертог,
зияла  трещинами.  Снаружи  поверх  стен  виднелись  только  верхушки   пяти
громадных башен. Самая маленькая из  них  в  полтора  раза  превышала  самую
высокую башню Винтерфелла, но не было в них  подобающей  башням  стройности.
Они скорее напоминали скрюченные,  узловатые  стариковские  пальцы,  ловящие
пролетающие облака. Нэн рассказывала, как во время пожара камень плавился  и
стекал, словно свечной воск, из окон и по  ступеням,  раскаленный  докрасна,
отыскивая Харрена в его убежище. Арья охотно этому верила: каждая башня была
уродливее и чуднее другой, бугорчатая, кособокая и щербатая.
   - Не хочу я туда, - заскулил Пирожок, когда  Харренхолл  открыл  им  свои
ворота. - Там привидения.
   Чизвик услышал его, но в кои-то веки ничего не сделал, только улыбнулся
   - Выбор за тобой, пекаренок. Либо живи с привидениями, либо станешь одним
из них.
   Пленники, и Пирожок в том числе, прошли в ворота. В бане, гулком строении
из камня и дерева, их заставили раздеться и отмыться  дочиста  в  корытах  с
настоящим кипятком. Две злобные старухи надзирали за ними, обсуждая  их  без
всякого  стеснения,  точно  вновь   приобретенных   ослов.   Тетка   Амабель
неодобрительно щелкнула языком,  поглядев  .на  ноги  Арьи,  а  тетка  Харра
ощупала ее пальцы, ставшие мозолистыми от долгих упражнений с Иглой.
   - Масло, поди, сбивала. Крестьянская дочка, что ли? Ничего, девка, -  тут
ты  сможешь  подняться  повыше,  только  работай  на  совесть.  А   лениться
вздумаешь, будешь бита. Как тебя звать-то?
   Арья не осмелилась назвать свое настоящее имя, и Арри тоже не годилось  -
так зовут только мальчишек, а теперь уж видно, что она не мальчик.
   - Ласка. - Это было первое девчоночье имя, пришедшее ей на  ум.  -  Ломми
звал меня Лаской.
   - Да уж ясно почему, - фыркнула тетка Амабель. - Волосы - прямо  страсть,
и вшей в них небось полно. Снимем их-и пойдешь на кухню.
   - Я лучше за лошадьми ходить буду. - Арья любила лошадей - и потом,  она,
быть может, сумеет увести одну и сбежать.
   Тетка Харра закатила ей такую оплеуху,  что  ссадина  на  губе  открылась
заново.
   - Прикуси язык, не то хуже будет. Тебя никто не спрашивал. Кровь  во  рту
отдавала солью и металлом.  Арья,  потупившись,  промолчала,  думая  угрюмо:
"Будь у меня Игла, она не посмела бы меня ударить".
   - У лорда Тайвина и его рыцарей за лошадьми смотрят конюхи и оруженосцы -
таких, как ты, там не надобно, - сказала тетка Амабель. - На кухне  чисто  и
уютно, там тепло спать и еды вдоволь. Тебе бы там было хорошо, но я уж  вижу
что для такой работы у тебя ума маловато. Отдадим-ка ее Визу, Харра.
   - Как скажешь, Амабель. - Арье дали рубаху из грубой серой  шерсти,  пару
башмаков не по ноге и отослали ее прочь.
   Виз был младшим стюардом башни Плача - коренастый,  с  мясистым  носом  и
россыпью красных прыщей в углу пухлого рта. Арья входила в  число  шестерых,
присланных под его начало. Каждую из них он просверлил взглядом.
   - Ланнистеры щедры с теми, кто хорошо им служит, - вы  такого  обхождения
недостойны, но на войне приходится брать то, что  есть.  Работайте  усердно,
помните свое место - когда-нибудь сможете занять столь же высокое положение,
как я. Но не рассчитывайте особо на доброту его милости -  милорд-то  был  и
ушел, а я всегда тут. - Он долго расхаживал перед ними, уча  их  уму-разуму:
благородным господам в глаза не смотреть и не обращаться к ним, пока тебя не
спросят, и не путаться под ногами у его милости. - Мой нос никогда не  врет,
- похвастался он. - Я мигом унюхаю и дерзость, и гордыню, и непослушание.  И
если я учую такой душок, вы мне за это ответите.  Все,  чем  от  вас  должно
пахнуть, - это страх.

ДЕЙЕНЕРИС

   На стенах Кварта били в гонги,  возвещая  о  ее  прибытии,  и  трубили  в
невиданные рога, свернутые кольцами, как  большие  бронзовые  змеи.  Колонна
всадников на верблюдах вышла из ворот, чтобы с почетом проводить ее в город.
