погибнуть от рук
пиратов, чем утонуть. С помощью коротышки  он с трудом вскарабкался по борту
лодки наверх и еще нашел в себе силы добраться до открытого люка и сползти в
него  по  пояс. У Эскаргота было  такое  ощущение,  будто  он превратился  в
медузу,  причем в  страшно холодную  медузу. Руки и  ноги не  слушались его.
Мужчина с  бакенбардами раздраженно  выругался,  оторвал пальцы Эскаргота от
края люка и  столкнул  его вниз.  Он скатился по трапу, цепляясь за железные
ступеньки, рухнул  на  палубу и  остался лежать  там,  словно мокрая  старая
газета. Мужчина  с бакенбардами  ушел прочь по тускло  освещенному  проходу,
оставив Эскаргота  одного.  Через  минуту,  когда  он  начал  согреваться  и
почувствовал покалывание в ногах, превратившихся в подобие наэлектризованных
губок, он перевернулся на спину и с трудом сел, привалившись спиной к стене.
     Узкий проход освещали тысячи крохотных звездочек - кристаллов огненного
кварца,  который  добывают гномы  в  Изумрудных скалах на границе Белых гор.
Эскаргот  читал об этом  в книгах  Смитерса.  А  в  Монмотском  университете
Геологический зал освещала люстра, собранная из многочисленных гирлянд таких
кристаллов. Огненный кварц горел (по крайней мере, по утверждению  Смитерса)
почти пятьсот  лет, после того как оказывался в воздушной или  водной среде,
но  он  был чрезвычайно редким  минералом,  имевшим  хождение среди  светлых
эльфов, а  в  руки людей попадал лишь от  случая к  случаю.  Под кристаллами
огненного кварца на  всю  длину  коридора  по  стене  тянулся  медный  фриз,
отделанный  нефритом  и  сплошь покрытый эльфийскими рунами, рассказывающими
невесть  какие истории. Возможно,  подумал Эскаргот,  это инструкции  насчет
того,  например, как  открывать люк  или  что  делать,  если  в  иллюминатор
заползет осьминог. Подводную лодку,  вне всяких  сомнений, построили  эльфы.
Все здесь дышало магией. Даже механизмы, приводившие субмарину  в  движение,
наверняка являлись порождением колдовских чар.
     Эскаргот   услышал   глубоко  в  недрах  махины  тихий  гул,  казалось,
приглушенный  расстоянием  и  приносимый ветром из  далекой дали. Он встал и
попробовал ступить на ноги, словно утыканные  тысячью  крохотных иголочек, и
потом потащился к двери, за которой исчез  мужчина с  бакенбардами. Было  бы
совсем неплохо,  решил  Эскаргот,  встретиться  с  капитаном  и сообщить  об
унесенных в открытое море на мачте  людях,  которых еще вполне можно спасти.
Это дело выгодное. Капитан сможет продать спасенных в рабство на Очарованных
островах.
     На  круглой  медной  двери  не было  ни  задвижки, ни  ручки.  Эскаргот
потолкался  в  нее,  но  безрезультатно.  Затем он постучал и  покричал,  но
стучать в такую массивную  дверь было все равно что стучать в скалу, поэтому
он махнул рукой и снова сел на пол. Но дверь почти сразу открылась, и из нее
высунулась голова  - на сей  раз  не коротышки с бакенбардами,  а  мужчины с
худым лицом,  черными заплетенными в  косичку  волосами и длинным шрамом  на
щеке.
     - В чем дело? - прищурившись, осведомился он.
     -  Я хочу поговорить  с капитаном, - решительно  сказал Эскаргот, кивая
человеку с самым деловым видом.
     Голова исчезла, и дверь закрылась. С минуту Эскаргот  сидел неподвижно,
а  потом снова  заколотил в дверь кулаком. Она  снова приоткрылась, и в щели
показалось то же самое лицо.
     - Что еще?
     - Мне бы поговорить с капитаном... - начал Эскаргот, но мужчина перебил
его.
     - Ты не можешь поговорить с капитаном,  - сказал он. - Никто не говорит
с капитаном. Капитан говорит с тобой. Он говорит, ты слушаешь.
     - Там с десяток человек с галеона плавает в море на бизань-мачте. Когда
садилось солнце, их относило  течением на восток,  как и меня.  Их не  могло
унести намного дальше, чем  меня; поэтому они,  вероятно,  находятся  где-то
поблизости. Мы...
     - Мы  идем своим  курсом, и больше ничего.  Мы направляемся на острова.
Твои люди на мачте уже все погибли.
     - Погибли?
