сквозь зеленоватую дымку утреннего неба.  Но  песок  маленькой  арены  уже
успел согреться,  и  в  воздухе  висел  удушливый  запах  крови  и  теплых
внутренностей.
     В центре арены Рикуса поджидало животное, с  которым  ему  предстояло
сразиться - странная тварь, пойманная звероловами Тихиана где-то далеко на
юге. Оно почти полностью зарылось в песок, выставив  наружу  лишь  крутой,
почти шести футов в  поперечнике,  пластинчатый  панцирь  ржаво-оранжевого
цвета. Конечности, если это животное, конечно, ими  обладало  руки,  ноги,
щупальца - кто знает? были спрятаны под панцирем или зарыты в песок.
     Рикус увидел, как тварь подняла голову: упругий на вид  белый  шар  с
цепочкой  фасетчатых  глаз.  Над  шаром  качались  три  волосатых   усика:
направленных в сторону Рикуса. Снизу  открылась  широкая  пасть  с  шестью
похожими на пальцы отростками.  По  бокам  -  пара  жвал  длиной  почти  с
человеческую  руку.  В  них  зверюга  сжимала  безжизненное  тело  никаала
Сиззука. Никаал ухаживал за этой тварью, во  всяком  случае,  до  прошлого
вечера. А теперь его тело висело,  перекушенное  едва  ли  не  пополам,  и
острый подбородок Сиззука покоился на чешуйчатой груди чудовища.  Судя  по
количеству  ран  и  изломанному,  некогда  блестящему,  зеленому   панцирю
никаала, он отчаянно сопротивлялся, но проиграл.
     Гибель  никаала  удивила  Рикус.  Сиззук  всегда  отличался   крайней
осторожностью. Особенно когда ухаживал за новыми животными. Не  так  давно
он рассказывал Рикусу, что в пустыне время  от  времени  появляются  новые
чудища и так называемые "новые расы" - большинство, однако, быстро гибнет,
не в силах защититься от  многочисленных  хищников.  Выживают  лишь  самые
злобные и сильные - и они-то как раз, требуют  наибольшей  осторожности  в
обращении.
     Рикус отвел взор от обезображенного трупа. Он скинул  свою  шерстяную
робу:  обнажив  крепкое  мускулистое  тело,  покрытое  множеством  шрамов.
Гладиатор остался в одной набедренной повязке.  В  последнее  время  Рикус
понял, что молодость, а вместе с ней  и  послушная  эластичность  мускулов
позади. Теперь, перед схваткой, ему приходилось как следует разминаться  -
иначе запросто можно было порвать сухожилие.
     К счастью для Рикуса, внешне он не старился. Кожа не его лысой голове
оставалась такой же гладкой, длинные заостренные уши упруго стояли,  а  не
висели как тряпки, черные глаза сохранили прежнюю живость и хищный  блеск.
Нос - прямой и твердый, как  и  в  юности,  а  под  мощными  челюстями  не
проступало ни единой морщинки - верного признака  надвигающейся  старости.
Могучие мускулы узлами перекатывались под кожей  гладиатора.  Несмотря  на
утрату юношеской гибкости, вызванную старыми ранами  и  не  всегда  удачно
сросшимися костями, Рикус мог двигаться с грацией канатоходца.
     И тому  имелась  вполне  определенная  причина:  Рикус  был  мулом  -
гибридом, специально выведенным для арены. Его отец, которого  он  никогда
не видел, подарил ему силу и выносливость  гнома.  А  мать  -  изможденная
женщина, окончившая свою жизнь на рынке  рабов  где-то  в  далеком  Урике,
оставило Рикусу в наследство рост  и  ловкость  человека.  Его  учителя  -
жестокие и кровожадные тираны -  научили  Рикуса  безжалостному  искусству
убивать.
     Ребенком Рикус верил, что все мальчики готовятся стать  гладиаторами;
сражаясь и набираясь опыта,  они  остановятся  наставниками,  и  даже,  со
временем, вельможами. Он думал так до десяти  лет,  вплоть  до  того  дня,
когда его хозяин привел с собой хлюпика-сына. Сравнивая  свою  потрепанную
набедренную повязку с шелковыми одеяниями юного владыки, Рикус понял,  что
как бы усердно от ни тренировался,  каким  бы  талантом  ни  обладал,  ему
никогда не добиться того положения, которым по праву своего  происхождения
обладал наблюдавший за схваткой мальчик.  Через  много  лет  этот  слабак,
наверняка, станет знатным вельможей, а Рикус так и останется рабом. В этот
день Рикус поклялся умереть свободным.
