ожелтевшую от  времени
газетную вырезку; она была сложена, но так, что  оставался  виден  мужской
фотопортрет.
     Доктор Джеймисон положил вырезку на подоконник.  Человеку  на  снимке
было лет тридцать, его худое смуглое лицо напоминало мордочку ласки -  это
явно был какой-то преступник,  сфотографированный  полицией.  Под  снимком
стояло имя: АНТОН РЕММЕРС.
     Доктор  Джеймисон  сидел,  подавшись  вперед,  не  отрывая  глаз   от
тротуара. Проехал дипломатический  корпус,  за  ним  в  открытых  машинах,
приветственно размахивая шелковыми цилиндрами, проследовали члены кабинета
министров. Снова королевская конная гвардия, а потом в некотором отдалении
послышался  нарастающий  гул:  толпа  увидела  приближавшуюся  королевскую
карету.
     Доктор Джеймисон встревожено посмотрел на часы. Три сорок пять, через
семь минут королевская карета проедет  мимо  отеля.  Шум  толпы  не  давал
сосредоточиться, да и телевизоры в соседних комнатах были, судя по  всему,
включены на полную мощность.
     Внезапно пальцы его впились в подоконник: Реммерс!
     Прямо внизу, около табачного киоска, стоял болезненного вида  человек
в широкополой зеленой шляпе и безучастно смотрел на кортеж, засунув руки в
карманы  дешевого  плаща.  Неловким  движением  доктор  Джеймисон   поднял
винтовку и, не сводя глаз с этого человека, положил ствол  на  подоконник.
Тот не делал никаких попыток протолкнуться вперед и ждал  возле  табачного
киоска у небольшой арки, которая вела в переулок.
     Бледный от напряжения, доктор Джеймисон снова начал  разглядывать  по
очереди всех под окном. Его оглушил рев толпы: вслед за  конной  гвардией,
под  цоканье  копыт,  появилась  золоченая  королевская   карета.   Доктор
пристально следил  за  Реммерсом,  надеясь  перехватить  брошенный  им  на
сообщника взгляд, но Реммерс по-прежнему не вынимал рук из карманов, ничем
не выдавал себя.
     - Черт бы тебя побрал! - прорычал доктор Джеймисон. - Где другой?
     Как безумный, он откинул жалюзи, собирая все силы  ума  и  весь  свой
опыт, чтобы за долю секунды проанализировать характеры  десятка  с  лишним
стоявших внизу людей.
     - Ведь их было двое! - закричал он хрипло, обращаясь к самому себе. -
Двое!
     В каких-нибудь пятидесяти ярдах от него откинувшись сидел  в  золотой
карете молодой  король,  и  мантия  его  пламенела  на  солнце.  Несколько
мгновений доктор Джеймисон смотрел на него, а  потом  осознал  вдруг,  что
Реммерс более не стоит неподвижно около киоска. На своих  худых  ногах  он
метался теперь по заднему краю толпы, как обезумевший тигр. Толпа подалась
вперед, и Реммерс,  вытащив  из  кармана  плаща  голубой  термос,  быстрым
движением отвернул крышку. Королевская  карета  была  уже  прямо  напротив
него, и он переложил термос в  правую  руку;  из  широкого  горла  термоса
торчал металлический стержень.
     - Так,  значит,  бомба  была  у  Реммерса?!  -  вырвалось  у  доктора
Джеймисона, повергнутого в замешательство.
     Реммерс отступил, движением опытного гранатометчика отвел правую руку
как можно ниже назад и начал ее поднимать. Но дуло уже смотрело на него, и
доктор Джеймисон, прицелившись ему в грудь, выстрелил за миг до того,  как
бомба отделилась от руки Реммерса. Отдача, рванув в плечо,  сбила  доктора
Джеймисона с ног. Реммерс, согнувшись, начал валиться на  табачный  киоск,
между тем как бомба, будто ее  подбросил  жонглер,  летела  крутясь  прямо
вверх. На тротуар она упала в нескольких ярдах от Реммерса и оказалась под
ногами толпы, когда та бросилась в сторону, вслед за королевской каретой.
