и 'боги, то жесткие,  сухие,  глухие  к  молитвам  о
дожде.
   Сначала у них вышло вино, потом  перебродившее  кобылье  молоко,  которое
табунщики любят больше меда. На исходе были лепешки и вяленое мясо. Охотники
не могли найти дичи, и они кормились мясом павших лошадей. Смерть  следовала
за смертью. Малые  дети,  старухи,  больные,  глупые  и  неосмотрительные  -
жестокая земля всех забирала себе. Дореа отощала, глаза у нее  ввалились,  и
мягкие золотистые волосы высохли, как солома.
   Дени голодала и терпела жажду  наравне  со  всеми.  Молоко  в  ее  грудях
иссякло, соски потрескались и кровоточили. Она худела день ото дня, пока  не
стала твердой, как палка, но боялась не за себя,  а  за  драконов.  Ее  отца
убили еще до ее рождения, как и ее отважного брата  Рейегара.  Мать  умерла,
производя ее на свет, пока снаружи ревела буря.  Добрый  сир  Биллем  Дарри,
любивший ее по-своему, умер от долгой болезни, когда  она  была  совсем  еще
маленькой. Ее брат Визерис, кхал Дрого, бывший ее солнцем и  звездами,  даже
сын, которого она носила, - боги всех их взяли к себе. "Но моих драконов они
не получат", - поклялась Дени.
   Драконы были не больше тощих кошек, которых она видела  в  доме  магистра
Иллирио в Пентосе... пока не расправляли крылья.  Каждое  крыло  было  втрое
больше самого детеныша - великолепно расцвеченный веер из  прозрачной  кожи,
натянутой на длинные тонкие косточки. Если посмотреть  как  следует,  дракон
почти целиком состоял из шеи, хвоста и крыльев. "Какие маленькие", -  думала
Дени, когда кормила их из рук. Вернее, пыталась кормить, потому что  драконы
ничего не ели. При виде кровавых  кусочков  конины  они  шипели,  плевались,
пускали дым из ноздрей, но есть не желали... пока Дени не вспомнила то,  что
рассказывал ей в детстве Визерис.
   "Только драконы и люди едят мясо жареным", - говорил он. Она велела своим
служанкам зажарить конину дочерна, и драконы накинулись на нее с  жадностью,
выбрасывая головы вперед, как змеи. В день они поглощали такого  обугленного
мяса в несколько раз больше, чем весили сами, и  наконец-то  стали  расти  и
крепнуть. Дени дивилась гладкости их  чешуи  и  идущему  от  них  жару...  в
холодные ночи казалось, что их тела дымятся.
   Каждый вечер, когда  кхаласар  трогался  в  путь,  она  брала  одного  из
драконов себе на плечо. Двух других Ирри  и  Чхику  везли  в  сплетенной  из
шерсти клетке на шесте между своими конями. Они ехали следом за Дени, и  она
никогда не теряла их из виду. Только тогда они вели себя тихо.
   - Драконов Эйегона назвали в честь богов древней Валирии, -  сказала  она
своим кровным всадницам однажды утром  после  долгого  ночного  перехода.  -
Дракона Висеньи звали Вхагар, дракона Рейенис -  Мираксес,  а  Эйегон  летал
верхом на Балерионе, Черном  Ужасе.  Говорят,  дыхание  Вхагара  было  столь
жарким,  что  плавило  рыцарские  доспехи  и  поджаривало  человека  внутри,
Мираксес глотал коней целиком, а Балерион  изрыгал  пламя  черное,  как  его
чешуя, и крылья его были так огромны, что тень их  накрывала  целые  города,
когда он пролетал над ними.
   Дотракийцы взирали на детенышей с тревогой. Самый  крупный  из  трех  был
черный, лоснящийся, с ярко-алым узором на чешуе, крыльях и рожках.
   - Кхалиси, - шепнул Агго, - вот он, Валерион, - он возродился снова.
