ыло, рыба?  Даже  гоблины  не стали бы  есть
такое, вы согласны? Нет, сэр, человек может отказаться  от собственности.  К
черту  собственность. Но он  не  вправе  губить свое здоровье. Он не  вправе
отказываться -  от чего  он не вправе отказываться?  - от  облагораживающего
воздействия хорошей пищи и  кружки  эля. Вот  здесь,  сэр,  здесь достаточно
золотых монет, чтобы вы смогли пережить зиму. А шарики приберегите на черный
день. Вот  мой  вам  совет.  Если у вас  есть голова на плечах,  вы  сумеете
разумно  распорядиться  ими  и  хорошо обеспечить себя.  Я обойдусь.  Скорее
всего, я в любом  случае не доведу свои опыты до конца. Я... Тише, дитя мое,
-  сказал  он Лете, которая вновь расплакалась, а потом испустил  невыразимо
тяжелый вздох.
     -  Возьмите шарики!  -  вскричал Эскаргот. - В любом случае я из-за них
только мучусь по  ночам кошмарами. Что,  собственно,  мне  делать  с  ними -
ловить на них рыбу? А эти деньги,  сэр...  на  самом деле в них нет  никакой
необходимости...
     - Конечно, необходимость есть. Потерпи я крушение в жизни и приди к вам
за помощью, что тогда? Неужели вы дали бы мне горсть монет,  а потом забрали
бы? Нет, вы бы так не  поступили.  Деньги  не  имеют  никакого  отношения  к
шарикам. И не могут иметь. Стоимость шариков нельзя выразить в  деньгах. Они
волшебные, не побоюсь сказать. Волшебство нельзя купить за деньги, во всяком
случае,  волшебство такого рода. Но  я  возьму их,  на  время. Я  настаиваю.
Давайте не будем обсуждать  это.  Вы получите шарики обратно через неделю. А
пока в качестве залога возьмите это. - Дядюшка Хелстром залез в карман плаща
и вытащил мешочек, перевязанный тонким кожаным ремешком. - Это, мой мальчик,
волшебный амулет правды. Вам нужна правда, и вы ее получите - да еще какую!
     Эскаргот  взял мешочек и потянул за  ремешок, задавшись  вопросом,  как
выглядит  амулет  правды.  Он  представил себе  заводные  челюсти, щелкающие
зубами, вроде тех,  которые  вы покупаете в  потешной лавке  и подкладываете
жене на подушку шутки ради.
     - Не  открывайте мешочек здесь! -  воскликнул дядюшка  Хелстром,  кладя
ладонь  на руку  Эскаргота.  - Старайтесь  вообще не  открывать  его.  В нем
заключается мощная магическая сила,  а с  магией лучше  не  связываться  без
крайней необходимости. Вы меня поняли?
     Эскаргот  кивнул и отдал шарики гному, а  себе на шею повесил мешочек с
амулетом правды.
     - Вообще-то, в залоге нет  необходимости, во всяком случае,  когда речь
идет о друзьях.
     -  Я  бизнесмен в  своем  роде,  -  рассудительно  сказал  гном.  - Как
говорится, бизнес  - это  бизнес, а  дружба  совсем  другое дело.  Я  прошел
суровую школу жизни, мой мальчик. -  Тут  он  потряс головой и  устремил  на
Эскаргота  взгляд,  каким  мог  бы  удостоить   ученика  учитель,  сделавший
убедительное и веское умозаключение.
     - Это книги Смитерса? - спросила Лета, овладевшая собой.
     - Да. Взгляните на верхний экземпляр - "Лунный человек".
     -  О-о-о... -  сказала  Лета,  открыв  книгу  на фронтисписе.  -  Здесь
страница рукописи. И подпись автора. Везет же вам.
     - Хотите взять ее себе?
     - О, я не могу.
     -  Конечно,  можете.  Просто  не  кладите  книгу  обратно.  Как  знать,
возможно, однажды вы позволите мне проведать ее.
