сдвигаться в сторону, и над головой  девушки  появилась  светлая  полоска.
Спустившись на несколько футов,  Садира  выжидала.  Для  успеха  ее  плана
требовалось, чтобы стражники совсем убрали плиту.
     Первым в расширяющемся полумесяце отверстия  показалось  обсидиановое
острие копья. Глаза Садиры заслезились от яркого света. Ярким, однако,  он
мог показаться лишь после кромешного  мрака,  в  котором  девушка  провела
последние часы. Но, несмотря на слезы и резь в глазах, Садира не  отрывала
взгляда от отверстия. Она ждала. И дождалась. На  светлом  фоне  показался
темный силуэт стражника. Не раздумывая, Садира  подняла  зажатых  в  кулак
змееящериц и прошептала заклинание.
     - В следующий раз, когда тебе захочется бросить в колодец  порядочную
девушку, подумай о возможных последствиях,  -  прошептала  она  и  пустила
колдовство в ход.
     В тот же миг извивающиеся ящерицы в ее  руке  превратились  в  клубок
щупалец, каждое длиной футов десять, не  меньше.  Они  вырвались  из  руки
Садиры, словно черные молнии. Стражник  не  успел  оглянуться,  как  живые
страшные ленты плотно обвили его голову. Он уронил  копье  и  пронзительно
закричал,  но  щупальца,  обвившись  вокруг  горла  воина,  заставили  его
замолчать. Тщетно пытаясь высвободиться из смертоносных объятий,  стражник
повалился на пол.
     Если бы ее наставник  из  Союза  Масок,  сварливый  старик  по  имени
Ктандео, увидел, что Садира применяет это заклинание,  он  бы,  несомненно
разгневался. Он строго-настрого запрещал  ей  пользоваться  столь  мощными
чарами. Колдовство такого высокого уровня требовало  огромной  энергии,  а
значит,  собрать  ее  следовало  с  максимально  большей  площади,   иначе
растения, через которые поступает жизненная сила для колдовства, увянут  и
умрут. А земля станет бесплодной. Ктандео полагал, что полукровка  еще  не
научилась контролировать площадь, из которой  черпалась  колдовская  сила.
Садира считала иначе, и потому  тайком  переписала  это  и  еще  несколько
заклинаний из книги своего учителя. Сейчас  она  могла  только  радоваться
своей предусмотрительности.
     По стене Садира подобралась к самому краю. И тут  прямо  над  головой
возникло лицо второго стражника. Времени на колдовство  не  оставалось,  и
потому Садира, крепко схватив своего тюремщика  за  воротник  куртки,  что
есть силы дернула вниз.
     - Иди-ка сюда, - сказала она. - Там на дне кое-что интересное...
     Ошеломленный стражник успел выхватить из-за пояса кинжал, но  потеряв
равновесие, головой вниз полетел в колодец. Короткий крик. Эхом  отозвался
меж кирпичных стен. Мгновение спустя снизу донесся  глухой  стук  и  треск
ломающихся костей. Об этом тюремщике Садира могла больше не беспокоиться.
     Выбравшись из колодца, девушка подняла  брошенное  первым  стражником
копье. Тот все еще безрезультатно боролся с обхватившими его лицо и  горло
тугими щупальцами. Хотя воин уже никак не мог помешать ее  побегу,  Садира
приставила копье к его груди.
     - Это за всех тех рабов, - она надавила на копье, - которые так и  не
выбрались из карцера.
     Стражник повернул обвитое щупальцами лицо в сторону рабыни.
     - Нет, - полузадушенно взмолился  он.  -  Пожалуйста,  не  надо...  -
девушка едва могла разобрать его слова. - У... меня... дети...
     - Как и у моей матери, - ответила Садира и всем весом  навалилась  на
древко.
     Стражник вскрикнул, когда  копье  пронзило  сердце.  Судорога  волной
пробежала по его телу, мгновение спустя он затих.
     Вытащив из-за пояса мертвого стражника кинжал, Садира подтащила  тело
к колодцу. Она столкнула его вниз, даже не позаботившись вытащить из груди
копье и освободить голову от щупалец. Закрыв  отверстие  колодца  каменной
плитой, девушка облегченно вздохнула - первая, самая трудная  часть  плана
осталась позади. Теперь она могла заняться побегом.
     Засунув кинжал за пояс, девушка  сняла  со  своей  накидки  несколько
нитей зеленой паутины и привычными движениями скрутила из в  тугой  комок.
