<<Титаники>> косяками шли ко дну.
Высокопрофессиональные оркестры исполняли ту же оглушительную музыку (пока
крен не становился слишком большим), -- и всем пассажирам, включая самих
музыкантов, казалось, что дела хороши как никогда.
     Пыляев вдруг ясно представил себе следующую картину: концерты для
глухих продолжаются и под водой; зомби, одетые во фраки, сидят вокруг
дирижера в вечном мраке на двухкилометровой глубине, медленно возят смычками
по струнам и выдувают из труб и саксофонов газообразные продукты разложения
своих собственных тел. А ведь еще были самолеты, шахты, атомные станции,
поезда и миллионы красивых консервных банок на колесах...
     Эдик печально ухмылялся. Эта ухмылка сообщала небу, что всю
индустриальную цивилизацию он вполне обоснованно считает полным дерьмом.
     Но чужие проблемы его уже мало касались. Поместье было полностью
автономным, а существование хозяина -- легким и приятным. Расплывчатые
убеждения не мешали ему пользоваться дезодорантами, носить прикид из
натуральной кожи и любить свой теплый сортир. Эдик давно забыл, что такое
депрессия и какого оттенка бывает зеленая тоска. У него появился животик,
простительный для его пятидесяти пяти. Он быстро рыхлел, как сорванный с
ветки плод. Гниль еще не выбралась наружу, но внутри уже ползали черви. Эдик
был счастливым мертвецом.
     Писанину он давно забросил. Вскоре после женитьбы на Элеоноре он
обнаружил, что не может и не хочет писать. Сочинять вечерние сказочки
для взрослых казалось бессмысленным до идиотизма. Да и кому придет в голову
заниматься этим, когда и так все в порядке? А у него все было в полнейшем
порядке -- дом, жена, ребенок, деньги, хобби и необременительные заботы.
Амбиции очень быстро превратились в самодовольство. Пустоту заполнила слепая
вера в то, что его миссия и в самом деле исключительна.
     Всякий раз, обратившись мыслями к сыну, Эдик вспоминал одно и то же.
Сознание имело назойливый реверс, -- Пыляев, словно калека с разными ногами,
ходил по кругу и спотыкался о те же самые камни. Камень первый: зачатие и
период внутриутробного развития <<супера>>. Даже приход в мир этого ребенка
был необычным. Что же говорить о его странностях, проявившихся после
рождения?
     Сейчас, когда сын стал пятнадцатилетним подростком, Эдик тщетно пытался
понять мотивы этого существа. Отец и сын оказались абсолютно разными, если
не принимать в расчет некоторое внешнее сходство. <<Супер>> был живым черным
ящиком. Пыляев давно обнаружил, что не питает к нему ни малейших родственных
чувств. Словечко <<монстр>> еще таилось в подсознании, как темный карлик в
безвыходном лабиринте. И у этого карлика до сих пор не было лица...
     Память играла с Эдиком в гольф: непременно требовалось закатить мяч
в лунку, в противном случае завеса прошлого не приоткрывалась. Минувшие годы
могли пройти бесследно, как цветение садов для слепого. Но в завесе
существовали дыры, проеденные шоком и оставшиеся навсегда. Дыра
пятнадцатилетней давности оказалась не самой большой.

			12

     Через неделю после свадьбы он впервые исполнил супружеский долг.
Именно тогда он начал глотать <<колеса>>, на которых сидел вплоть до
сегодняшнего дня.
     Препарат, разработанный в фармакологических лабораториях Союза, долгое
время считался экспериментальным, но даже его уличные суррогаты (<<шит>>,
<<лестница>>, <<пурга>>, <<лайт>>) приобрели огромную популярность.
Официальное название <<пурги>> было незамысловатым, как болезнь Боткина.
Борис Карлович, руководивший программой создания новых, <<социально
значимых>> транквилизаторов, не мудрствуя лукаво окрестил базовый препарат
<<Хрустальным кораблем>>. После одобрения Министерством здравоохранения и
легализации продажи, которых пришлось ждать два года, <<корабль>> свободно
распространялся через аптечную сеть Союза. Само собой разумелось, что Эдик
повсюду имел неограниченный кредит.
