ца, скрытого  белым  капюшоном, высокая прямая
фигура с  откинутой  головой и  распростертыми  руками внезапно  взволновала
меня. Я узнал Анну.  Никто другой не мог бы так стоять. Я забыл Виктора, его
просьбу, забыл, где нахожусь  и сколько лет мы  не виделись. Я  знал только,
что она здесь, помнил, как красиво ее лицо, какой она несет покой, слышал ее
тихий голос: "Мы стремимся к одному и тому же". Я любил ее всегда.
     Они повстречались с Виктором, и Анна выбрала его, вышла  за него замуж.
Но брачные узы мало что значили для нас. Мы  поняли, как близки наши души  в
тот  самый миг, когда Виктор познакомил нас  в  клубе,  и наши сердца всегда
стремились друг к другу, несмотря на все преграды и годы разлуки.
     Я  совершил ошибку, позволив ей  искать  свою  вершину одной. Если бы я
пошел в  горы, как  они тогда просили  в книжном  магазине, я бы  понял, что
творилось у  нее на душе. Я  бы тоже  был  очарован  горами, не заснул  бы в
лачуге как  Виктор, а пошел  бы с ней и не было бы впустую  проведенных лет.
Эти годы были бы наши: мои и Анны, мы  остались бы вместе здесь, на вершине,
вдали от мира.
     Я  снова взглянул  на стоящих рядом  со мной, до  боли завидуя  и  лишь
смутно догадываясь, какой восторг любви они способны испытывать. Их молчание
не было  обетом, приговаривающим к мраку. Это был покой, который им подарила
гора, приведя в  гармонию  их умы.  Не было  смысла  говорить: все объясняла
улыбка,  взгляд и, никогда не замирающий, торжествующий  смех,  льющийся  из
глубин сердца.  Это был не  закрытый,  мрачный, замогильный, отрицающий  все
порывы  души орден.  Здесь  жизнь была  полной, требовательной,  насыщенной.
Здесь теплота солнца, вливаясь в жилы, становилась кровью и плотью; морозный
воздух, очищая  легкие и тело,  приносил  силу, подобную той, что испытал я,
когда пальцы мальчика коснулись моего сердца.
     Вмиг  все ценности изменились для меня. Тот, кто забирался на гору, кто
испытывал страх,  волновался,  сердился совсем недавно,  уже,  казалось,  не
существовал.  Я,  седовласый, пожилой  человек,  выглядел бы  в  глазах мира
безумцем, шутом. Я, голый, стоял на  вершине Монте Вериты и поднимал руки  к
Солнцу. Оно было  уже высоко и освещало нас, обжигая  кожу, доставляя мне  и
радость и боль. И жар его проникал в сердце и легкие.
     Я смотрел  на Анну, любил ее с такой силой, что невольно громко позвал:
"Анна! Анна!"  И она знала, что я здесь - она подала  мне знак, подняв руку.
Все  смеялись  со мной, все  меня понимали. Потом  из толпы вышла девушка  с
длинными  распущенными  волосами.  На ней было  простое  деревенское платье,
чулки и  башмаки. Сначала я подумал,  что она сложила  руки  для молитвы, но
оказалось, что она их прижала к сердцу.
     Она подошла к краю  провала,  где стояла  Анна.  Прошлой ночью при Луне
меня охватил бы страх, но не теперь, когда я был принят и стал одним из них.
На секунду  солнечный луч  коснулся  кратера, и  голубой лед  засветился.  В
едином порыве  мы  встали  на  колени,  обратив лица  к  солнцу, и я услышал
славящий гимн.  Так  человек молился  в самом начале  мира, и  так  он будет
молиться в конце,  - подумал  я. Здесь  нет вероученья,  нет  спасителя, нет
божества. Только  Солнце, дающее  тепло и жизнь. Так было  всегда от  начала
века.
     Солнечный луч  исчез, и девушка  поднялась  на  ноги. Сбросила башмаки,
носки и платье, а Анна обр  езала ножом ее волосы. Девушка стояла перед ней,
прижав руки к сердцу.