     - В  любое  удобное вам время,  -  сказала девушка, улыбаясь и закрывая
книгу.
     Эскаргот чуть не упал. "Так-то лучше", - подумал он, вспомнив  холодный
благоразумный   отпор,  полученный  от  Леты  всего  несколько  дней  назад.
Вероятно, он произвел  на  девушку  более  сильное  впечатление, чем  думал.
Дядюшка Хелстром кивнул и снова широко улыбнулся, явно довольный обхождением
Эскаргота с его любимой племянницей.
     - Значит, где-то через неделю я верну вам мешочек с шариками. Я загляну
к вам - ладно? -  и вы сможете угостить меня кружечкой эля. А  потом я угощу
вас.  - Засим  гном вынул из  плаща  карманные часы  и  взглянул  на  них  с
нескрываемым удивлением. - Поздно, поздно,  поздно,  - сказал он, прищелкнув
языком. - Нам пора идти, правда? Пойдем, племянница. Кстати, завтра в десять
часов утра ваш Стоувер узнает обо мне. На вашем месте я бы нанес ему визит и
поставил ребром вопрос о вашей собственности. Думаю,  я могу поручиться, что
он признает справедливость ваших доводов.
     Гном и девушка вышли в ночь  и, не оглядываясь,  удалились, скрылись  в
тумане, унося  с  собой  шарики  и подписанную  книгу  Смитерса, а  Эскаргот
остался стоять на  пороге, вдруг поняв, что они трое все время стояли, что в
силу своего бедственного положения он даже не смог предложить другу стул. Он
похлопал по карману,  полному  денег,  а  потом  взял  горшочек  с  рыбой  и
вышвырнул его за  дверь. Ладно, завтра он увидится со  Стоувером. Он  снимет
комнату над  его таверной, вот что он сделает, и выпьет пинту-другую эля,  с
удовольствием глядя на перекошенную от злости физиономию Стоувера. А если он
примется выражать  недовольство, возможно,  он даст ему разок в пятак  - для
профилактики.
     Эскаргот улегся на кучу хвои, обернул ноги одеялом, поплотнее закутался
в куртку и стал  смотреть, как догорают три  свечи, превращаясь в  маленькие
кучки воска.  Наконец  он  начал погружаться  в дремоту, думая  о  Лете  и о
последних  приятных  событиях.  Мысли  у  него  путались,  туманились,  и  в
сгустившемся в  сознании  тумане  плавало лицо, смутно казавшееся  знакомым,
наблюдавшее  за ним, смотревшее хитрым  и злобным взглядом.  Так  и не успев
пробудиться  настолько, чтобы опознать  лицо, рассмотреть  получше, Эскаргот
заснул, впервые за долгое время не мучась ночными кошмарами.

3
     СТОУВЕР ДОБИВАЕТСЯ СВОЕГО

     По пробуждении Эскаргот увидел ясное  небо  раннего  утра. Ночной туман
рассеялся,  далекие  холмы  сбросили  с  себя туманный покров, и  на востоке
всходило огромное жаркое солнце. Был идеальный день для ничегонеделания, для
купания в реке  -  то  есть идеальный, если  человек  не знает,  куда девать
время,  и  не имеет лучшего места для купания. Но  человек с полным карманом
денег,  человек,  водящий  дружбу  с  мистером  Эбнером Хелстромом, -  такой
человек может провести время с большей пользой для себя.
     - Пора  расстаться  с  постелью, -  вслух сказал Эскаргот,  после  чего
принялся  горсть за  горстью выносить из  своей комнатушки  сосновую  хвою и
высыпать на траву за дверью. Потом он  расстелил на полу одеяло, положил  на
него  посредине все  книги  Смитерса, кроме  одной,  завязал  углы узлом  и,
взвалив  тюк   на  плечо,  направился  к   реке.   Похоже,  с  учетом   всех
обстоятельств, для него настало время подыскать себе жилье получше.