     Свойства <<пурги>> были уникальными. Стандартная доза действовала
около суток и погружала в состояние, напоминавшее легкое опьянение без
потери координации и ориентации, а также признаков сонливости и похмельного
синдрома при существенном снижении уровня агрессивности и депрессивных
проявлений. У проповедников любви к ближнему впервые появились шансы.
     Кроме того, <<корабль>> оказался мощным афродизиаком, не содержащим
кардиоактивных стероидов. Сердца учащенно бились исключительно по причине
здорового возбуждения. При употреблении сверхдозы чаще всего наступал
временный аутизм, эмоциональный ступор, а в некоторых случаях отмечалась
<<слепота интеллекта>>. Эдик испытал это на себе и одним из первых. Борис
Карлович задействовал своего подопытного кролика полностью. Отдаленные
последствия его не интресовали. Программы Союза предусматривали, что
генетический ресурс человеческого материала будет выработан в течение
ближайших тридцати-сорока лет.
     Эдику было тем более плевать. Он как раз проходил курс реабилитации,
омолаживался, очищался, учился медитировать, жрал витамины и готовился
оправдать свое никчемное существование. Доза химического вожделения выжала
эстетсткий гной из мозга, семя из пересыхающего источника, слезы умиления
из желез. Оказалось, что зависимость может быть даже приятной...
     Элеонора забеременела в первую же ночь, которую провела вместе с мужем.
     В гинекологии и акушерской практике он разбирался не лучше, чем в общей
теории относительности, но догадывался, что понадобилось бы серьезное
хирургическое вмешательство, чтобы Элка смогла разродиться. Это его мало
тревожило -- он окончательно уверовал в могущество Бориса Карловича и
извергов в белых халатах. Впрочем, все оказалось еще проще -- для Эллочки.
В клинике Союза зачатый плод с плацентой был пересажен в организм другой
женщины, специально подобранной для вынашивания. Ее кандидатура была
утверждена Хрусталем лично после многкратных проверок (одинока, здорова,
совместима, управляема).
     Эдик видел <<носильщицу>> всего один раз -- та оказалась здоровенной
бабищей с широченным тазом, намекавшим на неукротимую детородную функцию.
Подразумевалось, что гонорара ей хватит за глаза на всю оставшуюся жизнь,
однако Пыляев не сомневался в том, что, скорее всего, ее тихо уберут. Смерть
при родах -- естественная вещь, и никто не будет задавать вопросов...
Вспоминая об этом, он испытывал жалость ко всем невиным жертвам прогресса и
светлую печаль, -- в конце концов он тоже пострадал. Морально.
     И когда пришло время, <<гомо супер>> покинул казенную утробу легко
и непринужденно. Ничто не удерживало его; биокомпьютер загружался без сбоев.
Супер был свободен и не отягощен родовой травмой.
     Так начался его жизненный путь. Он был отделен от настоящей матери в
двухнедельном возрасте, а в девятимесячном принял первую жертву как
должное -- без единого крика, который возвестил бы о рождении совершенства.
			*    *    *
     ...Из радиоприемника струился послеполуденный амбиентный поток. Эдик
перевернулся на спину и, прищурив глаза, посмотрел на силуэт дома, врезанный
в иллюзорную синеву. Над крышей торчал краешек параболической антенны.
Пыляев чувствовал, что где-то там находится Супер (он давно уже не называл
сына по имени). Это неописуемое чувство чем-то напоминало чутье собаки,
узнающей хозяина по запаху.
     Двумя этажами ниже, в спальне с лиловыми драпировками отдыхала
Элеонора.
У Эдика не было к ней претензий. Ни разу она не повела себя как стерва (если
не считать той ночи, когда он познакомился с нею). Ни разу не забыла о том,
что заполучила мужа в результате грязной папашиной интрижки, а также о том,
что находится у нее между ног. Она не давила на него, хорошо кормила и
пускала погулять.
     Двухнедельная беременность никак на ней не отразилась. Элка сломалась
гораздо позже. А теперь превратилась в толстую, ленивую, плохо соображавшую
самку с нарушенным гормональным балансом. Почти все время она проводила в
доме, погрузившись в музыку мертвых и забросив любимое занятие -- собирание
антикварных побрякушек. В сумерках ее спален оперные призраки вопили хорошо
поставленными голосами о трагедиях, давно потерявших актуальность...