     Теперь  она свободна, -  подумал  я,  - она уже  не вернется в  долину.
Родители  и жених оплачут ее и  никогда не  узн  ают, что нашла она на Монте
Верите.  В долине были бы  праздники,  танцы  на  свадьбе, суматоха короткой
любви и  однообразная замужняя  жизнь: забота о  доме и детях, беспокойство,
раздражение, неприятности и старение  с каждым днем. Здесь она избавлена  от
этого. То, что ощутит она здесь  однажды,  уже никогда  не  забудется. Жизнь
жестока, потому что жестока и не  знает жалости  сама природа. Но  она еще в
долине стремилась к этому и за этим пришла сюда. Теперь она узнает обо всем,
о чем раньше не подозревала и  что не смогла бы постигнуть в том мире внизу.
Страсть,  радость  и смех,  теплота  Солнца  и  притяжение Луны,  любовь без
волнений, сон без  пробуждений от грез. Поэтому люди в долине  ненавидят все
это. Они боятся Монте Вериты.  На вершине есть то, чем они не владеют. И они
злятся, завидуют, они несчастны.
     Анна отвернулась. Девушка, сбросив деревенскую одежду вместе  с прошлой
жизнью, казалось,  лишилась и  своего пола.  Она подошла к другим.  Лицо  ее
светилось, и я знал, что теперь для нее ничего не имело значения.
     Они   спустились  во  двор,  оставив  меня  одного   на  вершине,  и  я
почувствовал  себя отверженным  у ворот  рая.  Мой звездный  час наступил  и
прошел. Они были отсюда, а я - посторонний, из мира внизу.
     Я  снова оделся - здравый смысл вернулся  ко мне -  и  вспомнил,  зачем
пришел на вершину. Я спустился во двор, но, глянув вверх, заметил, что  Анна
ждет меня на башне.
     Остальные посторонились у  стены, давая мне пройти.  Я видел,  что Анна
одна среди них носит белую длинную  накидку и капюшон.  Высокая  башня имела
открытую площадку. Очень знакомо, как бывало в кресле у камина в холле, Анна
устроилась на верхней ступеньке, оперевшись локтем о колено. Вот и вернулось
прошлое, тот  день,  двадцать шесть лет назад, и  мы  вновь  были одни,  как
тогда, в помещичьем доме в Шропшире, и Анна принесла в мою душу мир. Я хотел
опуститься у ее ног, взять за руку, но вместо этого просто стоял у стены.
     -  Ну вот ты, наконец, и нашел свою гору, - произнесла она.  - Долго же
тебе пришлось искать.
     Голос ее был мягким, спокойным и совсем таким же как раньше.
     - Это ты позвала меня сюда, когда разбился самолет? - спросил я.
     Она  засмеялась,  и  я  понял, что  не  было никаких разлук,  время  не
двигалось на Монте Верите.
     -  Я  хотела,  чтобы ты  пришел ко  мне гораздо раньше.  Но  твоя  душа
отвернулась  от  меня,  как  будто ты  выключил приемник.  Для  разговора по
телефону нужны двое. Теперь тоже так?
     -  Так,  - ответил  я. -  Но  в  наших  новых  изобретениях  для  связи
используются радиолампы, а не души.
     - Твоя душа была так долго глуха, закрыта. Жаль. У нас  столько общего.
Виктор мне писал, когда хотел рассказать, о чем он думает.  Тебе бы этого не
потребовалось.
     Тогда во мне и проснулся  лучик надежды и осторожно, наощупь, я спросил
ее:
     - Ты читала его письмо? А мое? Ты знаешь, что он умирает?
     - Да, - ответила  она. - Он  болен уже  много недель. Поэтому я хотела,
чтобы  сейчас ты был здесь, чтобы мог  быть рядом с ним, когда он умрет. Ему
будет хорошо, если  он узнает, что  ты  видел меня, разговаривал со мной. Он
будет счастлив.
     - А почему ты не хочешь пойти к нему сама?
     - Так будет лучше. Тогда он сохранит мечту.