   - Очень может быть, кровь от моей крови, - серьезно ответила Дени,  -  но
для этой новой жизни нам понадобится новое имя. Я назову всех троих  именами
тех, кого взяли у меня  боги.  Зеленый  будет  зваться  Рейегалем,  как  мой
отважный брат, погибший на зеленых берегах Трезубца. Белый с  золотом  будет
Визерионом. Визерис был жесток, слаб и боязлив, тем не  менее  он  был  моим
братом. Его дракон совершит то, что не смог он.
   - А черный? - спросил сир Джорах Мормонт.
   - Черного я назову Дрогоном.
   Но пока драконы благоденствовали, кхаласар ее таял  на  глазах,  а  земля
вокруг делалась еще более скудной. Даже призрак-травы почти не стало. Лошади
падали на ходу - их осталось так мало, что кое-кому пришлось тащиться дальше
пешком. Дореа подхватила лихорадку, и с каждой лигой ей делалось  все  хуже.
На губах и руках у нее вздулись кровавые пузыри, волосы выпадали клочьями, и
однажды вечером она не смогла сесть на коня. Чхого сказал, что ее надо  либо
бросить,  либо  привязать  к  седлу,  но  Дени  вспомнилась  одна   ночь   в
Дотракийском море, когда лиссенийка научила ее секретам любви, которыми  она
еще крепче привязала к себе Дрого. Она напоила Дореа водой  из  собственного
бурдюка, положила ей на лоб влажную повязку  и  держала  ее  за  руку,  пока
смерть  не  остановила  лихорадочной  дрожи.  Только  тогда  Дени  разрешила
кхаласару продолжать путь.
   Других путников им не встречалось. Дотракийцы стали боязливо поговаривать
о том, что комета завела их в самые  недра  ада.  Как-то  утром,  когда  они
разбили лагерь среди черных, изглоданных ветром камней, Дени  спросила  сира
Джораха;
   - Может быть, мы заблудились? Неужели у этой пустыни нет конца?
   - Есть, - устало ответил он. - Я видел  карты,  составленные  торговцами,
моя королева. Немногие караваны прошли этот путь, но там, на востоке,  лежат
великие королевства и города, полные чудес: Йи Ти, Кварт, Асшай, что у  Края
Теней...
   - Но доживем ли мы, чтобы их увидеть?
   -  Не  стану  лгать  вам.  Путь  оказался  труднее,  чем  я   осмеливался
предположить. - Лицо рыцаря было серым и изможденным. Рана на бедре, которую
он получил в схватке с кровниками кхала Дрого, так и  не  зажила  до  конца.
Дени видела, что он гримасничает, садясь на коня, и в седле сидит неловко. -
Мы можем погибнуть, если пойдем дальше... но если мы повернем  обратно,  нам
уж точно конец.
   Дени поцеловала его в щеку. Он улыбнулся, и на душе у нее  потеплело.  "Я
должна быть сильной за нас обоих, - подумала она. - Он рыцарь, но я -  кровь
дракона".
   Следующий найденный ими пруд был обжигающе горяч, и от него несло  серой,
но их бурдюки почти совсем опустели. Дотракийцы охлаждали воду в  горшках  и
кувшинах и пили еще теплой. Вкус был не менее скверным, чем запах,  но  вода
есть вода, а их мучила жажда. Дени с  отчаянием  смотрела  на  горизонт.  Их
осталось две трети против прежнего, а красная пустыня все тянулась без конца
и края. "Комета насмеялась надо мной,  -  подумала  Дейенерис,  взглянув  на
неба. - Неужели я прошла полмира и видела рождение драконов лишь  для  того,
чтобы умереть вместе с ними в этой раскаленной пустыне?" Она не могла в  это
поверить.
   Рассвет нового дня застал их на растрескавшейся красной равнине. Дени уже
хотела скомандовать привал, когда высланные ею разведчики галопом  вернулись
назад.