     - Все  до одного. Всех  сожрали акулы.  От  них  остались лишь кровавые
лохмотья, которые теперь подбирает мелкая рыбешка.
     Эскаргот сидел, широко раскрыв глаза.
     - Убийцы, - хрипло проговорил он.
     - Пожалуйся капитану, - бросил мужчина и начал закрывать дверь.
     - И пожалуюсь, клянусь небом! - вскричал Эскаргот, вскакивая на ноги. -
Пустите меня к нему!
     -  Капитана нельзя  беспокоить. Разве  я не сказал?  Ты  что, приятель,
глухой,  что ли?  Или тупой? На твоем месте я бы заткнулся. Я бы заткнулся и
молчал в тряпочку.
     Засим дверь закрылась и больше уже не открывалась, невзирая ни на какие
вопли и  угрозы. Эскаргота разбудили через  несколько  часов  и  провели  на
корму,  где  отворилась другая  дверь, ведущая в просторную каюту. На спинке
кресла, обтянутого тисненой кожей, висел  костюм, а на столе стояла тарелка,
полная еды. Одежда пришлась Эскарготу впору, еда оказалась вкусной. Поначалу
он испугался, что она отравлена, - но какой  нормальный пират станет спасать
тонущего, чтобы потом отравить его?
     По всей видимости, он находился  в каюте капитана. Вдоль  стен тянулись
полки  с книгами, с тысячами книг, поставленных в  ряд, сложенных стопками и
подпертых  огромными  драгоценными  камнями или закупоренными  бутылками,  в
которых  плавали крохотные морские животные. Здесь были  полки с книгами  по
навигации,  по геологии, по  географии  и по химии. Огромные  пыльные атласы
лежали грудой на полу, а на полке с произведениями художественной литературы
Эскаргот приметил и несколько  книг  Дж. Смитерса.  С  арочной балки черного
дерева,  пересекавшей потолок,  свисали  в  ряд  лампы,  каждая  из  которых
представляла собой  крупный  обломок огненного кварца, подвешенный на медной
цепи. Деревянный пол, судя по всему набранный из дуба и красного дерева, был
инкрустирован  слоновой  костью,  нефритом,  серебром и изумрудами.  Большая
часть изображенной на полу картины скрывалась под шкафчиками и креслами, но,
похоже, она представляла морское дно, населенное  сонмами диковинных рыб,  и
бледного, обвитого водорослями  морского бога, опирающегося  на  трезубец  и
бросающего четыре золотые монеты на выступ подводной скалы.
     Пока  Эскаргот внимательно  разглядывал  пол,  до  его  слуха донеслись
звуки, похожие на звучание  органа. Поначалу оно сливалось с гулом машин, но
когда он  наклонил голову  к плечу и прислушался, стало совершенно ясно, что
это звуки совершенно иного рода.  И они определенно доносились  из соседнего
помещения.
     Эскаргот обнаружил,  что дверь в означенное помещение снабжена  ручкой,
которая легко поворачивается. Дверь  открылась, и он увидел еще  одну каюту,
примерно  такого же  размера,  как первая. По  одной  продольной стене каюты
тянулся ряд больших иллюминаторов, выходивших в темный и безмолвный океан, а
у  другой стоял  орган, за которым сидел эльф  с театрально откинутыми назад
черными волосами, в картинном экстазе лупивший  по клавишам и исторгавший из
инструмента протяжные стоны.
     Эскаргот почтительно озирался по сторонам, разглядывая океанскую страну
чудес, представленную  многочисленными образцами  в бутылках, которые стояли
рядами на  полках, тянувшихся вдоль второй продольной стены помещения. Здесь
были  кальмары в банках  и  остовы высушенных  чертовых рыб. На  одной полке
выстроилась коллекция глазных яблок, уменьшавшихся  в  размерах  от одного к
другому:  первое,  похоже  вырванное у  морского  бегемота,  имело  диаметр,
примерно  равный диаметру шляпы с  широкими полями,  а последнее было совсем
крохотным,  практически невидимым. Здесь  были медузы и хитоны, осьминоги  и
морские  ежи  -  ползучие обитатели прибрежных  отмелей  и  фосфоресцирующие
чудовища, населяющие глубоководные гроты.
     Органная  музыка  внезапно оборвалась.  Эльф  сидел неподвижно,  словно
прислушиваясь к эху последних нот, все еще звучавшему у него в уме. Эскаргот
осторожно кашлянул. Эльф очень медленно повернулся на стуле, прищурив  глаза
и недовольно  скривив  губы. Он обеими руками  откинул  назад волосы  жестом
усталого отчаяния, а  затем  плавно  повел перед собою сначала  одной, потом
другой рукой.
