стежками. У третьей
глаз вообще не было - вместо них зияли  черные глазницы. Джонатан ощущал  их
присутствие  в комнате, густую, сумрачную  атмосферу  зла,  как если бы  это
помещение было могилой. Он не имел  понятия, почему эти свечи были зажжены в
пустой во  всех  других  отношениях  комнате,  и у него не было  желания это
выяснять.  Он  был  уже  на  полпути  к  дальней двери, когда вдруг  заметил
пентаграмму  -  копию  той,  что была  вытатуирована на ладони  Шелзнака,  -
нарисованную  на полу какой-то  темной жидкостью. Его воображение немедленно
сделало вывод,  что рисунок  выполнен кровью, и Джонатан  вдруг почувствовал
слабость и  тошноту. Он  бросился  вперед  и распахнул  следующую  дверь, не
заботясь о том, что находится за ней.
     Оказалось,  что за ней ничего не было. Просто еще одна темная комната -
комната,  в  которой  царила  такая кромешная  тьма,  что  сначала  Джонатан
задумался,  не  вернуться  ли ему за одной из свечей. Но мысль о  том, чтобы
вновь войти в комнату  с козьими головами, была сама по  себе настолько  ему
отвратительна, что он понял - он не сможет этого сделать. Джонатан взялся за
ошейник  Ахава  и последовал  за  псом,  ощупывая все вокруг,  пока  они  не
уткнулись в дальнюю стену и  в нечто очень похожее на деревянные панели  еще
одной двери.
     Ему показалось,  что они  с Ахавом  не одни во мраке этой комнаты - что
кто-то еще ждет в ней, наблюдая за ним; кто может ясно его видеть, кто может
дотянуться до  него  и вцепиться в его  руку длинными  негнущимися пальцами,
уставиться  ему в  лицо маленькими  красными  глазками - какая-то  мерзость,
которая  может  жить  только в  полной темноте. Он почувствовал,  что по его
затылку  пробежал  холодок  - липкая холодная струйка,  похожая  на  дыхание
вампира, -  и услышал  в  углу какой-то шорох, мягкое "шур-шур-шур" чего-то,
что шевелилось и, возможно, волочило свое тело по гладкому каменному полу.
     Джонатан уронил дубинку и схватил левой рукой ошейник Ахава. Правой  он
пытался  нащупать дверную  ручку, водя пальцами вверх-вниз по двери,  толкая
ее, испытывая настойчивое желание забарабанить по ней  кулаками, но в то  же
время зная - что бы ни находилось по другую  ее сторону, это что-то  вряд ли
окажется настолько гостеприимным,  что позволит  ему  войти. Он осознал, что
Ахав рычит, вырывается, оглядывается назад; а потом услышал нечто похожее на
скрежет стали по камню или, возможно, царапанье длинных изогнутых когтей. Он
повернулся в ту сторону, откуда слышался шум, к "шур-скрип", доносящемуся из
дальнего  угла,  и  увидел  два  проблеска света  - два  наблюдавших за  ним
сверкающих глаза.  Они  закрылись  и  открылись вновь -  маленькие  и близко
расположенные друг  к  другу, как глаза  свиньи, -  скрежет  сменился мягким
хлюпающим и чавкающим звуком.
     Джонатан  схватил свою дубинку  и  забарабанил по двери. Он лучше будет
беседовать на всякие приятные темы с самим Шелзнаком, чем встретится лицом к
лицу с той тварью,  что шуршала и чавкала, притаившись в углу. Он колотил по
двери дубинкой, бился  о нее  всем  телом, и  каждый удар  эхом отдавался по
комнате: "бум-бум-бум", словно барабаны гоблинов в лесной глуши.
     Внезапно  дверь распахнулась. За ней, сгорбленная и пыльная в сумрачном
свете, отсутствующе улыбаясь  ему незрячими глазами,  стояла старая  ведьма,
облаченная в  свои  серые кружева  и древние черные одежды. Она поманила его
согнутым пальцем,  приглашая в комнату, точно так же как приглашала  его  на
крыльцо  своей хижины на болотах несколькими  неделями раньше.  А у  него за
спиной, теперь  уже ближе, по-прежнему слышались  шорох  и хлюпанье - что-то
тащилось   к  нему,  мучительно  медленно,  но  со  зловещей  и   ненасытной
решимостью. Ему необходимо  было время, чтобы подумать,  но  в мыслях царила
сумятица, порожденная ужасом, и нерешительность.