     На реке Эскаргот вытянул из воды свои лесы, намотал  одну за  другой на
толстую  палку,  надежно закрепив  все  крючки, и спрятал последнюю вместе с
рыболовной сетью под бревном. Потом уселся на солнышке, прислонившись спиной
к  бревну,  и раскрыл  "Каменных  великанов"  Смитерса. Он быстро  пролистал
страницы, останавливаясь и разглядывая  иллюстрации, и наконец нашел  место,
где идет сражение между лунными  эльфами  и каменными великанами, борющимися
за  власть в стране  Бэламнии, и  лунные  эльфы, кружащие в  небе  на  своих
воздушных  кораблях,  в  отчаянии  творят  свои  грозные  заклинания.  Земля
колеблется,  горы  с грохотом  раскалываются,  и  великаны  проваливаются  в
расселины и разбиваются насмерть,  а капли их крови летят в реку и застывают
в воде, превращаясь в маленькие шарики, похожие на охлажденное вулканическое
стекло.
     Эскаргот   особенно  любил  рассказы   о  событиях,   происходивших   в
незапамятные времена, в таком отдаленном прошлом, когда могло случиться все,
что угодно. Тогда воздух был  напоен магией до такой степени, что ветер пел,
когда шевелил листья деревьев или пролетал над ивами на речном берегу. Тогда
Луна находилась  еще  довольно близко к Земле,  и  человек  мог забраться по
длинной  лестнице  (типа  такой,  наверное,  с  помощью  которой  факельщики
собирают фрукты в  своих садах) достаточно высоко, чтобы дотронуться до нее.
Сочинения  Смитерса  изобиловали  подобными  преданиями. С какого  места  вы
начинали читать книгу, на самом  деле  значения не имело.  Все они  являлись
частью одной великой истории, которая началась в туманном прошлом и  до  сих
пор  не закончилась; и не имело ни малейшего значения, начали ли вы читать с
главы двенадцатой, где повествуется о прибытии войска полевых гномов к месту
битвы при Вэнгли-Бри, или  же  с  главы сорок второй,  где рассказывается  о
светлых  эльфах, отправившихся  на своем летательном аппарате на Луну, чтобы
исследовать  изумрудные  пещеры  Зеленого  Короля.  Одним словом,  в  книгах
Смитерса было  полно рассказов о  самых разных приключениях, и за  три часа,
которые  оставались  у Эскаргота  до визита к  старому  Стоуверу,  он  успел
прочитать лишь малую толику оных.
     Но Эскарготу не терпелось нанести визит Стоуверу. После десяти часов он
вдруг поймал себя на том, что снова и снова поглядывает  на часы, всякий раз
надеясь, что  с последнего  раза,  когда он  смотрел  на них, прошло  больше
времени,  чем оказалось в действительности, и придумывает,  отбраковывает  и
снова придумывает варианты разговора, который  состоится у  него с  хозяином
таверны при встрече. Наконец он встал, снова увязал книги в одеяло,  взвалил
тюк на плечо и направился к городу, насвистывая сумбурный мотивчик.
     Стоувер стоял на дощатом тротуаре возле таверны и белил обшитую досками
стену   здания,  стирая  щеткой  брызги  известкового   раствора   с  камней
фундамента.  Эскаргот с  минуту наблюдал  за ним с  противоположной  стороны
улицы.  При  виде  хмурой  физиономии  Стоувера  он  почувствовал   странное
удовлетворение. Сия недовольная гримаса наводила  на мысль, что больше всего
на  свете хозяин  таверны не  любит  белить стены. Разумеется, он мог нанять
сколько  угодно  деревенских  мальчишек  или  девчонок, которые  сделали  бы
побелку. Но при  одной  мысли о необходимости платить Стоувер багровел: все,
что  угодно,  только  не  это,  лучше   уж  белить  стены  самому.  Эскаргот
неторопливо подошел к нему, продолжая насвистывать.
