ену.
     Ер'Стали тем временем вытащил из кармана другой шнурок. Еще миг  -  и
появилась новая веревка. На сей раз для спуска. Но Рикус остался стоять на
стене. Отсюда он видел почти весь город. Кара Ркарда доносила до его  ушей
крики восставших рабов, с наслаждением разбивающих то, над чем еще  вчера,
понукаемые плетью надсмотрщика, они так усердно трудились.
     С трепетом в сердце посмотрел он в сторону Ворот Рабов.  Там  мертвые
тела громоздились кучами выше роста великаныша.  К  центру  города  трупов
становилось все меньше. А у лагеря  рабов  Рикус  кое-где  даже  разглядел
красную от крови мостовую. Кес'трекелы уже слетелись на богатое  угощение,
и давясь от радости, рвали теплое мясо своими кривыми клювами и трехпалыми
руками.
     Рикус глянул в сторону района  темпларов  и  сразу  понял,  почему  в
квартале знати рабам удавалось беспрепятственно покидать  город.  Там,  на
верху широкой городской стены собралось, наверно, несколько  тысяч  рабов.
Насколько мул мог  разобрать,  они  пытались  покинуть  Урик,  съезжая  по
веревкам или просто прыгая вниз.
     Справа и слева на них наседали  большие  отряды  солдат.  Сам  Хаману
прогуливался  вдоль  стены,  скидывая  рабов  в  руки  поджидающим   внизу
стражникам.
     - И все это сделал я, - прошептал Рикус, глядя на груды мертвых тел в
проходе у Ворот Рабов. - Я пообещал им, что они умрут свободными, а принес
просто смерть. И ничего больше.
     - Не вини себя, - шагнул к нему Ер'Стали. Каилум и Ниива  уже  успели
спуститься вниз, а он вернулся за  мулом.  -  Возможно,  ты  полагал,  что
справишься с Хаману. Ведь это ты убил Калака.
     - Нет, - печально покачал головой мул. - Я был лишь одним из тех, кто
убил короля-колдуна Тира. Я только бросил копье. Если бы не Агис, Садира и
Ниива, я бы тогда опозорился, как сейчас.
     - Невозможно совершить великое деяние, ничем  не  рискуя,  -  заметил
старый колдун.
     - Хаману наверняка знает, что я сбежал. - Рикус с горечью показал  на
гигантскую фигуру властителя Урика. - Но для него поймать несколько лишних
рабов важнее, чем остановить меня.
     - Надо возблагодарить луны за его беспечность, - сказал Ер'Стали.
     Он  снова  попытался  увести  Рикуса  к  спуску.  В  этот  миг  снизу
послышались крики  ужаса.  Больше  десятка  свежих  отрядов  Императорской
Стражи ввалились  на  площадь  перед  стеной  из  затянутых  дымом  улочек
квартала знати. Мул мог только беспомощно смотреть, как, пользуясь копьями
как огромными дубинками, великаныши прокладывали себе дорогу сквозь  толпу
к веревкам.
     Прямо под Рикусом схватился за канат седой старик,  судя  по  виду  -
домашний  раб.  Судорожно  оглядываясь  через  плечо  он  начал   медленно
карабкаться вверх. Рикус, схватившись за веревку, хотел его подтянуть,  но
у него ничего не вышло. Он даже не мог взяться за канат обеими руками.
     Первый стражник добрался до стены, когда старик  был  еще  только  на
полпути.
     - Слезай, мальчик, - приказал он, поднимая копье.
     Старик замер.  Глаза  его  умоляюще  глядели  на  Рикуса.  Мул  снова
попытался подтянуть раба, но поднял его едва ли на фут.
     Урикит коснулся острием копья спины старика.
     - Спускайся или умри, - прорычал он.
     Старый раб поглядел на запрокинутое лицо стражника. Вздохнул.
     - Смерть освободит меня, - повторил он слова, которые Рикус частенько
слышал, сражаясь на потеху рода Лубар.
     И устремив взор в небо, старик полез вверх, хотя и знал, что спастись
ему уже не суждено...


     - Так начиналась Книга...
     "Рожденные из жидкого огня,  закаленные  в  беспросветной  мгле,  мы,
гномы - стойкий народ. Мы - люди камня. Это в наши  кости  уходят  корнями
горы. Это из наших сердец вытекают чистые реки. Это  из  наших  ртов  дуют
прохладные ветры. Мы созданы хранить этот мир. Поддерживать..."
     Прикрыв глаза, Ер'Стали пытался вспомнить следующее слово.
