как  лицо  отца  переменилось,  все   вокруг   обменялись
взглядами.
   В этот миг он любил Джона всем сердцем. Даже в свои семь лет Бран  понял,
на что пошел его брат. Счет сошелся лишь потому,  что  Джон  исключил  себя.
Оставив девочек и даже  младенца  Рикона,  но  не  посчитав  себя  самого  -
бастарда,  носящего  фамилию  Сноу.  Закон  северных   земель   предписывает
называться так любому несчастному,  которому  не  выпала  удача  родиться  с
собственным именем. Отец это прекрасно понял.
   - Разве ты не хотел бы взять щенка и себе, Джон? - спросил он негромко.
   - - Отец, лютоволк украшает знамена Старков, - сказал  Джон,  -  а  я  не
Старк.
   Лорд-отец  задумчиво  посмотрел  на  Джона.  Робб   торопливо   попытался
заполнить напряженное молчание.
   - Я сам выкормлю щенка, - пообещал  он.  -  Обмакну  полотенце  в  теплое
молоко и дам ему пососать.
   - Я тоже! - отозвался Бран.
   Лорд Старк внимательно поглядел на своих сыновей.
   - Легко сказать, труднее сделать. Я не хочу, чтобы вы тратили время своих
слуг на пустяки. Если вам нужны щенки, кормите их сами. Понятно?
   Бран ретиво закивал. Щенок пошевелился в его руке, лизнул в  лицо  теплым
языком.
   - Вы должны и воспитать их, - сказал отец. - Только самостоятельно. Псарь
не подойдет к этим чудовищам, я это обещаю. И пусть боги помогут  вам,  если
вы забросите их, озлобите и  плохо  обучите.  Такой  пес  не  станет  молить
подачки, его нельзя  будет  отбросить  пинком.  Лютоволк  способен  запросто
отхватить человеку руку, как пес перегрызает крысу. Вы уверены,  что  хотите
этого?
   - Да, отец, - отвечал Бран.
   - Да, - согласился Робб.
   - Невзирая на все ваши старания, щенки могут умереть.
   - Они не умрут, - обещал Робб. - Мы не допустим этого.
   - Пусть тогда живут. Джори,  Десмонд,  заберите  остальных  щенков.  Пора
возвращаться в Винтерфелл.
   Только когда все поднялись в седло и взяли с места,  Бран  позволил  себе
ощутить сладкий вкус победы. К тому времени  его  щенок  уже  устроился  под
кожаной одеждой в тепле и безопасности. Бран все думал о  том,  как  назвать
его. На половине моста Джон внезапно остановился.
   - Что такое, Джон? - спросил лорд-отец.
   - Вы не слышите?
   Бран слышал голос ветра в ветвях, стук копыт по доскам железного  дерева,
скулеж голодного щенка, но Джон внимал чему-то другому.
   - Там, - сказал Джон. Развернув коня, он направился галопом через мост.
   Все видели, как он спешился, наклонился над мертвой волчицей. И мгновение
спустя направился назад улыбаясь.
   - Наверное, отполз в сторону от остальных, - проговорил Джон.
   - Или его прогнали, - сказал отец, глядя на последнего  щенка,  белого  в
отличие от серых сестер и братьев. Глаза его были  красны,  как  кровь  того
оборванца, что умер этим утром. Бран удивился тому, что  именно  этот  щенок
уже открыл глаза, когда все остальные еще оставались слепыми.
   - Альбинос, - с сухим удивлением сказал Теон Грейджой. - Этот умрет  даже
быстрее, чем все остальные.
   Джон Сноу одарил воспитанника своего отца долгим холодным взглядом.
   - Едва ли, Грейджой, - возразил он. - Этот принадлежит мне.