     "Мечту? Что она имела в виду? Может, они не были такими всесильными  на
Монте Верите. Понимала ли она опасность, которая им грозила?"
     - Анна,  - забеспокоился  я. -  Я сделаю  все,  что ты мне  скажешь.  Я
вернусь к Виктору  и буду с ним до последней минуты. Но времени мало. Важнее
то, что вы все здесь в  большой опасности. Завтра, может даже сегодня ночью,
люди  из  долины собираются подняться на Монте Вериту, они  ворвутся  сюда и
убьют вас.  Вы должны  уйти отсюда до их прихода. Если вы не можете защитить
себя  сами,   позволь  мне  как-то  помочь  вам.   Мы   не  так   далеко  от
цивилизованного мира. Что-то ведь можно сделать.  Я спущусь в долину, разыщу
телефон, свяжусь с полицией, с армией, с властями...
     Я говорил  и говорил, потому что, хотя  и сам  не ясно представлял, что
можно  предпринять, мне очень хотелось, чтобы они доверились мне, поверили в
меня.
     - Ведь теперь, - продолжал я, - жизнь здесь станет для вас невозможной.
Даже  если  я сумею предотвратить нападение в этот раз,  в чем я сомневаюсь,
все равно это случится на следующей неделе, в следующем месяце. Больше вы не
будете здесь в  безопасности. Вы так  долго жили, отгородившись от мира, что
не  знаете, каков  он сейчас. Даже эту страну  недоверие разорвало надвое, а
люди из долины уже не те суеверные крестьяне, что были прежде.  Теперь у них
современное оружие, и жажда убийства поселилась в их сердцах. Ни у тебя,  ни
у других на Монте Верите нет никаких шансов.
     Она не отвечала. Она сидела на ступеньке, одинокая и молчаливая в белой
накидке и капюшоне.
     - Анна, - снова начал я. - Виктор умирает. Может быть, уже мертв. Когда
ты  уедешь отсюда, он не  сможет  тебе  помочь, не смогу  и я.  Я любил тебя
всегда. Мне не надо говорить об этом, ты сама догадывалась. Когда ты ушла на
Монте  Вериту двадцать  шесть  лет  назад,  ты разбила жизнь двум  мужчинам.
Теперь  я нашел  тебя.  Есть другие места,  далеко отсюда, куда не добралась
цивилизация, мы  сможем жить там  - ты и  я. И остальные,  если они  захотят
уехать с нами. У меня достаточно  денег,  чтобы устроить все это. Тебе не  о
чем будет беспокоиться.
     Я уже  видел  себя,  решающего  различные  вопросы  с  консульствами  и
посольствами, занимающегося  оформлением  паспортов  и  покупкой  одежды.  Я
представил себе карту мира, перебрал в уме горные хребты от Южной Америки до
Гималаев и от Гималаев до  Африки. Или пустынные районы на севере Канады, не
заселенные  и  неисследованные,  или необъятные пространства  Гренландии.  А
сколько было островов, бесчисленных островов, где не ступала нога  человека,
и куда залетали только морские птицы. Мне безразлично было, что она выберет:
горы или острова, дикие чащи или пустыню,  непроходимые леса или арктическое
безмолвие. Я так давно не  видел ее и хотел  только  одного:  навсегда  быть
вместе.
     Теперь  это стало возможным.  Виктор  не сможет предъявить  свои права,
потому что он  умирает. Я был  резким, откровенным и сказал ей об  этом. И я
ждал ее ответа. Она засмеялась своим теплым,  таким любимым с прежних времен
смехом, и я почти рванулся обнять ее, потому что в  этом смехе было  столько
жизни и радости, столько обещания.
     - Так как? - спросил я.
     Она поднялась со ступеньки, подошла и встала рядом со мной.
     - Жил-был однажды человек, - сказала она. - Как-то он пришел  на вокзал
Ватерлоо и с надеждой, горячо попросил у кассира билет до Рая. Только в одну
сторону. Когда кассир ответил, что такой станции нет,  он бросил ему в  лицо
чернильницу. Вызвали полицию, человека  увели и посадили в тюрьму.  Ты  ведь
просишь у меня то же самое - билет до Рая, а это - Монте Верита.
