иться на субмарину,  но уже не с миниатюрными
кирками. Вполне возможно  даже, что капитан Перри со своими людьми заходил в
бэламнийские территориальные воды, совершал здесь  пиратские набеги, а потом
скрывался в морских глубинах. Коли  так, бэламнийцы едва ли примут Эскаргота
с  распростертыми объятиями.  Он  должен  извлечь  урок из  фиаско,  которое
потерпел  в  Городе-на-Побережье,  решил  он.  Лучше  не  привлекать к  себе
внимания.
     Рыболовные  суденышки  либо  держались  вместе в середине  дельты, либо
выходили  в открытое море в северном направлении. Ни одно из них не  плавало
вдоль  поросшего  лесом  берега. Поэтому  Эскаргот  направился  к  последним
нескольким  одиноким мостам и  всплыл на  поверхность  в  спокойной воде под
широким  каменным пролетом. Была  пора отлива. В заиленном  песке на широких
отмелях темнели скопления устриц и обнажившиеся гребни камней. На освещенной
солнцем глади воды  лежала тень  мостовой башни, остроконечная крыша которой
частично обвалилась, а боковая башенка разрушилась и осыпалась, словно много
лет назад город отражал нападение врага, штурмовавшего мост. Эскаргот смутно
помнил описание такого моста у Смитерса, которого он читал еще в детстве. Но
воспоминания были такими же обветшалыми и заброшенными, как и башня наверху,
и лишь  заставили его еще  раз задаться  вопросом  о  соотношении  правды  и
вымысла в  книгах. Вне всяких сомнений,  Смитерс  бывал в Бэламнии.  Другого
объяснения Эскаргот  не находил. И  если у  него есть голова  на плечах,  он
посвятит несколько  недель тому, чтобы перечитать всего Смитерса от корки до
корки, ибо,  похоже,  он обречен  сталкиваться с тайнами, о которых  Смитерс
предупреждал в той или иной забытой главе.
     Похоже,   под  мостом  он  находился   в   относительной  безопасности.
Поблизости   не  было  видно  ни   души,  каковое  обстоятельство  несколько
обеспокоило Эскаргота.  Почему местные рыбаки  держались поодаль  от  южного
берега,  оставалось  загадкой,  над которой стоило  поразмыслить.  Эскарготу
казалось, что  чем скорее  он узнает что-нибудь об обнаруженном им мире, тем
меньше неприятностей с ним  приключится. Он доплывет до  берега  и  войдет в
город, стараясь сделать вид, будто пришел не со  стороны юга (ибо возбуждать
подозрения явно не стоило), и, на худой конец, изыщет возможность купить или
взять взаймы гребную шлюпку взамен разбитой  сундуком с сокровищами капитана
Перри.
     Войти в  город  оказалось  просто. В отличие от  Города-на-Побережье, в
Городе-на-Заливе не было ворот, охранявшихся стражниками.  Вероятно, он  был
слишком  велик,  чтобы  обнести его  стеной.  Вдоль  берега тянулась  дамба,
сложенная из неотесанных  камней, но она служила защитой только от приливных
вод.  От дамбы  и  редких  рыбачьих  хижин,  стоящих  на  сваях  в  зарослях
тростника, у самой  воды, город  отделяли  широкие  луга и  песчаные наносы,
изрезанные  каналами и  живыми изгородями  из ивняка. На берегу лежали серые
лодки, гниющие и обвитые  проросшими сквозь днища стеблями трубчатых цветов;
там и сям  на покосившихся крыльцах  сидели рыбаки, чинившие  свои сети,  но
никто  не обнаружил ни малейшего удивления, когда Эскаргот неспешно прошагал
мимо, попыхивая трубкой.
     За разбросанными  рыбачьими хижинами находилось скопление дощатых лачуг
и палаток, сооруженных из старых залатанных парусов. Под чугунными котелками
горели костры, и два десятка оборванных ребятишек с  криками  носились между
хибарами, гоняя деревянный шар  кривыми палками. Было совсем не холодно.  На
самом деле легкий ветер,  дувший Эскарготу в спину, веял теплом и приносил с
собой запах тины и крепкий умиротворяющий запах теплого вечернего океана.