КЕЙТИЛИН

   Здешняя богороща никогда не нравилась Кейтилин. Она родилась на юге  -  в
Риверране, далеком теперь Быстроречье, у Красного Зубца, одной из трех  рек,
сливавшихся в Трезубец. Там богороща была садом, ярким  и  воздушным...  там
высокие краснодревы раскидывали пятнистые тени  над  звонкими  ручьями,  там
птицы пели в гнездах, там воздух благоухал цветами.
   Боги Винтерфелла любили другие леса. Мрачный первобытный уголок, три акра
старого леса, нетронутый в течение десяти тысяч лет, и мрачный,  как  гнездо
хищной птицы, замок над ним. Тут пахло влажной землей и гниением. Тут не рос
красный лес. Упрямые страж-деревья в серо-зеленых игольчатых шубах вменялись
могучими дубами и колоннами железоствола, древними,  как  сама  округа.  Тут
толстые черные стволы теснились друг к другу,  корявые  ветви  сплетались  в
плотный навес над головой, а уродливые корни  выползали  из-под  земли.  Тут
царило глубокое молчание, властвовала задумчивая тень, и боги,  обитавшие  в
лесном краю, имен не имели.
   Но сегодня она знала, где искать своего  мужа.  Отобрав  жизнь  человека,
Эддард всегда уходил в тишину богорощи.
   Кейтилин была помазана семью елеями, она получила  имя  в  радуге  света,
наполнявшей септу Риверрана. Ее боги имели имена, и лики их были знакомы ей,
как лица родителей. Эту же веру исповедовали и дед ее, и  прадед.  Во  время
службы септон кадил  благовониями,  семигранный  кристалл  наполнялся  живым
светом, пели голоса. Как подобает великому дому, Талли содержали и богорощу,
но  только  гуляли  там,  или  читали,  или  лежали  на  солнце.  Поклонение
совершалось в септе.
   Для нее одной Эддард соорудил небольшую септу, чтобы она могла петь перед
семью ликами Бога, но в жилах Старков до сих пор текла кровь Первых Людей, и
муж ее поклонялся старым богам, безымянным  и  безликим  божествам  зеленого
леса, позаимствованным у давно исчезнувших Детей Леса.
   А в центре лужайки древнее чардрево размышляло  над  небольшой  запрудой,
наполненной черной холодной водой; Сердце-дерево -  называл  его  Нед.  Кора
чардрева белела  обветренной  костью,  темно-алые  листья  казались  тысячью
замаранных в крови ладоней. На толстом стволе было вырезано лицо, длинное  и
задумчивое; глубоко ушедшие в кору глаза заплыли застывшим соком и  казались
странно внимательными. Они знали, что такое древность: эти глаза были старше
самого  Винтерфелла.  Если  не   обманывали   легенды,   они   видели,   как
Брандон-строитель  заложил  первый  камень,  они  видели,  как   поднимались
гранитные стены замка. Говорили, что Дети Леса вырезали лики на  деревьях  в
столетия, предшествовавшие нашествию Первых Людей из-за Узкого моря.
   На юге последние чардеревья были срублены  или  сожжены  еще  тысячу  лет
назад, если не считать острова Ликов, где белоствольные мужи еще несли  свою
безмолвную стражу. Здесь, на севере, все было иначе. Здесь у  каждого  замка
была своя богороща, и в каждой богороще росло  сердце-дерево,  и  у  каждого
сердце-дерева было лицо.
   Кейтилин обнаружила своего мужа под чардревом, сидящим на  заросшем  мхом
камне. Великий меч Лед лежал на его коленях, он омывал клинок в  черных  как
ночь водах запруды. Слежавшийся за тысячелетия толстый слой  почвы  поглощал
звук шагов Кейтилин, но красные глаза неотступно следили за  ней  со  ствола
дерева.
   - Нед, - негромко позвала она. Он  угрюмо  посмотрел  на  нее  и  спросил
голосом далеким и официальным:
   - Кейтилин, а где дети?
   Муж всегда спрашивал ее о них.