     Я почувствовал себя задетым, даже раздраженным. Из всех моих планов она
ни слова не приняла всерьез, она посмеялась надо мной.
     - Что ты  предлагаешь? -  спросил  я. -  Ждать  здесь  за стенами, пока
придут люди и разнесут их?
     - Не беспокойся о нас, - ответила она. - Мы знаем, что нам делать.
     Она  говорила так  равнодушно, будто мы  обсуждали какие-то  мелочи.  С
болью в сердце я видел, как нарисованное мною будущее ускользает от меня.
     - Так у вас есть какой-то секрет? - спросил я почти  укоризненно.  - Ты
можешь  сотворить чудо,  спасти себя и других? А как же  со мной? Ты  можешь
взять меня с собой?
     - Ты  не захочешь  сам, - она дотронулась до моей руки. - Знаешь, нужно
время, чтобы создать  Монте Вериту. Это ведь не  только когда обходишься без
одежды и поклоняешься Солнцу.
     - Понимаю, - согласился я, - и готов начать все с начала, обрести новые
ценности.  Все, что я  делал в  мире, бессмысленно. Талант, усердие, успех -
ничего не значат. Но если бы я мог быть с тобой...
     - Как - со мной?
     Я не знал, что ответить. Вопрос был неожиданным и слишком прямым.  Но в
глубине души я понимал, что хочу  всего,  что может  быть  между  мужчиной и
женщиной.  Не  сразу,  конечно,  позже,  когда мы  найдем какую-нибудь гору,
пустыню  или нечто еще и  укроемся там  от мира. Не было нужды повторять  ей
это. Главное  ведь - я готов был  следовать за ней куда угодно, если  бы она
мне позволила.
     - Я люблю тебя и любил всегда, - сказал я. - Разве этого недостаточно?
     - Нет. Только не на Монте Верите.
     Она отбросила капюшон, и я взглянул на ее лицо. В ужасе я смотрел  и не
мог пошевелиться,  не мог вымолвить  ни  слова.  Я  оцепенел,  а мое  сердце
заледенело. Одна сторона ее лица  была чудовищно изъедена, почти уничтожена.
Болезнь охватила лоб, щеку,  шею; кожа  иссохла,  покрылась  пятнами. Глаза,
которые я так любил, потускнели и провалились в глазницы.
     - Да, - сказала она. - Это не Рай.
     Не помню, кажется, я отвернулся. Я оперся о камень и глядел вниз, туда,
где огромная гряда облаков закрывала мир.
     - Так было и с другими, - продолжала она. - Они все умерли. Я еще жива,
потому  что  крепче  остальных.   Проказой  может  заразиться  любой,   даже
бессмертный  с Монте Вериты, но это неважно, и я ни о чем не жалею. Помнишь,
как-то давно я тебе говорила, что идущий в горы должен отдать все. Вот это и
случилось. Я больше не страдаю, поэтому не надо страдать из-за меня.
     Я ничего не ответил. Я чувствовал, что плачу, но не вытирал слез.
     - На Монте Верите нет иллюзий и нет мечты,  -  говорила Анна. - Все это
принадлежит миру. Миру принадлежишь и ты. Если я разбила твою мечту обо мне,
прости меня.  Той Анны,  которая была  когда-то, уже нет, но  есть другая. И
какую ты будешь  помнить дольше,  зависит от тебя. А  теперь спускайся в мир
людей и выстрой себе гору Истины.
     Где-то были кустарники, трава, низкорослые деревья, где-то была земля и
камни, и шум бегущих потоков. Ниже, в долине стояли дома, в них жили мужчины
и женщины и воспитывали  детей. Там горел  в  очагах огонь, вились  дымки  и
светились окна.  А еще где-то были дороги, и они вели в  города,  где  много
улиц, домов и людей. Все это было внизу, под облаками, под Монте Веритой.