На верховых были чешуйчатые медные доспехи и шлемы в виде  звериных  морд  с
медными бивнями и длинными плюмажами из черного шелка, седла украшали рубины
и гранаты. Верблюдов покрывали попоны ста различных цветов.
   "Такого города, как Кварт, еще не бывало на свете и не будет, - сказал ей
Пиат Прей в Вейес Толорро. - Это пуп земли, врата между севером и югом, мост
между востоком и западом,  он  существует  с  незапамятных  времен  и  столь
великолепен, что Саатос Премудрый выколол себе глаза, увидев его впервые,  -
ибо знал, что отныне все по сравнению с ним покажется ему жалким и убогим".
   Дени не приняла слов чародея слишком всерьез, но  город,  бесспорно,  был
великолепен. Три толстые стены опоясывали Кварт. Внешняя  была  из  красного
песчаника, тридцати футов высотой, и резьба на  ней  представляла  животных:
ползущих змей, парящих коршунов, плывущих рыб, перемежаемых волками  красной
пустыни, полосатыми зебрами и чудовищными слонами.  На  средней,  из  серого
гранита сорока футов высотой, изображались батальные  сцены:  мечи  и  копья
били в щиты, летели стрелы,  сражались  герои,  гибли  невинные  младенцы  и
высились груды мертвых тел. Фигуры на третьей,  пятидесятифутовой  стене  из
черного мрамора вогнали Дени  в  краску,  но  она  приказала  себе  не  быть
дурочкой. Она давно не девица; если она спокойно встретила страшные  картины
серой стены, с чего ей отводить  глаза  от  мужчин  и  женщин,  доставляющих
удовольствие друг другу?
   Внешние ворота были окованы медью,  средние  железом,  внутренние  усеяны
золотом и алмазами. Все трое открылись перед Дени, а когда  она  въехала  на
своей Серебрянке в город, малые дети стали бросать цветы  под  ноги  лошади.
Малыши были обуты в золотые сандалии, и их нагие тельца ярко раскрашены.
   Все краски, которых недоставало  в  Вейес  Толорро,  собрались  здесь,  в
Кварте.  Дома,  точно  в  горячечном  сне,  пестрели  розовыми,  лиловыми  и
янтарными  тонами.  Дени  проехала  под  бронзовой   аркой   в   виде   двух
совокупляющихся змей - их чешуя блистала яшмой, обсидианом и  ляпис-лазурью.
Стройные башни были выше всех виденных Дени,  и  на  каждой  площади  стояли
фонтаны с фигурами грифонов, драконов и мантикоров.
   Квартийцы толпились на улицах и на  балконах,  которые  казались  слишком
хрупкими, чтобы выдержать их вес. Высокие, светлокожие,  они  были  одеты  в
полотно, шелка и тигровый мех - каждый казался Дени лордом или леди  Женские
платья оставляли открытой одну грудь, мужчины носили шитые бисером  шелковые
юбки. Дени чувствовала себя нищенкой и варваркой, проезжая мимо них в  своей
львиной шкуре с черным Дрогоном на плече. Дотракийцы называли жителей Кварта
"молочными людьми" за их  белую  кожу,  и  кхал  Дрого  мечтал  когда-нибудь
разграбить  великие  города  востока.  Дени  взглянула  на   своих   кровных
всадников, чьи темные миндалевидные глаза не выдавали их мыслей. Неужели они
думают  только  о  добыче?  "Какими  дикарями  должны   мы   казаться   этим
квартийцам".
   Пиат Прей провел ее маленький кхаласар под большой  аркадой,  где  стояли
статуи древних героев втрое больше натуральной величины из белого и зеленого
мрамора. Затем они пересекли громадное здание базара,  чей  ажурный  потолок
служил пристанищем тысяче пестрых птиц. На ступенчатых стенах  за  торговыми
местами росли деревья и цветы, а внизу продавалось все, когда-либо созданное
богами.
   Серебристая кобылка беспокойно заплясала,  когда  к  ней  подъехал  Ксаро
Ксоан Даксос: Дени  убедилась,  что  лошади  не  терпят  близкого  соседства
верблюдов.
   - Если ты пожелаешь здесь что-нибудь, о  прекраснейшая  из  женщин,  тебе
стоит лишь сказать - и это будет твоим,  -  сказал  Ксаро  с  высоты  своего
нарядного, украшенного рогами седла.
   - Ей принадлежит весь Кварт - на что ей твои безделушки?  -  отозвался  с
другой стороны синегубый Пиат Прей. - Все будет так, как я обещал,  кхалиси.
Пойдем со мной в Дом Бессмертных, и ты вкусишь истину и мудрость.
   - Зачем ей твой Пыльный Чертог, когда у  меня  ее  ждет  солнечный  свет,
сладкая вода и шелковая постель? - возразил Ксаро. - Тринадцать увенчают  ее
прекрасную голову короной из черной яшмы и огненных опалов.