     - Занимаетесь побелкой, да? - весело спросил он.
     Старик смерил его взглядом:
     - Если у меня останется что-нибудь после  того, как я закончу, я побелю
и вас тоже. Но не стоит особо рассчитывать на успех, сэр, ибо для того чтобы
скрыть  всю грязь, покрывающую бродяжек вроде вас, потребуется, самое малое,
ведро известкового раствора.
     Эскаргот  не  был  готов  к  оскорбительным  выпадам в  свой  адрес.  В
воображаемых разговорах, которые  он вел с  хозяином таверны сегодня  утром,
именно  он  оскорблял  Стоувера,  а  последний  заламывал  руки   и  вежливо
извинялся. Он заставил себя улыбнуться еще шире:
     - Лета все еще снимает комнату наверху?
     Стоувер уставился на него  и  потряс головой  - не  в форме ответа, а с
таким  видом,  словно Эскаргот  задал  такой  глупый  вопрос,  на который  и
отвечать не стоило.
     - На самом деле я не удивлен, - сказал Эскаргот. - Полагаю, она сыта по
горло таверной Стоувера. Но мне  лично  здесь нравится. Я думаю, что человек
вроде  меня  может расширить  свой  кругозор,  изучая  человека  вроде  вас,
который, говорят, является столпом местного общества.
     - Убирайтесь, - сказал Стоувер.
     -   Я   говорю   совершенно  серьезно.  Если   Лета  съехала,  я  сниму
освободившуюся комнату.
     -  Я  не   сдаю  комнаты,  во  всяком  случае,  в   таверне.  Однако  я
действительно  имею  возможность  выхлопотать  вам  комнату  - в  Монмотской
тюрьме, и  совсем по  дешевке.  А вместе с ней  вы  получите  чистый костюм.
Оставление жены  и  ребенка,  сэр,  обходится  в год  тюремного  заключения.
Нарушение  общественных приличий, разумеется, обходится  в месяц или  два. А
если  вы  настроены   применить  физическое  насилие  -  а  я  нисколько  не
сомневаюсь, что вы  настроены, - мы сможем договориться на всех пяти годах и
ударить по рукам. Так что я вам советую собрать  свои  манатки и убраться из
города.
     Разговор принял нежелательное направление.  Вероятно, дядюшка  Хелстром
еще не беседовал со Стоувером.
     - Надо полагать, мой поверенный еще не связывался с вами?
     - О чем, собственно, вы говорите?
     - Вы не разговаривали сегодня утром с мистером Эбнером Хелстромом, моим
адвокатом?
     - К черту мистера Эбнера  Хелстрома. Я ни с кем не разговаривал.  Слабо
верится, что  человек  с таким именем вообще может  существовать. И вам  уже
слишком  поздно нанимать адвокатов,  даже воображаемых.  Это вас не  спасет.
Теперь вас ничто уже не спасет. Ваша  жизнь пошла прахом, и вы должны винить
во всем  лишь свою леность. Мистер Эбнер  Хелстром!  Почему  не мистер Эбнер
Мелстром? Если  вы  собираетесь придумывать  несусветные имена, разбойник вы
этакий,  то  придумайте  что-нибудь  получше.  А  теперь  убирайтесь  прочь!
Проваливайте и предоставьте мне заниматься делом.
     - Сначала  я  куплю  кружку эля, -  сквозь зубы процедил Эскаргот. Было
ровно  одиннадцать часов.  Он  получит  свою кружку  эля от  Стоувера -  или
свернет ему шею. Он получит свою кружку эля, а потом свернет ему шею.
     Старик посмотрел на него, внезапно погрустнев.
     - Боюсь, кружка эля сегодня утром  стоит довольно дорого,  - сказал он,
тряся головой. -  Мне пришлось  немного повысить цены -  эль вам явно не  по
средствам, если я могу судить о средствах подобного вам человека.