     Тридцать лет и тридцать побегов спустя Рикус все еще оставался рабом.
Не будь он мулом, он давно бы погиб или завоевал  себе  свободу:  или  его
убили бы в наказание за  бесконечные  побеги,  или  позволили  скрыться  в
пустыне. Но мулы стоили слишком дорого. Из-за их бесплодия, и потому,  что
большинство женщин умирало при  родах,  не  в  силах  произвести  на  свет
подобное дитя, мулы стоили в сотни раз больше, чем  другие  рабы.  И  если
кто-то из них бежал, их ловили, не считаясь ни с какими расходами.
     Однако положение Рикуса могло в скором времени измениться. Через  три
недели  ему  предстояло  сражаться   на   Играх,   посвященных   окончанию
строительства королевской Пирамиды. Сам Калак постановил,  что  победители
состязаний уйдут с арены свободными. Рикус собирался стать одним из них.
     Завершив короткую разминку, мул снова посмотрел на безжизненное  тело
Сиззука. Он мог только гадать, как такой опытный смотритель попал в  жвалы
на первый взгляд столь медлительного и неповоротливого животного.
     - Неужели никто не мог его спасти? - спросил Рикус.
     - Никто и не пытался, - ответил Боаз, нынешний наставник гладиаторов.
Угловатые брови и светлые глаза эльфа-полукровки  в  сочетании  с  острыми
неправильными чертами лица делали Боаза похожим на крысу. И как всегда его
глаза  были  налиты  кровью  -  последствие  очередной  бессонной  ночи  в
трактирах Тира. - Я не собираюсь рисковать жизнью своих  стражников  из-за
какого-то раба.
     Боаз вместе с десятком  стражников  и  несколькими  рабами  стоял  на
вершине высокой каменной стены, окружавшей арену. Это небольшое  поле  для
поединков  располагалось  в  укромном  уголке  поместья  владыки  Тихиана,
посреди глинобитных домиков с клетушками, для пятидесяти рабов. Здесь жили
гладиаторы Верховного Темплара Игр.
     - Сиззук был хороший человек, - проворчал Рикус, исподлобья глядя  на
наставника, - ты мог бы позвать меня.
     - Гадж поймал его, когда ты спал, - с  насмешливой  ухмылкой  ответил
Боаз. - Мы все знаем, что случается, когда гладиатор твоих  лет  сражается
без разминки.
     Стражники загоготали.
     - Я успею убить тебя и еще  шестерых  прежде,  чем  кто-либо  из  вас
сумеет хотя  бы  ранить  меня,  -  проворчал  Рикус,  окидывая  стражников
оценивающим взглядом. - Надеюсь, вы смеетесь не надо мной?
     Стражники - крепкие, мускулистые в кожаных панцирях  и  с  копьями  в
руках - как по команде перестали смеяться. Мул уже не раз подкреплял  свои
угрозы делом. В прошлом месяце он убил своего наставника, и  только  страх
перед страшным наказанием держал гладиатора в повиновении.
     После убийства наставника, в камеру к гладиатору пришел  сам  владыка
Тихиан. За ним стражники вели молодого раба.  Тихиан  вынул  из  сумки  на
поясе стеклянный флакон с толстой пурпурной гусеницей внутри. Не говоря ни
слова, он осторожно вынул гусеницу и положил  ее  на  верхнюю  губу  раба,
которого пара дюжих стражников крепко прижала к  земле.  В  мгновение  ока
мерзкое создание исчезло в ноздре несчастного юноши. Раб начал  кричать  и
вырываться, но стражники не давали ему подняться. Через  несколько  секунд
из носа раба  заструилась  кровь,  а  еще  через  минуту  бедняга  потерял
сознание.
     - Эта гусеница сейчас строит себе гнездо в мозгу Гракиди, -  небрежно
сообщил Рикусу Тихиан. - За шесть месяцев этот  раб  постепенно  ослепнет,
затем разучится говорить и превратится в полного идиота.  Утверждают,  что
зрелище это не из приятных. А вскоре из его глаза вылезет на волю  большая
бабочка.
     Тихиан помолчал, чтобы Рикус как следует осознал невысказанную  вслух
угрозу. Потом вынул из сумки еще один флакон с точно  такой  же  пурпурной
гусеницей.
     - Не заставляй меня  сердиться.  -  Жестом  повелев  отпустить  раба,
Верховный Темплар вышел из камеры.