     Эдик ощутил, как меняется к худшему его собственный эмоциональный
фон. Ржавчина разъедала полированный лист, отражающий солнце. Нет ничего
легче, чем отменить депрессию. Он потянулся за упаковкой <<Хрустального
корабля>> и загнал в лунку еще один мяч. Эдуард Пыляев -- гений гольфа!
Великий самоудовлетворитель...
     Предчувствие грядущей катастрофы растаяло, как утренний туман. Розовые
контактные линзы очистились сами собой. Эдик услышал женский смех,
донесшийся
со стороны бассейна. Там уже резвились полуголые девочки из компании Супера.
<<На кой черт они ему нужны? -- вяло подумал Эдик. -- Он даже не спит с
ними.>> Несмотря на холодность и очевидное превосходство Супера, сверстников
тянуло к нему неудержимо.
     Последовал ответный удар со стороны памяти. Мяч точно угодил в цель.
Пыляев, бредущий в своих воспоминаниях сквозь мглу одинаково бессмысленных
дней, снова споткнулся. На этот раз -- о тело человека на скоростном шоссе.

			13

     Ярко-красный <<гетман-депутат>> 17 года выпуска отвалил от заправки
ЗАО <<Дыши!>> и помчался в сторону центра, мощно свистя компрессором.
Сидевший за баранкой Эдик Пыляев слегка забалдел. Для этого имелось не
менее трех причин.
     Во-первых, он держал во рту бактерицидный посеребренный загубник
<<данхилл>> (последний писк сезона) и вдыхал обогащенную кислородом
воздушную смесь из только что наполненного баллона фирмы <<Кукушкин и К.
Пневматическое оборудование>>. Впрочем, в состав коктейля для легких
входили не только кислород и азот. В сочетании с <<пургой>> смесь
становилась эйфорической. Эдик мог себе это позволить. Это и многое другое.
Девять цыпочек из десяти с готовностью прыгали в его <<депутат>> и делали
все что угодно после того, как он позволял им подержать во рту свой
великолепный бактерицидный <<данхилл>>.
     Во-вторых, звуковой фон. Пробежавшись пальцами по клавишам цифрового
тюнера, Эдик нашел донецкую станцию <<Майнер>>. От музыки поднялась крыша
<<гетмана>>. Самый кайфовый эйсид-нойз в те годы делали в Донбассе. Чем
глубже парни опускались под землю, тем сильнее хотели оттянуться.
     В-третьих, Эдик только что перепихнулся с роскошной шлюхой в номере
гостиницы <<Европейская>> и остался доволен своей физической формой. Мнением
шлюхи он забыл поинтересоваться. На четыре часа у него была назначена
встреча
со своим вундеркиндом, после чего можно было возвращаться в поместье --
к расслабляющему массажу, отфильтрованным водам бассейна и прохладе
оранжерей. Эдик торопился. Больше, чем что-либо другое, Супер ценил в людях
пунктуальность.
			*    *    *
     На его наручных часах было без десяти минут четыре, когда он
припарковался возле огромного здания, сверкавшего, как гигантское зеркало.
В то жаркое, удушливое лето эта солнечная печь многим действовала на нервы.
Но не Эдику. Благодаря <<пурге>> он пребывал в гармонии со всем уродством
окружающего мира.
     Ровно в четыре он увидел своего пятилетнего сына, выходящего из
здания Информационного центра в сопровождении телохранителя. На мальчике
были джинсы <>, новозеландский свитер из овечьей шерсти и куртка из
непромокаемого материала с капюшоном и надписью на спине <<Волки в овечьих
шкурах>> (любимая команда Супера по стритболу).
     Эдика поражала его предусмотрительность и аккуратность. Кроме того,
поведение Супера заметно отличалось от поведения других детей. Прежде
всего, он был сосредоточен и углублен в себя. Он не глазел по сторонам
и не обнаружил ни малейших признаков радости при встрече с папочкой. В руке
он держал толстенную книгу -- явно из архивного собрания. Это был
семнадцатый том <<Истории заката и падения советской империи>> Шмалько и
Чубайса.
     Устроившись на переднем сидении, Супер немедленно сунул бактерицидный
загубник <<данхилл>> себе в рот и <<сменил пластинку>>. Глаз развалился
сзади, поприветствовав хозяина корректным наклоном головы. Под завывания
тибетских монахов Эдик вырулил с парковочной площадки и с трудом втиснулся
в плотный автомобильный поток. Супер опустил веки и погрузился в транс.