     - С кем имею честь? - осведомился он у Эскаргота официальным тоном,  но
высоким  пронзительным  голосом,  совершенно не  вязавшимся  с  его  черными
волосами и театральными манерами.
     - Теофил Эскаргот. А вы капитан...
     - Перри. Не кто иной, как капитан Перри со "Знамения", мой добрый друг,
волею  небес  обретший  в  подводной  лодке  спасение  от мира  человеческих
страданий и нравственного разложения, дабы  вести единоличную  борьбу против
вероломства и коварства наземного мира.
     Глаза капитана Перри  имели странное выражение, словно  он вдруг увидел
некое диковинное и  ужасное существо,  ползущее  по стене  прямо  за головой
Эскаргота. Эскаргот  улыбнулся,  не зная,  оглянуться  ли ему или подождать,
пока  у  капитана Перри  пройдет  приступ. Он все же  быстро  осмотрелся  по
сторонам,  но  не  увидел  ничего  такого, что  могло  бы  объяснить  чудное
выражение, застывшее в блуждающем взоре капитана.  Когда он  снова посмотрел
хозяину  в лицо,  на нем не отражалось  уже ничего,  помимо тихой веселости.
Эльф подмигнул Эскарготу и кивнул в сторону коллекции глазных яблок.
     - Это мои дети, - сказал он, сопровождая  свои слова округлым,  плавным
жестом.
     - Да, конечно, - согласился Эскаргот, потихоньку пятясь к двери.
     -  Любой  с  легкостью  предположит,  что самый  крупный образец,  глаз
огромного океанского нарвала, нравится мне больше всех и является жемчужиной
моей коллекции. - Он поднял брови, словно позволяя Эскарготу ответить.
     - Конечно, - сказал Эскаргот, - конечно. Огромный нарвал. Глаз  у  него
что надо, правда? Больше не бывает.
     - Но  это  идиотское предположение! -  вскричал эльф,  яростно сверкнув
глазами. - Вот,  сэр, вот моя  гордость!  -  Тут  он  с  опасным проворством
запрыгнул на кресло и схватил с полки самую последнюю банку. - Вот, говорю я
вам, цель моих странствий по морям! - Он протянул банку Эскарготу, предлагая
рассмотреть  содержимое.  Казалось,  в  ней ничего  не было,  кроме  щепотки
песчинок на дне.
     - Что скажете? - спросил эльф почти шепотом.
     Эскаргот прочистил  горло  и склонился над банкой, прищурив глаза. Эльф
ждал.  "Вот  второй профессор  Вурцл, - подумал Эскаргот, - помешавшийся  на
саламандрах и водорослях".
     - Превосходный образец, - сказал он, кивая с умным видом. - Такие редко
встречаются.
     -  Фу-ты  ну-ты!  -  раздраженно  воскликнул  эльф, тыча  банку  в  нос
Эскарготу. - Вы ведь вообще ничего не видите, верно? Признайтесь!
     -  Ну,  теперь, когда  вы  сказали  о  этом...  - пробормотал Эскаргот,
смущенно разглядывая банку.
     -  Ха! А все потому,  мой глупый  сухопутный друг, что ваши  полуслепые
глаза вообще ничего не видят в этой банке. Ровным счетом ничего! Но я  вижу.
Для меня она  подобна безбрежному  океану,  необъятным  небесам,  населенным
одними рыбами, рыбами, рыбами! Существо, найденное мною в  морских глубинах,
само было почти  невидимым. Желейная  рыба, за которой я охотился полгода. И
если бы не мое острое  зрение, я бы не нашел ее. И искал бы до сих пор. Но я
вырезал у нее глаз, так ведь? Теперь, если я скажу, что превыше всего я ценю
мелочи, вы поймете, что именно я имею в виду, верно?
     Эскаргот кивнул с самым глубокомысленным видом.
     - Ха! -  воскликнул  эльф,  словно давая  понять, что  кивок  Эскаргота
ровным счетом ничего  не значит. Он поставил банку обратно на полку и слез с
кресла.
     - Капитан, - сказал Эскаргот, - с вашего позволения я бы хотел обсудить
с  вами один  важный  вопрос. Несколько человек  с  "Бегущего  по волнам"  -
галеона, потопленного вами вчера  вечером  недалеко от острова,  -  остались
живы и  уплыли в открытое море  на сломанной мачте.  Возможно,  они все  еще
живы. Ваш матрос с косичкой говорит,  что их сожрали акулы, но  мне кажется,
он  не может знать это наверное. Я не понимаю, с какой целью вы  протаранили
корабль,  но,  безусловно,  вам  нет  никакой  выгоды бросать  несчастных  в
открытом  море, чтобы они в  конце концов утонули,  соскользнув  с мачты. Мы
должны немедленно отыскать их, сэр.