   - Там город, кхалиси, - кричали они. - Бледный, как луна,  и  прекрасный,
как девушка. До него ехать час, не больше.
   - Показывайте, - сказала она.
   Город, представший перед ней, со  своими  белыми,  мерцающими  башнями  и
стенами был так красив, что она приняла его за мираж.
   - Не знаешь ли ты, что это за место? - спросила она сира Джораха.
   Рыцарь устало качнул головой:
   - Нет, моя королева. Так далеко на востоке я никогда не бывал.
   Мерцающие белые стены сулили отдых и  покой,  возможность  поправиться  и
окрепнуть. Дени хотелось одного: ринуться к ним  во  весь  опор,  но  вместо
этого она сказала своим кровным всадникам:
   - Кровь моей крови, ступайте вперед и узнайте, как называется этот  город
и какого приема мы можем там ожидать.
   - Будет исполнено, кхалиси, - сказал Агго.  Немного  времени  спустя  они
вернулись. Ракхаро перегнулся с седла. На  его  поясе  из  медальонов  висел
большой изогнутый аракх, который Дени  вручила  ему,  назвав  своим  кровным
всадником.
   - Это мертвый город, кхалиси, без имени и бога, с  выломанными  воротами.
Только ветер да мухи гуляют по его улицам. Чхику содрогнулась:
   - Там, где нет богов, по ночам правят пир злые  духи.  Таких  мест  лучше
избегать - это все знают.
   - Это все знают, - согласилась Ирри.
   - Все, но не я. - Дени, послав коня вскачь, первая въехала в  разрушенные
ворота на тихую улицу. Сир Джорах и кровные всадники последовали за  ней,  а
дальше потянулись все прочие.
   Она не знала, давно ли покинут этот город,  но  его  белые  стены,  такие
красивые издали, потрескались  и  раскрошились.  За  ними  тянулись  путаные
извилистые переулки с белеными, без окон, фасадами домов. Здесь  существовал
только белый цвет, как будто местные жители  не  имели  понятия  о  красках.
Кое-где на  месте  домов  остались  только  груды  щебня,  в  других  местах
виднелись следы пожара. Там, где сходились шесть улиц. Дени  увидела  пустой
мраморный постамент. По всей  видимости,  здесь  побывали  дотракийцы.  Быть
может, статуя, некогда украшавшая этот постамент,  стоит  вместе  с  другими
похищенными богами в Бейес Дотрак, а она, Дени, раз сто проезжала мимо  нее.
Визерион у нее на плече зашипел.
   Они  разбили  лагерь  перед  разоренным  дворцом,  на  обдуваемой  ветром
площади,  где  между  камнями  росла  призрак-трава.  Дени  послала   мужчин
обследовать руины. Они пошли неохотно, но все-таки пошли...  и  вскоре  один
покрытый шрамами старик вернулся, подпрыгивая и ухмыляясь, с руками, полными
фиг.  Плоды  были  маленькие  и  сморщенные,  но  люди  накинулись  на  них,
отталкивая друг друга и запихивая фиги себе за щеки.
   Другие посланцы тоже доложили о плодовых деревьях, укрытых в тайных садах
за  стенами  домов.  Агго  нашел  дворик,  увитый  лозами  мелкого  зеленого
винограда, Чхого обнаружил колодец с чистой холодной водой. Попадались им  и
кости непогребенных с выбеленными солнцем, проломленными черепами.
   - Призраки, - бормотала Ирри. -  Страшные  духи.  Нам  нельзя  оставаться
здесь, кхалиси, - это их место.
   - Я не боюсь призраков. Драконы сильнее их. - (А фиги важнее.) - Ступайте
с Чхику, найдите мне чистого песка для омовения и не докучайте больше своими
глупыми разговорами.
   В прохладе своего шатра Дени жарила на углях конину и  думала,  как  быть
дальше. Здесь есть вода и пища и достаточно травы, чтобы  подкормить  коней.