   - В кухне, они спорят о том, как назвать волчат. -  Она  расстелила  свой
плащ на дернине и села возле пруда спиной к чардреву. Кейтилин ощущала,  как
следят за ней глаза, но самым лучшим образом постаралась не  замечать  этого
взгляда. - Арья уже влюбилась, Санса очарована и благодарна,  Рикон  еще  не
вполне все понял.
   - Он боится? - спросил Нед.
   - Немного, - признала она. - Но ему только три.
   Нед нахмурился.
   - Его пора учить встречаться лицом к лицу с собственным страхом. Три года
ему не навечно. Потом, зима близко.
   - Да, - согласилась Кейтилин. От  слов  этих,  как  всегда,  по  коже  ее
пробежал озноб. Слова Старков. В каждом благородном  доме  есть  собственное
речение: фамильные девизы, критерии, молитвы; одни хвастали честью и славой,
другие обещали верность и правду, третьи присягали в  вере  и  отваге.  Все,
кроме Старков. Зима близко, сулили они, Кейтилин не впервые подумала о  том,
насколько же странный народ эти северяне.
   - Беглец умер сегодня с  достоинством,  следует  отдать  ему  должное,  -
проговорил Нед. Он водил  по  огромному  мечу  лоскутом  промасленной  кожи,
полируя металл до темного блеска. - Я был горд за Брана, ты была бы довольна
им.
   - Я всегда горжусь Браном,  -  отвечала  Кейтилин,  разглядывая  меч  под
руками мужа. Она угадывала волнующиеся глубины  внутри  клинка,  где  металл
сотню раз смяли во время ковки.  Кейтилин  не  любила  мечей,  но  не  могла
отрицать, что Льду присуща особенная краса. Меч выковали в Валирии, до  того
как Рок обрушился на Фригольд(; кузнецы там обрабатывали  металл  не  одними
молотами, но и заклинаниями. Четыре сотни лет было мечу, и лезвие его ничуть
не затупилось с  того  дня,  когда  мастер  выпустил  его  из  рук.  Имя  же
сохранилось с еще более древних времен. Наследие века героев,  когда  Старки
были Королями Севера.
   - Уже четвертый в этом году, - мрачно заметил Нед. -  Бедняга  наполовину
обезумел от страха, кто-то настолько перепуган его, что он просто не понимал
моих слов. - Он вздохнул. - Бен пишет, что я Ночном Дозоре  осталось  меньше
тысячи людей. И дело не только в дезертирах. Дозор теряет людей в стычках.
   - С одичалыми? - спросила Кейтилин.
   - А с кем же еще? - Нед поднял Лед, поглядел на длинную  полосу  холодной
стали. - И будет только хуже. Может настать такой  день,  когда  у  меня  не
останется другого выхода, кроме как собрать все  знамена  и  отправиться  на
север, чтобы раз и навсегда расправиться с этим Королем за Стеной.
   - Отправиться за Стену? - От этой мысли Кейтилин поежилась.
   Нед заметил промелькнувшее выражение ужаса на ее лице.
   - Нам нечего страшиться Манса-налетчика.
   -  За  Стеной  обитают  более  страшные  твари.  -  Она   оглянулась   на
сердце-дерево,  красные  глаза  на  бледной  коре  следили,  прислушивались,
обдумывали свои долгие, неторопливые мысли.
   - Ты слишком любишь слушать сказки старухи Нэн, - ответил  Нед  с  мягкой
улыбкой. - Иные мертвы, как и Дети  Леса,  они  исчезли  восемь  тысячелетий
назад.
   Мейстер Лювин докажет тебе, что они никогда  не  существовали.  Никто  из
живых людей еще не видел их.
   - До нынешнего утра ни один человек не видел и лютоволка, - напомнила еми
Кейтилин.
   - Когда споришь с Талли,  следует  обдумывать  слова,  -  ответил  Нед  с
горькой улыбкой и вдвинул Лед в ножны, - Но ты пришла  не  для  того,  чтобы
рассказывать мне детские сказки; я знаю, насколько мало  правится  тебе  это
место. Так в чем же дело, моя госпожа?
