а две слезы, показавшиеся на его белесых ресницах. Вульф протянул руку
и нежно погладил Сигрун по щеке.
   - Милая, - сказал он ей ласково, - Однажды я потерял любимую женщину и
ребенка. Я не хочу, чтобы это случилось вновь.
   Сигрун раскрыла рот от удивления, шокированная его необычным тоном и
словами, которые она никак не ожидала от него услышать.
   - Прошу тебя, Сигрун, - продолжал Вульф, - Не причиняй мне боль.
   Останься в подземелье. Пожалуйста.
   Сигрун сглотнула комок в горле и, потупив взгляд, медленно отвернулась
и побрела к отверстию в земле.
   Когда она исчезла из виду, Вульф обратил взор к несущейся на него
армаде хримтурсов. Расстояние стремительно сокращалось и несколько „тунов,
бежавших впереди своих соплеменников, уже развели руки в стороны,
собираясь напустить на ненавистного им человека страшную силу чар.
   Вульф развязал веревку, служившую ему поясом и снял с себя медвежью
шкуру. Оставшись полностью обнаженным под морозными дуновениями ветра, он
взял Кормителя Воронов двумя руками и пошел вперед, постепенно ускоряя
движение. Следуя обычаям давно усопших предков своего племени, он шел в
Последнюю Битву - битву, из которой не возвращаются - лишь с мечом в руках
и шлемом на голове, славя имя Древнейшего-из-Волков.
   Его губы зашевелились, рождая на свет суровую вису великого героя:
   - Темные тучи собрались Гонимые дыханьем богов, Свой гнев готов обрушить
Даритель злата на мерзкие полчища Жестоких отпрысков Имира.
   Древний меч сверкает ярко В крепких руках героя Горят победные руны,
Вещим вырезанные знаки, Победу пророчат они.
   Не чувствуя холода, Вульф побежал вперед навстречу несущейся толпе
турсов. Кормитель Воронов излучал воинственное сияние, чуя близость
вражеской крови. ‚туны выстрелили шары, которые прочертили огненные полосы
в темнеющем небе, опускаясь прямо на Вульфа. Но волшебный меч отбил
исполинское колдовство, и сам выстрелил три молнии, которые разорвали на
куски трех бегущих „тунов. Пятеро оставшихся великанов ответили похожими
молниями, и Кормителю Воронов опять удалось защитить своего хозяина.
Совершив несколько скачков, он отразил пять молний так быстро, что Вульф
даже не успел понять, что произошло. Меч снова выстрелил три молнии и еще
три великана погибли, образуя сумятицу среди бегущих вслед за ними
хримтурсов.
   Последние двое „тунов успели лишь развести руки, прежде чем две молнии,
сорвавшись с кончика лезвия меча, разнесли их огромные тела в клочья.
   Вульф и армия хримтурсов стремительно сближались, и рев последних
заглушал все вокруг. Но Вульф не слышал этого. Он бежал вперед и с его губ
срывались слова последней висы.
   - По небу мчаться багровые тучи нелюди кровь окрасила воздух, Волчий
череп светиться злобой, На лбу его ярости руны - Вещим вырезанные знаки,
Смерть врагу пророчат они.
   Отпрыск волка, бога потомок, Вместилище гнева, берсерк обезумевший,
Мчится вперед, напоить готовый Турсовой кровью промерзлую землю, Гадам
несет он погибель.
   Вульф бежал и чувствовал, как клокочущий гнев заполняет его душу,
стремясь вырваться наружу. Сквозь плотно сжатые челюсти потекла белая
пена, а сознание постепенно оступило в глубины его разума, освобождая
место для слепой ярости берсеркера. Он бежал изо всех сил, занеся меч над
головой, навстречу толпе хримтурсов, и орал во все горло, перекрикивая рев
инеистых великанов. Между ним и передними рядами турсов оставались
считанные десякти шагов, но Вульф не видел ничего перед собой. Его взор
заполняли собой три руны, которые горели на лбу волчьего черепа на шлеме.
Они превратили его в брызгающего слюной зверя, мышцами которого управляли
другие три руны, пылающие на лезвии волшебного меча.
   - Я - ваша смерть !!!!
   Так закончил Вульф свою вису, когда Кормитель Воронов снес голову
первому хримтурсу.