Вырвав у себя из века одну ресницу, она вдавила ее в получившийся  зеленый
шарик. Затем, протянув руку, призвала к себе волшебную энергию.  Произнося
заклинание, колдунья медленно катала шарик по ладони. С  последним  словом
ладонь ее опустела. Шарик исчез. В следующий миг исчезла  и  сама  ладонь.
Как и все тело девушки, она стала невидимой.
     Садира  не  стала  тратить  время  попусту.  Заклинание   невидимости
действовало, увы, не слишком долго. За это время ей надо забежать  в  свою
каморку за книгой заклинаний и, заполучив драгоценный  том,  проскользнуть
сквозь открытые ворота под самым носом стражников. К тому  времени,  когда
чары  развеются,  девушка  рассчитывала  уже  покинуть  поместье   владыки
Тихиана.
     Садире очень хотелось повидать Рикуса, узнать,  как  он,  но  она  не
могла  рисковать.  Вокруг  Рикуса  наверняка  полным-полно  стражников  да
лекарей. Ей не оставалось ничего  другого,  как  положиться  на  природную
крепость мула, шутя справлявшегося с самыми тяжелыми ранениями. Она  могла
только надеяться, что Рикус не умрет, и что она сумеет  помочь  ему  через
Союз Масок.



                              3. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

     В одном из укромных уголков своего прокаленного солнцем поместья,  на
берегу оросительного бассейна с  мутной  водой,  сидел  Агис  Астикла.  На
другой стороне бассейна дюжина рабов непрерывно вращала большой деревянный
ворот. Со  скрипом  крутящееся  колесо  приводило  с  движение  хитроумный
водяной  насос,  поднимавший  драгоценную  влагу  с  глубины  колодца   на
поверхность. Каждые пятьдесят оборотов пара рабов из тех, что  отдыхали  в
тени раскинувшегося рядом шатра, сменяла двух своих работавших  на  солнце
товарищей. Еще через пятьдесят оборотов заступала новая пара, и так -  без
конца.
     Крутить ворот - слишком тяжелое занятие для двенадцати крепких рабов,
но проникавшие сквозь дымку алые  лучи  полуденного  солнца  жгли,  словно
языки пламени. Эта часть дня считалась в Тире настоящим адом,  когда  люди
теряли сознание от обыкновенной ходьбы, и даже незначительное усилие порой
вызывало смерть.  Однако,  вода  должна  течь,  а  значит,  и  невольникам
приходилось крутить ворот.
     В отличии от рабов, Агиса никто не заставлял проводить большую  часть
дня под обжигающими  лучами  обезумевшего  светила.  Тем  не  менее,  этот
благородный господин и не думал прятаться в тень. Он сидел на голой земле,
скрестив ноги. Его длинные черные волосы свободно развевались на  ветру  -
редком госте в этих тихих местах. Карие  глаза  аристократа  не  отрываясь
глядели в мутные воды оросительного  бассейна,  со  стороны  они  казались
пустыми и безжизненными. Лишь подрагивание ноздрей показывало,  что  жизнь
еще не рассталось с этим крепко скроенным  телом.  Сильные  жилистые  руки
лежали абсолютно неподвижно, мощные челюсти не шевелились, лицо оставалось
спокойным и бесстрастным.
     Как  и  все  серьезные  адепты  Пути,  Агис  обнаружил,  что   тяжкие
физические испытания (например, долгое сидение под палящими лучами солнца)
очень способствует медитации. Лишь когда все его  существо  колеблется  на
грани невыносимой муки или невообразимого блаженства, его дух, ум  и  тело
сливаются в одно целое. В такие мгновения Агис  ощущал  столь  совершенное
единение чистого  разума  и  физической  формы,  что  остановилось  трудно
понять,  где  кончается  одно  и  начинается  другое.  Тогда  он  мог   со
всеобъемлющей полнотой осознать великую и извечную правду бытия: энергия и
жизненная сила организма - ничто без сознания способного придать им  форму
и способ выражения, и без духа, наполняющего все это высшим смыслом.
     Именно этот простой принцип и лежал в основе всех сил пси.  Тот,  кто
это понимал, мог почерпнуть мистической  энергии,  наполнявшей  вселенную,
приобретя тем самым поистине сверхъестественные возможности.