     Потом она взорвалась.
     Ослепительная вспышка, и от нее во все стороны - огромная волна  дыма
и пыли. Оконное стекло  целиком  влетело  в  комнату  и  разбилось  у  ног
вскочившего уже доктора Джеймисона.  Пол  усыпали  осколки  стекла,  куски
вырванного волной пластика, и доктор Джеймисон упал, споткнувшись, поперек
кресла; крики на улице между тем сменились воплями, и  тогда  он,  овладев
собой, добрался до окна и посмотрел сквозь едкий от  дыма  воздух  наружу.
Люди разбегались во все стороны, кони под своими седоками, оставшимися без
шлемов, вставали на дыбы. Два-три десятка человек  под  окном  лежали  или
сидели на тротуаре. Королевскую карету, лишившуюся  одного  колеса,  но  в
остальном целую и невредимую, упряжка тащила дальше, и теперь ее  окружали
конная  гвардия  и  солдаты.  С  другого  конца  улицы  к   отелю   бежали
полицейские, и доктор Джеймисон увидел, как кто-то показывает  на  него  и
кричит.
     Он посмотрел вниз, на  край  тротуара,  где  лежала,  как-то  странно
вывернув ноги, девушка в  белом  платье.  Молодой  человек  в  разодранном
сверху донизу пиджаке стоял возле нее на коленях  и  уже  накрыл  ей  лицо
своим платком; по платку медленно расползалось темное пятно.
     В коридоре послышались голоса. Он повернулся к двери. На полу, у  его
ног,  лежала  развернутая  взрывной  волной  выцветшая  газетная  вырезка.
Двигаясь как автомат, доктор Джеймисон ее поднял; рот его был перекошен.

                        ПОКУШЕНИЕ НА КОРОЛЯ ЯКОВА
                 Бомба на Оксфорд-стрит убила 27 человек
                         Двое застрелены полицией

     Чернилами   было   обведено:   "Один   из   убитых   Антон   Реммерс,
профессиональный убийца, нанятый, как полагают, вторым террористом,  много
старше Реммерса; тело этого второго изрешечено пулями,  и  установить  его
личность полиции не удалось".
     В дверь уже били кулаками. Чей-то голос что-то выкрикивал,  потом  по
дверной ручке ударили ногой. Доктор Джеймисон выпустил газетную вырезку из
рук  и  посмотрел  через  окно  вниз,  на  молодого   человека,   который,
по-прежнему стоя на коленях и склонившись над девушкой, держал ее  мертвые
руки в своих руках.
     Когда дверь сорвали с петель, доктор Джеймисон  уже  понял,  кто  был
второй убийца, тот, кого через тридцать пять лет он  вернулся  убить.  Его
попытка изменить события прошлого оказалась бесплодной, он,  вернувшись  в
это прошлое, лишь вовлек себя в совершенное тогда преступление, обреченный
принять невольное участие в убийстве своей молодой невесты. Не застрели он
Реммерса, убийца забросил бы бомбу на середину улицы и  Джун  осталась  бы
жива. Весь его самоотверженный план, разработанный ради молодого человека,
этот бескорыстный дар другому,  более  молодому  себе,  оказался  причиной
собственного крушения, так как губил человека, которого должен был спасти.
     Надеясь еще один, последний раз увидеть девушку, а также предупредить
молодого человека о том, что ее следует забыть, он бросился вперед,  прямо
на грохочущие пистолеты полицейских.



                              Джеймс ПОЛЛАРД

                           ЗАКОЛДОВАННЫЙ ПОЕЗД

                               пер. Рыбкин


     - Я ведь ясно сказала: один до Ведьмина Лога! - хрипло пролаял голос.