   - Единственный дворец, где я хотела  бы  жить,  -  это  красный  замок  в
Королевской Гавани, милорд Пиат. - Дени остерегалась чародея - мейега  Мирри
Маз Дуур отбила у нее охоту водиться с теми, кто занимается колдовством. - И
если сильные мужи Кварта хотят поднести мне дары, Ксаро, пусть  подарят  мне
корабли и мечи, чтобы я могла отвоевать то, что принадлежит мне по праву.
   Синие губы Пиата сложились в учтивую улыбку.
   - Как тебе будет угодно, кхалиси, - сказал он и поехал прочь, покачиваясь
в такт шагам верблюда, а шитые бисером одежды колыхались у него за спиной.
   - Юная королева мудра не по годам, - молвил Ксаро с высокого седла.  -  В
Кварте говорят, что дом колдуна построен из костей и лжи.
   - Почему же тогда люди понижают голос, говоря  о  колдунах  Кварта?  Весь
восток почитает их силу и мудрость.
   - Да, некогда они были могущественны, но теперь  они  похожи  на  дряхлых
солдат, которые  похваляются  своей  доблестью,  давно  утратив  и  силу,  и
мастерство. Они читают свои ветхие свитки, пьют "вечернюю тень", пока у  них
губы не посинеют, и намекают на некую смертоносную власть, но они  -  пустая
шелуха по сравнению с белыми чародеями. Предупреждаю тебя: дары Пиата Прея в
твоих руках обернутся прахом. -  Ксаро  стегнул  своего  верблюда  кнутом  и
ускакал.
   - Ворона говорит, что ворон черен, -  пробормотал  сир  Джорах  на  общем
языке Вестероса. Рыцарь-изгнанник, как всегда, ехал по правую руку от  Дени.
Ради въезда в Кварт он снял свою дотракийскую одежду и облачился в  панцирь,
кольчугу и шерсть Семи Королевств, лежащих за полсвета отсюда. -  Лучше  вам
не иметь дела с этими людьми, ваше величество.
   - Они помогут мне взойти на престол. Ксаро сказочно богат, а Пиат Прей...
   - ...делает вид, что обладает тайней силой. -  На  темно-зеленом  камзоле
рыцаря стоял на задних лапах медведь дома Мормонтов, черный и свирепый.  Сир
Джорах, хмуро глядящий на кишащий народом базар, казался не менее  свирепым.
- Я бы не стал задерживаться здесь надолго, моя королева. Мне противен самый
запах этого места.
   - Возможно, это пахнет верблюдами,  -  улыбнулась  Дени.  -  Запах  самих
квартийцев мне кажется весьма приятным.
   - Сладкие ароматы порой прикрывают смрад. "Мой медведь, - подумала  Дени.
- Пусть я его королева - для него я навсегда останусь маленьким медвежонком,
и он всегда будет беречь меня". Это вселяло в нее чувство безопасности, но и
печалило тоже. Она жалела, что не может любить его иной любовью.
   Ксаро Ксоан Даксос давно уже предложил Дени свое  гостеприимство,  и  она
ожидала увидеть нечто грандиозное, но  дворец,  больше,  чем  иной  рыночный
городок, явился для нее неожиданностью. Дом магистра Иллирио в Пентосе рядом
с ним показался бы хижиной свинопаса. Ксаро заверил ее, что  здесь  свободно
разместятся все ее люди вместе с конями, и дворец в самом деле  поглотил  их
без остатка. Самой Депи было предоставлено целое крыло с собственным  садом,
мраморным бассейном, магической кристальной башней и  волшебным  лабиринтом.
Рабы предупреждали любое ее желание. Полы  в  ее  покоях  были  из  зеленого
мрамора, на стенах висели шелковые драпировки, мерцающие красками при каждом
дуновении.
   - Ты слишком щедр, - сказала она Ксаро.
   - Для Матери Драконов ни один дар не будет слишком велик. - Ксаро, томный
щеголь с лысой  головой  и  огромным  крючковатым  носом,  был  весь  увешан
рубинами, опалами и  яшмой.  -  Завтра  на  пиру  ты  отведаешь  павлинов  и
жавороньих язычков и услышишь музыку,  достойную  прекраснейшей  из  женщин.
Тринадцать придут засвидетельствовать тебе  свое  почтение,  а  с  ними  все
именитые граждане Кварта.
   "Твои именитые граждане придут  посмотреть  моих  драконов",  -  подумала
Дени, но вслух поблагодарила Ксаро. Вскоре он покинул ее, как и  Пиат  Прей,
пообещавший устроить ей встречу с Бессмертными. "Это честь столь же  редкая,
как снег летом", - сказал чародей. На прощание он поцеловал  ее  босые  ноги
бледно-синими губами и вручил ей баночку с мазью, которая,  как  он  клялся,
позволит Дени увидеть духов воздуха. Последней ушла Куэйта,  заклинательница
теней. От нее Дени получила только предостережение.
