забыл, что  Лета  не  совсем та,  кем кажется. И  тут он  вспомнил,  как она
явилась  ему  на  мельнице  в  виде  огромного черного кота, а  на  рассвете
обернулась сгорбленной  слепой старухой.  А изорванный том Смитерса - это он
тоже  вспомнил.  "Нашим жизненным путям, -  рассудил Эскаргот  в неожиданном
приступе   смелости,   -  похоже,  суждено  пересечься.  Так  пусть  уж  они
пересекутся сейчас, пока я преследователь, а не преследуемый".
     Переулок,  изгибаясь,  спускался  со  склона  холма,  мимо  бесконечных
заросших кустарником задних  двориков, и вечер быстро  превращался  в  ночь.
Туман  сгущался. Эскаргот замедлил  шаг,  потом  остановился  и прислушался.
Вместо  твердых быстрых шагов  Леты  теперь впереди раздавалось приглушенное
мерное шарканье, словно кто-то медленно и  устало брел по  переулку - на сей
раз  ему   навстречу.  Эскаргот  попятился,  с   трудом   подавляя   желание
развернуться и броситься наутек. "Я доведу дело до конца, подумал он. - Будь
что  будет, но я  сражусь  с  этими  дьяволами, чтобы  получить  возможность
спокойно  жить своей  жизнью. Нельзя допустить, чтобы  они выпрыгивали из-за
каждого угла на моем пути".
     Туман перед ним завихрился и рассеялся, словно от дуновения неощутимого
ветерка,  и  из  него  выступила  сгорбленная   ведьма,  которая   неумолимо
приближалась к Эскарготу, медленно шаркая ногами, тяжело опираясь на клюку и
крутя головой из  стороны в сторону; казалось, она  знает,  что кто-то стоит
поблизости  и наблюдает за ней. Эскаргот  прижался  спиной к забору и затаил
дыхание.
     В  тумане  послышался  дробный  топот, словно  толпа  людей  бежала  по
переулку, направляясь  к ним.  Эскаргот отступил  в  тень навеса  над задней
дверью дома и нашарил левой рукой дверную ручку. Дверь оказалась незапертой.
В  случае  чего  он  потихоньку  проскользнет  в  дом  и  запрется  изнутри.
Безусловно,  хозяева  вышвырнут его  за порог, приняв за  пьяного гуляку, но
лучше уж это, чем... чем что? Он не имел ни малейшего желания выяснять это.
     Старуха  прошаркала  мимо,  явно  спеша,  часто  постукивая  палкой  по
булыжной мостовой. Длинная бахрома ее шали вяло  трепыхалась подобием мокрой
паутины,  костлявое лицо ведьмы подергивалось от нетерпения.  Крики  и топот
стали громче, в тумане замерцали  факельные  огни. Потом  из тумана  выбежал
дядюшка  Хелстром,  за  которым  гналась  целая  орава людей,  размахивающих
факелами, вилами  и  веревками,  свернутыми в кольца. В  зубах  гном  сжимал
зажженную    трубку,     набитую,     несомненно,    хрупкими     косточками
человечков-невеличек.
     Дядюшка  Хелстром спасается  от  погони! События  принимали  интересный
поворот. Но затем стало ясно, что  гнома  никто не преследует. Наоборот,  он
сам возглавлял  погоню за старухой. Люди окружили ведьму, злобно рыча, крича
и толкаясь. Она  успела  испустить возмущенный  хриплый вопль, но они тотчас
набросились на  нее, повалили на землю и связали, а потом подняли и положили
на  плечи двум мужчинам, которые, по  приказу гнома, двинулись впереди оравы
вверх  по  переулку, к  шумной оживленной  улице. Старухина клюка со  стуком
упала на  мостовую и разлетелась на щепки, растоптанная сотней ног. Эскаргот
пошел следом за толпой, преисполненный удивления и недоумения.
     Рог изобилия вывезли на  широкую  площадь. Над  ней  возвышался дворец,
серые каменные стены которого терялись в  висящем над землей тумане. Повсюду
прыгали и мерцали тысячи факельных огней, и улицы, расходившиеся от площади,
словно   спицы  от   ступицы  колеса,   были  запружены  толпами,   медленно
продвигавшимися вперед и приплясывавшими на ходу в такт музыке, на удивление
ритмичной и мелодичной для  плода совместного  творчества сотен разрозненных
музыкантов. Энергично работая  локтями, Эскаргот выбирался из переулка вслед
за  оравой,  перед  которой  расступалась толпа.  Вне  всяких сомнений,  они
направлялись  к центру площади, и Эскаргот  начал понимать  зачем.  Ему  это
совсем не понравилось.