     - Вот  именно, акулы!  - вскричал капитан Перри, ударив себя кулаком по
ладони.  -  Нет практически никакой  разницы,  мой  несведущий  друг,  между
обычной, обитающей в океане акулой и  двуногим существом,  которое ходит  по
суше, одержимое желанием убивать своих соплеменников. Нет, сэр, они животные
одной породы, на мачте или не на мачте. Глоточек бренди?
     - Благодарю вас, - Эскаргот взял  предложенный эльфом бокал. - Я  хотел
сказать...
     -  Вы хотели  сказать, что ничего  не  понимаете,  сэр.  Ровным  счетом
ничего. Я поклялся больше не иметь дела с людьми, и мне абсолютно все равно,
сидят  они  верхом на несомой  волнами мачте или  рассматривают  сквозь очки
прилавки в  галантерейном  магазине.  И вы, мой  дорогой утопленник,  должны
приготовиться к той же участи. Вы меня понимаете?
     - Нет, - сказал Эскаргот. - Вы спасете тех людей?
     - Каких  людей? -  спросил капитан  Перри,  недоуменно  воззрившись  на
Эскаргота.
     - Ну  как же, людей с затонувшего у  острова галеона! Команду "Бегущего
по волнам"!
     - Такое название кораблю  - что  корове седло,  вы не находите?  Я  уже
много, много лет не  видел коровы, да и любых других сухопутных животных.  -
Капитан Перри вздохнул и потряс головой, словно стараясь вспомнить.
     - Послушайте меня! - закричал Эскаргот во внезапном приступе  ярости. -
Вы спасете тех людей?
     - С затонувшего у острова галеона, вы говорите?
     - Да, с  затонувшего у поганого  острова галеона! Унесенных в  море  на
бизань-мачте!
     -  Это  невозможно, сэр. Упомянутый остров находится  в сорока  лигах к
западу, в  океане, безбрежном, как  небесный  простор. Мы  же направляемся к
островам  еще меньших  размеров.  К островам, крохотным,  как глаз  желейной
рыбы. А  любой  человек,  отправляющийся в  плавание на бизань-мачте, просто
дурак  и заслуживает  того,  что получает, а  получает он, насколько  я могу
судить, глубокую подводную могилу.
     Эскаргот уставился  на эльфа. Тот явно  был не  в своем уме. За  долгие
годы плаваний  он  совсем  потерял рассудок.  Окончательно  и  бесповоротно.
Эскаргот понял,  что, потакая  капитану,  он добьется большего, чем злясь  и
неистовствуя.
     - Почему вы спасли меня?
     Капитан Перри улыбнулся:
     - Кто-то может подумать, что человек, положивший бороться со всем и вся
обитающим  на  суше  и  решившийся  навсегда   уйти  в  море,  есть  человек
безнравственный, не  знающий сострадания  и  жалости.  Но так  думают только
глупцы. Только глупцы, и  точка. Вы - живое тому подтверждение. Беспомощный,
вы плыли по волнам  в  открытом море,  корм для рыб. А я  сжалился над вами,
верно? Я накормил вас. И превкусной едой. Как по-вашему, что за мясо вы ели?
Свиную ножку? Телятину?
     - Либо то, либо другое, - сказал Эскаргот.
     - Ха!  Ни  то,  ни другое. Акулье брюхо,  вымоченное в морской  воде, и
сушеные водоросли, собранные с подножия прибрежных скал. Большие  искусники,
эти подводные повара. А бульон,  которого вы выпили целую  чашку, сварен  из
манящего  краба, изящнейшего существа, когда-либо  пробегавшего  по морскому
дну.  А  хлеб! Два дня назад  он  еще  плавал в тени большого южного шельфа,
покуда я не поймал его сетью и не извлек в процессе специальной обработки из
его  скелета  природные  волокна, которые,  будучи  размолотыми  в  порошок,
превратились  в муку тончайшего помола, способную привести  в бурный восторг
даже самого дотошного из пекарей-гномов. А  вы знаете, кто испек тот хлеб? Я
-  ибо  я, как  и  любой  другой  человек,  готов омыть ноги  незнакомцу под
настроение. Смирение - вот существо  моей  природы.  Смирение и сострадание,
мой добрый друг. Вам знакомо чувство сострадания?