     - Не можете. - Эскаргот вынул из кармана горсть золотых монет, с дюжину
разом,  и бросил к  ногам Стоувера. Они  засверкали в солнечном свете  самым
приятным  образом.  Потом  вдруг,  непонятно  почему,  они  зашевелились   и
задрожали,  словно пробуждаясь от сна. Золотое сияние  померкло,  и Эскаргот
увидел  просвечивающие  сквозь  монеты доски  настила. В следующее мгновение
монеты  исчезли,  и  под ногами Стоувера  засуетилась  дюжина  черных жуков;
старик подпрыгнул и заплясал на месте, давя  насекомых. Эскаргот оцепенел от
удивления, не в силах  рассмеяться напоследок издевательским смехом, который
мысленно репетировал все утро. - Золото гоблинов, - пробормотал он.
     - Что? - проорал Стоувер. -  Убирайтесь прочь, говорю  вам! Ваши деньги
явно стоят не  больше, чем ваша жалкая душа. Теперь убирайтесь, или, клянусь
небом, я врежу вам этой щеткой и засажу вас в тюрьму!
     Эскаргот попятился - но  не от страха,  а  от  непроходящего удивления.
Монеты бесследно исчезли. На досках настила валялись раздавленные жуки.  Кто
такой этот дядюшка  Хелстром?  Он повернулся  и  медленно пошел  прочь туда,
откуда   пришел,  внезапно  перенеся  свой   гнев  с  вопящего  Стоувера  на
дядюшку-гнома.  Золото гоблинов,  да? Амулеты правды. Жизненно важные опыты.
Он произведет кое над кем жизненно важный опыт при посредстве дубинки.
     - Подождите! - крикнул Стоувер, выходя на проезжую часть улицы.
     Эскаргот  повернулся  и  посмотрел  на  него волком,  сохраняя каменное
выражение лица. Стоувер отступил на тротуар, явно  готовый в любое мгновение
юркнуть в таверну и запереть дверь на засов.
     - Завтра, -  торжествующе сказал старик, - вы можете явиться  в контору
мистера Смиглза на  Сосновой улице. Вам выплатят треть стоимости вашего дома
и вашего имущества, - разумеется, за вычетом денег на ремонт и на воспитание
ребенка. Вы не заслуживаете ничего.  Но  женщина, брошенная  вами, исполнена
решимости  заплатить  вам, - разумеется,  при  условии,  что вы  согласитесь
отказаться от общения с ребенком. Раз и навсегда.
     Эскаргот испепелил Стоувера взглядом:
     - Мы еще увидим, кто на что согласится.
     -  Вы увидите  небо  в клеточку!  - проорал  Стоувер  вслед  Эскарготу,
который  побрел  обратно  на луг. Все  его  планы  рухнули,  все его  шарики
пропали. Сначала гоблины, потом золото гоблинов. Одно  с другим увязывалось,
верно? Эбнер Хелстром! Стоувер  был прав. Эскаргот выставил себя дураком. Он
нисколько  не  сомневался, что  половина  жителей Твомбли наблюдает  за  ним
сейчас  -  они  пялятся в  окна,  прикладывают ладони  к  ушам,  чтобы лучше
слышать.  А  как же  Лета? Неужели все  было  спланировано еще много  недель
назад,  когда  он впервые  увидел девушку в библиотеке  Вурцла? Знай Стоувер
обстоятельства  дела,  он  сказал бы,  что Эскаргот расплачивается  за  свои
грехи,  за  свой мечтательно блуждающий  взор, за  свою водянистую  душу.  И
возможно, он был бы прав.
     Эскарготу потребовалось полторы минуты, чтобы убедить себя  в обратном.
