равлению к Меррине.
     Когда  "специальный  рождественский"  растворился  в   ночной   тьме,
Бенджамин поднялся и вытер  слезы.  Обычные  тишина  и  спокойствие  снова
царили вокруг, когда он вернулся  наконец  к  исполнению  своих  служебных
обязанностей  и  сообщил  в  Меррину,  что  двадцать  шестой  только   что
проследовал через Подветренную, и о том, как он проследовал.
     Ночной дежурный в Меррине написал небольшой рапорт о своем  разговоре
с Бенджамином. "Если и вправду на поезде были ведьмы, - размышлял он, - то
хоть не меня за это повесят". Потом он вышел  на  платформу,  остановился,
поставил фонарь рядом и, словно желая унять невольную дрожь, похлопал себя
по груди. Так и стоял он,  обеспокоенно  глядя  туда,  откуда  должен  был
прийти поезд.
     Беспокойство сменилось головной болью, а головная боль  -  лихорадкой
еще  задолго  до  того,  как   он   услышал   стук   колес   "специального
рождественского", а произошло это в 01.45.
     Вслушавшись хорошенько, он пришел к выводу, что звук  приближающегося
поезда ничем не отличается от обычного. И когда в  01.50  двадцать  шестой
подошел к платформе, лицо дежурного озарилось радостью. Ибо перед ним была
не оседланная ведьмами фантастическая машина, а самый  настоящий  товарный
поезд с облаком  пара  из  паровоза  и  электрическим  освещением.  Ночной
дежурный пошел по платформе к паровозу, попутно с удовлетворением  отмечая
абсолютно нормальный вид как вагонов с дровами, так  и  вагонов  с  жидким
"топливом".
     - Привет, Шед! До чего же я рад тебя видеть! Где это ты пропадал? Что
за адское зелье ты везешь? Бен Уайт не иначе как рехнулся! Ты, случаем, не
распечатал бочонок, когда приехал к нему в Подветренную? Если  бы  вправду
был такой, как он рассказывал, ни в  жизнь  бы  тебе  не  довести  поезда,
голову даю на отсечение!
     Шед спрыгнул на платформу, вытирая лицо замасленной тряпкой.
     - Когда у тебя на поезде ведьмы, и не такое может случиться.
     - Постой, как ты ехал?
     - Через Ведьмин Лог.
     Дежурный по станции так и застыл на месте с горящей спичкой в руке  и
стоял до тех пор, пока она не обожгла ему пальцы. Потом он сплюнул.
     - Ну ладно, надо закончить рапорт. И раз ты говоришь, что ехал  через
Ведьмин Лог, то я так и запишу. Значит, этим путем ты ехал?
     - Конечно! Я и Джо, мы оба. И Рок Имдарн - вон он лежит без памяти  в
багажном вагоне. Ведьмы этой ночью проволокли поезд через Ведьмин Лог. Так
и докладывай. А я теперь домой и на боковую.

     А ведьмы, Мэгги и Хейзл, кружились, невидимые, под потолком  спальни,
в которую на цыпочках, с ботинками в руках, вошел Бенджамин. Они  увидели,
как он остановился в ногах кровати  и  виновато  посмотрел  в  лицо  жене,
которая крепко спала, увенчанная короной серебряных волос.  Они  услышали,
как он сказал:
     - Дженни, ты для меня была и будешь самой милой ведьмой на  свете.  -
И, вздохнув, добавил: - До чего же хорошо дома!
     Потом он вынул из карманов две  бутылки  с  золотыми  этикетками,  на
которых стояло: "Пивовары, Волшебники  и  Компания",  и  тихонько  пропел:
"...И снова мы встретим с тобой рождество, любимая Дженни".
     Ведьмы перелетели в соседнюю комнату, где молодой Шедрик Малкехи  как
раз наклонился поцеловать розовое личико своей жены, и  услыхали,  как  он
шепчет:
     - Всегда бы меня ждала дома такая ведьмочка, как ты, дорогая!
     Потом Шедрик повернулся к окну и хмуро посмотрел в темноту за  окном.
Уже раздеваясь, он пробормотал:
     - Ух, попадись мне сейчас какая-нибудь из тех, с Ведьмина  Лога  -  в
клочки бы разорвал!
