видение поблекло и растаяло в серой мгле.

     В конце концов Джонатан  почувствовал настойчивое желание  разобраться,
спит он или бодрствует в данный конкретный момент.  Но пока он лежал так, не
пытаясь по-настоящему уснуть, а просто ожидая восхода солнца, он  решил, что
в любом  случае это не будет иметь  особого значения, так что  лучше закрыть
глаза и ждать. Он понимал  - или так казалось ему там, на пляже, - что хотя,
по  его мнению,  он прибыл  в Бэламнию в поисках  Сквайра,  на самом деле он
просто ждал, пока Шелзнак совершит свое зло, сплетет свою паутину. Нравилось
ему это или нет,  он окончательно запутался в  этой паутине,  и его ожидание
почти подошло к концу.
     Затем поднялось  солнце.  Или, по крайней  мере, ночь начала блекнуть и
превращаться в день. Вместе с ней поблекли и некоторые из его страхов, и ему
показалось разумным предположить, что  ночью ему  много  чего  приснилось  -
очень странные сны, разумеется,  но  тем не менее  это  были  лишь  сны.  Он
подумал, что уже достаточно ждал и что ему пора отправляться на охоту.
     Он перекатился по холодному песку, чтобы сказать об этом Профессору, но
Профессора рядом  не было.  Вместо него,  прислонившись к  серому, поросшему
травой камню и опустив подбородок на грудь, сидел  пожелтевший, неопрятный с
виду скелет, со впалых щек которого и с лопаток цвета слоновой кости местами
свисали клочки облезающей, ветхой кожи.
     Джонатан  дернулся  вперед  и попытался  вскочить на  ноги.  Он  позвал
Профессора, потому что именно Профессора ему больше всего хотелось  увидеть,
но его крик был унесен ветром. Он  обнаружил, что не может вскочить на ноги.
Впечатление  было  такое,  будто  он и  впрямь  запутался  в  паутине  и мог
вырываться  сколько  душе  угодно, но  чем  больше он  вырывался, тем меньше
продвигался вперед.
     Вдалеке,  на  каменистом  пляже,  лежало огромное  количество скелетов,
распластавшихся  на песке, как  если бы они шагали колонной по берегу и были
сметены  каким-то  чудовищным ветром,  повалены, словно костяшки  домино.  В
мозгу Джонатана промелькнуло воспоминание о колдуне  Зиппо и о туманной ночи
в деревне у  реки Твит. И он задумался о темном магическом занавесе, на фоне
которого выступал Зиппо. Припомнив  зажженные окна,  которые он заметил этой
ночью в тумане, окна, которые - он был в этом уверен - не привиделись ему во
сне, Джонатан повернулся и посмотрел на берег по другую сторону дороги. Там,
за ней, на скалистом склоне  над серо-зеленым лугом, стоял  древний каменный
замок; замок, окутанный такой  же пеленой тайны и зла,  как та, что висела в
воздухе, окружающем замок на Гряде Высокой Башни. И тут Джонатан понял, куда
вела огромная железная  дверь в глубокой пещере под замком Высокой Башни, по
какой  двери он  колотил своей тростью, выкрикивая  при  этом разные  шутки.
Учитывая, что Шелзнаку было многое под силу, можно предположить даже, что он
сам слушал эти  крики, стоя по другую сторону двери, и в предвкушении успеха
своих козней  улыбался и  покачивал  головой. Высоко в башне  замка зажглось
сводчатое окно. В этом окне показалась фигура в капюшоне, которая смотрела в
сторону  океана.  Джонатану  казалось,  что  он  видит пару  сверкающих  под
капюшоном  глаз и  что эти глаза устремлены  на  него. Но  у  него было лишь
мгновение,  чтобы спросить  себя,  что  это значит;  а потом  какая-то  сила
подняла его, как марионетку, на ноги, и он обнаружил,  что шагает  в длинной
череде восставших из неподвижности скелетов по неровной тропе, ведущей через
луг  в  сторону замка. Под его  ногами  хрустели камешки, а соленый ветер  с
океана обдувал  его  щеки. Ему  припомнился один святой  старец, которого он
встретил как-то по дороге на ярмарку и который ходил положив в каждый башмак
по камню. Из-за них он казался наполовину калекой, но  он  сказал Джонатану,
что делает это, чтобы напомнить самому себе, что он еще жив. В  то время это
показалось Джонатану довольно  чудаковатым, но  теперь  он  начинал видеть в
таком  поведении  определенный  смысл.  Внезапно  у него  возникла  пугающая
уверенность  в том,  что вещей, связывающих его с дневным  светом,  с лучами
солнца,   с  реальным  миром,  гораздо  меньше,   чем   он  когда-либо  себе
представлял, что они не более чем хруст камней под его ногами, вкус  соли  и
морской  пены в  дуновении ветра и  крик  кружащих над головой  чаек, что их
число ограничено и уменьшается с каждым шагом,  который он делает  навстречу
темному порталу, открывающемуся у основания башни.
     Этот портал  поднимался перед  ним  все выше. Внутри виднелись какие-то
небольшие  огоньки, возможно горящие на стенах факелы. Потом Джонатан прошел
следом за  остальными  в  открытую  дверь,  спустился  по длинной  лестнице,
уходящей в землю, и побрел по темному, отдающему затхлостью коридору, где он
ничего  не  мог  разглядеть  и  поэтому боялся,  что  вот-вот  наткнется  на
клацающий впереди  скелет или почувствует на плече чью-то костлявую руку. Но
когда он опять вышел на бледно-желтый свет лампы, перед ним абсолютно никого
не было и никто не  стучал костями сзади. Там была только маленькая, пустая,
населенная летучими мышами пещера  да скрежет и лязг металла,  производимые,
как оказалось, когда Джонатан обернулся, закрывающимися железными засовами.
     В общем  и целом, он испытал огромное  облегчение.  Ему казалось вполне
возможным, что воображение сыграло с ним злую шутку, что у него все-таки нет
безотлагательных причин  набивать свои  башмаки камнями. Разыгранная  только
что сцена с занавесом, как он надеялся, была своеобразной шуткой Шелзнака. И
еще  он был  рад обнаружить, что следом за ним в  камеру  не набилась  целая
толпа омерзительных скелетов. Куда  они все подевались,  он не имел понятия.
Он даже не был уверен, что эти скелеты были вообще. С таким же успехом можно
было предположить, что гном навел на него какие-то чары, заставил его видеть
вещи, которых в действительности не существовало. Можно было не сомневаться,
что в Бэламнии  Шелзнак обладает необычной  силой,  превосходящей  даже  ту,
которую он имел в Верхней Долине, расположенной вдоль  реки Ориэль. Майлз, с
его  блюдами дымящихся трав и мечущей  искры  шляпой, казался по сравнению с
ним довольно мелкой сошкой. Возвращение на место упавших стульев и  усиление
ветра при помощи заклятий были по-своему весьма впечатляющими, но вот именно
сейчас, когда Джонатан стоял в одиночестве в своей холодной камере, подобные
трюки казались  ему очень  малозначащими. Он пожал плечами и оглядел  голую,
вырубленную в  скале  пещеру,  а потом подошел к  двери  и  подергал  прутья
решетки в надежде, что механизм  замка  окажется старым и  негодным.  Но его
ожидания не оправдались.
     Поэтому  Джонатан уселся на  пыльный холодный  пол и принялся ждать.  В
одном он был уверен: Шелзнак не допустит, чтобы он умер от голода. Для этого
у него было  слишком богатое воображение. Примерно через час сидения в слабо
освещенной лампами пещере Джонатан услышал  шарканье ног и  увидел мерцающий
свет приближающегося факела  - факела,  который нес не  кто иной, как колдун
Зиппо.