     Эскаргот  кивнул.  Он  смотрел  на  иллюминаторы,  в  один  из  которых
таращилась  большущая длинная  рыба. Вода стала  светлее. По всей видимости,
наступило  утро,  и  океан  пробуждался.  Длинные  стебли  бурых  водорослей
проплыли  мимо,  и  стайка  серебристых  рыбешек  на  мгновение  зависла  за
иллюминаторами, сверкая в свете пронизывающих воду солнечных  лучей, а потом
развернулась и стремительно скользнула в сторону кормы.
     Неожиданно для себя Эскаргот вдруг подумал, что хорошо бы было, если бы
это он  извлекал из  органа мощные и глубокие звуки  и  его подводная  лодка
бороздила моря, погружаясь в черные глубины и всплывая сквозь густые заросли
бурых водорослей  к  сверкающей поверхности. Он посмотрел на капитана Перри,
который расшагивал взад-вперед по каюте, ломая руки и  по-прежнему  думая  о
своем чувстве сострадания.  Похоже, было самое время вновь поднять вопрос об
уцелевших моряках с "Бегущего по волнам", но Эскаргот  боялся снова  вывести
капитана из равновесия. И если они  действительно находились в сорока  лигах
от  острова, у него  уже  не оставалось  никакой надежды  уговорить капитана
повернуть обратно.
     Эскаргот похлопал себя по груди. За пазухой у  него лежал амулет правды
в кожаном мешочке. До сих - пор он не приносил ему никакой пользы. Возможно,
настало  время использовать амулет  по  назначению.  Эскаргот вынул камень и
зажал его в руке.
     Капитан Перри вздрогнул,  словно на  него  вдруг  налетел сильный порыв
ветра. Эскаргот стиснул зубы  и ждал. Эльф покачнулся, схватился за голову и
страдальчески застонал, будто  человек, терзаемый дьяволами. Он повернулся к
банке с  огромным глазом нарвала  и сразу же попятился, съежившись от страха
под его жутким взглядом.
     - Я  конченый человек!  - внезапно  выкрикнул  капитан.  - Убийца!  Нет
такого  преступления, которого я не  совершил  бы. А  все  жадность. Гнусная
жадность. Вот, посмотрите!
     Капитан Перри рывком откинул крышку сундука, стоявшего у стены.  Он был
битком  набит золотыми монетами и драгоценностями. Среди них лежали огромные
раковины, наполненные жемчугом и самоцветами.
     - Посмотрите на это! - вскричал капитан. Он запустил обе руки в сундук,
зачерпнул  полные  пригоршни монет,  рубинов,  изумрудов  и высыпал обратно,
медленно разжав пальцы. Глаза эльфа блестели от удовольствия и ужаса, словно
его душу раздирали противоречивые чувства.
     Эскаргот хотел воззвать к совести капитана, пробудить в нем  раскаяние,
но  знал,  что  если он откроет рот, то немедленно  заговорит о сокровищах -
честно признается,  что сам хотел бы владеть ими. Поэтому он прикусил язык и
промолчал.
     Капитан внезапно остановился и захлопнул крышку сундука. Он поднялся на
ноги и судорожно глотнул воздух, словно дьявол вдруг схватил его за горло.
     - Эти несчастные  на мачте, - проговорил он,  принимаясь рвать  на себе
волосы  и дико озираясь по  сторонам. -  Я всплыл на поверхность  прямо  под
ними. Я  разнес  их  жалкую бизань-мачту в щепки, вот что я сделал. Они  так
кричали! Это было ужасно, ужасно. -  Он повалился  в кресло, которое недавно
использовал в качестве лестницы. - Мой помощник  говорил  правду. Несчастных
сожрали акулы, всех до одного. И  я,  мой  добрый  друг, обрек себя  на муки
своим поступком. На страшные муки, каких не изведал  ни один из них. Вы ведь
думаете, что я эльф, верно?
     Эскаргот кивнул.
     - Некогда  я тоже так  думал. Но  теперь  мне кажется,  что я такой  же
человек, как и вы, только усохший за годы греховной жизни. Никто на свете не
знает об этом. Питаясь  рыбой  и водорослями, я поддерживаю  свои физические
силы,  но  душа  моя  зачерствела, ссохлась,  подобно  вяленому кальмару.  Я
ужасный мерзавец.
     Эскаргот кивнул.  Настала  пора действовать. Под  воздействием  амулета
правды негодяй смягчился.
     -  У вас  еще осталась надежда, - сказал Эскаргот, сам удивившись своим
словам, а потом  вдвойне удивившись