     Из тени, сгустившейся под стенами дворца, выступили  четыре  деревянные
куклы,  чуть  раньше возглавлявшие  праздничное  шествие.  Одна  из них явно
изображала  гнома с  трясущейся  козлиной  бороденкой  и заткнутым  за  пояс
топором. Другая представляла собой эльфа  -  тощего, широко ухмыляющегося, в
остроконечном матерчатом колпаке. Третья имела обличье  веселого долговязого
факельщика с корзинкой фруктов  за спиной, а четвертая -  мужчины  в кожаных
ботинках, куртке лавочника  и в  очках. Позади них прыгал гоблин с пылающими
волосами  из  початков  кукурузы,  который  низко  кланялся  собравшимся  на
площади, открывая и закрывая глаза.
     Первые четыре куклы взяли длинные факелы, горевшие на стене  дворца,  и
расхлябанной  походкой   направились  к  рогу  изобилия,   оказавшемуся  при
ближайшем  рассмотрении конструкцией почти  прямолинейных  очертаний  -  все
соединенные  встык   под   разными  углами   бруски  закручивались  подобием
причудливой винтовой лестницы,  ведущей к зеву,  набитому  странным  осенним
хламом. Факелы опрокинулись, проливая горящее масло на сухое хрупкое дерево.
Кукла-гоблин  запустила руку в  груду  предметов,  сильно  тряхнула  большой
деревянный стул,  сооруженный из толстых веток, - и десятки  тыкв посыпались
на  мостовую, раскалываясь и  рассыпая по площади леденцы и  мелкие монетки.
Толпа радостно  завопила,  заволновалась. На боковой  стенке  рога  изобилия
отворился люк, и оттуда бесконечным потоком хлынули тыквы, набитые леденцами
и монетками, и эльфийские ракеты, которые ослепительно вспыхивали при  ударе
о землю, выбрасывая в ночь снопы разноцветных искр.
     В  считанные мгновения пламя охватило  всю  огромную  конструкцию  рога
изобилия. Деревянный гоблин выпрямился  и  обвел площадь  странно мерцающими
стеклянными  глазами.  Похоже,  он   увидел  слепую  ведьму,   -  связанную,
безмолвную,   вознесенную  над  толпой,   словно  жертвенное  животное.   Он
наклонился,  выхватил старуху  из рук  радостно  вопящих людей  и  усадил на
огромный  стул, будто  тряпичную  куклу.  Она повернула голову и  уставилась
пустыми   глазами  на   огонь.  Эскаргот  протиснулся  между  свистящими   и
улюлюкающими  мужчинами и  оказался прямо  перед погребальным костром. Языки
пламени ползли вверх,  и скоро подол пыльного балахона ведьмы начал дымиться
и тлеть.  На  лице  старухи  плясали  жуткие багровые  отблески, и  на  один
кошмарный миг  Эскарготу показалось, что мутно-белая пелена слепоты спала  с
ее глаз и она посмотрела на него зрячим взором, полным безысходного отчаяния
и тоски.
     Эскаргот вздрогнул  и  попятился. Смитерс  не лгал. Не  лгал  ни единым
словом. Все было здесь: огромные неуклюжие  куклы;  факельные огни; странное
колдовское  пение  рожков  и  флейт  в  тумане;  полыхающие  снопы  пшеницы;
озаренные светом  огня  лица  тысяч  людей, наблюдающих за  происходящим  со
смешанным чувством  удивления и страха. Смитерс  видел все это -  все, кроме
одного  последнего,  непостижимого и  ужасного  момента:  очертания ведьмы в
мареве  раскаленного  воздуха  вдруг  задрожали,  расплылись на мгновение, а
потом снова  стали  отчетливыми,  и Эскаргот  увидел  в  кольце  огня  Лету,
связанную и беспомощную, которая смотрела на него умоляющим взглядом.
     Эскаргот прыгнул вперед. Он не успел ни о чем подумать - просто прыгнул
вперед, схватился  за окованное  железом  колесо  телеги и полез  наверх,  к
полыхающему  костру. Мощная волна жара накатила на него, и он на миг потерял
равновесие. Кто-то вцепился ему в ногу; он оглянулся и ударил мужчину пяткой
в лицо,  а потом  вырвался и подлез  под рог  изобилия, уже объятый пламенем
снизу.  Эскаргот  рванулся  вперед  и, нашарив  ногой  опору,  подтянулся  и
забросил один локоть на  край конструкции, всего в десяти дюймах от передних
ножек стула. Прямо над ним болталась нога - нога Леты. Он дотянулся до нее и
поймал за щиколотку, бессвязно крича что-то в бушующее пламя, а потом рывком
подтянулся  повыше, пытаясь  ухватиться  за ногу  девушки  покрепче,  но тут
кто-то  набросился на него сзади.  Обернувшись, Эскаргот  увидел прямо перед
собой сморщенное  очкастое лицо  куклы-лавочника, изнутри которой послышался
бесплотный голос, провопивший: "Отпусти! Отпусти сейчас же!"