   Кейтилин взяла мужа за руку.
   - Сегодня пришли горестные вести, милорд. Я не  хотела  беспокоить  тебя,
пока ты не очистишься. - Смягчить удар было невозможно, поэтому она  сказала
прямо:
   - Мне так жаль, моя любовь. Умер Джон Аррен. - Их взгляды встретились,  и
она поняла, насколько тяжела утрата. Это легко было предвидеть,  Нед  провел
свою юность воспитанником в Орлином Гнезде, бездетный  лорд  Аррен  сделался
вторым отцом и ему, и его приятелю Роберту Баратеону. Когда Безумный  король
Эйерис II, Таргариен потребовал выдать обоих, лорд  Орлиного  Гнезда  поднял
свой стяг с луной и соколом и выступил против властелина, но не предал  тех,
кого должен был защищать. Ну а после того, пятнадцать лет назад, второй отец
сделался также и братом Неда. Оба они стояли в септе  Риверрана,  сочетались
браком с двумя сестрами, дочерьми лорда Хостера Талли.
   - Джон... - проговорил он. - А весть достойна доверия?
   - Письмо написано самим Робертом, и  запечатано  королевской  печатью.  Я
оставила его для тебя. Он написал, что лорда Аррена  унесла  быстрая  хворь,
даже мейстер Пицель оказался беспомощен, ему пришлось напоить Джона  маковым
молоком, чтобы тот меньше мучился.
   - Да, это большая потеря, - проговорил он, Кейтилин видела горе  на  лице
мужа, но и сейчас он в первую очередь подумал о ней. - А как твоя сестра?  -
спросил он, - И мальчик Джона? Что слышно о них?
   - Написано, что с ними все в порядке и они возвратились в Орлиное Гнездо,
- проговорила Кейтилин. - Я бы хотела, чтобы  они  приехали  в  Риверран.  В
Гнезде высоко и одиноко, это дом ее мужа, а  не  ее  собственный.  Память  о
лорде Джоне будет наполнять каждый камень. Я знаю сестру.  Она  нуждается  в
утешении, в семье и друзьях вокруг себя.
   - Ваш дядя ожидает ее в Долине, разве не так? Я слыхал, что  Джон  возвел
его в Рыцари Ворот.
   - Бринден сделает все возможное и  для  Лизы,  и  для  мальчика,  В  этом
немного утешения, но все же...
   - Езжай к  сестре,  -  предложил  Нед.  -  Возьми  детей;  пусть  ее  дом
наполнится  шумом,  криками,  смехом.  Ее  мальчику  нужна  сейчас   детская
компания, да и Лиза будет не одна в своем горе.
   - Хотелось бы мне это сделать, - проговорила Кейтилин. - Но в письме были
и другие вести. Король едет в Винтерфелл, чтобы проведать тебя.
   Нед не сразу понял ее, но когда до него дошло, мрак оставил его глаза.
   - Значит, Роберт едет сюда? - Она кивнула, и улыбка промелькнула  на  его
лице.
   Кейтилин хотелось бы разделить счастье мужа. Но она уже слыхала разговоры
во дворе: мертвая лютоволчица в  снегу,  сломанный  рог  в  ее  горле.  Ужас
свернулся внутри Кейтилин змеей, но она заставила себя улыбнуться  любимому,
не верящему в приметы.
   - Я знала, что это порадует тебя, -  сказала  она.  -  Нам  следовало  бы
послать весть твоему брату на Стену.
   - Да, конечно, - согласился он. - Бен захочет приехать.  Я  скажу,  чтобы
мейстер Лювин послал самую быструю птицу.  -  Нед  поднялся  и  погладил  ее
колено.
   - Проклятие, сколько же лет прошло? И Роберт не  прислал  предупреждения!
Сколько людей в его отряде? В письме это сказано?