     К  Ахаву, однако,  это не  относилось.  Он оскалил зубы  и  с  рычанием
бросился на  старуху -  это  был пес,  доведенный до  крайности, не желающий
больше выносить всю  эту чушь.  И тут же, в мгновение  ока, старуха исчезла.
Ахав  промчался прямо  сквозь  то место в пространстве,  где она только  что
находилась, и,  проехав  по полу, остановился. Комнату за  спиной  Джонатана
наполнил  кудахтающий смех,  и  он, подняв дубинку, стремительно  обернулся,
готовый  расколошматить  невидимую нечисть  в лепешку.  На  камнях в  центре
комнаты,  едва  видимые в  тусклом  свете,  падающем  сквозь  дверь,  лежали
неприглядные,  гниющие останки  человеческого  существа,  частично прикрытые
лохмотьями  черной ткани и кружева.  Из-под них высунулась костлявая  рука и
заскребла по полу;  длинные сломанные  ногти издавали  тот  самый  скрипящий
звук, который Джонатан слышал в темноте. На него уставилось снизу вверх лицо
более  похожее на череп, и его рот зашевелился, пуская слюни, словно пытался
заговорить, попросить его о помощи, прошептать какой-то секрет.
     Джонатан не мог оторвать глаз от этого омерзительного зрелища. Существо
заколыхалось  и  замерцало,  как  это  бывало  с  драгоценностями гоблинов в
сундуках   с  сокровищами.   Он  продолжал  смотреть,  а  оно  тем  временем
превратилось  в девушку  из  домика в лесу; она лежала  на полу  свернувшись
клубочком, словно  во сне. Потом,  через каких-нибудь  полминуты,  она  тоже
замерцала, поблекла  и  окончательно  растаяла.  Не осталось  ничего,  кроме
отдающего эхом, звенящего, сухого смеха, повисшего в воздухе, точно пыль.
     Ахав взглянул на Джонатана так, будто ожидал объяснений. Но у Джонатана
их не было. Еще раз он вышел на охоту и обнаружил, что сам выступает в  роли
дичи. Мысль  о том,  чтобы  гоняться  за  Шелзнаком, внезапно показалась ему
смехотворной,  и он  принял решение вернуться обратно к  Профессору  и  всем
остальным.  Потом они найдут Эскаргота,  если его еще не  освободили, вместе
отыщут гнома и разберутся с  ним. Эта мысль показалась  ему привлекательной.
Он  ворвется обратно  в  комнату с пентаграммой и превратит козьи  головы  в
порошок.  Его переполняла решимость.  Он вскинул  дубинку на плечо, шагнул к
двери и обнаружил,  что она заперта. Джонатан дергал и пинал ее, но все было
напрасно.  В конце концов  у него не осталось другого выхода, кроме как идти
дальше.
     В  той  комнате, где стояла ведьма, был ряд  длинных  окон, за которыми
открывался  вид  на  темный  лес.  Расставленная  здесь  пыльная,  затянутая
паутиной  мебель словно  ждала  сотню  или около  того  лет, пока кто-нибудь
придет  и  заставит  ее  служить себе.  Одна  стена была затейливо  украшена
панелями  из старого, изъеденного  червями, потемневшего  дерева. В  дальнем
конце стояло огромное  кресло с набитыми спинкой и сиденьем, а рядом с ним -
книжный шкаф с темными, древними  книгами. Одна из этих книг лежала открытой
на низеньком  столике рядом  с газовой  лампой.  Джонатан пощупал  основание
лампы и с удивлением отдернул руку  назад  - таким оно было  горячим. Должно
быть, лампа горела в  то самое время,  когда  они  с Ахавом  искали дверь  в
темной комнате.
     Похоже, у них  не  было времени  для колебаний. Гном вполне мог в  этот
момент убегать прочь, возможно отыскав какой-то мрачный секрет черной магии.
Джонатан  отворил дверь  и обнаружил  еще  один проход -  короткий  коридор,
примерно через  двадцать футов заканчивающийся у окна. Слева в него выходили
две обитые железными гвоздями двери. Гном, должно быть, убежал через одну из
них. Защелка  на первой  двери легко повернулась, и Джонатан, толкнув дверь,
оказался  в  комнате,  которая  с первого взгляда  показалась ему  абсолютно
пустой. Но когда в нее просочился свет из коридора, слегка разогнавший мрак,
Джонатан увидел, что хотя в комнате действительно нет мебели, в любом другом
смысле  она не пуста. Каменные стены,  ни  в одной из которых не  было окон,
покрывала  замысловатая  резьба.  Их  покрывали  странные  руны  и  символы:
необычные  искаженные  лица, раскидистые дубы, из  которых вылетали огромные
стаи летучих мышей и которые частично скрывали тысячу ухмыляющихся гоблинов,
бесчисленные неразличимые изображения, смазанные тенями.