     Вместе с  Ниивой,  Каилумом  и  всеми  гномами  Кледа  Рикус,  затаив
дыхание, слушал рассказ старого колдуна.
     Впервые за тысячу лет гномы собрались в башне Бурин. Собрались, чтобы
услышать историю своей расы. Сотни магических факелов, зажженных  Ер'Стали
и установленных Лианиусом, ярко освещали большой зал.  Древние  фрески  на
стенах раскрылись во всей своей  красе.  На  каждой  колонне  ослепительно
сверкали  начищенные  до  блеска  боевые  топоры  и  мечи.  Их  специально
отполировали, как еще одно напоминание о  неслыханном  богатстве  наследия
Кемалока. Да и сами гномы  приоделись  по  такому  торжественному  случаю.
Рикусу казалось, что такую аудиторию одобрили бы и древние короли.
     Наконец Ер'Стали открыл глаза и печально покачал головой.
     - Мне очень жаль, но я не могу вспомнить,  что  там  дальше.  Давайте
попробуем историю  о  том,  как  король  Ркард  отогнал  Бориса  от  ворот
Кемалока.
     По залу пробежал одобрительный шепот. Лианиус поднял руку, призывая к
тишине, и в громадном зале стало так  же  тихо,  как  было  всю  последнюю
тысячу лет.
     "В пятьдесят второй год царствования короля Ркарда Борис вернулся. Из
всех наших рыцарей оставались только  сам  король,  Са'рам  и  Джо'орш,  с
пятьюстами гномами каждый. Борис привел  с  собой  из  Эбе  десятитысячное
войско с осадными орудиями и гнусным колдовством."
     Кемалок был последним городом гномов, и  вместе  с  ним  должны  были
умереть последние из нашей гордой расы. Этого, поклялся король  Ркард,  не
произойдет. Он приказал Са'раму и Джо'оршу бежать, взяв с  собой  половину
жителей Кемалока. Остальные, во главе с  королем,  остались,  дабы  скрыть
следы их бегства, и, погибнув, убедить Бориса, что  он  оборвал  весь  наш
мужественный и древний род.
     Вскоре после того, как рыцари покинули Кемалок, Борис  своим  гнусным
колдовством в двенадцати местах проломил  городскую  стену.  У  последнего
пролома Ркард и Борис сошлись в смертельной схватке. Но вскоре  доблестный
Ркард почувствовал,  как  грудь  ему  пронзил  ужасный  меч  врага.  Но  и
мерцающее лезвие топора нашего монарха оставило глубокий след  в  доспехах
Бориса. Они упали, каждый со своей стороны стены.  Борисовы  слуги  унесли
своего мерзкого командира в лагерь. Мы  же,  верные  последователи  нашего
короля, принесли доблестного Ркарда, в груди  которого  все  еще  покоился
вражеский клинок,  в  Башню  Бурин.  Закрыв  ворота,  мы  приготовились  к
последней битве.
     Спустя немного времени король Ркард умер от полученных ран. С болью в
душе мы ждали атаки Борисовых войск. Но на  десятый  день  враги  свернули
лагерь. Мы поняли, что последний удар  Ркарда  не  пропал  впустую.  Борис
умер..."
     - На самом  деле  все  было  не  так!  -  прогремел  гулкий  голос  с
проходящей над залом галереи.
     Подняв  глаза,  Рикус  увидел  невысокого,  закованного   в   черные,
украшенные  золотом  и  серебром  доспехи  гнома.  Усыпанная  драгоценными
камнями корона венчала его шлем,  а  из-под  опущенного  забрала  сверкали
ярко-желтые глаза.
     - Ркард! - прошептал пораженный мул.
     - Последний король заговорил! - воскликнул какой-то гном.
     Зал взволнованно загудел.
     - Это то, во что верил хранитель Книги, - загрохотал король, - но  на
самом деле произошло не это.
     Стояла гробовая тишина. Все  ждали  продолжения,  но  мертвый  король
только молча глядел на собравшихся.
     Наконец Ер'Стали спросил:
     - Великий Ркард, ты поведаешь нам правду?
     Древний король устремил свой немигающий взор на колдуна.
     - Я не знаю, - ответил он,  -  почему  в  тот  раз  враги  отошли  от
Кемалока. Может, раны Бориса  оказались  слишком  серьезны.  Может,  армию
Тринадцатого Героя срочно призвал к себе Раджаат. Может, причина в  чем-то
ином. Я знаю одно - Борис не умер. И знаю я  это  потому,  что  много  лет
спустя он вернулся, чтобы в одиночку, за какой-то час сделать то, что  его
десятитысячное войско не смогло совершить за десять дней. Он высосал жизнь
из гномов Кемалока, оставив только кости на память о том,  что  наш  город
посетил Дракон.