     Кто-то сидел внутри куклы и орал на него. Эскаргот  вцепился  в лодыжку
девушки мертвой хваткой. Если они стащат  его  отсюда,  то  стащат  вместе с
Летой.  Они разобьются о мостовую, но лучше уж разбиться, чем позволить Лете
сгореть  заживо.  "Тащи!"  -  крикнул   он  кукле  в  лицо,  а  потом  вдруг
почувствовал, что летит вниз, сжимая в руке лишь тлеющий башмак.
     Эскаргот рухнул в толпу орущих,  размахивающих руками людей и несколько
мгновений лежал  неподвижно, придавленный к земле  торсом куклы. Он  слышал,
как гном изрыгает  проклятия и  колотит  кулаками  в стены  своей  временной
тюрьмы. Над головой Эскаргота полыхал рог изобилия. В ослепительном свете он
не мог рассмотреть, кто  сидит на стуле, но когда  обугленные передние ножки
последнего  сползли  в горящую  груду хлама,  ему показалось,  что  на стуле
вообще  нет  ничего,  кроме  полупрозрачного  накачанного  воздухом  пузыря,
охваченного огнем.  Потом веревки, связывавшие ведьму, упали на  сиденье - и
стул оказался совершенно пуст.
     Внезапно  Эскаргот  получил  возможность двигаться. Он вскочил на ноги,
надеясь  остаться незамеченным  в общей свалке,  но  увидел прямо над  собой
наклоненное лицо куклы-гоблина с обгоревшими лохмотьями  вместо волос. Кукла
потянулась к его горлу руками, сделанными, похоже, из скрепленных проволокой
человеческих костей, и  на  долю секунды, которая ему  потребовалась,  чтобы
оправиться от нового потрясения и дать деру, Эскаргот увидел в разинутом рту
гоблина ухмыляющуюся физиономию дядюшки Хелстрома.
     Он закричал.  Стоявший  рядом  мужчина схватил его  за  руку.  Эскаргот
ударил мужчину по  лицу  с яростью,  порожденной внезапным ужасом,  а  потом
прошмыгнул  между  широко расставленными ногами  куклы и пустился наутек. Он
слышал за спиной  крики и топот  преследователей,  когда помчался  прочь под
покровом благословенного  тумана, расталкивая  людей, неожиданно выступавших
из туманной мглы.  Он  понятия  не  имел,  куда  бежит, зная  только, что не
собирается останавливаться, пока не добежит дотуда.
     За площадью начиналась широкая улица,  по  которой двигались поредевшие
толпы  людей,  в  большинстве  своем  спешивших  ко  дворцу  посмотреть   на
праздничный  костер.  Бегущий  человек,  понял Эскаргот, привлекает  к  себе
внимание. Лучше  не выделяться,  лучше перейти  на  шаг и снова стать частью
толпы,  а не  преследуемым, спасающимся  бегством у  всех  на виду. В  любом
случае  он страшно запыхался. Он мог вернуться на площадь  окружным путем  и
снова раствориться в толпе -  никто  там  понятия не  имел, кто он такой; во
всяком случае, никто,  кроме  гнома. Но было  уже поздно,  и у него  пропала
охота развлекаться дальше, посему в конце концов он решил разыскать торговца
гироскопами, забрать свои сумки и отправиться на поиски крыльца,  на котором
можно будет провести остаток ночи.
     По  дороге   Эскаргот   дважды  слышал   за   спиной  торопливые   шаги
преследователей.  В  первый  раз  он метнулся  в  темный переулок,  а  пятью
минутами позже спрятался за  телегой. В обоих случаях по улице  стремительно
прошагал отряд  гномов  в  форме.  Во  главе  первого, возбужденно тараторя,
вприпрыжку  трусил мужчина, которого Эскаргот  ударил. В середине  второго в
величественном  молчании  выступал дядюшка  Хелстром,  решительно постукивая
посохом по мостовой.