     Джонатан  должен  был удостовериться,  что  здесь  нет  никаких  других
выходов.  Он  собирался  только  быстро  осмотреть  комнату  и  идти   затем
обследовать  вторую.  Однако,  как  выяснилось,  это  было не так-то  просто
сделать.  Казалось, резные изображения  каким-то  образом содержат несметное
количество тайн. Глядя на них и выхватывая глазами то один,  то другой из их
секретов, он чувствовал  себя  так, будто смотрит  в удивительно глубокую  и
очень чистую лужу, оставшуюся после прилива, лужу, которая  уходила в  глубь
моря  -  это  действительно  было  море  -  и  скрывала  среди   колышущихся
водорослей, шмыгающих крабов и  медленно  ползущих улиток  великие тайны. Он
чувствовал  себя так, будто валится вперед, в привидевшуюся во сне пропасть,
шагает по спирали в сердце этой тайны и она поглощает его.
     Потом он почувствовал, как кто-то  тянет его за ногу, и это был старина
Ахав, которого тайны интересовали гораздо  меньше, чем Джонатана, и  который
ничего так сильно не хотел,  как убраться отсюда. Поворачиваясь, чтобы выйти
из  комнаты,  Джонатан  увидел, что в  самом центре  стены,  противоположной
двери, вырезана пара смотрящих на него глаз - как ни странно, таких же точно
глаз, как те, что были вытатуированы на ладони Шелзнака. Они казались чем-то
большим, чем просто резьбой, как если бы они наблюдали  за ним, изучали его.
Когда  один  из  них  медленно подмигнул,  а потом опять открылся,  Джонатан
вылетел в коридор; Ахав последовал за ним по пятам. Джонатан был  уверен или
по крайней мере надеялся, что он слишком долго стоял в этой жуткой комнате и
что его глаза,  замороченные  резными  изображениями,  начали  играть с  ним
шутки.
     У него  не было большого желания исследовать последнюю комнату. С одной
стороны,  он подозревал,  что в  ней тоже будет полно странной  магии,  а  с
другой - потому что Шелзнак, без сомнения, в нее вошел. Джонатан знал, что к
этому времени должен был добраться до задней  стены замка.  Дальше не  могло
быть других  комнат, других коридоров.  Шелзнак  наверняка  был за той самой
дверью, к которой он сейчас протягивал руку.
     Он  поднял  дубинку,  твердо стал  на ноги и распахнул дверь. Перед ним
предстала  пустая комната - комната, в которой, как и в предыдущей,  не было
второй  двери. Это  была  высокая  комната  с  куполом  вместо  потолка и  с
единственным большим окном на вершине  этого купола. На стекло был направлен
гигантский латунный телескоп. Стену по всему периметру покрывали изображения
лун, планет с кольцами и огромных клубящихся скоплений звезд. Здесь  не было
ничего  странного  или зловещего  -  никаких подмигивающих  лиц  или гниющих
голов, а также никакого гнома Шелзнака. Джонатан закрыл  дверь и вернулся по
коридору в комнату  с  книгами  и  теплой  газовой  лампой.  Ему  показалось
невозможным,  чтобы ведьма  просматривала  книги в  библиотеке Шелзнака.  Он
понятия не имел, как ведьмы проводят время, но почему-то был уверен, что они
не занимаются чтением случайных  книг.  Должно быть,  это гном зажег  лампу.
Если  он  не  скрылся в одной из  дальних  комнат и не вернулся туда, откуда
явился, то он либо  вылез в  окно, либо  вылетел  в какую-то дверь,  которую
Джонатан не видел, - потайную дверь.
     Шелзнак никогда  не  казался  Джонатану  кем-то, кто  станет  лазить по
окнам. Он  не утруждал себя тем, чтобы скрывать свои действия, для  этого он
был слишком самодовольным.
     -  Где гном? - прошептал Джонатан Ахаву, сознавая, разумеется,  что пес
может не понять ни слова. - Найди Шелзнака!
     Вместе с  принюхивающимся Ахавом он  пошел вдоль стены, у которой стоял
книжный шкаф, исследуя покрывающие  ее старые, изъеденные червями панели. Он
надавливал  на  каждую из них и  ощупывал края  в поисках защелок  и кнопок,
стучал тут и там, предполагая, что может услышать красноречивый глухой звук.
Но из этого ничего не вышло.