     - Дракон! - прошипел Рикус.
     - Это хорошо, что вы вернулись домой, дети мои, - словно  не  замечая
бури  чувств,  вызванной  его  словами,  продолжал  Ркард.  -  Но   будьте
бдительны! Борис не потерпит возрождения Кемалока.
     Сделав шаг назад, король растворился в  темноте.  Гномы,  потрясенные
его словами, не могли тронуться с места.
     Встревоженный мрачным предсказанием Ркарда, Рикус вскочил. У  него  и
так не шли из головы слова Хаману  о  том,  что  случится,  когда  Тир  не
представит  Дракону  положенной  пошлины   рабами.   Узнав,   как   Дракон
расправился с Кемалоком, он теперь боялся, что и Тиру  грозит  смертельная
опасность.
     Сняв Пояс Ранга и Кару Ркарда, он шагнул к Лианиусу.
     - Я собирался вернуть их позже. -  Он  протянул  магические  предметы
старому гному, - но мне пора в Тир. Я  прошу  прощения,  что  оказался  их
недостоин.
     Лианиус в упор посмотрел на мула, потом перевел взгляд на его  грудь.
Незаживавшая язва наконец-то затянулась, оставив после  себя  грубый  шрам
под сердцем.
     - Каилум рассказал мне, что ты сделал, - объявил ухромус.
     Усилием воли Рикус заставил себя смотреть в гному прямо в глаза.
     - Я не могу исправить своих позорных поступков, - сказал он. - Я могу
только вернуть то, что вы мне дали.
     Лианиус кивнул, принимая из рук мула  Пояс  Ранга  и  ножны  с  Карой
Ркарда.
     - Мы берем обратно Пояс, - сказал гном. -  Возможно,  со  временем  и
появится гном, способный носить его лучше, чем ты.
     - Я тоже на это надеюсь, - кивнул Рикус.
     - А это, - заявил ухромус, возвращая волшебный  меч,  -  я  хотел  бы
оставить тебе. Судя по рассказам Каилума, на всем Ахасе нет  воина,  более
достойного носить этот волшебный меч.
     Мул с удивлением посмотрел на Каилума.
     - Много резких слов сказали мы друг  другу,  -  склонил  голову  жрец
солнца. - Но ты действительно все время пытался спасти  Нииву.  С  этим  я
спорить не могу.
     - Кара Ркарда - царский подарок, - ответил мул. - Если учесть, что я,
хоть и по принуждению, обманул ваше доверие.
     Потрясенный  благородством  и  щедростью  гномов,  Рикус   едва   мог
говорить.
     - Этого дара ты более чем достоин, - заверил  гладиатора  Лианиус,  -
можешь в этом не сомневаться. И мы не виним тебя. Ведь ты пытался  сделать
то, о чем другие боятся даже мечтать.
     - Спасибо, - склонил голову мул.
     Выждав почтительную паузу, Рикус повернулся к Нииве.
     - Ты пойдешь со мной? - спросил он. - Я изо всех сил постараюсь  дать
тебе те три вещи, которые ты хотела от меня получить.
     Изумрудные глаза Ниивы наполнились слезами.
     - Я знаю, - сказала она, вставая рядом с Каилумом, - но я уже  решила
свою судьбу. Отныне моим домом станет Клед, а когда-нибудь и Кемалок.
     Рикус понимающе кивнул.
     - Желаю тебе счастья, - тяжело вздохнул он. - Потерять тебя для  меня
сродни потери всего легиона... Это цена моего поражения.
     Мул повернулся, чтобы уйти, но Ниива поспешно схватила его за руку.
     - Не вини себя слишком  строго.  Теперь  у  тебя  на  одну  любовницу
меньше, и ты больше не считаешь себя гениальным полководцем.  Но  все  это
только потому, что ты действительно нашел свою судьбу.
     - Что ты имеешь в виду? - нахмурился Рикус.
     - Ты как-то сказал, что цель твоей жизни - защищать  Тир  от  внешних
врагов. Ты ее для себя выбрал. И потому ты не должен думать, что "потерял"
меня или свой легион. Нет, ты принес нас в жертву ради безопасности Тира.