     - Не  волнуйся и не бойся, - успокоила Анна. - Люди из долины не  могут
повредить нам. Только вот что... - она запнулась, и, даже не глядя на нее, я
знал, что она улыбается, - ...пусть Виктор сохранит мечту.
     Она взяла меня за руку,  и мы вместе спустились с башни  и прошли через
двор к стене. Остальные смотрели на нас - те, другие, с обнаженными руками и
ногами и стриженными  волосами. Я  заметил  новообращенную  девушку, которая
отказалась от мира и была теперь одной из них. Я видел, как она обернулась и
посмотрела на Анну. В ее глазах не было ни ужаса, ни страха. Она смотрела на
Анну с торжеством и  ликованием,  все зная и все понимая. То, что испытывала
Анна, испытывали они все, разделяли ее страдания и принимали их. Анна совсем
не была одинока.
     Все  посмотрели на  меня, и выражение  их глаз изменилось. Теперь в них
была не любовь, а сострадание.
     Анна попрощалась  со мной. Она лишь тронула меня за плечо,  потом стена
открылась,  и  она ушла от  меня  навсегда.  Солнце стояло  уже  невысоко  и
начинало клониться к  западу.  Теперь  облака поднимались  на гору от  мира,
раскинувшегося внизу. Я покинул Монте Вериту.
     В деревню я  пришел к вечеру.  Луна еще не взошла.  Вскоре, часа  через
два, она  должна  была появиться над восточным гребнем  и осветить все небо.
Они уже ждали -  люди  из  долины. Их было  сотни  три,  даже больше, и  они
собрались группами  у  лачуг.  Все  они  были  вооружены: кто  винтовками  и
гранатами,  а кто -  топорами и мотыгами. Они  разожгли костры вдоль дороги,
идущей  между  домами,  сидели  и  стояли  у  огня,  ели,   пили,  курили  и
разговаривали. Некоторые  держали  на  поводках собак.  Хозяин первой хижины
стоял  на пороге  вместе с  сыном.  У них тоже было  оружие. Мальчик  держал
мотыгу, а из-за пояса торчал нож.
     Отец угрюмо посмотрел на меня осоловевшими глазами:
     - Ваш друг умер, - сказал он. - Мертв уже много часов.
     Я протиснулся за ним  в дверь и вошел в комнату. Там горели свечи: одна
в изголовье,  другая у ног.  Я склонился  над Виктором  и взял  его за руку.
Хозяин  солгал мне,  Виктор еще дышал. Он  открыл глаза, когда  почувствовал
прикосновение.
     - Ты видел ее? - спросил он.
     - Да, - ответил я.
     - Я знал это. Я лежал здесь, но чувствовал, что это случится. Она - моя
жена.  Все  эти годы  я любил ее, но увидеть ее суждено было тебе. Ревновать
уже поздно, правда?
     Огонь свечей был слишком слабый, и он не видел теней у двери, не слышал
голосов и возни на улице.
     - Ты дал ей мое письмо?
     - Оно у нее. Она просила тебя не  беспокоиться и не волноваться за нее.
С ней все в порядке. С ней все будет хорошо.
     Виктор улыбнулся и выпустил мою руку.
     - Все  правда, -  прошептал он. -  Моя  мечта о  Монте Верите оказалась
правдой. Она  довольна и счастлива и  никогда не  состарится,  всегда  будет
прекрасной. Скажи, ее волосы, ее глаза, ее улыбка все такие же?
     - Точно такие же, - ответил я. - Анна навсегда останется самой красивой
женщиной из всех, каких мы с тобой только знали.
     Он  промолчал. Я ждал у его  постели  и  вдруг услышал  звук  рога, ему
ответил  второй, третий. Толпа  на  улице зашевелилась.  Люди вскидывали  на
плечи оружие,  тушили костры,  собирались  вместе, чтобы  тронуться в  путь.
Раздался лай собак. Послышался возбужденный смех.
     Когда  звуки замерли,  я  вышел  на  улицу  и  стоял один  в опустевшей
деревне, глядя на полную Луну, поднимавшуюся из темной долины.