     Ахава,  казалось, гораздо  больше интересовал  книжный  шкаф. Он  стоял
перед ним и потихоньку  рычал, словно пес,  обсуждающий сам  с собой,  какую
книгу  ему  хочется  почитать  следующей.  Джонатан  присоединился  к  нему,
поскольку знал, что хотя Ахав  имел к  книгам  природную склонность  и  даже
зашел  так далеко,  что в  свои  юношеские дни  обгрыз  у  некоторых из  них
переплеты,  он  никогда  еще не прочитал ни одной книги. Его интерес  не мог
быть интеллектуальным.
     Джонатан подергал одну из стен  шкафа,  но  она, похоже, была приделана
намертво. Тогда он начал  толкать, тянуть  и  открывать освинцованные двери.
Книги  внутри  были  расставлены  очень аккуратно.  По сути, шкаф был плотно
набит ими, и единственный имеющийся промежуток едва мог вместить ту  книжку,
что лежала раскрытой на столе.  Пока  Джонатан разглядывал этот промежуток и
размышлял, у него в голове зародилась одна мысль. Он взял книгу и вставил ее
обратно  в  нишу. Послышался  щелчок  высвобождаемой защелки,  слабый  скрип
пружины,  и весь шкаф повернулся на скрытых петлях, едва не  задев Джонатана
по носу. Они  с Ахавом  проскользнули внутрь,  и  шкаф  со  щелчком встал на
место.
     Они  оказались в небольшом, тускло освещенном коридоре шириной примерно
с книжный  шкаф.  Он вел  в  темноту  за теми помещениями,  которые  они уже
осматривали. Джонатан направился следом за Ахавом, нащупывая дорогу в темном
туннеле. Через тридцать  или сорок  шагов он подошел  к лестнице, освещенной
светом, который  падал  из  чего-то  похожего на  вентиляционное отверстие в
стене прилегающей комнаты.  Следом за Ахавом  он  торопливо поднялся на один
виток  этой лестницы  и  оказался  в другом коридоре,  где не было  ни одной
двери, чтобы прервать его погоню за гномом.
     Его шаги  отдавались на каменном полу слабым эхом, но  этого можно было
избежать только в том случае, если бы он снял туфли и пошел дальше в носках.
Почему-то  эта мысль  его не прельщала. Джонатан уже  почти дошел  до второй
лестницы, когда услышал сквозь вентиляционное отверстие голоса: один низкий,
требовательный, а другой - более высокий, умоляющий.
     - Я видел, как ты  стащил его  и смылся, - заявил  низкий голос. - И не
отрицай это. Тебе хочется еще получить?
     Высокий голос, заикаясь и задыхаясь, проговорил:
     - Нет, нет! Я  взял его.  Я  признаю, что взял его. Я  хотел отдать его
этому, как его там. Тому, что с псом.
     - Ты лжешь! - прорычал низкий голос, и за этим последовал еще один крик
боли. -  Ты - один из грязных приспешников Шелзнака. Маг! Ха!  Жонглер - это
вернее. Цирковой клоун. Шарлатан. Развлечение для гоблинов и идиотов!
     Джонатан внезапно осознал, что высокий голос принадлежит бедному Зиппо,
которого мучит кто-то, кому очень хочется  заполучить шар. Примерно в это же
время раздался третий голос, писклявый и более далекий, чем первые два.
     - Ты все еще тут, дедушка? - сказал он.
     - Да, здесь, - бодро отозвался  первый  голос. - Мы  с господином Зиппо
разбираемся  с  делами.  Ты  подожди.  Господин  Зиппо  больно  уж  медленно
разговаривает, но я его сейчас слегка потороплю.
     Торопил Зиппо Эскаргот, выторговывающий у него шар.
     -  Не ждите  пощады  от  моего  отца!  -  предупредил Зиппо. - Когда он
узнает, что вы здесь, он изжарит вас на медленном огне. Он идет сюда с целой
армией.
     -  "С армией"!  Твой отец расхаживает  в  розовых рубашках, - нелюбезно
отреагировал Эскаргот. -  Ему на тебя плевать. А даже если это и так, то что
из этого следует?  Украсть у него ту барку  с  клубникой  было все равно что
сорвать с него шляпу. Я мог  бы поручить это дело своему внуку, но не хотел,
чтобы он занимался такими пустяками. Меня, однако, ничто не сдерживает.
     Зиппо вскрикнул, как будто ему вывернули руку.
     - У меня его нет! Он у Сикорского!  Шелзнака! Как  бы его там ни звали.
Он забрал его у меня. Клянусь!