     Мэгги и Хейзл оседлали свои метлы и поздним утром опустились в городе
Фейберре. Там они проникли  в  кабинет  Уильяма  Дамбоди,  директора  всех
железных дорог страны Экстралии, который в это время,  размахивая  листком
почтовой бумаги, говорил по телефону:
     - Гарри! Я получил рапорт из Меррины, в нем говорится, что, по словам
машиниста Малкехи, ведьмы  прогнали  его  состав  через  Ведьмин  Лог,  по
закрытой соединительной ветке... Да, так он рассказал... Да, в рапорте  из
Меррины... Нет, с ума я не сошел!.. Еще в рапорте говорится, что Бенджамин
Уайт,  увидевший  "специальный  рождественский",  когда   тот   прибыл   в
Подветренную, до сих пор никак не отчурается!
     Дамбоди засмеялся в трубку. Ему было смешно, и он совсем не сердился.
Сейчас он припоминал, что на станциях, через которые раз в год проходит по
пути в Меррину "специальный рождественский", никогда  не  упускают  случая
стянуть что-нибудь из рождественских грузов; это стало неписаным  законом,
и на это смотрят сквозь пальцы: "Может, в  этом  году  приложились  раньше
времени? - подумал он. - Может быть, басни о Ведьмином  Логе  -  результат
предпраздничных возлияний? Может..."
     - Что? - воскликнул он. - Вы верите этому?! Вы знаете этих людей?
     Чувствуя непреодолимое желание накричать на инспектора, он продолжал:
     - Не сводите меня с ума! Я не верю, что  двадцать  шестой  прошел  по
этому пути! В  Ведьмином  Логе  ведьм  нет  и  никогда  не  было!  Пройдут
праздники - сразу же снять рельсы  на  этой  линии,  чтобы  такое  никогда
больше не повторялось!
     Мэгги и Хейзл, довольные, с веселым смехом полетели прочь. После этих
событий  Уильям  Дамбоди   начал   задумываться,   без   видимой   причины
останавливаться иногда с недоуменным видом, и вообще в его поведении стала
проглядывать теперь какая-то неуверенность.
     Таким же стал и Рок Имдари, о котором дежурный  из  Меррины  тактично
умолчал в своем рапорте.  До  последних  дней  жизни  Рок  так  и  остался
нервным, все время постукивающим  по  столу  пальцами  существом.  Он  так
никогда и не оправился от  своего  двухчасового  забытья  на  "специальном
рождественском".
     Когда горняцкому городку Меррине пришло время праздновать  рождество,
оказалось,  что  "специальный  рождественский",  к  величайшему  огорчению
грузополучателей,  совершенно  не  оправдал  их  ожиданий.  Когда  с  него
сгрузили "топливо" для человеческого  нутра,  обнаружилось,  что  имбирное
вино все прокисло, а крапивное пиво - сплошной уксус, что  в  эвкалиптовом
коктейле - плесень, а овечий ром  -  чистая  кислота;  и  что  выдержанный
продукт "Пивоваров, Волшебников и Компании" выдохся настолько, что  его  в
рот взять противно.

     Если вы захотите провести рождественские праздники в маленьком старом
городке Меррине,  вы  встретитесь  там  с  гостеприимными  и  обаятельными
людьми. Среди них вы не найдете  ни  одного  плохого  семьянина:  все  они
мягкосердечны и покладисты. И кроме того, это люди, которые о волшебницах,
бормочущих непонятные заклинания и готовящих  колдовские  зелья,  отдающих
всегда предпочтение самым черным из кошек и известных странным  обычаем  -
летать верхом на метле (случается, что  и  среди  звезд),  всегда  говорят
только хорошо.



   Джеймс Боллард.
   Утонувший великан


     Перевод Е. Панаско


     Утром,  после  шторма,  в пяти милях к северо-западу от города к берегу
моря прибило тело утонувшего великана. Первая весть  о  его  появлении  была
принесена  жившим  там  фермером,  впоследствии  это  подтвердили  репортеры
местной газеты и полиция. Впрочем, большинство, к  которому  отношусь  и  я,
отнеслось  к  сообщению  скептически.  Однако все больше и больше очевидцев,
возвращавшихся с моря, подтверждали громадные  размеры  утопленника,  и  это
оказалось,  в  конце концов, слишком для нашего любопытства. Библиотека, где
мы заканчивали с коллегами свое исследование, почти обезлюдела, когда  после
обеда  мы  отправились  на  побережье,  и  до  самого вечера люди продолжали
оставлять конторы и магазины, так как рассказы о  великане  распространились
по всему городу.