   Подобно морскому шторму, бушующему над водами северного моря в зимнюю
пору, ворвался он в ряды врагов, и ничто не могло остановить его
продвижения вперед. Ряды хримтурсов плотно сомкнулись вокруг него, но
очень быстро им пришлось отступить назад, чтобы не попасть под скачущий с
невиданной доселе скоростью клинок. Обнаженный человеческий воин ревел и
вращался, сея боль и смерть в толпе врагов. Светящиеся глазницы
шлема-страшило парализовали страхом одних, а жестокий меч рубил других.
Самые смелые из хримтурсов делали попытки достать его копьем в прыжке, но
волшебство великого клинка разрывало их на части молнией. Гора трупов
вокруг Вульфа неуклонно росла и лужи турсовой крови красили снег в
темно-коричневый цвет. Но Вульф не замечал этого. Его действиями управляли
меч и шлем, заставляя его уклоняться или отпрыгивать в сторону от опасных
выпадов великанских копий, наносить удары самому, отрубая головы и пронзая
тела, и беспрестанно двигаться, не останавливаясь ни на миг. Таким образом
он прорубил себе дорогу сквозь толпу хримтурсов, вырвавшись из окружения.
Оказавшись на свободе, он тут же развернулся к врагам и продолжил атаку.
   Разумеется, инеистые великаны вновь сошлись вокруг него, надеясь
задавить своей массой, но не тут-то было. Вульф постоянно двигался,
прорубая себе проход в обратную сторону. Часто хримтурсы калечили сами
себя, неумело обращаясь с копьями и топорами. Они никак не предполагали,
что им когда-то придется сражаться в такой тесной толпе соплеменников,
пытаясь угнаться за взбесившимся берсеркером.
   А Идунна и Сигрун тем временем с волнением следили за происходящим в
ста шагах от них, выглядывая из ямы и сообщая обо всем, что видели,
Эйкмару и остальным людям, стоящим внизу. Богиня время от времени
выхватывала своим магическим взглядом по семь-десять хримтурсов и
умерщвляла их, желая хоть как-то помочь Вульфу. Сигрун до крови закусила
губу, и ее воинственный дух метался между доводящим до исступления
желанием ринуться в сражение, и обещанием, данным мужу оставаться в
подземелье. Ей казалось, что земля горит у нее под ногами, она ерзала на
месте, не зная, что предпринять. И наконец она нашла компромис.
   Вульф продолжал буйствовать, не видя ничего вокруг. Хримтурсы гибли
один за другим, горло саднило от непрекращающихся воплей, но Вульф уже не
контролировал себя. Он ревел и убивал, иногда спотыкаясь о разбросанные
повсюду трупы или отсеченные конечности.
   Но несмотря на это врагов еще оставалось очень много. Некоторые
начинали впадать в ярость, взбешенные тем, что неуловимый берсеркер
истребил почти половину их воинства, не получив при это ни единой
царапины. Такие хримтурсы становились совершенно неуправляемыми и начинали
рубить или колоть своих, пока Вульф или кто-нибудь рядом с ними не убивал
их. Но большинство инеистых великанов были тупы и упрямы, и с завидным
упорством продолжали преследовать Вульфа, который передвигался так быстро,
что многие не понимали, имеют ли они дело с человеком, или пытаются
угнаться за духом. А Кормитель Воронов напоминал хримтурсам танцующее
пламя, которое время от времени выстреливало молнии, а между этим жестоко
и без промаха убивало их.
   Но тут над головами хримтурсов повился сокол. Вульф конечно его не
видел, как и не видел ничего вокруг, а хримтурсы просто не обращали
внимания, занятые безуспешными попытками убить Вульфа. А сокол творил свое
дело, нападая сверху на сражающихся великанов клювом и когтями, отвлекая
их и не позволяя им совершать удары, от которых Вульфу пришлось бы
уклоняться или которые ему пришлось бы отбивать. Это дало Вульфу больше
свободы действий, так как теперь ему оставалось лишь наносить точные
удары, не заботясь о своей защите. И дело пошло быстрее.
   Тем временем на поле битвы опустилась ночь. В полнейшем мраке широко
раскрытые от страха глаза инеистых великанов светились алым, а волшебный
меч по прежнему излучал голубоватое сияние, которое приобрело жуткий
оттенок во тьме. Две горящие глазницы на шлеме Вульфа накладывали оковы
ужаса на изнуренных хримтурсов, и они застывали, словно колосья поспевшего
ячменя, готовые к срезу. И острый меч собирал щедрый урожай голов. Так
продолжалось до тех пор, пока хримтурсы не обнаружили, что осталось их
всего полтора-два десятка, и тогда они бросились бежать прочь от
брызгающего слюной и ревущего как зверь берсеркера. Вульф конечно бросился
вслед за несколькими из них и вскоре догнал их и убил. Затем его волчий
нюх повел его в погоню за другой группой турсов - он нагнал и их.