   - По-моему, сотня рыцарей, каждый с собственной свитой, и еще столько  же
свободных всадников. Серсея и дети едут вместе с ними.
   - Ради них Роберт замедлит ход, - проговорил Нед. - Неплохо, у нас  будет
больше времени, чтобы приготовиться к встрече.
   - - С ним едут и братья королевы, - сказала она.
   Нед скривился. Кейтилин знала, что муж не испытывал особой любви к  семье
королевы, Ланнистеры с Кастерли Рок, Бобрового утеса, выступили  на  стороне
Роберта, только когда в его победе уже не оставалось сомнений,  и  Старк  до
сих пор так и не простил их.
   -  Ну  что  ж,  если  за  общество  Роберта   приходится   расплачиваться
прикосновением к Ланнистерам, пусть будет так. Похоже,  что  Роберт  взял  с
собой половину двора.
   - Куда едет король, туда следует и королевство, - сказала она.
   - Будет неплохо  повидать  их  детей.  Самый  младший  еще  сосал  титьку
Ланнистерши, когда я в последний раз видел его. Теперь ему, должно быть, лет
пять?
   - Принцу Томмену семь, - вспомнила Кейтилин. - Столько, сколько и Брану.
   И пожалуйста, Нед, последи за языком.  Твоя  Ланнистерша  -  королева,  и
гордость ее только возрастает с каждым годом.
   Нед пожал ее руку,  -  Итак,  будет  пир  с  певцами,  и  Роберт  захочет
поразвлечься. Я пошлю Джори на юг с почетной охраной, чтобы встретить их  на
Королевском тракте и проводить до дома. Боги, как же мы  всех  накормим?  Он
уже в пути, ты сказала? Черт бы побрал эту королевскую толстокожесть!

ДЕЙНЕРИС

   Брат поднял платье, показывая ей.
   - Смотри, какая красота. Прикоснись. Пощупай эту ткань. Дени прикоснулась
к платью. Невероятно гладкая ткань,  казалось,  омывала  ее  пальцы  подобно
воде.
   Дени не помнила, чтобы когда-нибудь носила  столь  мягкую  одежду.  Ткань
пугала ее. Она отняла руку.
   - Платье и в самом деле мое?
   - Это подарок магистра Иллирио, - отвечал  с  улыбкой  Визерис.  Брат  ее
пребывал сегодня в хорошем настроении. -  Ткань  подчеркнет  фиалковый  цвет
твоих глаз. Кроме того, ты получишь золото и всякие камни,  Иллирио  обещал.
Сегодня ты должна выглядеть как принцесса.
   Как принцесса, подумала Дени. Она уже и забыла, что это  такое.  А  может
быть, никогда и не знала.
   - Почему же он дал нам столь много? - спросила она. - Чего  он  хочет  от
нас? - Уже  почти  полгода  они  обитали  в  доме  магистра,  ели  его  еду,
пользовались услугами его  лакеев.  Дени  уже  исполнилось  тринадцать,  она
прекрасно понимала, что в  свободном  городе  Пентосе  за  так  подарков  не
делают.
   - Иллирио не дурак, - проговорил Визерис, тощий, нервный юноша  с  узкими
ладонями и лихорадочным взглядом сиреневых глаз. - Магистр знает, что  я  не
забуду друзей, когда сяду на престол.
   Дени ничего не сказала. Магистр Иллирио торговал пряностями, самоцветами,
драконьей костью и другими не менее драгоценными  вещами.  У  магистра  были
друзья во всех девяти свободных городах, да и за  ними,  в  Вейес  Дотрак  и
сказочных землях возле Яшмового моря. Считали также, что всех  своих  друзей
он самым любезным образом продавал за подходящую цену. Дени прислушивалась к
разговорам на улицах и знала об этом,  но  предпочитала  не  смущать  брата,
когда он  сплетал  паутину  своих  мечтаний.  Проснувшийся  гнев  его  бывал
ужасен... Визерис всегда предупреждал ее: "Не буди дракона!"
