рнулись вместе с ним в явь, но
начали медленно отступать в темные подвалы его рассудка, оставляя после
себя неприятный осадок.
   Вульф немного удивился необычному сну, который опять приснился ему. Он
решил поговорить об этом с Хельги, поскольку был уверен, что эти сны несли
в себе какие-то не ясные пока знаки, которые предстояло разгадать.
   Вульф встал и огляделся по сторонам. Он находился в небольшой каморке,
в которой стояла кровать и один табурет у ее изголовья. На нем покоился
шлем-страшило, а на полу лежал Кормитель Воронов. Кто-то заботливо вытер
его лезвие от пятен вражеской крови и положил его рядом с ним. Оглядев
себя, Вульф увидел, что тело его в нескольких местах перевязано. Он все
еще был слаб, мышцы рук и ног болели, а голова соображала медленно из-за
перенесенного чудовищного напряжения. Только теперь он начинал понимать,
каких трудов стоило быть настоящим берсеркером. Все имеет свою цену.
Будучи мальчишкой, ему казалось, что бравые берсеркеры входят в состояние
одержимости и выходят из него по одному своему желанию, ничего не теряя
при этом. Однако реальноть опровергала его детские иллюзии. Берсеркерганг
- страшное и мощное оружие, но за него нужно платить. Как впрочем и за все
на свете. Вульф вспомнил о своем даре Мимиру, и его сердце уже в который
раз сжалось печалью и сожалением. Великий Воданаз брал дорогую цену за
свои дары. "У меня нет любви, но зато я могу достигать такого состояния, в
котором никто не устоит передо мной." - думал он и чувствовал в себе запас
сил для развития всех своих способности и умений, включая берсеркерганг.
"Воданаз не глуп, - подумал он, - Значит без этого нам не победить. Иначе
он не предложил бы мне этот дар."
   - Сколько же я пролежал тут? - спросил Вульф сам себя, и сморщился от
саднящей боли в горле.
   Он поднял свое оружие и шлем и вышел из комнаты.
   В пиршественном зале князя Сиггейрера было тихо. Слышался треск
догорающих поленьев в очаге, да храп спавших на полу воинов. Вульф покинул
зал и оказался во дворе гаутского чертога, окруженного каменной стеной. Он
присел на лавку и взглянул на темно-синее небо. Близился рассвет.
   Вульф вспомнил о погибшем Хродгаре. Думая о нем, ему было сложно
объяснить свои чувства. Не стало самого младшего Ильвинга, Вульф лишился
опытного бойца, брошен вызов его клану. И ничего больше. Где-то далеко в
потаенных глубинах его сознания вставал маленький человечек, гневно
требуя, чтобы он испытывал горечь и скорбь. Но эти чувства присуще тем,
кто теряет того, кого любит. Вульф позабыл эти чувства, как позабыл он и
то, что такое любовь.
   Ему вспомнилась Хильдрун - синеглазая девушка, милая и нежная, как
первый подснежник, пробившийся сквозь снежный покров. Она говорит, что
любит его. А что это такое? Вульф познал женские ласки почти также рано,
как и взял в руки меч.
   Но чувство любви, о котором так искуссно пели скальды долгими зимними
ночами у пылающего очага, было тайной за семью печатями для него, и
оставалось таковым и по сей день. А ведь все могло бы быть по другому, не
будь этих злосчастных троллей. Но теперь все потеряно. Его любовь покоится
на дне колодца Мимира, надежно сокрытая чарами древнего бога. Если великий
Воданаз не смог возвратить свой глаз, то ему, смертному, и подавно не
вернуть свой залог. Что ж, значит так тому и быть. Не стоит жалеть
утраченного, тем более что в замен он получил силу, не снившуюся ни одному
смертному. Впереди его ждал долгий и трудный путь, в конце которого сияла
яркой звездой великая победа, поэтому не стоило распускать нюни. "Мне не
нужна любовь, - решил Вульф, - Радость победы - вот чувство, которое
приведет меня к вершине мира!"
   Вульф положил меч себе на колени и вытащил из сумки на поясе оселок.
   Внимательно оглядев щербатое лезвие, он принялся точить железо,
возвращая древнему клинку былую остроту.