     - Очень жаль, мамаша, но вот уже пять лет как эта ветка закрыта.
     Бенджамин Уайт пристально посмотрел на  странную  фигуру  за  окошком
кассы. Перед ним загорелись два больших глаза, и он почувствовал, как  его
собственные глаза полезли на лоб.
     - Чушь! Я сама из Ведьмина Лога! Рельсы не сняты, станция на  том  же
месте. Не дашь билета - плохо будет!
     Душевное равновесие Бенджамина восстановилось окончательно.
     - Катитесь-ка вы подальше, мамаша. Поезда через эту станцию не ходят,
и билетов туда мы давным-давно не печатаем. Куда-нибудь еще желаете ехать?
     - Нет! Мне надо в Ведьмин Лог!
     Бен отрицательно покачал головой и  отвернулся  от  окошка.  Ему  еще
предстояло сделать записи в станционном журнале, и,  пожалуй,  лучше  было
заняться делом, нежели спорить с помешанной.
     "Помешанная" издала негодующее шипение, а потом как бы  втекла  через
окошко кассы в станционную дежурку Бена.
     Усаживаясь поудобнее, Бенджамин  почувствовал  движение  воздуха.  Он
поднял глаза и увидел, что его собеседница сидит  на  углу  стола,  свесив
одну ногу, а другой обвив метлу. Верхний конец  метлы  сжимала  пара  рук,
костлявей которых, казалось, на свете  нет,  а  на  этих  костлявых  руках
покоился острый подбородок. Одета она была в то, что  Бен  позднее  назвал
балахоном. Из-под капюшона выглядывало лицо  старой  карги:  нос  крючком,
беззубые десны, мутные глаза.
     С полминуты Бенджамин молча моргал. Он не верил глазам своим.
     - Нет, - сказал он вслух, - не может этого быть. - Он сделал запись в
журнале и добавил: - Через окошко кассы войти нельзя, а дверь заперта.  Он
покосился на угол стола - и глаза его снова полезли на лоб.
     - Помнишь, как тридцать лет назад, еще  до  женитьбы,  ты  звал  жену
очаровательной ведьмочкой - столько раз называл, что и  не  сосчитаешь?  -
сварливо прошамкала незваная гостья.
     - Еще бы, конечно, помню! Но вы-то это откуда знаете?
     - А сегодня утром ты назвал ее страшной ведьмой и еще сказал, что был
бы до смерти рад отправить ее в Ведьмин Лог и навсегда от нее избавиться -
помнишь?
     - Да как же это? Откуда вы все?..
     - И разве не думал ты, что рождество веселее было  бы  встречать  без
нее? Разве не ломал голову, как бы стащить ящик спиртного с  поезда  номер
двадцать шесть? И разве не  хотелось  тебе,  чтобы  в  доме  на  праздники
никогошеньки не осталось и чтобы даже малышей не было?
     - Будь я проклят!.. - Бенджамин вскочил на ноги, у  него  перехватило
дыхание. - Чего ты хочешь, ведьмина дочь?
     Верхом на метле она сделала круг по дежурке и ответила:
     - Хочу научить тебя уважать ведьм, как ты уважал их в молодые годы.
     Стоя на одной ноге и опираясь на метлу, она почти вплотную приблизила
к нему свой крючковатый нос и острый подбородок. Глаза ее сверкали.
     - Так вот что я скажу тебе, друг любезный: двадцать  шестой  прибудет
сегодня ночью на час позже. На разъезде у корявого дерева он  перейдет  на
закрытый путь, и я без билета поеду в Ведьмин Лог! Ха-кха-кха-кха-кха!
     Хрипло смеясь, она покинула дежурку  тем  же  путем,  каким  проникла
туда. Бенджамин остолбенело глядел на все это. Ее уж и след простыл, а  он
все стоял и смотрел на открытое окошко кассы. Он  слышал  обычное  тиканье
станционных часов, завыванье ночного ветра на платформе, воду, капающую из
крана за дверью, - и ничего более.