     Какое-то мгновение стояла тишина. Потом Эскаргот взорвался:
     - Черт!
     Хлопнула дверь, и его шаги затихли вдали. Джонатан  поморщился, думая о
бедном Зиппо. Очень жаль, что Эскаргот посчитал Зиппо приспешником Шелзнака.
По мнению  Джонатана, этот мир  вряд ли можно было назвать справедливым.  Он
поспешно поднялся по лестнице туда, где должны были находиться самые верхние
тайники башни. Ступеньки  без устали  накручивали виток за витком,  а  потом
внезапно  закончились у  небольшой  площадки и  еще одного  книжного  шкафа,
идентичного  тому, что  стоял внизу, заполненного книгами, которые, по сути,
вполне могли быть теми же самыми.  Над рядами книг сквозь решетку еще одного
вентиляционного  отверстия пробивался свет, и вместе  со  светом на площадку
доносились отдаленные крики и звуки, странно похожие на лязг стали о  сталь,
- возможно, удары меча по  мечу. Со всем этим смешивались низкий  монотонный
речитатив и запах горящей камфары и лавровых листьев.

Глава 24
     На лугу

     Джонатан сдвинул ряд книг вглубь и  полез вверх, каждый раз, перед тем,
как  подняться  выше,  проверяя,  выдержит  ли  очередная  полка  его   вес.
Взобравшись на третью полку, он смог заглянуть  через вентиляционную решетку
в помещение, находившееся по ту сторону стены.
     Это  была круглая комната в башне, с двумя  огромными окнами,  которые,
как  предположил Джонатан, выходили  на море.  Однако  единственным, что  он
видел сквозь  них, был кусочек голубого неба и  край пушистого облака где-то
над водной  гладью. Перед окнами, глядя на раскинувшиеся внизу  луга,  стоял
гном Шелзнак. Рядом  с ним, на шатком столике,  курился  наполненный травами
глиняный  сосуд.  Гном  нараспев  читал  над  ним  заклятия,  взмахами  руки
заставляя  дым,  выходящий из горлышка  сосуда,  клубиться  и подниматься  в
воздух маленькими волнистыми облачками.
     Рядом с сосудом лежал Ламбогский шар, отражая падающие сквозь окно лучи
полуденного солнца. Он сверкал дюжиной цветов, то  словно искрясь светом, то
начиная  меркнуть  и темнеть,  почти как если  бы  медленно  дышал на столе,
ожидая, пока Шелзнак пустит его в ход.
     Из-за   окон   внезапно   раздался   раскатившийся   эхом   зов  трубы,
сопровождаемый стуком  копыт, за ним последовал  еще один зов трубы и крики.
Почти одновременно со  вторым звуком кто-то неистово забарабанил кулаками  в
дубовую дверь круглой комнаты. Шелзнак как будто не обратил на  это никакого
внимания, он лишь запел над травами немного громче и два или три раза ударил
по каменному полу своим посохом, каждый раз высекая оттуда искры.
     Выходящий из  сосуда дым  стал гуще и,  медленно  клубясь,  поднялся  к
потолку,  где  словно уплотнился и сжался, образовывая  линию плеч, а  затем
грубое подобие  головы - головы с  расширенными пустыми глазами  и  открытым
ртом.  Потом  дым закачался  и рассеялся, и Шелзнак посыпал  сосуд какими-то
порошками, вновь ударил  посохом об пол и запел чуть громче. Из сосуда опять
вырвались клубы дыма. На одно мгновение по комнате пронесся ветер, взъерошив
через решетку  волосы Джонатана, горячий, словно из пустыни. Одежды Шелзнака
взметнулись вверх и  заколыхались, и он прикрыл глаза  свободной рукой.  Дым
висел  над  сосудом,  не  потревоженный  ветром,  закручивался в  спираль  и
становился все  гуще. Лицо появилось опять, на  этот раз закрытое капюшоном;
глаза на нем рдели, как угли в догорающем костре. Рот чудовища шевелился,  и
оно  оглядывалось по  сторонам, как если бы ему не терпелось освободиться от
своих дымовых оков.
     В  этот  момент  что-то  тяжелое,  ударившись  о  дверь,  заставило  ее
задрожать на петлях.  Потом последовал  новый  тяжелый удар  - кто-то бил  в
дубовую дверь тараном. Лицо в дыму поблекло, затем появилось вновь.
     Крик за дверью - голос Профессора.
     - Еще раз! - взывал он. - Здесь, возле щеколды!
     Послышался еще  один чудовищный  удар. От стены отлетели осколки камня,
дверь вз