   Последине четыре великана побежали на восток и Вульф, взревев, бросился
за ними. Перепрыгивая через горы трупов, раскиданных по всему полю, он
бежал вслед за врагами и вскоре догнал их. Но прошло уже много времени с
начала битвы, и берсеркерганг начал проходить.
   Его сила и ярость стали постепенно исчезать, словно кромка воды при
отливе, обнажая усыпанный ракушками и тиной берег.
   Он отрубил голову одному хримтурсу и пронзил спину другому.
   Двое оставшихся повернулись к нему, чтобы встретить страшный взгляд
двух волчьих глазниц на его шлеме. Но силы оставляли Вульфа, и он с каждым
мигом становился слабее. Волчий череп уже не имел былой энергии и ее
хватило лишь на одного турса, которого Вульф быстро убил, а другой почуял
слабость своего противника и бросился на Вульфа. Вульф отбил удар его
топора, и отклонил следующий. Хримтурс наступал, а Вульф стремительно
терял силы, и меч казался ему ужасно тяжелым в его руках. Всех его сил
оставалось лишь на то, чтобы отступать и отбивать удары великана. Клинок
Кормителя Воронов угас, лишенный подпитки из недр души своего хозяина, и с
его кончика сыпались лишь беспомощные искры. А хримтурс наступал, чувствуя
перевес на своей стороне. Он дико ревел, осыпая Вульфа ударами один
тяжелее другого. Вульф ничего не соображал, и его мышцы двигались
инстинктивно. Колени дрожали и ноги подкашивались. Из последних сил он
отбивал удары топора, осознавая близость своей смерти. Где-то в заоблачной
выси забрезжил образ скачущей на вороном коне валькирии.
   Вдруг Вульф услышал шум соколинных крыльев. Перед его помутившимся
взором возник образ хримтурса, который бросив топор на землю, пытался
оторвать от лица сокола, вцепившегося когтями ему в глаза. Но сокол держал
крепко, и его мощный клюв колотил великана по темени. Собрав остатки своих
сил, Вульф приподнял меч и шагнул навстречу борющемуся с птицей турсу.
Хримтурс наконец сорвал птицу с лица и сокол вспорхнул в ночную тьму, а
Вульф из последних сил вогнал меч в широкую грудь инеистого великана. Он
повалился на землю с торчащим из груди клинком, а Вульф упал на него. Мир
утонул во тьме и наступило долгожданное забвение.
   Глазницы волчьего черепа померкли. Обнаженное тело воина остывало под
холодным ночным ветром. Сокол сделал пару кругов над изможденным героем,
что-то прокричал и умчался прочь, исчезнув в непроглядной мгле ‚тунхейма.
   Э П И Л О Г
 [F & R1][F & R2]
 Близился рассвет. Блеклые звезды гасли одна за другой, исчезая с ясного
светлеющего неба Асгарта. Предрассветный ветерок доносил ароматы цветущих
полей, которые дремали, укутанные утренней прохладой и безмолвием,
нарушаемым лишь отдаленным журчанием реки Ивинг, разделяющей мир Асов от
мира великанов. Высокие горы ‚тунхейма вырисовывались мрачными громадами
на фоне пробуждающегося восточного горизонта, словно застывшие навеки
образы древних исполинов.
   Сигрун сидела возле догорающего костра, устремив взор покрасневших от
бессонной ночи глаз на восток. Костер давал немного тепла и она ежилась,
поплотнее запахивая свой плащ. Рассвет в Асгарте был прохладным.
   Сигрун посмотрела на Вульфа, который лежал у ее ног, укрытый своим
черным плащем. Дыхание его было едва заметно, а биение сердца
прощупывалось с трудом. Его лицо осунулось и приобрело сероватый оттенок,
под глазами образовались сиреневые мешки. Вульф не приходил в себя уже два
дня, с тех пор, как упал без чувств, убив последнего хримтурса.
Берсеркерганг лишил его сил и никакие усилия Идунны не могли вернуть их.
Богиня сказала, что все ее старания помогли Вульфу лишь остаться в живых.
Большего не может дать даже она. И вот уже два дня Вульф пребывал без
сознания, странствуя между миром мертвых и живых. Сигрун не смыкала глаз
вторую ночь подряд, присматривая за ним. Отряд вернулся на берег Ивинга
лишь на закате этого дня.