     Крадучись, Бенджамин с фонарем в руках  обошел  одно  за  другим  все
станционные помещения, но таинственная гостья бесследно исчезла.
     Вернувшись в дежурку, он увидел, что здесь тоже ничего не изменилось,
и сел за стол, бормоча:
     - Не могло этого быть!
     Он прислушался - и  снова  услышал  тиканье  часов,  стенания  ветра,
капанье воды.
     - Нет! - и он углубился в свою работу.

     Зять Бена, Шедрик Малкехи,  был  машинистом  товарного  поезда  номер
двадцать шесть,  который  жители  городка  Меррины  называли  "специальным
рождественским".  Меррина,  конечная  станция  в  Сказочных  Горах,   была
поселением рудокопов, добывавших золото и  свинец,  опалы  и  уран;  поезд
должен был прийти туда в ночь перед сочельником, а точнее - 24  декабря  в
0.15.
     В 23.30, когда двадцать  шестой  пыхтел  уже  на  переезде  Карремби,
Шедрик увидел, что его кочегар Джо Браун нагнулся, опираясь на  лопату,  и
заглядывает в тендер.
     -  Тут  ведьма,  Шедрик!  -  крикнул  Джо  Браун  и,  шагнув  вперед,
замахнулся лопатой.  В  следующее  мгновенье  лопата  зазвенела  о  металл
площадки,  и  кочегар,  отброшенный  какой-то  непонятной  силой,   мешком
плюхнулся на сиденье.
     - Повесить ее! - захохотал Шедрик. Но его смех  оборвался,  когда  он
услыхал позади себя другой, более громкий хохот. Он обернулся, и  его  рот
раскрылся еще шире. - К-кто это?
     Он  шагнул  к  кому-то  или  чему-то,  шевелившемуся  в  тендере,  но
наткнулся на невидимую преграду.
     - Ха-кха, кха, кха, кха, кха, кха!  Помнишь,  как  сегодня  утром  ты
сказал своей доброй женушке, что она ведьмина дочь и что в прежние времена
ее бы сожгли на костре?
     - Сказал, ну и что?
     - А ведь только год как ты женат, Шедрик Малкехи! Постыдился бы, хоть
ты и внук палача, - я ведь хорошо помню имя того, кто меня повесил!
     В стуке колес Шедрика слышалось: "Ух, ух, ведьмин дух".
     - Ну и шум был сегодня утром в старом доме! Как в мое время не  могли
ужиться две семьи под одной крышей, так и теперь не могут...
     - Вот что, миссис, мисс или как  вас  там,  проваливайте,  а  то  сам
сброшу с паровоза!
     - Не сбросишь, паровоз теперь веду я. Иначе нам не доставить  тебя  в
Ведьмин Лог.
     - А я туда не поеду. Кондуктор...
     - А я любого кондуктора заколдую, - так что поедешь куда мне надо! Ты
сам захотел! Помнишь, как сегодня утром поддержал тестя, - сказал ему, что
вздумай тот посадить свою жену со всем  ее  барахлом  на  твой  поезд,  ты
выведешь его на закрытый путь и ссадишь  у  Ведьмина  Лога?  Что,  потешил
тестюшку?
     "Чух-чу-чу-чух! Ведьмин дух! Ток-то-то-ток! Ведьмин Лог!"  -  стучали
колеса.
     "Да захоти я на самом деле отвезти ее туда, - подумал Шедрик,  -  все
равно бы из этого ничего не вышло. Уже как стрелки на разъезде замкнуты  -
и слава богу! От этой линии и так были одни убытки, а как в Логе  завелись
ведьмы да народ подался за деньгой в другие края, кому охота туда ездить?"