     К сожалению, Путь не легко расставался со своими секретами.  Те,  кто
хотел по  нему  идти,  дорого  платили  за  свое  могущество.  Чаще  всего
понимание  в  адепту  Пути  приходило  во  время  мучительных   испытаний:
например, в минуты полного истощения или огромного  горя.  И  потому  Агис
каждый день по нескольку часов проводил в условиях, которые никто  не  мог
бы назвать комфортными. В эти часы он  постигал  таинство  единения  духа,
сознания и тела. Обычно он предавался медитации  на  берегу  оросительного
пруда.
     В тот день его  мысленный  взор  был  устремлен  на  маленький  оазис
посреди пустыни - место, от которого его отделяло несколько сотен  миль  и
более двадцати пяти лет. Тогда он был совсем еще молодым...
     В отличие от оросительного пруда, воды раскинувшегося посреди  оазиса
прозрачного, как стекло, озерца блистали синевой. Вокруг  сплошной  стеной
стояли причудливые чифон-деревья, усыпанные мелкими фиолетовыми плодами. У
подножия деревьев качалась на суставчатых стеблях черная  кнут-трава.  Две
золотые луны Ахаса, Рал и Гухай, висели над лесом, а  на  другой  половине
небосклона во всем своем великолепии поднималось над  верхушками  деревьев
утреннее солнце.
     Агис путешествовал налегке - и это несмотря на то, что ему предстояло
преодолеть почти двести миль открытой всем ветрам и жгучим солнечным лучам
пустыни. За спиной у него висел один-единственный мех с водой, в  руке  он
держал деревянный посох, на поясе висел стальной меч с обмотанной  кожаным
ремням рукояткой. От погонщиков  недавно  прошедшего  мимо  каравана  Агис
узнал о том, что его старшая сестра, наследница имени Астиклов, была убита
в древнем Тире.
     "Пусть духи земли направляет твои стопы, любовь моя".
     Эти  слова  принадлежали  Дурвадале,  друиду  этого  оазиса.  Она  не
говорила, ибо  поклялась  никогда  не  нарушать  музыки  ветра.  Когда  ей
хотелось что-то  сказать,  она  исполняла  сложный,  плавный  и  по-своему
невероятно мелодичный язык жестов. Тем, кто обладал четырьмя  руками,  как
Дурвадала, язык этот  давался  легче;  Агис  справлялся,  обходясь  двумя.
Ростом друида была футов семь, не меньше. Все ее тело покрывал  прозрачный
серовато-коричневый  панцирь.  На  длинном,  узком  лице  блестели  черные
фасетчатые глаза.
     "Вы многому научили меня, госпожа, - ответил Агис,  двигая  руками  в
неуклюжей попытке повторить подобную ветру речь Дурвадалы.  -  Слова  ваши
навсегда останутся в моем сердце".
     "Странное место для хранения слов", - заметила друид, - "Лучше  храни
их в своей голове. Может, там от них будет какой-нибудь прок."
     Агис с трудом удержался от  смеха  -  чужеродный  звук  расстроил  бы
Дурвадалу.
     "Я сохраню их и в сердце, и в голове", - пообещал он.
     Несколько мгновений друид пристально  рассматривала  Агиса,  а  затем
нежно коснулась усиком его лица.
     "Иди с ветром, - сказала он, отступая в чащу леса. Ее панцирь тут  же
поменял цвет, став черным  с  золотыми  пятнами  -  под  стать  окружающей
кнут-траве, вьющейся вокруг блестящих стволов  деревьев.  -  Лес  тебя  не
забудет".
     Дурвадала исчезла, и Агис прекратил медитацию. В  центре  его  бытия,
там, где сливались воедино дух,  разум  и  тело,  было  тихо  и  пустынно.
Понемногу к Агису возвращалось ощущение реальности,  ощущение  окружающего
мира. Хотелось пить. Распухший  язык  едва  ворочался  в  пересохшем  рту.
Голова кружилась. Он чувствовал себя слабым,  как  новорожденный  птенчик.
Ничего удивительного - обычное дело при солнечном ударе.
     - Каро, - позвал Агис. - Принеси воды.
     Он оглянулся, ожидая увидеть морщинистое лицо своего  старого  слуги.
Но вместо гнома перед Агисом  возник  некто  в  черной  рясе  королевского
темплара. Острые черты лица, длинные светлые волосы, собранные  пучком  на
затылке. Глубокие морщины, прорезали привычно нахмуренный лоб,  а  толстые
выпяченные губы кривились усмешкой, словно их хозяин был вечно на  кого-то
обижен.
     - Ну, как дела на Пути, друг мой? - спросил темплар, протягивая Агису
чашку воды.