     Дальше начинался вполне приличный город, переплетение улиц и переулков,
сбегавших вниз к  реке и заливу. Дома здесь были двух-трехэтажные, многие  с
коваными  железными  балкончиками,  выходившими  на  улицы,  густо  заросшие
бугенвилеями  и  трубчатыми цветами,  которые  росли,  казалось,  на  каждом
свободном клочке земли. Улицы  были вымощены, но вымощены лет сто  назад,  и
булыжники  потрескались  и  раскрошились.  Щебень,  сметенный или  смытый  с
мостовой, забивал сточные канавы, и из заиленных куч каменной крошки местами
пробивались  вьющиеся  стебли: казалось,  будто в один прекрасный день  весь
город - улицы, дома и все  вокруг - зарастет цветущими ползучими растениями.
Эта мысль понравилась Эскарготу.
     Он  вошел  в первое попавшееся  здание, похожее на место  общественного
пользования; оно располагалось  рядом с уже  закрытой  на ночь  лавкой, где,
судя  по  вывеске,  продавались   лекарственные  травы,  приворотные  зелья,
микстуры и  хирургические инструменты.  В  витрине были  выставлены  пыльные
бутыли со свернутыми  в  кольца змеями, а перед ними  лежала  груда  сушеных
тритонов,  похоже  нанизанных  на  одну  нить.  Экспозицию  довершали  рыбьи
скелеты, красиво размещенные среди сухих стеблей и листьев бурых водорослей,
и усохшее, сморщенное тельце человечка-невелички, на котором еще сохранились
крохотные  лохмотья  рубашки  и   штанов.  Оно  находилось  в   закупоренной
стеклянной  бутылке, высокая цена  которой  заставляла  предположить, что  в
Бэламнии человечки-невелички являлись такой же редкостью, как в  долине реки
Ориэль, и использовались для равно гнусных целей.
     При виде  выставленных в  витрине  товаров  Эскаргот решил,  что вполне
сможет зарабатывать на хлеб, торгуя разной морской живностью, за исключением
человечков-невеличек.  Пока он торчал под мостом в ожидании заката, он нашел
водолазный скафандр капитана  Перри - просторный  резиновый  комбинезон  без
единого  шва  и  огромный, сделанный  из застекленной морской раковины шлем,
навинчивавшийся  на медное  кольцо на вороте комбинезона. Сзади к резиновому
скафандру крепилась цилиндрообразная штуковина, которая вырабатывала  воздух
при нажатии рычага.
     Устройство  данного аппарата  осталось  для  Эскаргота  загадкой, но не
большей  загадкой,  чем  таинственная  сила,  приводившая  в  движение  саму
субмарину.   Он  решил  всецело  довериться   находившимся  на  борту  судна
механизмам, когда  высадил  капитана Перри на  необитаемый  остров, и мог  с
равным  доверием отнестись к  водолазным скафандрам. Досконально исследовать
чудесные творения  эльфов не имело  смысла.  Если верить Смитерсу, они часто
возникали  из  горстки  кристаллического  эльфийского  серебра,  из  щепотки
изумрудной  пыли  и непонятного заклинания, невнятно произнесенного одним из
множества эльфов, которые сновали взад-вперед с  безумными  глазами, забыв о
ленче, о  своих  шляпах и о  том,  что именно они созидают сегодня утром.  В
большинстве своем эльфы были легкомысленными созданиями, находившими столько
же удовольствия в разного рода проказах, сколько и в делах серьезных, а если
верить   Смитерсу,  изобретенные   ими  механизмы,  часто  функционировавшие
успешно,   равно  часто  терпели  эффектные,  умопомрачительные  аварии.  По
счастью,  капитан  Перри  и  его  люди уже не раз  пользовались  водолазными
скафандрами и  дожили  до  дня, когда расстались  с накопленными сокровищами
или, по крайней мере, увидели, как те тонут в море.
     Эскаргот  успел  съесть  половину  тушеного цыпленка,  когда в  таверне
появился  худой  бородатый   мужчина  в  балахоне.  Он  вошел  через  дверь,
находившуюся  в стене между таверной и лавкой, где  торговали лекарственными
травами.  Его  балахон был подпоясан пеньковой  веревкой, на которой  висела
связка  птичьих  черепов,  побрякивавших на  каждом шагу. Борода у него была
остроконечная, тщательно  подстриженная и расчесанная,  но едва ли  стоившая
всех усилий, положенных на уход за  ней. Нос мужчины напоминал клюв одной из
висевших у него на  поясе птиц, а темные  глаза  глубоко ввалились,  по всей
видимости, утомленные  напряженным  чтением  древних  книг при тусклом свете
лампы. Похоже, он очень хотел  казаться человеком  умудренным  и загадочным,
словно бы посвященным в некую  тайну,  о которой до простых смертных доходят
лишь  темные  слухи.  Но  впечатление  портили  напомаженные  седые  волосы,
зачесанные  назад  и уложенные  высокой волной, как будто откинутые  со  лба
сильным зимним ветром и  смерзшиеся. Мужчина нервно провел рукой по волосам,
без всякой необходимости  их  приглаживая. "Уж лучше бы он растрепал  их", -
подумал Эскаргот.