   - Берегись, - сказала женщина в красной лакированной маске.
   - Но чего?
   - Всего. И всех. Они будут приходить днем и ночью,  чтобы  посмотреть  на
чудо, вновь пришедшее в мир, а увидев, они его возжелают. Ибо драконы -  это
огонь, облеченный плотью, а огонь - это власть.
   После ее ухода сир Джорах сказал:
   - Она говорит правду, моя королева... хотя нравится мне  не  больше,  чем
остальные.
   - Я не понимаю ее. - Пиат и Ксаро осыпали Дени  обещаниями  с  тех  самых
пор, как увидели драконов, и провозглашали себя ее верными  слугами,  но  от
Куэйты она слышала лишь редкие загадочные слова. Беспокоило Дени и  то,  что
она никогда не видела лица этой женщины. "Помни Мирри  Маздуур,  -  говорила
она себе. - Помни ее измену". - Будем  нести  собственную  стражу,  пока  мы
здесь, - сказала Дени своим кровным всадникам. - Пусть никто не входит в это
крыло дворца без моего разрешения, и пусть драконов охраняют неусыпно.
   - Будет исполнено, кхалиси, - сказал Агго.
   - Мы видели лишь ту часть Кварта, которую пожелал показать нам Пиат Прей.
Осмотри остальное, Ракхаро, и расскажи мне  об  увиденном.  Возьми  с  собой
надежных мужчин - и женщин, чтобы они побывали там,  куда  мужчинам  доступа
нет.
   - Будет исполнено, кровь моей крови.
   - Ты, сир Джорах, отправляйся  в  гавань  и  посмотри,  какие  там  стоят
корабли. Я уже полгода не слышала никаких новостей из Семи Королевств.  Быть
может, боги прислали  сюда  из  Вестероса  какого-нибудь  доброго  капитана,
который отвезет нас домой.
   - Для этого доброта не требуется, - нахмурился рыцарь. - Узурпатор  убьет
вас, это ясно как день. - Мормонт заправил большие пальцы  за  пояс.  -  Мое
место здесь, рядом с вами.
   - Меня постережет  Чхого.  Ты  знаешь  больше  языков,  чем  мои  кровные
всадники, притом дотракийцы не доверяют морю и тем, кто плавает по нему. Эту
услугу оказать мне можешь только  ты.  Походи  между  кораблей,  поговори  с
матросами, узнай, откуда они пришли и куда следуют и что за  люди  командуют
ими.
   -  Хорошо,  моя  королева,  -  неохотно  кивнул  рыцарь.  Когда   мужчины
разошлись, служанки сняли с Дени запылившуюся в пути одежду, и она прошла  к
мраморному бассейну в тени портика. Вода была восхитительно прохладна,  и  в
ней  плавали  крошечные  золотые  рыбки  -  они  легонько  пощипывали  кожу,
заставляя Дени хихикать. Как хорошо было нежиться, закрыв  глаза,  и  знать,
что она может отдыхать, сколько ей  вздумается.  Есть  ли  в  Красном  Замке
Эйегона такой бассейн и такие сады, благоухающие лавандой  и  мятой?  Должны
быть. Визерис всегда говорил, что Семь Королевств - самое  прекрасное  место
на свете.
   Мысль о доме нарушила ее  покой.  Будь  его  солнце  и  звезды  живы,  он
переправился бы со своим кхаласаром через злые воды и разбил бы  ее  врагов,
но его сила ушла из мира. У нее есть кровные всадники  -  они  посвятили  ей
свою жизнь и умеют убивать, но лишь так,  как  это  заведено  у  табунщиков.
Дотракийцы грабят города и разоряют королевства, но править  ими  не  могут.
Дени не желала  превращать  Семь  Королевств  в  выжженную  пустыню,  полную
неспокойных духов. Довольно она видела слез. "Я хочу, чтобы мое  королевство
было прекрасным, чтобы в нем жили веселые дородные люди, красивые девушки  и
беззаботные дети. Хочу, чтобы люди улыбались, когда я проезжаю мимо, как, по
словам Визериса, улыбались моему отцу".
   Но для этого она должна одержать победу.
   "Узурпатор убьет вас, это ясно как день", - сказал Мормонт.  Роберт  убил
ее отважного брата Рейегара, а один из его приспешников переплыл Узкое  море
и пересек дотракийские степи, чтобы убить ее вместе с  сыном,  которого  она
носила. Говорят, Роберт Баратеон силен как бык, бесстрашен  в  бою  и  любит
войну больше всего на свете. На его стороне могучие лорды, которых  Визе-рис
называл п