     - Он растеряно заморгал и потряс головой, уверенный, что заблудился в
разбуженных медитацией видениях. Но это не было  галлюцинацией.  Верховный
темплар оставался вполне осязаемым. Агис поднялся с земли.
     - Как ты меня здесь нашел? - спросил он.
     Агис огляделся, ожидая увидеть  пристыженных  своей  нерасторопностью
стражников или хотя бы запыхавшегося Каро.
     - Не вини своих рабов, - Тихиан улыбнулся,  видя  недоумение  хозяина
поместья. - Я нашел тебя без их помощи. Все-таки я Верховный Темплар...
     Агис нахмурился. Никто, даже Тихиан, не  должен  был  бы  попасть  на
территорию поместья без предупреждения. Он еще поговорит об этом с Каро...
     - И долго я заставил тебя ждать?
     - Слишком долго, - Тихиан посмотрел на клонящееся к горизонту солнце.
- Ты, видимо, настоящий мастер Пути, если умеешь так сосредотачиваться.
     - Нельзя покорить ум, - ответил Агис, принимая из рук темплара чашку,
- не покорив сперва своего тела.
     - Ну, об этом я слышал столько раз, что и  не  сосчитать,  -  закатил
глаза к небу Тихиан. - Для меня искусство пси слишком трудно... Я тут взял
на себя смелость одолжить у твоих слуг кое-что повкуснее воды,  -  добавил
он, вытаскивая из-под  рясы  небольшую  керамическую  фляжку  с  вином.  -
Надеюсь, ты не возражаешь...
     - Да ладно... - махнул рукой Агис.
     Пристально разглядывая лицо гостя, он  пытался  понять,  что  привело
того в Астикл. Они с Тихианом знали друг  друга  с  детства,  но  Агис  не
привык принимать у себя Верховного Темплара без предупреждения, тем  более
во время медитации.
     - Тебе не кажется, что для прогулок по  окрестностям  сейчас  слишком
жарко? - спросил он.
     Сделав вид, будто не слышит вопроса, Тихиан глотнул вина из фляжки.
     -  Сегодня  утром,  -   сказал   темплар,   причмокивая   губами   от
удовольствия, - я стал свидетелем весьма  впечатляющей  демонстрации  пси.
Король  обнаружил,  что  Союз  Масок  спрятал  в  его  пирамиде  несколько
амулетов.
     - Союз Масок? - переспросил Агис. - И что за амулеты? Колдовские?
     - Да, - кивнул Тихиан, - колдовские. Судя по всему, они  должны  были
замедлить строительство. Вообще-то я не видел их вблизи.
     - Или видел, но не можешь мне об этом сказать, - кивнул Агис.
     - Король Калак очень рассердился на Доржан, - продолжал Тихиан как ни
в чем не бывало. - Из-за этих амулетов. Он сжег ее... - темплар засмеялся.
- Изнутри.
     - Путь следует использовать по-другому! - покачал головой Агис.
     - Вот и скажи об этом Калаку! - рассмеялся Тихиан.
     - Я всего лишь сенатор, - качая головой, ответил  Агис.  -  Это  твоя
обязанность как Верховного Темплара.
     - Ты прав, - Тихиан скривился, явно не оценив  шутку  своего  старого
приятеля. - Я теперь Верховный Темплар не только  Королевских  Игр,  но  и
Королевского строительства.
     Смущенный недовольством Тихиана, Агис  нахмурился.  Темплары  служили
королю и как жрецы, и как воины, и как администраторы.  Они  занимали  все
без исключения государственные должности и Тире: собирали  налоги,  ведали
строительством, и командовали городской стражей. Они же заботились о  том,
чтобы население поклонялось  Калаку,  как  божественному  правителю,  лишь
милостью которого и существует Тир. В  награду  за  верную  службу  король
передавал темпларам  часть  своих  колдовских  способностей  и  платил  им
огромное жалование, не препятствуя при этом пополнять свой карман за  счет
взяток и даже открытого грабежа.
     - Очень важные посты, - кивнул Агис. - Мне кажется,  ты  должен  быть
рад.
     - Я бы радовался... - в  глазах  темплара  сенатор  увидел  затаенный
страж. - Я бы радовался, если бы не требовалось закончить пирамиду за  три
недели и отыскать спрятанные в ней амулеты.
     - Имея в своем распоряжении королевскую силу, - небрежно сказал Агис,
- это вряд ли окажется трудной задачей.