Приятно каждый день просыпаться на том же месте, бродить по тенистым  садам,
есть фиги и пить холодную воду сколько душе угодно
   Ирри и Чхику вернулись с ведрами белого  песка,  Дени  разделась,  и  они
отскребли ее дочиста
   - У тебя отрастают волосы, кхалиси, - заметила Чхику, сдувая песок  с  ее
спины. Дени провела рукой  по  голове  -  она  и  правда  покрылась  пушком.
Дотракийские мужчины заплетают волосы в длинные намасленные косы  и  стригут
только тогда, когда терпят поражение. "Быть может, и мне следует так делать,
- подумала она, - чтобы все помнили, что сила Дрого  теперь  живет  во  мне.
Кхал Дрого умер с  неостриженными  волосами  -  немногие  могли  похвалиться
этим".
   Рейегаль расправил зеленые крылья, пролетел  с  полфута  и  шлепнулся  на
ковер. Упав, он в ярости забил хвостом, вытянул шею и завопил. "Будь у  меня
крылья, мне бы тоже хотелось летать",  -  подумала  Дени.  Таргариены  былых
времен отправлялись на войну верхом на драконах. Она попыталась  представить
себе, каково это - лететь по воздуху, сидя на шее дракона. Должно быть,  так
же, как когда стоишь на вершине горы, - только лучше. Ты  видишь  под  собой
весь мир. Если подняться  повыше,  можно  увидеть  даже  Семь  Королевств  и
дотронуться рукой до кометы.
   Ирри нарушила ее думы, сказав, что снаружи ждет сир Джорах Мормонт.
   - Впусти его, - велела Дени. Натертая песком кожа горела. Она завернулась
в свою львиную шкуру. Храккар был  куда  больше  ее  и  прикрывал  все,  что
следовало прикрыть.
   - Я принес вам персик, - сказал, преклонив колени, сир Джорах. Персик был
такой маленький, что поместился у нее на ладони, и переспелый,  но,  откусив
от него, Дени чуть  не  заплакала.  Она  ела  его  медленно,  смакуя  каждый
кусочек. Сир Джорах сказал, что сорвал его с дерева близ западной стены.
   - Вода, фрукты и тень, - молвила перемазанная сладким соком Дени. -  Сами
боги привели нас в это место.
   - Мы должны  отдохнуть  здесь,  пока  не  наберемся  сил.  Красные  земли
немилостивы к слабым.
   - Мои служанки говорят, что здесь водятся призраки.
   - Призраки водятся везде. Мы носим их с собой, куда бы ни отправились.
   "Это верно" - подумала она. - Видерис, кхал Дрого, мой сын Рейего  -  они
всегда со мной".
   - Как зовут твоего призрака, Джорах? Моих ты знаешь.
   - Линесса, - с застывшим лицом сказал он.
   - Твоя жена?
   - Вторая жена.
   Дени видела, что ему больно говорить о ней, но ей хотелось узнать, в  чем
тут дело.
   - Больше ты ничего не хочешь сказать?  -  Львиная  шкура  соскользнула  с
плеча, и Дени поправила ее. - Она была красива?
   - Очень красива. - Взгляд сира Джораха скользнул от ее плеча  к  лицу.  -
Увидев ее впервые, я подумал, что сама Дева спустилась к  нам  с  небес.  По
рождению она гораздо выше, чем я. Она была  младшей  дочерью  лорда  Лейтона
Хайтауэра из Староместа. Белый Бык, командовавший гвардией вашего отца, - ее
двоюродный дядя. Хайтауэры - старинный род, очень богатый и очень гордый.
   - И преданный, - сказала Дени. - Я помню, Визерис говорил, что  Хайтауэры
остались верны моему отцу.
   - Да, это правда.
   - Брак устроили ваши отцы?