     Сейчас Гракиди уже хромал и ослеп на один глаз. Он не мог  произнести
даже  собственного  имени.  Он  частенько  сбивался  с  пути  и  с  трудом
справлялся со своими обязанностями - выносить помои. Однако  на  лице  его
постоянно играла задумчивая улыбка идиота. Рикус просто не мог видеть  его
без содрогания. Он чувствовал  себя  виноватым  за  то,  что  случилось  с
молодым рабом и решил при первом же удобном случае прикончить Гракиди.
     - Я плачу этим людям, - в ответ на угрозу Рикуса процедил Боаз,  -  и
потому, когда я шучу, они могут смеяться сколько им угодно.
     - Ты предпочитаешь, чтобы я их убил? - спросил Рикус.
     - Мне следовало бы научиться не спорить с глупым и упрямым  мулом,  -
прищурив налитые кровью глаза, процедил  Боаз.  Он  повернулся  к  стоящим
рядом с ним рабам. - За твою дерзость расплатится один  из  твоих  друзей.
Кого из них высечь? Нииву?
     Он показал пальцем в  сторону  партнерши  Рикуса  по  арене,  высокую
женщину чистых  человеческих  кровей.  Ее  распахнутая  на  груди  накидка
обнажала тело, не менее мускулистое, чем  у  мула.  Полные  красные  губы,
острый  выступающий  подбородок,  бледная,  гладкая  как   шелк   кожа   -
божественная, и  в  то  же  время  смертоносная  женщина.  Рикус  и  Ниива
составляли пару. А это означало, что они не только спали друг с другом, но
и часто сражались вместе против таких же пар. Состязание, с котором  Рикус
надеялся завоевать себе свободу, как раз и являлось такой схваткой.
     Видя, что мул пропустил его угрозу мимо ушей, Боаз  пожал  плечами  и
показал на двух других рабов.
     - Как насчет Ярига и Анезки? -  спросил  он.  -  Они  так  малы,  что
справедливости ради придется выпороть из обоих.
     Яриг возмущенно засопел. Как и все гномы, он  едва  достигал  четырех
футов в высоту и совсем не имел волос. Черты его  лица:  и  у  других  его
сородичей, были крупными и грубыми, а на голове тянулся обычный для гномов
костлявый гребень. По части мускулов он мог перещеголять даже  Рикуса.  По
правде говоря,  мул  частенько  думал,  что  его  друг  больше  напоминает
каменную глыбу, чем живое существо.
     - Ты несправедлив, Боаз, - твердо  заявил  Яриг.  -  Рост  не  играет
никакой роли.
     - Справедливость меня не заботит,  -  отозвался  наставник,  явно  не
желая пререкаться с упрямым гномом.
     - Наказание не должно зависеть от роста, - настаивал Яриг. С  гномами
часто так бывало: они цеплялись за мелочи не  желая  понимать  главное.  -
Когда бьют, больно всем одинакова, независимо от роста.
     Хмурая Анезка попыталась оттащить своего напарника в сторону. Однажды
ее уже избили в наказание за плохое поведение  Рикуса,  и  теперь  она  не
скрывала своей неприязни к мулу. Она была из племени хафлингов или, как их
еще называли  полуросликов  из-за  Кольцевых  гор.  Ростом  около  трех  с
половиной футов, она походила на маленькую девочку, хотя лицо и  фигура  у
нее были как у взрослой  женщины.  Ее  никогда  нечесаные  волосы  свисали
спутанными прядями, а в глазах светилось безумие. Язык ей отрезали еще  до
того, как она стала рабыней, и потому никто не знал, безумна она на  самом
деле или только такой кажется. Впрочем, мало кто задавался этим вопросом.
     Оттолкнув свою партнершу, Яриг шагнул к наставнику.
     - Ты должен наказать только одного из нас, - настаивал он.
     Два стоящих рядом с Боазом стражника угрожающе нацелили копья Яригу в
грудь, и гном остановился.
     - Боаз не станет наказывать никого из вас, - крикнул Рикус с арены.
     - Тогда кого? - поднял брови Боаз, и жестокая ухмылка заиграла на его
губах. - Если не твою партнершу и не твоих друзей  по  арене,  то,  может,
твою любовницу?
     В глубине души Рикус тяжело вздохнул. Он ничего не скрывал от  Ниивы,
но обсуждение его романтических связей  неизменно  выводило  ее  из  себя.
Сейчас ему вовсе не хотелось ссориться с той, от кого зависела его будущая
свобода.