   Теперь, когда Трюм был мертв, его чары исчезли и потому путь назад был
легок и отнял немного времени. Когда отряд пересек Ивинг и встал лагерем
на берегу Асгарта, Асы ушли в свои чертоги, пообещав вернуться, когда люди
и эльфы будут готовы к возвращению в свои миры. К сожалению, за стенами
священных обителей не было места живым, и поэтому люди остались на берегу.
   Вскоре совсем рассвело. Люди начинали просыпаться, а Сигрун все сидела,
обняв колени руками. Ее глаза слипались, а голова гудела.
   Когда она увидела Сигурда и Хельги, которые подошли к ней, она сказала:
   - Пожалуй, мне не мешало бы вздремнуть.
   - Обязательно! - ответил ей Хельги, - Ступай, девочка, тебе надо
отдохнуть. Мы посидим с ним.
   Сигрун поблагодарила старика и своего деверя, и отправилась к месту,
где почивал ее отец и его дружинники.
   Хигелак, напившись из ручья, также подошел к Сигурду и Хельги и сел
рядом с ними.
   - Он плох, - заметил младший Ильвинг, глядя на Вульфа.
   - Еще бы! - покачал головой Хельги, - Он истребил в одиночку четыре с
половиной сотни хримтурсов, да еще восемь „тунов! А хримтурсы не такие уж
плохие бойцы.
   - Да, - вздохнул Хигелак, - Я всегда говорил, что берсеркерганг до добра
не доведет, да еще такой... Как только он остался жив!
   - Сигрун говорила, что он метался меж турсами с нечеловеческой
скоростью, оставляя за собой горы трупов. - вспомнил Сигурд слова гаутки.
   - Дары Одноглазого всегда двояки, - проговорил Хельги негромко, словно
боялся упоминать седобородого бога, находясь неподалеу от его чертога.
   Два Ильвинга молчали, размышляя над словами вардлока, и смотрели на
своего старшего брата, который лежал неподвижно, укрытый плащем, будто
труп, готовый к сожжению на погребальном костре.

                                    ***

   Прошел еще один день, но Ирмин-Конунг так и не пришел в себя.
   Он исхудал и дышал все так же слабо. Вингборг, которая неплохо
разбиралась в целительной магии, пыталась влить в Вульфа жизненные силы,
но это не привело ни к какому результату. Хельги попробовал сделать то же
самое, но опять тщетно. Никакое колдовство не давало даже малейшего
улучшения.
   Сигрун, удрученная состоянием своего мужа и изнуренная бессонными
ночами, заступила на вахту с заходом солнца, отправив мужчин спать. Эта
ночь прошла быстро и не принесла никаких изменений. Утром Сигрун ушла
спать и возле Вульфа остались сидеть его братья и Хельги. Старый колдун
начинал беспокоится и говорил, что если Вульф не придет в себя в следующую
ночь, то скорее всего он превратиться в хеймнара - живого трупа, и
останется таким навсегда.
   Хельги помнил рассказы знахарей, которые говорили о берсеркерах,
теряющих свои души во время боя, и превращающихся после этого в хеймнаров
на всю оставшуюся жизнь. Сигурд и Хигелак помрачнели, сознавая, что такое
вполне возможно. Вульф выглядел хуже день ото дня и сейчас действительно
напоминал труп, который дышит и у которого бьется сердце.
   Многие воины приходили проведать своего вождя, и в их сердцах не было
радости от того, что они недавно одержали окончательную победу над
великанами. Все сознавали заслугу Ирмин-Конунга в этой победе и очень
переживали из-за того, что его состояние ухудшается.
   Никто из них даже не заикнулся о праздновании. Все ждали возвращения
Ирмин-Конунга.
   Еще одна ночь прошла без изменений. На утро Хельги, Сигурд и Хигелак
присели возле тела Вульфа, со беспокойством всматриваясь в его
осунувшееся, посиневшее лицо. Колдун оттянул Вульфу веко и наклонился,
чтобы посмотреть в глаз. Зрачок закатился наверх и его почти не было
видно. Хельги со вздохом встал и сказал:
   - Мы теряем его.
   Вокруг него стояли братья Ильвинги, а также подошли Альфина, Сиггейрер
и некоторые другие вожди родов. В тревожном ожидании смотрели они на
Ирмин-Конунга и им казалось, что он уже мертв.