     Мужчина  заказал  кружку  эля  голосом   чересчур  громким   и  слишком
воодушевленным  и  отпил  из  нее большой  глоток,  выразительно  причмокнув
губами, словно только так человек  вроде него мог по-настоящему оценить вкус
эля.  Потом  он поднес кружку к  лампе и прищурил  глаза, разглядывая ее  на
свет.  Он   сделал   еще   один  глоток,  снова   причмокнул   и  с  пафосом
продекламировал с полдюжины стихотворных строчек, - несомненно, собственного
сочинения.
     Эскаргот  заметил,  что  постоянные  посетители  таверны,  сидевшие  за
разными  столами,  переглянулись  с  таким  видом,  словно  уже неоднократно
наблюдали  подобное зрелище и нисколько не удивились. Сам Эскаргот  не особо
покупался на  страстное  воодушевление, ибо оно вызывало  у него подозрения,
как и любое чересчур пылкое чувство.  Разговаривать с таким человеком  будет
трудно. Эскаргот допил свой эль, быстро обглодал последние цыплячьи косточки
и подошел к мужчине в балахоне, который  громогласно разглагольствовал перед
маленьким усталым человеком, казалось готовым лишиться чувств от напряжения.
     - По кружке эля двум моим друзьям, - сказал Эскаргот хозяину таверны. -
И одну мне, благодарю вас.
     Мужчина в балахоне отступил на шаг назад и подозрительно прищурился, но
тут же бросился за кружкой, со стуком поставленной на стойку. Второй мужчина
подхватил свою кружку, дотронулся до шляпы, приветствуя Эскаргота, и улизнул
в дальний темный угол зала, где заприметил свободный стол.
     - Не имею чести знать вас, мистер...
     - Эскаргот. Теофил Эскаргот из Твомбли.
     - А где это? -  спросил мужчина и снова  прищурился, словно  заподозрив
Эскаргота во лжи.
     - Очень далеко,  - поспешно сказал Эскаргот. Ну вот, он уже  забылся. В
этом мире никакого города Твомбли не существует. Ему нужно будет  хорошенько
изучить карту  Бэламнии, чтобы найти  место,  откуда он родом.  Использовать
названия,  приведенные  на  картах  Смитерса,   рискованно:   они  несколько
отличаются от существующих ныне, как название острова Лазаруса.
     Мужчина выжидательно смотрел на Эскаргота.
     - С вас два и шесть, - неожиданно сказал хозяин таверны, вытирая стойку
грязной тряпкой.
     - Да, конечно,  -  сказал Эскаргот, вынимая из мешочка несколько монет.
Он  отдал  золотой соверен хозяину таверны и  вновь  повернулся  к  торговцу
травами.
     - Что  это такое?  - раздался  у него над  ухом голос  хозяина таверны,
звучавший чуть громче, чем минуту назад. - Нам этот хлам не нужен.
     Эскаргот посмотрел на него и широко улыбнулся:
     - Какой хлам?
     Мужчина бросил на стойку монету, которая повращалась и остановилась.
     - Чистое золото, - сказал Эскаргот.
     - Да неужели? Что за золото? И что за жирный малый выбит на монете? Это
какая-то шутка?
     - Король  Рандольф Монмотский, - ответил Эскаргот, мгновенно поняв, что
этими словами создал себе больше проблем, чем сумеет решить.
     - Вы когда-нибудь о таком слыхали? - спросил хозяин таверны у мужчины в
балахоне.
     -  Не уверен, - сказал тот,  кашлянув в кулак. - То есть не припоминаю.
Позвольте взглянуть.
     Хозяин  таверны  протянул соверен через стойку и выжидательно уставился
на  торговца  травами,   который   принялся  разглядывать  монету.   Мужчина
попробовал ее на зуб, слегка поморщившись, а потом отдал обратно.
     -  Весьма подозрительная монета, - сказал  он наконец и пожал  плечами,
словно сожалея о том, что вынужден прийти к такому заключению.
     - Два и шесть, - повторил хозяин таверны. - Сейчас же.