     Ко   времени,   когда  мы  достигли  прибрежных  дюн,  здесь  собралась
внушительная толпа. Отсюда мы смогли увидеть  тело,  лежащее  на  мелководье
ярдов  за  двести  от берега. Сначала оценки размеров утопленника показались
мне значительно преувеличенными. Стоял отлив и почти все тело великана  было
открыто, но он казался немногим больше, чем, скажем, гигантская акула. Лежал
он  на спине, с руками вдоль боков, в положении отдыхающего, как бы заснув в
зеркальной глади влажного песка, где  отражение  его  выбеленной,  поблекшей
кожи  расплывалось,  когда  вода  отступала.  В  ясном  солнечном свете тело
утопленника блестело, как белое оперение морской птицы.
     Озадаченные   этим   зрелищем   и    неудовлетворенные    прозаическими
толкованиями  толпы,  вдвоем с другом мы спустились с дюн на берег, покрытый
галькой. Никому, видимо, не хотелось приближаться к великану, однако все  же
через  полчаса  два  рыбака  в  болотных сапогах вышли на обнаженный отливом
песок. Когда они приблизились к лежащему телу, среди наблюдателей разразился
внезапный гвалт. Фигуры двух этих мужчин выглядели совершенными карликами по
сравнению с великаном. Хотя пятки  утопленника  были  частично  погружены  в
песок,  пальцы  ног возвышались, по меньшей мере, на два роста рыбаков, и мы
немедленно осознали, что этот утонувший левиафан никак не  меньше  по  своим
размерам и массе, чем самые крупные кашалоты.
     Три  рыбацких суденышка, появившиеся на месте действия, остановились за
четверть мили от берега с поднятыми килями. Экипажи, сгрудившись  в  носовой
части  судов,  наблюдали  за  зрелищем издали. Их осторожность приостановила
наблюдателей на берегу, хотя каждый уже сошел  в  нетерпении  с  дюн,  желая
взглянуть  на  великана  вблизи,  и  ждал  теперь на галечном склоне. Вокруг
фигуры утопленника песок был размыт, образовав выемку, как если  бы  великан
свалился с неба. Два рыбака стояли между громадными постаментами его ступней
и  махали  нам,  словно туристы среди колонн какого-нибудь окруженного водой
храма на Ниле. На секунду я испугался, что  великан  просто  уснул  и  может
внезапно  пошевелиться,  сдвинуть  пятки  вместе, но его остекленевшие глаза
пристально смотрели в небо  -  нет,  он  не  подозревал  о  своих  крохотных
подобиях, копошащихся у него в ногах.
     Рыбаки  тем  временем  начали  обходить корпус великана, бредя мимо его
длинных белых ног. Остановившись  для  осмотра  пальцев  на  руке,  лежавшей
ладонью  вверх,  они  скрылись  из виду между рукой и грудной клеткой, затем
вышли, чтобы осмотреть голову, и прикрывали  глаза,  когда  глядели  на  его
греческий  профиль. Ровный лоб, прямой нос с высокой переносицей и изогнутые
губы великана напомнили мне  римские  копии  Праксителя:  изящно  вырезанный
орнамент ноздрей подчеркивал сходство со скульптурой.
     Неожиданно  в  толпе  раздался крик и взметнулись, указывая, сотни рук.
Вздрогнув, я увидел, что один из  рыбаков  взобрался  на  грудь  великана  и
сейчас  прохаживался  там,  подавая  сигналы  на  берег.  Крики  удивления и
торжества тотчас же были заглушены стремительной  лавиной  гальки  -  каждый
ринулся вперед.
     Когда  мы  достигли  фигуры,  лежащей  в луже воды размером со стадион,
возбужденная  болтовня  толпы  ослабла,  подавленная  гигантскими  размерами
умершего  колосса.  Он  растянулся на песке под небольшим углом, ноги лежали
ближе к берегу, и этот ракурс скрывал его действительную длину. Несмотря  на
пример  двух  рыбаков,  уже стоявших на его животе, толпа образовала широкий
круг, из которого только некоторые подходили к рукам и ногам.
     Мы обошли с товарищем вокруг обращенного  к  морю  бока  великана.  Его
бедра  и  грудная  клетка  возвышались  над  нами,  подобно корпусу корабля,
севшего на мель. Жемчужно-серого  цвета  кожа,  раздутая  от  соленой  воды,
скрывала  контуры  чудовищных  мускулов  и  сухожилий. Мы прошли ниже левого
колена  великана,  которое  было  слегка  согнуто.  Нити   влажных   морских
водорослей  прилипли  к  его  бокам.  Через  живот свободно свисал, сохраняя
тонкую правильность узора,  платок  из  тяжелого  материала,  обесцвеченного
водой  до  бледной  желтизны.  Сильный  запах  морской  воды  шел от одежды,
выделявшей испарения под солнцем,  и  смешивался  со  сладким  запахом  кожи
великана.