     Пока <<гетман>> полз по проезжей части со скоростью пешехода, Эд успел
соскучиться. Город предлагал себя, как старая шлюха. Витрины выжигали клейма
на сетчатке. Древесные обрубки торчали из квадратных ям и неуверенно
пытались
зеленеть. Палящий прожектор солнца закатился за небоскребы, и небо стало
похожим на дно старой пригоревшей сковородки. На тротуарах было полно
полуобморочных пешеходов, перебегавших от одной кондиционируемой норы к
другой. Серые перекошенные лица стариков, мерцающие белки мужчин, лоснящиеся
ноги женщин...
     По мере приближения к окраине плотность автомобильного потока
уменьшалась, и скорость движения возрастала. Позади остались спальные
районы и окутанная жирным дымом индустриальная клоака. <<Гетман>>
направлялся ко Второму восточному тоннелю, заняв крайний скоростной ряд.
Впереди, сквозь пелену смога уже проступил изломанный силуэт трущоб,
казавшихся инопланетным городом, нарисованным на пыльном заднике.
     Строительство Второго восточного было завершено три года назад -- к
громадной радости Пыляева. Вертолетными такси теперь пользовались только
самые богатые и нетерпеливые. Эдик неизменно выбирал наземный транспорт.
     Оба въезда в тоннель круглосуточно охранялись усиленными нарядами
спецназа. До сих пор не было зарегистрировано ни одного случая проникновения
байкеров на подземные трассы.
     Проехав под сканирующей аркой, <<депутат>> нырнул в жерло тоннеля,
без помех разогнался и начал долгое падение в черную дыру, сопровождаемый
бегущей волной холодного, мертвенно-белого света. Глаз с неослабевающим
интересом рассматривал рекламу на стенах, приобретавшую удобоваримый вид
на скорости сто шестьдесят километров в час. Супер сидел, уставившись на
мертвое насекомое, прилипшее к лобовому стеклу. Эдик настроил тюнер на
репортаж с футбольного матча и прислушивался к истошным воплям комментатора.
Это избавляло его от приступов клаустрофобии. Самое время перевести дух -- и
думать тут было не о чем.
     Они пробыли в тоннеле около восьми минут. Трущобы, <<новые дикие>> и
опасность остались позади.
			*    *    *
     Шоссе лежало мокрой лентой среди унылых осенних холмов. Здесь, за
пределами города, в зоне регулируемой погоды, было пасмурно. Небеса нудно
рыдали третий вечер подряд, будто брошенная женщина. Земля на обочинах
сверкала взрыхленными внутренностями. Но все эти мелочи не могли испортить
Эдику настроения. Он, не торопясь, вел машину, слушал старый добрый
<<Фронт 242>> и самодовольно поглядывал на сидящего рядом Супера. Тот
машинально хлопал ладошкой по велюровому чехлу, идеально попадая в сложный
синкопированный ритм.
     Тогда Эдика переполняла отцовская гордость. Он пыжился, закрывая
глаза на очевидное. На то, что видели все окружающие и, прежде всего, Элка.
Любопытство еще не было вытеснено страхом... Парень получился что надо.
Опасения относительно наследственных патологий со стороны матери не
оправдались: ежемесячные тесты показывали, что ребенок был абсолютно
нормален и соответствовал программе развития -- как физически, так и
психически. Отмечалось, правда, опережающее возрастные стандарты
интеллектуальное развитие, но это можно было отнести на счет исключительно
благоприятных условий, созданных внутри империи Хрусталя для драгоценного
отпрыска...
     Глаз, которому недавно стукнуло семнадцать, сидел сзади, жевал резинку
<<терминатор>> и внимательно следил за дорогой. Больше всего его привлекали
идущие на обгон и встречные спортивные автомобили, а также сидящие в них
девушки. Идеальный слуга -- тупой и преданный до самопожертвования. Эдик
настолько привык к этому дебильному переростку с отяжелевшим телом хорошо
тренированного сорокалетнего мужчины, что воспринимал того, как свою вторую
тень. Иметь такую тень было удобно -- Глаз безропотно выполнял любую грязную
работу. Впрочем, до этого доходило чрезвычайно редко. К сожалению, Гена
быстро старел. О том, что скоро придется искать ему замену, Эдик думал чуть
ли не с грустью.