   Сердцебиение и дыхание почти исчезли. Но все же Вульф пока жил.
   - Я думаю, он не доживет до следующего утра, - продолжал Хельги, - Если
он не очнется, то это конец.
   - Неужели никто из Асов не может помочь? - в отчаянии воскликнул
Сиггейрер.
   Хельги покачал головой.
   - Идунна - самая искуссная из Асов и Асинь во врачевании, сделала все
что могла, но...этого хватило лишь на то, чтобы Вульф не умер. Сейчас
ничто не может помочь Вульфу, разве что...
   - Что? - с нетерпением спросил Сигурд.
   - ...Отец Берсеркеров, - закончил колдун, - Тот, кто породил
берсеркерганг, возможно сможет вернуть Вульфа.
   - Ты говоришь о... - произнес Хигелак.
   - Воданаз! - кивнул Хельги. - Только он может помочь, если вообще в
состоянии это сделать.
   - Одноглазый известен тем, что зачастую предает своих избранников, -
пробормотал Сиггейрер, хмуря брови. Все посмотрели на князя гаутов, но
никто не мог возразить против этого. Ни люди, ни эльфы, ни сами Асы не
могли даже гадать, что на уме у Странника.
   - Быть может, Одноглазый еще не решил судьбу Вульфа? - предположил
Хельги, - Наверно он еще думает, где Вульф ему нужнее - в Мидгарте, или в
его Чертоге Павших.
   Хигелак, Сигурд, Сиггейрер и колдун с эльфийкой молчали и смотрели на
Вульфа. Все были охвачены отчаянием, потому что сознавали, что никак не
могут помочь вождю. Если бы Воданаз мог или хотел помочь Вульфу, он сделал
бы это еще когда отряд возвращался из ‚тунхейма. Хельги вспомнил, как
Одноглазый посмотрел на Вульфа, лежащего на повозке, и что-то пробормотал
себе под нос. Хельги расслышал слова бога: "Пусть решают Норны" - сказал
тогда Воданаз.
   Говорил ли Ас про Вульфа, или про что-то еще, Хельги не знал. Но он
понимал, что сейчас им остается уповать лишь на милость Норн.
   Яркое солнце Асгарта бросало свои теплые лучи на цветущую землю,
отражаясь мириадами бликов в холодных водах пограничной реки.
   Братья и остальные из ближайшего окружения Вульфа уселись рядом с его
телом, хмурые и печальные, в ожидании неизвестно чего. Мало кто из них
верил в возвращение Ирмин-Конунга.
   Наступил вечер. Но никто из воинов и не думал идти спать. Все слышали
слова колдуна - если Вульф не очнется в эту ночь, то он останется
хеймнаром навсегда. И в эту ночь и люди и эльфы собрались вокруг тела
вождя. В глазах каждого из них была тревога. Взошла луна и ее неверный
свет отражался в доспехах и на клинках воинов. Время шло и ночное светило
совершало свое путешествие по усеянному яркими звездами небу. Среди людей
и эльфов повисло тяжелое молчание.

                                    ***

   А где-то высоко наверху, на вершине священной горы сидела на волшебном
троне Хлидскъяльв мудрая богиня Фрийя. Внимательный взор ее глубоких очей
был устремлен вниз, на полумертвого человека, лежащего на земле в
окружении большой дружины. Затем Фрийя подняла глаза к стоящей рядом с
троном сияющей Хольде. Очаровательная богиня тоже смотрела на героя
Мидгарта. Она видела сидящую возле него девушку, в утробе которой
теплилась жизнь, а в душе тлела смерть.
   - Нить обрывается? - задала вопрос мудрая Фрийя.
   - Эта нить бесконечна, - ответствовала ваническая красавица.
   После некоторого молчания Хольда заговорила вновь:
   - И все-таки она воин.
   - Не спеши, - Фрийя укоризненно посмотрела на более молодую богиню, - Ее
нить длинна. Она еще покажет себя.
   Обе богини решили не продолжать свой стародавний спор. Фрийя молча
встала, сошла с трона и удалилась в темноту. А Хольда завистливо
покосилась на волшебный трон, но не стала нарушать вековечных законов. Она
ушла прочь от соблазнительного сиденья, но ей не нужен был трон, чтобы
видеть красивую девушку, свою избранницу, которая неторопливо брела по
уснувшему цветочному полю к тому месту, где находилась дружина людей и
эльфов. Она шла медленно и слегка неуклюже, с трудом передвигаясь,
о