     - Ниива говорит правду, - сказал Каилум.  -  Ты  вел  тысячи  воинов,
которые умерли за Тир. Но они пошли за тобой по своей  воле,  против  всех
преград, зная, что, скорее всего, не вернутся домой. Мало у  кого  хватило
бы смелости вести их на смерть. - Гном  склонился  перед  мулом  в  низком
поклоне. - Под твоей защитой свобода навечно воцарится  в  вольном  городе
Тире.



   Трой Деннинг.
   Чародейка

   -----------------------------------------------------------------------
   Troy Denning. The Amber Enchantress ("Prism Pentad" #3).
   Цикл "Призма", книга третья.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------

                                                 Биллу, Энн, Мэтту и Джошу



ПРОЛОГ

   Царь  Титхиан  I  полз  на  четвереньках  через  вестибюль.   Расставив
конечности, он  двигался  рывками,  в  беспорядочном  ритме,  свойственном
насекомому. Его нижняя челюсть находилась в постоянном движении, как будто
он жевал жесткий стебель колючего растения. Взгляд выпученных глаз царя не
отрывался от каменного пола. Без остановок он  добрался  до  угла,  затем,
цепляясь когтями за стену, попытался  подняться.  Он  не  прекращал  своих
попыток до тех пор, пока ему не удалось  встать  более  или  менее  прямо.
Некоторое время царь старался подтянуться еще выше, но потом внезапно упал
на пол и продолжил свое путешествие на четвереньках, правда, теперь уже он
двинулся в другом направлении.
   Две отделенных от тела головы летели за царем,  держась  на  расстоянии
метра от пола.  Одна  была  совершенно  сморщенной,  с  мертвенно-бледной,
пепельного  цвета  кожей,  впалыми  щеками,   провалившимися   глазами   и
потрескавшимися губами. Другая казалась  раздувшейся,  с  грубыми  чертами
лица, одутловатыми щеками,  опухшими  глазами,  превратившимися  в  темные
щелочки, и ртом, полным сломанных зубов серого цвета. У обеих были жесткие
волосы с многочисленными хохолками. Под подбородком у них темнели шрамы от
швов. Кожа там была аккуратно собрана и зашита грубыми черными нитками.
   "Разум насекомого  взял  верх  над  разумом  Титхиана,  -  предположила
вздувшаяся голова, мысленно обратившись к сморщенной. -  Я  говорил  тебе,
Виан, что он не был готов к таким опасностям и испытаниям".
   "Лжец. Ты ничего подобного мне никогда не говорил, - ответил Виан. - Но
это не имеет никакого значения, Сач. Если Титхиан не в состоянии подчинить
себе разум панка, то нам от него в любом случае не будет никакого проку".
   Догадываясь,  что  головы  разговаривают  между  собой   и,   возможно,
обсуждают его, Титхиан тем не менее не понимал ни слова из того,  что  они
говорили. За десять дней до этого он использовал Незримый Путь  для  того,
чтобы  установить  мысленный  контакт  с  одним  канком.  Царь   собирался
проследить за тем из своих противников, кто вознамерится  покинуть  город,
используя этого канка в качестве транспортного средства. Когда же  Титхиан
расширил рамки контакта, причудливые ощущения, обуревавшие канка, едва  не
свели с ума царя, позволив врожденным  инстинктам  гигантского  насекомого
взять верх над человеческим разумом. В данный момент наиболее примитивная,
самая обширная часть интеллекта  Титхиана  считала  его  самого  канком  -
насекомым в два раза крупнее человека, имевшим твердый  хитиновый  панцирь
черного  цвета,  шесть  похожих  на  толстые  палки  ног  и  пару  жестких
усиков-антенн на голове.
   Титхиан ощущал странные вибрации  где-то  в  области  подмышек,  где  у
канков находились своего рода барабанные  перепонки,  заменявшие  им  уши.
Какие-то приглушенные  звуки,  отдаленно  напоминавшие  голоса,  проходили
сквозь верхнюю часть его тела. Титхиану показалось,  что  он  узнал  голос
Садиры - одной из тех трех, за которыми царь намеревался шпионить. Что  же
касается Сача и Виана, то их речь представлялась ему просто  бессмысленным
набором звуков.
   Крошечная часть его еще помнила, что некогда он был монархом,  а  вовсе
не канком. Поэтому-то царь и пытался разобрать слова и понять смысл  того,
что говорилось. Именно этого он и добивался, возжелав обрести контроль над
разумом канка. И  теперь,  даже  несмотря  на  неудачи,  он  не  собирался
отступать.