     Мы остановились возле его плеча и поглазели на недвижимый профиль. Губы
слегка  были  раскрыты,  открытый  глаз  - мутен и непрозрачен, будто в него
впрыснули голубовато-молочную жидкость. Однако изящные дуги ноздрей и бровей
делали лицо изысканно привлекательным, и  это  противоречило  жестокой  мощи
грудной клетки и плеч.
     Ухо  висело  в  воздушном  пространстве  над  нашими  головами, подобно
скульптурному порталу. Когда я поднял руку, чтобы дотянуться до  мочки  уха,
кто-то  с  криком  высунулся над краем лба и этим остановил меня. Испуганный
его появлением, я отступил и увидел, что несколько молодых  людей  забрались
на лицо утопленника и толкают друг друга на провалы глазниц.
     Люди  карабкались  теперь на великана, чьи откинутые руки служили двумя
лестницами. Из ладоней люди шли по рукам  к  локтям  и  затем  ползли  через
вздувшиеся  бугры бицепсов на ровную площадь грудных мышц. Отсюда, с верхней
половины гладкой безволосой груди, они карабкались на лицо, быстро  и  легко
поднимаясь  по  губам  к  носу,  или  мчались  на живот, чтобы встретить там
других, кто перед этим оседлал щиколотки или прогуливался по колоннам бедер.
     Мы с приятелем  продолжали  свой  обход,  пробиваясь  сквозь  толпу,  и
остановились  осмотреть  вытянутую  правую  руку.  Небольшая  лужа застыла в
ладони, словно напоминание о другом мире, и сейчас же вода была  разбрызгана
теми,  кто  полез  и  по  этой  руке.  Я попытался разобрать линии на ладони
великана, прочертившие кожу, ища в них отпечаток  характера,  но  ткани  уже
вздулись,   стирая   рисунок,   нивелируя  все  черты  личности  великана  и
предопределенность его последнего трагического приключения. Громадные  мышцы
и  запястья  рук, казалось, отрицали какую-либо чувствительность в характере
их владельца,  однако  изящный  изгиб  пальцев  и  хорошо  ухоженные  ногти,
симметрично  обрезанные,  длиною  около  шести  дюймов, свидетельствовали об
утонченности чувств,  и  это  подтверждалось  греческими  чертами  лица,  на
котором сейчас горожане сидели, как мухи.
     Один юноша даже стоял, размахивая руками, на самом кончике носа, что-то
крича  своим  приятелям, но лицо великана по-прежнему сохраняло свое тяжелое
спокойствие.
     Вернувшись на берег, мы уселись на гальку, наблюдая  за  продолжающимся
потоком  людей,  прибывающих  из  города.  Шесть  или  семь  рыбацких  лодок
собрались неподалеку от берега, а их команды шли вброд по мелкой воде, чтобы
взглянуть поближе на этот невиданный улов океана. Позднее  появилась  группа
полицейских.  Они  сделали  нерешительную  попытку  блокировать  берег,  но,
подойдя к лежащей фигуре, были настолько сбиты с толку, что после этого ушли
все вместе, бросая назад ошеломленные взгляды.
     Час спустя на берегу находилось до тысячи человек, и  по  меньшей  мере
двести  из них стояли или сидели на великане, топтались по его рукам и ногам
или толкались в непрекращающейся свалке на груди и животе. Большая  компания
молодежи  захватила  голову.  Опрокидывая друг друга, юноши соскальзывали по
ровной поверхности подбородка. Двое или трое оседлали нос, а еще один  вполз
в ноздрю, из которой лаял, словно взбесившаяся собака.
     Вскоре  полиция  возвратилась  и  расчистила  в толпе дорогу для группы
научных экспертов из университета - специалистов по общей анатомии и морской
биологии. Компания молодежи и вообще большинство людей, слезли  с  великана,
остались  только  несколько  дерзких  личностей,  взобравшихся  на  лоб и на
кончики пальцев  ног.  Эксперты  ходили  вокруг  великана,  кивая  головами,
энергично  совещались,  а сопровождающие их полицейские оттесняли напиравших
зрителей. Когда же они достигли вытянутой  руки,  старший  офицер  предложил
помочь экспертам взобраться на ладонь, однако те поспешно отказались.