     Широким жестом Боаз указал на посудомойку  по  имени  Садира.  Как  и
наставник, она была эльфом-полукровкой, с изломанными бровями  и  светлыми
глазами, но на этом сходство кончалось.  Стройная  и  гибкая,  с  поистине
женственной фигурой, она была одета в шерстяную накидку,  открывающую  оба
плеча, и едва достигающую середины бедер. Такие  накидки  носили  все  без
исключения рабыни поместья, но на  Садире  она  выглядела  соблазнительно,
самого изысканного и  откровенного  наряда  благородной  дамы.  Волнистые,
янтарного цвета волосы ниспадали на плечи девушки. Ее место было на кухне,
но сейчас Боаз велел ей находиться рядом с ним.
     Поманив рабыню пальцем, наставник  положил  одутловатую  руку  ей  на
плечо.  Он  пробежался  толстыми  пальцами  по  нежной  коже   и   девушка
содрогнулась. Но возражать не смела.
     - Жаль будет испортить такую красоту  шрамами,  но  если  ты,  Рикус,
хочешь...
     - Ты прекрасно знаешь, что не хочу, -  ответил  гладиатор,  с  трудом
сдерживая ярость. - Если тебе так хочется кого-то избить, избей меня. Я не
стану сопротивляться.
     - Так не пойдет, -  покачал  головой  Боаз,  наслаждаясь  покорностью
мула. - Ты слишком привык к физической боли. Если уж преподать тебе  урок,
то лучше избрать другой путь. Итак, кто из твоих друзей заплатит  за  твое
непослушание? Выбирай...
     Наступило тягостное молчание.
     - Можешь не торопиться с ответом, - продолжал наставник, -  выберешь,
когда одолеешь гаджа. - И он указал на тварь в середине арены.
     Схватка позволяла хоть  ненадолго  отложить  решение  этой  тягостное
проблемы, поэтому Рикус  повернулся  к  своему  противнику.  Гадж  покачал
усиками,  разжал  жвалы  и  отшвырнул  в  сторону  тело  Сиззука.   Никаал
приземлился в добрых двадцати футах от гаджа, и Рикус  отметил  про  себя,
что от жвал следует держаться подальше. Ему вовсе  не  хотелось  совершить
подобный полет.
     - Давай я возьму твою накидку,  -  предложила  Садира,  наклоняясь  к
мулу. - Ты можешь порвать ее во время схватки...
     - Спасибо, - Рикус, поднял накидку с земли, куда прежде кинул  ее,  и
подал наверх девушке.
     - Рикус, - прошептала Садира, беря накидку. - Мне не нравится усмешка
Боаза.
     Мул улыбнулся, обнажив ряд белых, как отполированные песчаными бурями
кости, зубов.
     - Не беспокойся. Я  разорву  его  на  части  прежде,  чем  он  успеет
прикоснуться к тебе кнутом.
     - Нет! - прошептала Садира с внезапной тревогой. - Дело не в этом.  Я
могу вынести порку, но будь осторожен.
     Рикус никак  не  ожидал  подобных  слов.  Он  полагал,  что  мысль  о
возможных увечьях должна наполнять ее ужасом, а тут... Но прежде,  чем  он
успел похвалить ее за храбрость, рядом с Садирой появилась Ниива.
     - Какое возьмешь оружие?  -  спросила  она  Рикуса,  рывком  поднимая
Садиру на ноги. - Наш большой друг  уже  клацает  жвалами  в  предвкушении
добычи.
     - Только не меч и не копье, - вставил Боаз.  -  Гадж  -  сюрприз  для
короля. И если ты его убьешь, Тихиан сварит тебя заживо.
     Рикус покосился на неподвижное  чудище.  Жвалы  перестали  щелкать  и
застыли в раскрытом положении. - Ты любишь спорить, Боаз?  -  спросил  он,
разглядывая панцирь противника.
     - Допустим.
     - Я выйду на бой, -  Рикус  насмешливо  улыбнулся  только  с  поющими
палками. Если я одержу победу, ты изобьешь меня одного и никого больше.
     - Да  эти  жвалы  перекусят  твои  палки,  словно  гнилую  солому!  -
воскликнула Ниива.
     - Ну, так как, спорим? - не обращая на нее внимания, спросил Рикус.
     Боаз немного подумал и кивнул.
     - Давай палки, - приказа мул Нииве.
     Она не сдвинулась с места.
     -  Они  слишком  легкие.  Ты  не  справишься  с  этой   тварью.   Это
самоубийство! Я не хочу участвовать в этом!
     - Рикус знает, что делает, - спокойно  сказала  Садира.  -  Сейчас  я
принесу поющие палки.
     Ниива  хотела  остановить  свою  соперницу,  но   Боаз   подал   знак
стражникам, и женщина-боец оказалась лицом к лицу с десятком острых копий.