     Скрипучий голос  звучал  где-то  совсем  рядом,  между  машинистом  и
кочегаром, и оба посмотрели вверх, ожидая увидеть  над  паровозной  будкой
всадницу верхом на метле; но единственное, что они увидели,  было  красное
перо дыма.
     - Мы научим тебя уважать ведьм и женщин, Шедрик  Малкехи!  Проедешься
этой ночью через Лог! Ха-кхакха-кха-кха!
     Поезд сделал поворот, и  головной  прожектор  осветил  сухое  корявое
дерево, за которым начинался разъезд. Шедрик потянул за проволочный  крюк.
"У-и-и-иии!"
     Он думал, что свисток прозвучит презрительно и  торжествующе.  Так  и
было в самом начале, когда свисток победным  криком  пронзил  ночь.  Потом
поезд прогрохотал через переезд, проследовал к  стрелкам  закрытой  линии,
каким-то образом прошел через них  и  повернул  на  юг.  И  тогда  свисток
страдальчески  взвыл:  "Уай-ай-ай-ай!"  Шедрик  слышал,  как  два   голоса
закатились хриплым  смехом,  и  под  жуткое  завыванье  свистка  груженный
дровами состав с гривой из окрашенного  пламенем  дыма  понесся  вместе  с
поездной бригадой и двумя  ведьмами  по  заржавелым  рельсам,  проходившим
через покинутый людьми Ведьмин Лог.
     А на платформе Подветренная ночной дежурный Бенджамин  Уайт  в  23.55
проверил свой хронометр по станционным часам и увидел,  что  те  и  другие
часы показывают одно и то же время. "Где же двадцать шестой?"  -  удивился
он и прислушался, силясь за тиканьем часов и  капаньем  воды  уловить  шум
приближающегося поезда. Но шума не было.
     В 00.05 он снова вышел  на  платформу,  снова  прислушался  и  напряг
глаза, ожидая увидеть вдали светлое пятно головного прожектора.
     В 00.15 он услышал только крик ночной птицы, донесшийся со второго от
станции (так ему показалось) телеграфного столба.
     В 00.30, устав от долгого и мучительного ожидания, он жалобно спросил
у мыши, присевшей на полу освещенного коридора станции почесать усы:
     - Ведь не мог Шед поехать через Ведьмин Лог? Или... поехал?  Это  все
она, проклятая! - простонал он.
     В 00.45 Бену начало мерещиться, что из всех  темных  уголков  станции
ему корчат рожи привидения. И когда наконец вдалеке  послышались  какие-то
слабые звуки, то уж  они  успокоить  его  никак  не  могли.  Ведь  никакой
уважающий себя поезд не станет скрипеть при движении, как  разваливающаяся
на ходу телега, тарахтящая по булыжной мостовой, и при этом  еще  кашлять,
свистеть и хрипеть как старые-престарые мехи.
     Тому, что под этот пугающий аккомпанемент  приближалось  к  платформе
Подветренная, понадобилась целая четверть часа, чтобы покрыть  расстояние,
которое обычно поезд проходит за две минуты. К концу  этой  четверти  часа
любой, увидев приросшего к земле Бена, решил бы, что  перед  ним  каменное
изваяние.
     То, что наконец подкатило к платформе, вернуло Бенджамина к жизни - к
той жизни, которой живут в страшном сне.
     Ибо,  рассуждал  он  позднее,  когда  к  нему  вернулась  способность
соображать, мог ли он рассматривать этот "поезд" иначе, нежели  как  некий
фантастический кошмар?
     Котел паровоза был смят, его бока раздались в стороны и нависали  над
колесами. Паровозная труба вытянулась и раздвоилась, и ее обвивали  теперь
немыслимо вытянувшиеся буфера. На месте будки был корявый, сгнивший внутри
эвкалиптовый пень,  шишковатый,  трухлявый  и  мшистый.  Предохранительная
решетка скрывалась под кучей прелых листьев, на  которой  восседал  черный
кот с фосфоресцирующими глазами.