Какой бы ни была  правда, Стоувер ее не знал. Стоувер был морщинистой жабой,
мерзким клопом,  гадюкой,  назойливым, узколобым,  сгорбленным  старикашкой,
который,  к несчастью,  действительно  мог  засадить  Эскаргота в Монмотскую
тюрьму.  Навсегда  отказаться  от общения с дочерью!  Они готовы  заплатить,
чтобы он  от них  отвязался,  да? Эскаргот яростно  пнул  куст  травы,  и от
резкого движения тюк с книгами развязался. Тома  Дж. Смитерса разлетелись по
всему лугу; шелестя страницами, с глухим стуком попадали на землю, усыпанную
остатками ложа из сосновой хвои.
     Эскаргот  пнул  куст еще  раз, просто со  зла. Будь  это  книги  любого
другого автора, он бы  поплясал на них, попинал бы их, растерзал в клочья, а
потом  выбросил  бы все  двадцать  пять томов в реку -  за одно то, что  они
поступили с ним так вероломно.  - "Почему, - подумал Эскаргот, - он не пошел
сначала в лавку Бизла и не потратил деньги  на костюм и пару  башмаков?" Это
солнечный  свет  превратил золото  гоблинов в  дрянь,  из которой оно и было
создано. В темном помещении лавки оно  осталось бы золотом.  Тогда это стало
бы  проблемой  Бизла. Но  Эскарготу слишком не терпелось насладиться корчами
Стоувера, вот в чем дело.  Да,  искатель приключений  из него получился хоть
куда:  обобранный  гномом  в мятой  шляпе,  введенный  в  заблуждение  милым
личиком, изгнанный из  города хозяином  таверны  и  вышвырнутый  -  подумать
только! -  из собственного дома  женой,  которая целых  два года  бесила его
своими пирогами.
     Эскаргот наклонился, подобрал с  земли книги и снова  уложил на одеяло.
Когда он выпрямился, кожаный мешочек легко ударил в грудь. Он увязал книги в
тюк, торопливо вошел в помещение мельницы и  закрыл за собой дверь. Магия не
магия - он посмотрит, что это за амулет правды.  Скорее всего, вещица ничего
не стоит. Конечно, она ничего не стоит. Иначе и быть не может. Вероятно, там
окажется пара  заводных  щелкающих  челюстей. Лета со своим мнимым  дядюшкой
наверняка сейчас  помирает со смеху. Эскаргот распустил ремешок на мешочке и
вытряхнул  на ладонь увесистый амулет. Это был камень -  округлый  сероватый
камень, испещренный прожилками аметиста и кварца, с вырезанным на нем глазом
с полуприкрытым веком, который, казалось, вот-вот подмигнет.
     С виду  камень,  безусловно,  походил на волшебный  амулет,  ничего  не
скажешь.   Однако  оставалась  вероятность,   что   это   амулет   гоблинов,
изготовленный потехи ради. Возможно, он  даже представляет  опасность.  Но с
какой  стати, подумал Эскаргот, Лете или гному  желать  ему зла? Похоже, они
хотели  единственно похитить у  него шарики  для неких непонятных  целей. По
крайней  мере,  прошлой  ночью он не  видел  никаких  страшных  снов, только
подернутое туманной дымкой лицо. Лицо гнома, вот чье. Лицо странного дядюшки
Хелстрома. Ну конечно. Последняя мысль  немного испугала  Эскаргота. Кто  же
такой  этот  дядюшка,  со  своим  табаком из  водорослей  и  окованным медью
посохом,  выбивающим  искры  из  земли?  Надо  полагать, какой-то чародей! А
подписанный  том  Смитерса!  Проклятье!  Лета улизнула с  подписанным  томом
Смитерса, оставив взамен камень, украшенный дурацкой резьбой.
     Эскаргот положил  амулет  на подоконник маленького окна, выходящего  на
реку. За окном на легком ветру  медленно вращались крылья мельницы, пролетая
мимо одно за другим.
     - Скажи мне, а