                                    ***

   Когда рассвело и люди стали просыпаться, Сигурд подошел к Вульфу,
который все еще сидел на скамье, работая над своим клинком, и присел рядом.
   - Как ты себя чувствуешь? - поинтересовался он.
   - Лучше, - хмуро буркнул Вульф, осматривая лезвие. Удовлетворенный своей
работой, он броил его в ножны, а оселок спрятал обратно в сумку. Затем он
спросил:
   - Что произошло после того, как я потерял сознание?
   - Ничего особенного. Мы вернулись в гарт, принесли двоих раненых и тебя
с...
   -  Сигурд запнулся, - ...с Хродгаром. Сигрун велела своим служанкам
перевязать тебя и уложить в кровать. А тело Хродгара мы отнесли в местное
капище. Сейчас оно там. Ты был без сознани очень долго, мы уже стали
беспокоится.
   - Сколько я пролежал?
   - Весь день и эту ночь. Но та битва...-Сигурд посмотрел в сторону,
вспоминая перепитии прошедшего сражения. - Ты был похож на бешенного пса,
сорвавшегося с цепи. Я следил за тобой краем глаза и, честно сказать, не
на шутку перепугался.
   Мне показалось, что ты обезумел и вот-вот примешься рубить своих.
   - Я никогда не думал прежде, что стану берсеркером, - горько усмехнулся
Вульф и добавил, - По правде говоря, я в самом деле обезумел, хотя точно
знал, кто мои враги.
   - Ты убил почти половину херулийцев, - с явным восхищением сказал Сигурд
и похлопал брата по плечу. - Лишь благодаря тебе мы победили!
   - И из-за меня погиб Хродгар, - мрачно отозвался Вульф.
   - Почему ты так говоришь? Что там произошло?
   Вульф долго молчал, прежде чем поведал брату о том, как некий сокол
отклонил летящее в него копье, которое угодило в спину Хродгара. Также он
сказал ему, что этот сокол спас уже однажды его и Вальхтеов, когда они
удирали от великана Трюма.
   - Это не простая птица, - сказал Сигурд после этого.
   - Конечно, нет. Мне кажется, что кто-то посылает эту заколдованную
птицу, или...
   - Что?
   - ...Или кто-то еще из смертных овладел искусством оборотня. - закончил
Вульф свою мысль и неуверенно покачал головой.
   Два брата задумались, не заметив, как к ним подошел хозяин гарта. Он
встал, заслонив собой солнце, которое бросало свои косые лучи сквозь
прорехи в плывущих облаках. Сиггейрер протянул Вульфу руку и сказал:
   - Благодарю тебя, Вульф! Мы обязаны тебе победой над злобными
херулийцами.
   Вульф неохотно пожал руку гауту, а затем усадил его рядом с собой.
   - Итак, Сиггейрер, - сказал он, - я выполнил твои условия сделки.
Херулийцы уничтожены. Мы победили.
   - Да, я знаю об этом, - вздохнул князь гаутов, - Сигрун рассказала мне о
твоем геройстве и о том, как ты в одиночку истребил половину вражеского
войска.
   И еще знаю я, что твой брат погиб. Я очень сожалею, что его нет сейчас
с нами.
   Он был так молод, но бился, как взрослый мужчина.
   - Да. - печально сказал Вульф, - Но сейчас он уже должно быть пирует с
героями в Чертоге Павших.
   - Мы справим по нему великую тризну. - сказал Сиггейрер, скорбно склонив
голову.
   Вульф повернулся к Сиггейреру и схватил его за плечо.
   - Я повторяю, я выполнил твои условия. - громко объявил он.
   Гаут дернул плечом, сбрасывая его руку, и хмуро спросил:
   - Чего ты теперь хочешь?
   - Завтра мы играем свадьбу. Послезавтра ты собираешь свое войско и мы
отправляемся в Уппланд, в наш лагерь, где ты прилюдно заключишь со мной
побратимство.
   Сиггейрер промолчал в ответ, устремив свой взгляд в небо, на медленно
плывущие облака, похожие на флотилию кораблей, идущих по морю в военный
поход.
   Вульфу показалось странным молчание князя. Однако ему не верилось, что
тот затевал обман. Наконец Сиггейрер ответил:
   - Я уже говорил тебе, Вульф, что кроме Старкада и его людей на юге есть
еще херулийцы. Самое близкое к нам их поселение находится в Сконе. Там
правит князь Храбанахельм, брат Старкада. Когда до него дойдет весть о
хольмганге и о том, что здесь произошло, он не оставит меня в покое.
   - К чему ты ведешь? - потребовал Вульф, гневно сузив глаза.
   - Одним словом, мне придется оставить большую часть войска и остаться
самому здесь, в Гаутланде. Я смогу дать тебе не больше трех-четырех сотен
воинов, как благодарность за...
   - Благодарность?!! - вскричал Вульф, вскочив на ноги. Он покраснел от
злости и прорычал: - Я потерял здесь брата, который сражался, чтобы
избавить тебя от твоих недругов! Здесь пали мои люди!
   - То было твое решение! - закричал в ответ Сиггейрер, тоже поднявшись со
скамьи.
   На шум перебранки стали сходиться воины. Дружина Вульфа и Сигурд встали
позади своего вождя, а гауты хмуро собирались за спиной Сиггейрера.
   Вульф почувствовал острое желание дотянуться до горла Сиггейрера и
сжать его мертвой хваткой, но он во-время взял себя в руки.
   - Значит, ты хочешь нарушить условия нашего договора! - заявил Вульф
так, чтобы его слышали все собравшиеся тут гауты.
   - Нет! - гневно возразил Сиггейрер, - Я говорю, что пока мы не
расправимся с херулийцами из Сконе, я не смогу тебе помочь.
   Вульф промолчал, злобно взирая на гаута. Усилием воли он заставил себя
успокоится, а затем сказал:
   - В таком случае мы поступим так. Ты соберешь своих людей и нападешь на
херулийцев в Сконе, я помогу тебе в этом. После того, как мы разобьем их,
ты отправляешься со своей дружиной и со мной на север. По рукам?
   Сиггейр задумался на мгновение, а затем кивнул и сказал:
   - По рукам!
   - Стойте! - раздался вдруг звонкий голос.
   Растолкав собравшихся воинов локтями, к двум вождям протиснулась Сигрун.
   Она встала рялом с ними и, нахмурив тонкие как шелковая нить брови,
провозгласила:
   - Никто не покинет гарт, пока мы не сыграем свадьбу! А затем я пойду в
поход с вами!
   Сиггейрер удрученно покачал головой. Решимость в ее голосе обращала в
прах любые надежды на попытку переубедить ее.
   - Я думаю, славная дева не помешает в битве. Она придаст большей отваги
нашим бойцам, а также будет, кому обходить раненых. Ты идешь с нами,
Сигрун!
   - Будущей жене героя и берсеркера пристало быть воинственной. - с
улыбкой заметил Сигурд, - Тебе сильно повезло, братец.
   Вульф засмеялся в ответ, обрадованный тем, что удалось прийти к
соглашению с гаутами. Он обнял Сигрун за плечи и ощутил, как напряглись ее
мышцы под его рукой, а затем сказал:
   - Твоя дочь, Сиггейрер - само воплощение гаутской отваги!