     - Ничего другого у меня нет, - честно сказал  Эскаргот. - В  монете нет
ничего  подозрительного.  Она  вычеканена из чистого золота, и на  нее можно
купить дюжину тушеных цыплят и еще получить сдачу.
     - Мне не нужны иностранные  монеты, приятель. И я не желаю иметь дела с
иностранцами. Король Как-там-его! Мне нужны два и шесть - или я  подмету пол
твоей головой.
     - Ну,  ну,  Бакеридж, мой добрый  друг.  Нам не стоит  так волноваться,
верно?  -  Мужчина в  балахоне положил  ладонь на  руку хозяина, которую тот
мгновенно отдернул. - Возможно, монета и вызывает подозрения, но в честности
этого человека сомневаться не приходится. Позвольте мне заплатить  вам два и
шесть. Из  своего собственного  кармана. Вот, Бакеридж, два и шесть -  и еще
пенни  вам на  чай, мой друг. Нет, позвольте мне  заплатить вам  еще за  две
кружки эля.  Такие траты  едва ли мне по  карману,  но  я могу затянуть пояс
потуже до  конца  недели. На ужин я буду обходиться черствым хлебом и сухими
корочками сыра.
     Хозяин таверны с отвращением  посмотрел на мужчину, потом с отвращением
посмотрел на Эскаргота, потом взял деньги  и вновь принялся возить по стойке
тряпкой.
     -  Очень  ограниченные люди, эти трактирщики, - сказал торговец травами
Эскарготу, когда  они нашли свободный стол. - К чужестранцам здесь относятся
с подозрением. На юге, вы знаете, беспорядки. А в верховьях реки бесконечные
мятежи и разруха. Потопленные корабли, разбойники с большой дороги - и все в
таком роде.  Видит  небо,  в Городе-на-Заливе полно чужестранцев, но они  по
большей части  моряки и прибывают из стран, обозначенных на карте. А  вашего
города на карте нет, верно?
     - Конечно, он есть на карте, - сказал Эскаргот.  - Но он не из крупных.
Очень маленький. Несколько домишек да  один универсальный  магазин. За горой
живет кузнец,  который чеканит  монеты.  Мне не пришло в голову, что здесь с
ними могут возникнуть какие-то  проблемы,  но  теперь я вижу,  что ошибался.
Однако они золотые, как я сказал.
     - Конечно  золотые. На самом  деле  в  них нет  ничего подозрительного.
Просто  я  счел  нужным  вмешаться.  По правде  говоря,  Бакеридж  чуть  что
хватается  за  дубинку, поэтому  я  хотел  избавить  вас от  продолжительных
дискуссий  и пререканий, которые только  разозлили бы  его. Заплати человеку
два и шесть, сказал я себе, даже если такие траты тебе не по карману, и твой
новый знакомый со странной монетой станет счастливее. Я всегда  считал,  что
счастьем другого человека должно дорожить не меньше, чем своим собственным.
     Негодяй, подумал Эскаргот, пристально глядя на торговца травами. Амулет
правды,  достань он камень из  мешочка, заставил  бы  мужчину  тотчас запеть
по-иному.  Но,  похоже,  в этом  не  было  необходимости.  Вероятно,  сейчас
требовалось завязать разговор и подыгрывать собеседнику. Прежде он покупался
на красивые речи. Больше такого не повторится.
     - Так, значит, вы  владеете лавкой по соседству, где торгуют травами  и
настойками? - спросил он.
     - Да, уже много лет. И я обслуживаю людей самого разного рода. Увы, это
не  самое  прибыльное дело,  ибо зачастую  оно  связано  с  вещами духовного
свойства, с вещами, которые невозможно купить или продать за деньги.
     -  А  рыбы  и водоросли,  выставленные в  витрине,  приобретены  где-то
поблизости? Полагаю, здесь, у самого океана, их достать просто.
     - О,  гораздо сложнее, чем  вы думаете. Далеко не все разновидности рыб
пользуются спросом. Глубоководные, конечно, приносят  наибольшую прибыль, но
они редкость. А лилейные  водоросли в витрине! Во всем городе не найдется  и
нескольких  пригоршней  таких. Сведущий человек  заплатит за них кругленькую
сумму.
     Эскаргот почесал лоб, поднял брови и спросил:
     -  А что  если  я скажу,  что  могу преподнести вам двадцать пригоршней
таких водорослей?
     - Я отвечу, что у вас пылкое воображение. Лилейные водоросли  растут на
глубине  шестидесяти  морских  сажен.  Те, что  выставлены  в витрине,  были
собраны на приливной полосе берега длиной в двадцать восемь миль.