     По всей видимости, дела Эскаргота обстояли хуже, чем казалось на первый
взгляд.   Преступление,    которое   он   совершил,   вмешавшись   в   обряд
жертвоприношения,  определенно  считалось  более  тяжким,  чем   можно  было
подумать; либо же гном действительно  пользовался влиянием, чем и похвалялся
две  недели  назад  на  лугу. "Мерзкие  крысы",  -  думал  Эскаргот,  тайком
пробираясь   к  речным  воротам.  Он  рассчитывал  ненадолго  задержаться  в
Городе-на-Побережье и вот,  спустя  неполных десять часов с момента прибытия
сюда, уже вынужден спасаться бегством. Какой же он дурак, что продал лошадь!
Но  он  и  думать не думал, что захочет быстро  покинуть  город. Он мечтал о
приятном  пешем  путешествии  по  побережью, а не  о паническом  бегстве  от
местных стражников.
     Эскаргот  плохо ориентировался -  знал только, что идущая вдоль  берега
дорога  ведет  к  речным воротам. Поэтому  пока  он  шел глухими улочками  и
переулками, спускавшимися к океану или заливу, он двигался в более или менее
верном направлении. Темнота и  туман в кои-то веки стали его  союзниками; и,
подумав об этом, Эскаргот испытал известное облегчение при мысли, что слепая
старуха больше  не появится  перед  ним  во  мгле,  что она  сгорела дотла в
погребальном костре.
     Насколько  он понимал,  проблема состояла в том,  что он  безоговорочно
поверил  в  возможность  обрести  свободу  в  движении  к  некоей  цели  - в
возможность разорвать все связи с другими людьми, отправившись в странствие.
Но  здесь  он  определенно заблуждался. Эскарготу  удалось  оставить  далеко
позади Твомбли - по крайней мере большую часть оного, - но он всего лишь еще
глубже завяз в темных делишках дядюшки Хелстрома.
     Он мог бы надеяться на лучшее единственно  в том случае,  если бы сразу
двинулся в противоположном  направлении. Если бы  он  отправился из  Твомбли
вверх  по реке, дядюшка Хелстром скоро превратился бы в смутное воспоминание
и  Эскарготу  не  пришлось  бы  убегать от погони по  ночным улицам,  словно
преступнику. Значит, он уберется отсюда сейчас же: будет идти  по прибрежной
дороге ночами,  а днем спать, пока неделю спустя не окажется во многих милях
от Города-на-Побережье. Все казалось  яснее ясного -  все, кроме одной вещи:
затравленного  выражения,  которое  он  увидел  в  глазах  Леты,  когда  она
бросилась  в  окутанный  туманом  переулок,  убегая  -  от  чего,  от  кого?
Представлялось совершенно очевидным, что она превратилась  в слепую старуху,
но почему дядюшка Хелстром возглавил погоню за ней? Эта таинственная история
вызывала слишком много вопросов, чтобы Эскаргот вполне успокоился.
     Но  он  же  не следователь,  верно? У  него  нет  ни малейшего  желания
разгадывать  эту  тайну.  Дать тягу  отсюда - вот  самое  разумное. Если  он
поглубже сунет нос  в дела странного дядюшки Хелстрома, то, вполне вероятно,
сам останется с носом.  Лета ли, не Лета - ему самое время двинуться дальше.
Да,  он   хотел  бы  вернуть  свои  шарики,  тем   более  что  они,  похоже,
действительно представляют большую ценность, как и утверждал  лживый дядюшка
Хелстром. Но они не стоят двух месяцев заключения  в тюрьме гномов. И вполне
возможно, все они давно расплавились в  кипящем котле, превратившись в некий
кровяной суп.
     Засунув руки в карманы, Эскаргот  прогулочным  шагом  вышел из  кривого
узкого переулка на Хай-стрит всего  в квартале от прибрежной дороги. Он  два
часа  бродил  по  лабиринтам городских  улиц.  Настала  пора забрать  вещи и
сматываться; до рассвета осталось слишком мало, чтобы ложиться спать.  Туман
рассеялся, и с залива потянул легкий  ветер; над  морем  взошла луна и сияла
теперь среди россыпей звезд,  словно опал меж алмазов. Повсюду спали  люди -
на  скамейках  и  лужайках,  на телегах и  ступеньках  крылец. На  тротуарах
по-прежнему  во  множестве  лежали  товары  торговцев,  но  теперь  накрытые
скатертями,  газетами  и  одеялами,  призванными  укрыть  вещи  от  влаги  и
любопытного  взгляда  запоздалого  прохожего.  Изредка  навстречу  Эскарготу
попадались  люди, в основном подвыпившие, и он всякий раз  отступал в густую
тень,  уступая дорогу, и ждал, когда  шаги стихнут в  отдалении,  прежде чем
снова выйти на середину улицы.