Вскоре Садира вернулась с парой ярко-красных  палок  из  упругого  дерева.
Каждая - около дюйма в диаметре и длиной два с половиной фута.  Эти  палки
были очень легкими и требовали ловкости и быстроты удара. Именно  быстрота
определяла успех их применения. Для  удобства  середины  палок  были  чуть
тоньше, чем концы, а специальное масло делало дерево  нескользким  даже  в
самый жаркий день.
     Садира бросила палки на арену, и Рикус без труда поймал их.  Держа  в
каждой руке по палке, гладиатор повернулся  к  гаджу.  Шагнув  вперед,  он
закружил  поющие  палки  сложной  оборонительной   фигурой,   напоминающей
восьмерку. Вращаясь, они издавали  характерный  свист,  из-за  которого  и
получили свое название. Хотя Рикус не часто использовал  поющие  палки  во
время схваток в последнее время они  стали  его  излюбленным  оружием  для
тренировок.
     Решив, что атаковать лучше всего голову зверя, Рикус двинулся вперед.
     Гадж выжидал. Его глаза оставались пустыми и бессмысленными.
     - Эта тварь видит меня или нет? - спросил Рикус.
     В ответ он услышал только короткий смешок Боаза.
     Гладиатор остановился в нескольких шагах от  гаджа.  Он  почувствовал
сладкий  запах  мускуса,   забивающий   вонь   разлагающихся   на   солнце
внутренностей, свисавших с крючков, которыми были усеяны жвалы чудовища.
     Рикус сделал еще шаг, крутя палками пред глазами гаджа. Тот никак  не
отреагировал, и гладиатор сделал вид, будто собирается  нанести  удар.  Но
гадж даже не пошевелился. Держа  одну  палку  наготове  (на  случай,  если
придется защищаться) Рикус слегка ударил по одному из  красных  фасетчатых
глаз гаджа.
     Голова дернулась в сторону, и одновременно жвалы, оказавшиеся  весьма
подвижными, своим внешним краем с силой ударили Рикуса в бедро.  Гладиатор
отшатнулся и чуть не упал. Нахмурившись он уставился на своего противника,
пытаясь понять, что особенного нашел Тихиан в  этой  глупой  твари.  Рикус
ничуть не сомневался, что гадж силен, но одной силы  мало.  Будь  в  руках
Рикуса любое рубящее или колющее оружие, гадж был бы мертв  после  первого
же удара.
     - С ним что-то не так, -  крикнул  Рикус  через  плечо,  -  охотники,
похоже, ослепили его при поимке.
     Боаз захохотал как сумасшедший.
     - Да тресни ты его по башке как  следует,  -  посоветовала  Ниива.  -
Нечего рассусоливать!
     Сжав зубы, Рикус снова повернулся к гаджу.  Не  обращая  внимания  на
безжизненные глаза животного, гладиатор с силой  ударил  палкой  по  белой
круглой голове. Ощущение было такое,  словно  удар  пришелся  по  толстому
матрасу, наполненному соломой.
     В то же миг один из волосатых усиков дернулся и обвил палку, а затем,
распрямившись, вырвал ее из рук Рикуса. Изумленный мул отпрыгнул и  сделал
сальто назад, стремясь убраться подальше от странного зверя. Стражники  на
стене покатывались со смеху. Мул нахмурился.  Его  раздражали  не  столько
потешавшиеся над его неосторожностью  стражники,  сколько  то,  что  тварь
сумела захватить его врасплох.
     Гадж не двигался с места. Не выпуская захваченной у Рикуса палки,  он
крутил  ее  в  воздухе.  Приглядевшись,  мул  увидел,  что  гадж  пытается
воспроизвести, напоминающее оборонительное движение,  которое  только  что
продемонстрировал сам Рикус.
     Гладиатор понял, что недооценил  своего  противника.  Усики  были  не
усиками, а скорее щупальцами. Как же иначе? Рикус еще  никогда  не  видел,
чтобы какое-либо животное могло хватать усиками. Это первое.  А  второе...
Второе заключалось в том, что гадж был гораздо  умнее,  чем  казался.  Эта
тварь  подражала  сложному  оборонительному  маневру,   и   Рикус   сильно
сомневался, что это случайность.
     - Значит, хочешь подраться на палках? - проворчал мул.
     Он закрутил вторую палку в воздухе, мгновенно и  без  всякой  системы
переходя от одной к другой.  Прикрываясь  этим  свистящим,  сверкающим  на
солнце щитом, он двинулся на гаджа.
     Когда гладиатор подошел совсем близко,  зверь  приподнял  над  песком
переднюю часть панциря.