   - Нет. Наша женитьба - долгая и скучная история, ваше  величество.  Я  не
хотел бы утомлять вас.
   - Мне все равно нечего делать. Пожалуйста, расскажи.
   - Как прикажет моя королева. - Сир Джорах нахмурился. - Моя родина...  вы
должны понять это, чтобы понять все остальное. Медвежий остров прекрасен, но
очень далек. Представьте  себе  старые  скрюченные  дубы  и  высокие  сосны,
цветущий терновник, серые камни, поросшие мхом, ледяные речки,  обегающие  с
крутых холмов. Усадьба Мормонтов построена из  огромных  бревен  и  окружена
земляным валом. Мой народ, не считая немногих земледельцев, живет на  берегу
и промышляет морем. Остров лежит далеко на севере, и зимы у нас суровее, чем
вы можете себе вообразить, кхалиси.
   Однако мой остров  вполне  устраивал  меня,  и  я  никогда  не  испытывал
недостатка в женщинах. Были у меня и рыбачки, и крестьянские дочки  -  и  до
свадьбы, и после. В первый раз я женился молодым, на девице, которую  выбрал
мне отец, - на Гловер из Темнолесья. Мы прожили с ней десять лет  или  около
того. Она была нехороша собой, но доброго нрава. Я привязался к ней на  свой
лад, хотя нас связывал скорее долг, нежели страсть. Трижды  она  выкидывала,
пытаясь родить мне наследника. После третьего раза она так и не оправилась и
вскоре умерла.
   Дени легонько сжала его руку.
   - Мне очень жаль. Сир Джорах кивнул:
   - К тому времени мой отец надел черное,  и  я  стал  полноправным  лордом
Медвежьего острова. У меня не было нужды в брачных предложениях,  но  прежде
чем я успел принять решение, лорд Бейлон Грейджой  поднял  восстание  против
узурпатора, и Нед Старк  созвал  свои  знамена  на  подмогу  другу  Роберту.
Решающая битва произошла на Пайке. Когда камнеметные машины Роберта  пробили
стену короля Бейлона, первым в брешь ворвался жрец из Мира, но  я  ненамного
отстал от него. Так я заслужил рыцарское звание.
   Чтобы отпраздновать победу, Роберт устроил близ Ланниспорта турнир. Там я
и встретил Линессу, девицу вдвое моложе меня. Она приехала из  Староместа  с
отцом посмотреть, как состязаются ее братья. Я не мог оторвать от нее  глаз.
В припадке безумия я попросил у нее знак отличия, чтобы носить  на  турнире,
не надеясь, что она исполнит мою просьбу, - но она ее исполнила.
   Я дерусь не хуже всякого  иного,  кхалиси,  но  на  турнирах  никогда  не
блистал. Но, обвязав вокруг руки ленту Линессы, я стал другим  человеком.  Я
выигрывал схватку за схваткой. Я свалил лорда Ясона Маллистера и  Бронзового
Джона Ройса. Сир Риман Фрей, его брат сир Хостин, лорд  Уэнт,  Дикий  Вепрь,
даже сир Борос Блаунт из королевской Гвардии - никто не устоял передо  мной.
В последнем поединке я обломал девять копий о Джейме  Ланнистера,  и  король
Роберт увенчал меня лаврами победителя. Я короновал Линессу королевой  любви
и красоты и в тот же вечер пошел к ее отцу и попросил ее руки. Я был пьян  -
и от вина, и от славы. По всем статьям меня следовало бы с позором отправить
прочь, но лорд Лейтон принял  мое  предложение.  Мы  поженились  там  же,  в
Ланниспорте, и две недели не было на свете человека счастливее меня.
   - Только две недели? - Даже Дени было отпущено больше счастья с Дрого, ее
солнцем и звездами.