   Визерис повесил платье возле двери.
   - Иллирио пришлет рабынь, чтобы ты искупалась. Постарайся, чтобы от  тебя
не пахло конюшней. У кхала Дрого тысяча лошадей, но сегодня он  ищет  другую
кобылу.  -  Брат  оглядел  ее  критическим  взглядом.  -  Опять  сгорбилась.
Распрямись.
   - Он хлопнул Дени ладонью по спине. - Пусть он увидит, что ты  похожа  на
женщину. - Пальцы его мимоходом коснулись ее наливающейся груди и сжались на
соске. - Ты не подведешь меня? Если что - хорошего не жди.  Ты  же  ведь  не
хочешь разбудить дракона, правда? - Он жестоко ущипнул ее  тело  под  грубой
тканью. - Не хочешь, так? - повторил он.
   - Нет, - робко ответила Дени.
   Брат улыбнулся:
   - Хорошо. - Он прикоснулся к ее волосам едва ли не с симпатией.  -  Тогда
тот, кто напишет историю моего правления, милая сестрица, отметит,  что  оно
началось сегодня ночью.
   Когда он ушел, Дени направилась к окну и завистливым  взглядом  поглядела
на воды залива.  Заходящее  солнце  вычерчивало  черные  силуэты  квадратных
кирпичных  башен  Пентоса.  Дени  могла  слышать   пение   красных   жрецов,
разжигавших ночные очаги, и крики оборванных детей, носившихся по улицам. На
мгновение ей  захотелось  оказаться  среди  них  -  босой,  запыхавшейся,  в
лохмотьях, без прошлого и будущего... только бы не присутствовать на пиру  в
доме кхала Дрого.
   Где-то там, за закатом,  за  Узким  морем,  жила  земля  зеленых  холмов,
цветущих равнин и громадных бегущих рек; башни из  темного  камня  вырастали
между величественных голубых гор, рыцари в панцирях выезжали  на  битву  под
знаменами своих лордов. Дотракийцы звали эту  землю  Рейхе  Андал  -  землей
андалов.  В  Вольных   Городах   ее   именовали   Вестеросом   и   Закатными
королевствами. Брат называл этот край проще.
   - Наша земля, - говорил он. Слова эти он носил с  собой  словно  молитву,
которую надо повторять почаще, чтобы боги наверняка  услышали  ее.  -  Земля
принадлежит нам по праву рождения, она отнята у нас предательством,  но  она
наша, наша навсегда. Кто сумеет обокрасть дракона? О нет, дракон не забудет.
   Быть может, дракон и помнил, но Дени забыла. Она никогда не видела земли,
которую брат  называл  своей,  -  страну,  оставшуюся  за  Узким  морем.  Он
рассказывал ей про  Бобровый  утес,  иначе  Кастерли  Рок,  Орлиное  Гнездо,
Хайгарден -  Вышесад,  Долину  Аррен,  Дорн,  остров  Ликов,  но  имена  эти
оставались для нее пустыми словами. Визерису было восемь, когда  они  бежали
из  Королевской  Гавани,  спасаясь  от  наступающей  армии  узурпатора,   но
Дейенерис тогда еще лежала в материнском чреве.
   И все же иногда Дени представляла себе, как все было, -  так  часто  брат
рассказывал ей эту повесть. Они бежали ночью, чтобы пробраться к  Драконьему
Камню, черные паруса корабля блестели под луной.  Она  видела  своего  брата
Рейегара бьющимся с узурпатором в кровавых водах Трезубца и  погибшего  ради
любимой женщины. Видела и  захват  Королевской  Гавани  теми,  кого  Визерис
называл псами узурпатора, - лордами Ланнистером и Старком. Видела  принцессу
Элию Дорнскую, еще молившую о милосердии, когда наследника  оторвали  от  ее
груди и убили перед глазами матери.  Видела  полированные  черепа  последних
драконов, слепым