     Когда  эта  группа  возвратилась  на  берег,  толпа снова взобралась на
великана и полностью овладела им. Мы ушли в пять часов. Люди покрывали  руки
и ноги утопленника, словно густая стая чаек, сидящая на теле большой рыбы.

     В следующий раз я посетил побережье тремя днями позже. Мои библиотечные
коллеги  поручили  мне  наблюдать  за  великаном  и  подготовить  отчет. Они
заметили мой особый интерес к этому случаю - и это  было  правдой,  я  хотел
возвратиться на побережье. В сущности, великан был все еще живым для меня, и
даже  более живым, чем многие из тех людей, которые теперь разглядывали его.
Что же так очаровывало меня? В какой-то  степени  -  его  огромные  размеры,
громадный   объем  пространства,  занятый  его  руками  и  ногами,  которые,
казалось,  должны  были  подчеркнуть  тождественность  им  моих  собственных
миниатюрных  конечностей.  Но  сверх  того  -  явный,  безусловный  факт его
существования. Что бы ни было в нашей жизни открыто для  сомнения,  великан,
мертвый  или  живой,-  существовал.  Он существовал, словно проблеск из мира
сходных абсолютов, относительно которых мы  -  всего  лишь  несовершенные  и
хилые копии.
     Когда я приехал на побережье, толпа была значительно меньше. Около двух
или трех  сотен  людей  расположились на гальке, как на пикнике, наблюдая за
группами визитеров, ходивших по песку. Череда  приливов  и  отливов  вынесла
великана ближе к берегу, так развернув голову и плечи, что он казался теперь
вдвое ближе. Величину его огромного тела подчеркивали незначительные размеры
рыбацких  лодок, вытащенных на берег около утопленника. Неровная горизонталь
отмели  выгнула  позвоночник  великана   легкой   аркой,   увеличив   грудь.
Запрокинутая  голова придала ему более выразительную, даже героическую позу.
Совместное действие морской воды и разложение тканей  сгладило  черты  лица,
отчего  оно  утратило  молодой,  почти юный вид. Хотя громадные размеры лица
вряд ли делали возможной попытку оценить  возраст  и  характер  великана,  в
предыдущий  приезд  мне  показалось,  по его классически оформленным губам и
носу, что он  был  молодым  человеком  сдержанного  и  скромного  характера.
Сейчас,  однако,  великан  выглядел  человеком,  по  меньшей  мере, среднего
возраста. Одутловатые щеки, утолстившийся  нос  и  виски,  сузившиеся  глаза
придавали ему раскормленный вид, свойственный зрелому возрасту.
     Ускоренное  посмертное  раскрытие  характера великана, как бы частичное
проявление  его  скрытой  от  нас  личности  продолжало  пленять  меня.  Эти
изменения  были  началом  капитуляции  великана той всепоглощающей системе -
времени, которой подчиняется и  все  остальное  человечество  и  в  которой,
подобно  миллиону извивающихся струек расчлененного водоворота, наши скудные
жизни являются начинкой. Я занял  свою  позицию  на  гальке  прямо  напротив
головы  великана, откуда мог видеть новых прибывающих и детей, карабкающихся
на ноги и руки.
     Среди утренних посетителей было несколько человек в кожаных  куртках  и
парусиновых   кепках,   которые   вглядывались   в   великана  придирчиво  и
профессионально, измеряя шагами его  размеры.  Поднимая  палки,  прибитые  к
берегу,  они  делали  на  песке приблизительные расчеты. Я решил, что они из
департамента общественных работ или каких-то других  муниципальных  отделов,
несомненно желающих знать, как избавиться от этого монстра.
     На  месте  действия  появились  также  еще несколько личностей, одетых,
пожалуй, более изящно - вылитые  собственники.  Они  медленно  прогуливались
вокруг великана, держа руки в карманах длинных пальто и не разговаривая друг
с  другом.  Размеры  великана  явно  были  велики  даже для их несравненного
предприятия. После того, как они ушли, дети продолжали взбегать и сбегать  с
рук  и  ног  утопленника, а молодежь устроила борьбу на опрокинутом навзничь
лице. Мокрый песок, нанесенный ногами, покрывал белую кожу.
     На следующий день я намеренно отложил визит на послеобеденное время, и,
когд