     ...Серое пятно возникло на дороге. Оно двигалось по правой полосе.
Пыляев был слишком расслаблен, чтобы среагировать вовремя. Он ударил по
тормозам, уже зная, что слишком поздно. Сердце провалилось в желудок, а на
его месте образовалась леденящая пустота.
     Потом был глухой удар, визг тормозов, левое переднее колесо
подпрыгнуло, врезавшись во что-то неподатливое; машина пошла юзом. Серое
небо совершило полоборота и остановилось, как шатер сломанного аттракциона,
который безуспешно пытался запустить пьяный сторож.
     Хорошо, что Супер был пристегнут. Сейчас он висел на ремне
безопасности,
не успев испугаться. Тоненькая струйка слюны стекала изо рта. Почему-то
у Эдика мелькнула мысль о возможном эпилептическом припадке. Зато Глазу
пришлось несладко. Его бросило на спинку переднего кресла, и он разбил себе
нос.
     У Пыляева дрожали руки. Он испугался вероятных последствий своей
невнимательности. Страшно подумать, что сделал бы с ним Союз, если бы Супер
получил увечья! Или, не дай Бог, повредил бы свое уникальное серое
вещество...
     Глаз уже вылазил из машины, орошая асфальт густой темной кровью.
Опухоль на месте глазницы приобрела насыщенный фиолетовый цвет.
Телохранитель
посмотрел по сторонам. Пологие безлюдные холмы тянулись до горизонта. Потом
он заглянул под передний бампер и сделал знак Эдику, чтобы тот сдал назад.
     Пыляев машинально дернул рычаг и отъехал на несколько метров. Супер
по-прежнему сидел, тупо уставившись прямо перед собой. Шок? Почти наверняка.
Эдик встряхнул его. Сын медленно повернул к нему голову. Пыляев сжался,
наткнувшись на взгляд умирающего, полный невыносимой тоски.
     <<О, нет,>> -- пробормотал он и с трудом отстегнул ремень безопасности.
Потом все же заставил себя посмотреть на дорогу. <<Это я сделал!>> --
подумал
он с идиотским торжеством и понял, что в большинстве случаев люди совершают
преступления против совести из любопытства. Хотят узнать, каковы будут
последствия, -- действительно ли все так страшно, как уверяют попы? В конце
концов, только страшное и осталось интересным.
     Пыляев смотрел на сбитого им бродягу. У того не было шансов. Нижняя
часть его тела превратилась в скрученный измочаленный узел. Внутренности
вывалились из разорванного живота. Бродяга еще был жив -- почти
неповрежденная верхняя половина выглядела, как заготовка андроида. Эдику,
любителю дурацких парадоксов, происходящее казалось похожим на мучительный
акт творения. Но все обстояло в точности наоборот.
     Руки умирающего с ужасной настойчивостью скребли по асфальту. Изо
рта вырывались сдавленные хрипы. На бледно-сизом лице застыло неописуемое
выражение.
     Пыляев не слышал, как хлопнула дверь. Он начал приходить в себя только
тогда, когда увидел Супера, приближающегося к телу. Мальчик опустился на
колени и запустил руки в окровавленную массу. Обреченный дернулся в
последний раз и затих. Вот когда Эдика стошнило. В одно жуткое мгновение он
решил, что Супер ускорил агонию...
     Его рвало на асфальт. Когда он разогнулся, лицо бродяги оказалось
повернутым к нему.
     Эдик мог бы поклясться, что это было лицо человека, переживающего
момент
острейшего наслаждения. Он стал свидетелем патологически легкой и радостной
смерти.
     Мальчик поднялся с колен. Отец попал в его поле зрения -- это
подействовало на Пыляева, как инъекция ночного кошмара. Но Эдик испытывал
страх всего пару секунд. Потом все закончилось. Сердце перестало
кровоточить.
Он ощутил внутри себя пустоту и легкость -- как шарик, взмывающий в небо.
У его пятилетнего сына был взгляд существа, только что принявшего на себя
чужой грех.
     -- Эдуард Юрьевич, поезжайте домой. Я все улажу, -- произнес сзади
незаменимый Глаз.
     И остался с мертв