     - Я могу раздобыть такие к послезавтрему.
     Торговец травами снова подозрительно прищурился, а потом пожал плечами.
     -  Я  вам верю,  -  сказал он.  - У  вас  честное лицо,  такие  нечасто
встречаешь.  Ну  так  приносите водоросли, и  мы  с вами  провернем выгодное
дельце. В гостинице "Ванс", что на Королевской  улице, живет  один  человек,
который купит  сколько угодно водорослей, если они достаточно  свежие. Но он
часто  переезжает  с  места на  место;  нам  нужно  доставить  ему  товар  к
воскресенью, самое позднее.
     Эскаргот моргнул.
     -  Я  находился в  пути недели полторы,  -  сказал  он.  -  Дни  летели
незаметно. Ну, вы понимаете. Боюсь, я потерял счет времени.
     - Сегодня пятница, - сказал мужчина.
     - Ну конечно!  - воскликнул  Эскаргот  и  хлопнул  себя  по лбу, словно
удивляясь собственной глупости.
     - А на какие деньги вы собираетесь жить до тех пор?
     - Не знаю, - сказал Эскаргот. - У меня не было случая подумать об этом.
     Мужчина  начал рыться за пазухой, а  потом перестал, словно, сколько ни
старайся,  он все равно не мог найти там ничего такого, что стоило бы оттуда
вынуть. Он печально потряс головой:
     - Мне бы очень хотелось помочь вам  еще чем-нибудь, мой друг, но, как я
уже сказал, торговля травами далеко  не так прибыльна, как может показаться.
У  меня нет практически ничего. - Тут он снова  порылся за пазухой и вытащил
кошелек. Эскаргот почти  приготовился увидеть моль, вылетающую из раскрытого
кошелька. Но в нем лежали три монеты. - Я могу отдать вам все свои деньги, -
продолжал  мужчина,  -  чтобы вы ни  в  чем  не нуждались до следующей нашей
встречи.  Если  вы  доверите мне ваши монеты,  я  постараюсь,  чтобы  сделка
принесла вам  максимальную выгоду. Видит небо, вас  обдерут  как липку, коли
представится такая возможность. Но я собаку  съел на делах подобного рода. Я
видел много иностранных монет, говорю вам,  и у меня  есть  кое-какие связи,
если вы меня понимаете.
     -  Конечно,  - сказал  Эскаргот.  Несколько мгновений он  с подозрением
смотрел  на мужчину, опасаясь,  что золотые монеты,  коли он  расстанется  с
ними,  постигнет участь агатовых шариков.  Но в  конце концов, здесь  они не
представляли  особой  ценности. На  них  даже  нельзя  было купить  тушеного
цыпленка.  И из-за них его едва не побили, верно? А  мужчину  в балахоне,  в
отличие от дядюшки Хелстрома, он всегда сможет  найти. В конце концов, здесь
находится  его лавка. Если торговец  травами надует  Эскаргота, Эскаргот  по
крайней  мере  сможет вывести его на  чистую  воду.  Он вынул  из-за  пазухи
кожаный мешочек и отдал мужчине всю свою наличность, помимо  трех соверенов,
оставленных на  тот случай, если в ближайшем будущем он вдруг снова окажется
в Городе-на-Побережье или в Твомбли.
     -  Я сделаю все  возможное,  - пообещал мужчина, ссыпая  горсть золотых
монет в кошелек и пряча последний за пазуху. Он  широко улыбнулся Эскарготу,
глядя на него с доверием и сочувствием.
     - Еще две кружки, - сказал  Эскаргот хозяину таверны, который  протирал
тряпкой  соседний  стол,  и   протянул  одну  из   трех  монет.   Трактирщик
подозрительно прищурился, а потом схватил  монету  с ладони  Эскаргота, явно
довольный.
     - Вот и молодец! - воодушевленно воскликнул мужчина в балахоне, радуясь
возможности выпить кружку эля независимо от того, кто и чем за нее заплатит.
     Эскаргот поначалу задался вопросом,  не  попросит  ли трактирщик больше
денег. Он понятия не имел, сколько кружек можно купить на  такую монету, и с
облегчением вздохнул,  когда вместе с элем получил сдачу.  Хозяин таверны со
стуком  поставил  кружки и  бросил на  стол четыре  монеты -  большие медные
монеты с вычеканенным на них подобием обезьяны. В результате сделки Эскаргот
получил  еще одну кружку эля, но практически  ничего не узнал о монетах, ибо
понятия не имел, какова покупа