   Титхиан сконцентрировал все  свои  мысли  на  жизненном  центре  своего
организма, то есть на том самом месте, где три  потока  жизненной  энергии
Пути - умственный, мысленный и физический - сливались воедино, высвобождая
некую таинственную могучую силу. Бывший монарх мысленно  представил  себе,
как  нить  золотистого  цвета  протягивается  от  жизненного  центра   его
организма  к  его  мозгу.  Спустя  мгновение  он   почувствовал   странное
покалывание во всем теле. Хотя царь знал, что это сильно ослабит  его,  он
продолжал выкачивать из себя энергию до тех пор, пока кончики  пальцев  на
его руках и ногах не стали излучать ее. Он хорошо понимал, что, если хочет
одержать верх над инстинктами канка, ему потребуется вся энергия,  которую
он сумеет собрать...
   Когда  Титхиан  почувствовал,  что  энергии  набралось  достаточно,  он
использовал часть ее  для  того,  чтобы  мысленно  нарисовать  собственный
портрет. В его воображении предстал худощавый, костлявый мужчина с резкими
чертами лица, крючковатым носом, длинными рыжеватыми  волосами  и  золотой
царской короной Тира на голове.
   Насекомое немедленно отреагировало на его  мысль,  вызвав  к  жизни  из
глубин царского сознания образ канка. Тот сразу  же  устремился  в  атаку.
Щелкая жвалами, он кинулся вперед, чтобы  схватить  свою  добычу.  Хрупкий
образ Титхиана метнулся в сторону, упал и покатился  по  земле.  Когда  он
снова оказался на ногах, канк уже разворачивался для новой атаки.
   Царь представил себе,  что  у  него  растут  крылья.  Он  вновь  ощутил
покалывание во всем теле, когда новый  поток  энергии  устремился  из  его
жизненного центра. Затем он почувствовал, что  у  него  появились  крылья.
Канк сделал мощный бросок как раз в тот  момент,  когда  Титхиан  отчаянно
захлопал ими. Монарху удалось оторваться от темной земли, с трудом избежав
при этом челюстей насекомого.
   Прежде чем туповатый канк понял, куда делась его добыча, царь опустился
ему на спину и схватился руками  за  его  усики-антенны.  Канк  взвился  в
воздух, пытаясь сбросить  с  себя  нежелательного  наездника.  Но  Титхиан
крепко держался за жесткие усики. Борьба образов продолжалась.
   Канк опустился на землю, визжа от  боли  и  испуга.  Его  усики-антенны
являлись  как  бы  продолжением  головных  нервных  окончаний,   и   любое
повреждение этих жизненно важных отростков  могло  погубить  его.  Поэтому
канк решил прибегнуть к еще одному способу  избавиться  от  наездника.  Он
подобрал под себя все три ноги, расположенные с левой стороны, намереваясь
опрокинуться на спину и раздавить врага.
   Но Титхиан предвидел этот маневр противника. Он снова  вызвал  из  недр
своего организма поток жизненной энергии и вообразил, что  местность  там,
где ему пришлось сражаться с канком, скрыта туманом. Царю показалось,  что
желудок его  поднялся  к  горлу,  но  он  продолжал  крепко  держаться  за
усики-антенны канка, пытаясь заставить непокорное  существо  признать  его
своим хозяином. Канк сопротивлялся еще некоторое  время,  затем  покорился
воле наездника.
   Царю не пришлось долго ждать, чтобы понять, что  ему  все-таки  удалось
взять верх над инстинктами огромного  насекомого.  Не  успел  образ  канка
сдаться, как в ушах царя зазвучал  знакомый  голос.  На  этот  раз,  когда
Титхиан  прочно  контролировал  чувства  и  ощущения  канка,  он  мог  уже
разобрать слова...
   - Садира, что происходит с твоим канком?  -  послышался  голос  Рикуса,
одного из спутников Садиры.
   - Я не знаю, - ответила Садира. - Он словно взбесился,  даже  попытался
сбросить меня. Я хорошо знаю нрав канков,  но  никогда  не  видела  ничего
подобного.
   Будучи не в состоянии провести разницу между тем, что происходит в  его
голове и вне ее, канк на действия  Титхиана  реагировал  чисто  физически.
Надеясь успокоить  Садиру,  Титхиан  слегка  постучал  по  усикам-антеннам
огромного насекомого -  образа,  запечатленного  в  его  мозгу.  И  он,  и
настоящий канк, которым управляла Садира, устремились вперед.
   - Видно, что-то вывело твоего скакуна из р