     Впереди  возвышалась северная стена с речными воротами.  Перед ними  на
стуле ссутулившись сидел спящий  стражник; шляпа  свалилась у него с головы,
секира стояла рядом, прислоненная к дощатому  полотнищу ворот. Вокруг царила
тишина. Эскаргот увидел торговца гироскопами,  который лежал возле дорожного
сундука  со своими приборами, служившего защитой от морского ветра и лунного
света. Рядом с ним лежали сумки Эскаргота. Будет несложно взять их и уйти.
     Эскаргот на  цыпочках пошел  мимо  спящего  торговца, подхватил с земли
сумки, а  потом повернулся и полез за  пазуху  за мешочком с деньгами. И тут
прямо перед собой  он  увидел злобно оскаленное лицо торговца гироскопами. В
руке мужчина сжимал дубинку.

6
     "БЕГУЩИЙ ПО ВОЛНАМ"

     - Мои вещи... - начал Эскаргот, кивая на перекинутые через плечо сумки.
     -  Вот он! - крикнул какой-то человек, на четвереньках выползая  из-под
телеги,  стоящей  у  самого  тротуара.  Эскаргот  круто развернулся и увидел
мужчину с  синяком на скуле  - мужчину, которого он ударил. На телеге сидели
три гнома в форме, сбрасывая с  плеч брезент, под  которым  они прятались  в
ожидании Эскаргота.
     Эскаргот  запрыгнул на  сундук и с  размаху ударил торговца. Переметные
сумки  захлестнулись  вокруг мужчины,  дубинка  запуталась  в ремнях,  и  он
рванулся вперед  в попытке столкнуть Эскаргота на землю. Гномы  соскочили  с
телеги,  громко  крича, чтобы разбудить спящих, и побежали в  обход, отрезая
ему путь  к  бегству. Эскаргот дернул  сумки  -  сначала  в  надежде вырвать
дубинку из руки мужчины, а потом в надежде просто высвободить свои пожитки.
     Он потерял равновесие и стал падать назад. Торговец гироскопами яростно
зарычал, крутя в воздухе запутавшейся в ремнях дубинкой, словно венчиком для
сбивания яиц.
     "К черту сумки", - подумал  Эскаргот, приземляясь на  корточки. Один из
гномов подскочил к нему, замахиваясь секирой.
     - Не рыпайся! - гаркнул он.
     Второй гном подскочил к нему с другой стороны,  самодовольно ухмыляясь.
Торговец гироскопами в  последний  раз  взмахнул  дубинкой, стряхивая с  нее
переметные  сумки,  и  отступил  назад,  оставляя Эскаргота  в  распоряжении
стражников. Но Эскаргот уже устал  от стражников - связаться  с ними значило
еще глубже завязнуть в  непонятных интригах  и распрощаться с новой для него
жизнью  путешественника. Стоявший  справа гном  бросил  секиру  на  землю  и
вытащил  из кармана мундира наручники. Эскаргот схватился за козырек круглой
форменной фуражки, рывком натянул ее  на глаза гному и  проскочил мимо него.
Он  услышал, как секира второго  гнома со свистом  рассекла воздух у него за
спиной, и чуть не налетел  на третьего стражника, который  спешил  на помощь
товарищам.
     Эскаргот  запрыгнул  на   веранду  ближайшего  дома,  схватил   длинный
деревянный ящик с кустиками герани и швырнул  его сразу во всех трех гномов,
успевших подняться  на несколько ступенек. Двое кубарем скатились  вниз,  но
третий прижался к перилам, а затем снова бросился  вперед. Однако на сей раз
Эскарготу повезло: он рывком открыл дверь, заскочил в дом,  захлопнул дверь,
прищемив  руку  преследователя,  и снова  приоткрыл ее на  секунду,  которая
потребовалась  стражнику,  чтобы выдернуть  руку из щели. Эскаргот  поспешно
задвинул   засов,   круто   развернулся  и  увидел  перед  собой  невысокого
морщинистого мужчину в ночной рубашке.
     Сейчас было не время пускаться в объяснения.
     -  Прошу  прощения!  - выпалил Эскаргот,  проскакивая  мимо  мужчины  и
бросаясь бегом по длинному коридору с низким потолком.
     - Да-да,  конечно!  -  крикнул  мужчина ему  вслед  почти  извиняющимся
голосом.
     Коридор вел в кухню, а дверь кухни выходила в обнесенный стеной  задний
двор. Вылетая за дверь,  Эскаргот  услышал  позади  топот  ног  в  коридоре.
Огромными прыжками  он пересек подстриженную лужайку, вскочил на  деревянный
стол и  вскарабкался  на  стену,  готовый  спрыгнуть  вниз,  что бы  там  ни
находилось по ту