     Из будки  на  Бена  таращились  Шед  и  его  кочегар.  Это  были  два
сморщенных тщедушных старичка - похоже, таких деревенщин, что в паровозную
будку им и соваться  было  нечего,  разве  только  в  эту  вот  выдуманную
ведьмами.
     Взгляд Бена переметнулся к хвосту поезда;  но  непонятное  отсутствие
там  кондуктора  Рока  Имдарна  его  уже  ничуть  не   удивило.   Взглядом
затравленного зверя Бен снова посмотрел на локомотив.
     Из локомотива шел пар, он тяжело дышал и, казалось, потел.  Силы  его
вовсе не были на исходе - напротив, впечатление было такое, что  он  может
двигаться без конца. Исходившие  от  него  серные  и  аммиачные  испарения
наводили на мысль, что двадцать шестой побывал в плену у ведьм и  стоял  в
их логове возле котлов, в которых варились их зелья.
     На эту мысль наводил не только вид паровоза, но и вид  вагонов.  Если
каждый второй вагон  оставался  таким,  каким  он  должен  быть  (то  есть
контейнером с дровами, предназначенными для печей Меррины),  то  остальные
вагоны - в них  везли  заправку  для  самих  рудокопов:  имбирное  вино  и
крапивное пиво, эвкалиптовый коктейль и овечий ром - эти  вагоны,  доверху
нагруженные рождественским  весельем,  предстали  взору  Бенджамина  Уайта
какими-то чудовищами. Чудовища истекали пузырящимися дрожжами  и  брызгали
суслом, и в довершение всего из них высовывались  диковинные  разноцветные
фигуры, столь странные, неправдоподобные и быстро меняющиеся, что  описать
их не было никакой возможности.
     У Бенджамина  подкосились  ноги.  Он  снова  окинул  состав  отупелым
взглядом и застонал.
     - Вы опоздали, - начал он трагическим шепотом. По мере  того  как  он
говорил, голос его набирал силу. - Я не помню, чтобы вы  когда-нибудь  так
опаздывали. А вид у вас какой! Похоже, что вы проехали через Ведьмин  Лог.
Как вы туда попали?
     - Спроси лучше, как мы сюда попали, - плачущим шепотом отозвался Шед.
Голос Бена звучал как дальнее эхо.
     - О-о-ох! Будь проклят день, когда я стал железнодорожником!  Что  за
собачья жизнь! Ты скажи, поедет эта... чертова машина?
     - Поехать-то она поедет, но только что скажут  в  Меррине,  когда  мы
прибудем туда? - уже громко простонал Шед.  -  Бенджамин,  ты  мой  тесть.
Скажи мне, чем я заслужил это?
     - И я! - пропищал Джо, таращась на Бена выпученными глазами.
     - Это ты мне скажи! А что сделал я? Катись отсюда, и чтоб твоего духу
здесь не было! Мне и без тебя тошно.  Ну,  тронулся!  Отправление!  Брысь!
Пи-и-и-п! - Бен свистнул, махнул рукой, а  его  сигнальный  фонарь  быстро
просверкал красным, зеленым и белым светом. Бен  топнул  ногой.  -  Нечего
тебе торчать здесь, проваливай! Ведь ты страшилище, Шедрик Малкехи! Ты мне
не зять, я от тебя отказываюсь! Глаза бы  мои  на  тебя  не  глядели!  Ох,
помираю, конец мне!
     Тут же, около издававшего булькающие звуки паровоза, Бен закрыл  лицо
руками, упал на колени и горько зарыдал.
     Шед скрылся в своем эвкалиптовом  пне.  Паровоз  жалобно  заблеял,  и
какая-то жуткая, неведомая сила сдвинула  с  места  и  медленно  поволокла
конвульсивно дергающийся состав.  Вихляясь  и  повизгивая,  он  пополз  по
нап