     - Ты действительно полагаешь,  что  все  так  просто?  -  со  злостью
воскликнул Тихиан. - Произнес заклинание - и вот он, амулет?!
     Агис даже и бровью  не  повел.  Он  слишком  хорошо  знал  Тихиана  и
давным-давно понял, что взрывы эмоций темплара представляют опасность лишь
для тех, кто его боится.
     - А разве не так? Я полагал, что колдовством именно так и пользуются.
     - Все куда хуже, чем ты думаешь, - покачал головой Тихиан.  -  Я  уже
пытался, но амулеты защищены пси экранами и  контрзаклинаниями.  Мои  люди
пытаются сейчас пробиться сквозь защиту, однако они на добьются успеха,  а
это не исключено, единственным  способом  найти  амулеты  будет  разобрать
пирамиду по кирпичику.
     - Но ты же кажется говорил, что эти амулеты не так уж важны?..
     Тихиан хотел ответить, но передумал.
     Агис тоже молчал, размышляя о причине неожиданного визита  Верховного
Темплара. Будь это кто-нибудь другой, сенатор  мог  бы  предположить,  что
гость забежал к нему на минутку поделиться последними новостями. Но Тихиан
никогда и ни с кем не делился ни своими радостями, ни печалями. И если  он
решил что-то рассказать  Агису,  значит,  у  него  имелась  весьма  веская
причина.
     - Если ты хочешь, чтобы я как-то помог тебе, - наконец сказал Агис, -
то тебе придется рассказать мне о них поподробнее.
     - Ты? - поднял брови Тихиан. - Что ты можешь сделать?
     - А разве ты не за этим пришел? - спросил Агис. - Я полагал, ты хотел
обсудить позицию Сената и попросить нас поддержать  борьбу  короля  против
Союза Масок.
     -  С  чего  ты  решил,  что  короля  волнует  поддержка   Сената?   -
расхохотался темплар.
     Слова Тихиана задели сенатора  за  живое.  Сенат  Владык  представлял
собой ассамблею, которая теоретически  имела  право  отменить  любой  указ
короля. На практике  его  власть  существовала  лишь  на  бумаге.  Смерть,
безвременная и таинственная, была уделом тех  сенаторов,  которые  хоть  в
чем-то противились королевской воле.
     - Возможно, королю следовало бы позаботиться о поддержке Сената, - со
своим старым приятелем Агис говорил  откровеннее,  чем  с  другими.  -  Он
разоряет Тир налогами. Он тратит все  средства  на  пирамиду,  и  даже  не
говорит, для чего она нужна.
     - Давай вернемся в дом, - предложил Тихиан. - Я,  честно  говоря,  не
привык долго жариться на солнце. - Не дожидаясь ответа, темплар повернулся
и направился в сторону усадьбы.
     Агис последовал за ним.
     -  Караван-баши  утверждает,  -  не  унимался  он,  -  что   к   Тиру
приближается Дракон. Надо  готовить  армию,  а  король  не  желает  ничего
слушать!
     - Слушай, Агис, ты что, поверил в этот  бред  о  каком-то  мифическом
Драконе?
     Дракон, ужас пустынь,  сметающий  с  лица  земли  огромные  караваны,
наводил страх на  всех  без  исключения  путешественников.  До  последнего
времени Агис считал  истории  о  нем  глупыми  выдумками.  Он  не  доверял
россказням о том, как чудовище пожирало целые армии и опустошало  цветущие
города. Но в последние месяцы, когда серьезные  торговцы,  которым  вполне
можно было доверять, стали рассказывать о  том,  что  они  своими  глазами
видели Дракона, Агис изменил свое мнение. По слухам,  чудовище  все  ближе
подбиралось к Тиру.
     - Мне кажется, - ответил Агис, - королю стоило бы серьезно  отнестись
к возможной угрозе и перестать тратить средства и силы на никому  ненужное
строительство. Лучше бы он позаботился о защите наших  поместий  и  самого
города.
     - Если бы Калак верил в Дракона, он, несомненно, так бы и поступил, -
ухмыльнулся Тихиан.
     Они поднялись на вершину небольшого холма,  отделявшего  оросительный
пруд от полей поместья Астикл,  и  остановились.  Перед  ними  раскинулись
зеленые плантации высокого фаро -  кактусового  дерева,  выращиваемого  на
продажу многими аристократами Тира. В высоту фаро достигали  человеческого
роста - несколько чешуйчатых стеблей тянулись у небу,  заканчиваясь  тугим
клубком усыпанных длинными иглами сучьев.  Поля  пр