                                    ***

   На закате того дня тело Хродгара, сына Хрейтмара из рода Ильвингов,
далекого потомка великого бога Воданаза было предано огню. Пламя
погребального костра взметнулось ввысь, к лиловому закатному небу, озаряя
своим буйным сиянием соломенные крыши домов и суровые лица собравшихся
полукругом воинов. Вместе с телом Хродгара на костер был положен заколотый
конь юного героя, его оружие, еда и питье, чтобы облегчить его нелегкий
путь к высотам Асгарта. Местная жрица освятила сожжение и принесла
небольшую глиняную урну, в которую Вульф сложит прах павшего брата, чтобы
привезти его на север и установить в капище в Уппланде рядом с клановыми
столбами Ильвингов.
   Уже стемнело и звезды вспыхивали одна за одной на темном безоблачном
небе.
   Легкий ветерок уносил клубы дыма догорающего костра на запад, а Вульф
все стоял и смотрел на тлеющие угли, думая о тончайшей словно паутина
грани между двумя реальностями, в одной из которых он стоял у костра,
провожая своего младшего брата в последний путь, а в другой сам лежал на
этом костре с зияющей в груди раной от копья, и его плоть обугливалась и
съеживалась, пожираемая ненасытными язычками погребельного огня в то
время, как его бессметрный дух переступал сияющий порог Чертога Павших, а
отважная валькирия подносила ему рог с элем, приветствуя в его новой
обители. Но, как оказалось, Воданаз (или кто-то еще)
   решил, что не пришло время Ирмин-Конунгу гибнуть. Столько еще
оставалось сделать! Многомудрый Отец Побед разумно использовал своих
героев, и Вульф был уверен, что до той поры, пока в Мидгарте не падет
последний тролль и великан, он мог не волноваться за свою жизнь, если
только у Одноглазого не было более коварных планов.
   Вечером воины собрались в пиршественном зале Сиггейрера, где они
правили тризну. Выпив несколько рогов пива, люди немного повеселели, но
Вульф и Сигурд оставались по-прежнему мрачными. Вульф почти не прикоснулся
к еде, он лишь глотал пьянящую влагу, глядя невидящим взором поверх голов
сидевших напротив мужчин, не замечая сновавших от стола к столу жен и
дочерей гаутских витязей, которые присматривали за тем, чтобы рога
пирующих не пустели. Перед его глазами проносились картины жестокой мести,
которую он собирался свершить над Храбанахельмом и другими херулийцами.
Оставалось лишь набраться терпения и ждать того дня, когда он сможет
осуществить то, что задумал.
   Время близилось к полуночи, когда Вульф поднялся из-за стола и
нетвердой походкой покинул зал.
   Порыв ветра взъерошил его волосы ночной прохладой, мгновенно отрезвляя
и возвращаяя ясность мысли. Вздохнув полной грудью, он решил пройтись
вокруг чертога Сиггейрера, а затем отправиться спать. Он пошел вдоль
стены, свернул за угол и остановился, как вкопанный. Перед ним стояла
девушка. Вульф узнал нежные и мягкие черты ее лица, освещаемого неверным
светом звезд. Но через несколько мгновений образ Хильдрун исчез, будто
призрак, поднявшийся из могильного кургана, а на том месте, где она только
что стояла, догорало серебрянное сияние, которое также исчезло, слившись с
ночной тьмой.
   Вульф стоял так некоторое время, не в состоянии понять, видел ли он
Хильдрун на самом деле, или это был результат его опьяненного пивом
рассудка. В конце концов он пожал плечами и отправился спать.

                                    ***

   Следующий день прошел без особых приключений. Выжившие Ильвинги и
Хордлинги залечивали свои раны. Двое тяжело раненых дружинников Вульфа
пришли в себя и стали поправляться. Конечно, в ближайший месяц им вряд ли
будет под силу взяться за оружие, но Ирмин-Конунг был все же рад их
выздоровлению, так как ценил жизни своих воинов и сознавал, что в
предстоящем сражении с троллями и великанами каждый способный держать
оружие мужчина будет на счету.
   Гауты тем временем готовились к свадьбе, которую решено было сыграть
днем позже, поскольку согласно поверьям гаутов следующая ночь была Ночью
Дис. Брак, заключенный в эту ночь, считался особенно святым и плодовитым,
и большинство пар предпочитали дожидаться именно этой ночи. Иные пары
предпочитали даже ждать месяцами. На эту ночь приходилось последнее
новолунее перед праздником Середины Лета, и Вульф тоже считал это время
священным и наиболее подходяшим для заключения брачных уз. Он пожалел, что
его матери не будет с ним. Женитьба - событие важное и хотелось бы
получить благословление Дис Ильвингов, которые могла дать мать, или другая
близкая родственница. Но в данном положении приходилось довольствоваться
благой волей гаутских Праматерей.
   Раннвейг - единственная тетка Сигрун по материнской линии, взяла на
себя подготовку племянницы к свадьбе. Она достала свадебное одеяние и
корону Раннгейд - своей сестры, которая, как позже выяснил Вульф, умерла
при родах, и принялась примерять все это к Сигрун. Вульф тем временем
зашел в свою каморку, где он оставил мешок со своей одеждой, и вытащил
оттуда нарядную шелковую тунику и штаны, а также красную с синим мантию.
Все это он оденет завтра, а остаток сегодняшнего дня он проведет в
повседневной одежде - светло-голубой рубахе, превратившиеся в
окровавленные лохмотья после последних сражений, и черные кожанные брюки.
Вульф решил встать завтра утром пораньше, чтобы привести себя в порядок.
Ведь он не мылся и расчесывал волос с того самого дня, как он и его
дружина покинули пределы Сверланда.
   Вульф осмотрел разложенную на кровати одежду и криво усмехнулся.
   - Жених! - с легким сарказмом в голосе промолвил он, скривив губы в
усмешеке.
 