   - Две недели ушло на то,  чтобы  доплыть  от  Ланниспорта  до  Медвежьего
острова. Мой дом горько  разочаровал  Линессу.  Там  было  слишком  холодно,
слишком сыро, слишком далеко, а замок казался  ей  бревенчатой  хижиной.  Не
было у нас ни скоморохов, ни балов, ни ярмарок. Редко-редко забредал  к  нам
какой-нибудь певец, и золотых дел мастера на острове тоже не  имелось.  Даже
еда обернулась мучением. Мой повар мало что умел  готовить,  кроме  жареного
мяса да похлебки, и Линессе скоро опротивела рыба и оленина.
   Я жил ради ее улыбки. Я послал в Старомест за новым поваром и. выписал из
Ланниспорта арфиста. Я добывал ей все, чего  она  желала,  -  златокузнецов,
ювелиров и портных, но этого было недостаточно. На Медвежьем  острове  много
медведей и деревьев, а всего остального мало. Я построил  для  нее  красивый
корабль, и мы плавали в Ланниспорт и Старомест на празднества  и  ярмарки  -
однажды сходили даже в Браавос, где я занял  у  ростовщиков  уйму  денег.  Я
завоевал ее руку и сердце, как победитель  турнира,  поэтому  я  выходил  на
другие турниры ради нее, но волшебство утратило силу. Я так ни разу больше и
не отличился, а каждое поражение означало потерю коня и турнирных доспехов -
их приходилось выкупать или заменять новыми. Мне это было не  по  средствам.
Наконец я настоял на возвращении домой, но там дела у нас  пошли  еще  хуже,
чем прежде. Я не мог больше платить  повару  и  арфисту,  а  Линесса  просто
взбесилась, когда я заикнулся о том, чтобы заложить ее драгоценности.
   А дальше... я стал делать вещи, о которых мне стыдно  рассказывать.  Ради
золота - чтобы Линесса могла сохранить свои драгоценности, своего арфиста  и
своего повара. В конце концов я  потерял  все.  Услышав,  что  Эддард  Старк
собирается на Медвежий остров, я до того  забыл  о  чести,  что  не  решился
предстать перед его судом бежал, взяв с собой жену. Ничто не имеет значения,
кроме нашей любви, говорил я себе.  Мы  бежали  в  Лисе,  и  я  продал  свой
корабль, чтобы как-то прожить.
   Видно было, что рассказ причиняет  ему  боль,  и  Дени  не  хотелось  его
принуждать, но ей нужно было знать, чем все это закончилось.
   - Она умерла там? - мягко спросила Дени.
   - Только для меня. Через полгода все золото вышло, и мне  пришлось  стать
наемным  солдатом.  Пока  я  сражался  с  браавосаами  на   войне,   Линесса
перебралась в дом купецкого старшины Трегара Ормоллена. Говорят, она  теперь
его главная наложница и даже его жена ее боится.
   Дени ужаснулась:
   - И ты ее ненавидишь?
   - Почти так же сильно, как люблю. Прошу извинить меня, моя королева, -  я
очень устал.
   Дени отпустила его, но, когда он уже собрался выйти, она не удержалась  и
спросила:
   - Какая она была, твоя леди Линесса?
   - Она немного похожа на вас, Дейенерис, - печально улыбнулся сир  Джорах.
- Сладких вам снов, моя королева.
   Дени, вздрогнув, плотнее закуталась в львиную шкуру.  "Похожа  на  меня".
Это объясняет то, чего Дени прежде не понимала. "Он хочет  меня,  -  сказала
она себе. - Он любит меня, как любил ее, - не как рыцарь  свою  королеву,  а
как мужчина женщину". Она  попыталась  представить  себе,  как  целует  сира
Джораха, ласкает, как он входит в нее, -  но  тщетно.  Закрывая  глаза,  она
видела не его, а Дрого.
   Кхал Дрого был ее солнцем и звездами, ее первым мужчиной - а может  быть,
И последним. Мейега Мирри Маз Дуур поклялась,  что  Дени  никогда  не  родит