 

                                   ГЛАВА ПЯТАЯ

 
 
   Множество факелов ярко освещали пиршественный зал, украшенный пестрыми
гирляндами из сплетенных полевых цветов, шкурами диких зверей и
развешанным по стенам оружием. Зал был заполнен людьми, которые сидели за
столами, заставленными едой и всякими лакомствами. Все были одеты в
лучшее, что у них было.
   Вульф, сияющий чистотой и роскошью, сидел рядом с Сигрун, чья золотая
корона блестела и искрилась в ярком свете факелов, а голубая ниспадающая
до пят туника, перетянутая на поясе широким ремнем, была искуссно расшита
затейливым узором. Золотая брошь крепила ее алый плащ к тунике, а алая
шелковая лента перетягивала лоб и копну густых светло-каштановых волос,
расплетенных в ниспадающие локоны.
   Вульф выглядел не менее нарядно - синяя с широкой красной каймой мантия
лежала на его могучих плечах, запястья были украшены тяжелыми золотыми
кольцами, а на груди висел начищенный до блеска серебрянный медальон,
изображавший Молот.
   Сиггейрер, Сигмунд, Сигвард, Раннвейг и ее сын Эгиль, а также Сигурд,
сидевшие за главным столом рядом с женихом и невестой, не уступали
молодоженам ни в красоте нарядов, ни в количестве золотых и серебрянных
украшений.
   Люди пили и ели, за столами звучал смех, мужчины поднимали тосты за
богов и богинь, героев и ушедших родичей. Так продолжалось некоторое
время, пока Хермот - жрец богини Хольды, и Асвид - престарелая жрица
Гаутских Дис не решили, что пришла пора начинать обряд. Они молча
поднялись со своих мест и торжественно прошествовали к двери, ведущей
наружу. Следом встали Вульф и Сигрун, а за ними их ближайшие родственники,
после которых пошли все остальные люди, каждый из которых взял в руки по
факелу.
   Процессия покинула чертог князя и направилась к священной роще
Ингвилунд, посреди которой стоял главный алтарь гаутов. Колонна людей
прошла между домов и вскоре покинула селение. Обогнув высокий холм,
возвышавшийся мрачной громадой над поселком, люди вышли в поле, постепенно
приближаясь к роще.
   Вульф шагал, держа Сигрун за руку, а легкий вечерний ветерок обвевал их
лица. Вульф не знал, о чем думает и что чувствует сейчас Сигрун, так как
каждая попытка узнать это натыкалась на наглухо закрытую дверь, за которую
надменная дочь гаутского князя не допускала никого. Но вскоре Вульф
оставил все попытки сближения (и сейчас даже не смотрел на нее), поскольку
ни для кого не было секретом, что эта свадьба была лишь сделкой между
двумя князьями. Вульфу на мгновение даже стало жалко девушку, но это
чувство уступило место благоговению, некоему непонятному страху и
волнительному трепету, когда он вступил в священную рощу.
   Некоторое время они шли меж деревьев, после чего вышли на широкую
поляну, в середине которой стоял алтарь из сложенных в кучу камней. Алтарь
был окружен кольцом из расставленых с равными промежутками деревянных
идолов великих Асов и Ванов.
   Следуя обычаю, несколько воинов, что сопровождали свадебную процессию и
несли огонь, воткнули в землю вокруг алтаря и идолов четыре факела по
одному с каждой стороны. Собравшиеся люди заполнили всю поляну, встав по
ее краю.
   Хермот и Асвид подошли к алтарю и возложили на него большое золотое
кольцо, на котором были выцарапаны руны. Одна из девушек, что служили в
храме Асвид, подвела к алтарю большого рыжего быка. Зверь покорно встал
рядом со святыми камнями, багровыми от крови прошлых жертв, и посмотрел
тоскливыми глазами на жрицу.
   Асвид воздела костлявые сморщенные руки к высокому звездному небу и
запела удивительно звонким для ее возраста голосом:
   -  Славные Дисы, праматери древние, святые хранительницы гаутского рода,
я призываю вас в Мидгарт и прошу вашей благой воли! Великий Ингваз,
отликнись на мой зов, явись и освяти эту ночь!
   Жрица замолчала, а глубокий проникновенный голос Хермота зазвучал в
ночи, словно зимний ветер, дующий сквозь голые ветви деревьев:
   - О, великая Хольда, дочь светлой Нертус, я взываю к тебе! Дай нам твое
благословление!
   Затем они оба запели хором:
   - Великие боги и богини, древнейшие дисы, освятите брак между этим
мужчиной и этой женщиной. Пусть будет он сч