Глава 21
     Слабое звено

     Зиппо  принес  ему миску - возможно, с  похлебкой, -  из которой торчал
конец ложки  и поднимался  пар. Уже один этот пар  показался Джонатану таким
аппетитным,  что он был готов съесть то, что лежало  в миске,  даже если это
действительно была  похлебка, которая, как  он прочел  у Дж.  Смитерса, была
любимой  пищей  узников  и  сирот.  Правда,  он  не   был  уверен,  что  это
действительно   похлебка,   -  возможно,   просто  вареная  овсяная  шелуха,
присыпанная пылью.
     -  Господин Зиппо, -  сердечно сказал он, когда  тот подошел к нему  со
своей миской, - вы кажетесь бледным, сэр.
     -  Зиппо, -  поправил его  Зиппо. -  Просто Зиппо. Никакой не господин.
Видите ли, это мое не настоящее имя, а всего лишь сценический псевдоним. Мое
настоящее имя - Леопольд Стрефф.
     - О,  разумеется,  - откликнулся  Джонатан, думая  о том, что имя Зиппо
почему-то  кажется  ему  знакомым.  Он  пригляделся  к  нему  попристальнее.
Мужчина, как  и сказал  Эскаргот, был довольно молодым, возможно чуть старше
тридцати. Но у него был замученный, осунувшийся вид, словно он месяц или два
плохо спал  либо его мучила  совесть. Его  накладка  исчезла. Зиппо просунул
дымящуюся миску сквозь прутья, и Джонатан взял ее. В ней была какая-то каша,
которая выглядела вполне съедобной. Она была чем-то присыпана, но не  пылью.
Джонатан  решил, что это коричневый сахар,  что  при  данных обстоятельствах
было неожиданным, но отнюдь не неприятным.
     - Так, значит, дела у вас идут успешно? - спросил Джонатан.
     Зиппо пожал плечами и покачал головой так, как будто хотел сказать либо
что дела у  него идут вовсе  не  успешно,  либо  что он  не  может  об  этом
говорить. Джонатан, набив рот кашей, попробовал сделать другой подход.
     - Должно быть, вы даете здесь не  очень много представлений?  Похоже, в
этих  местах  довольно мало  публики, если  не  считать гоблинов,  скелетов,
вампиров  и прочей  нечисти. Не думаю,  чтобы  эта компания очень увлекалась
магией.
     У Зиппо был такой вид, словно он вот-вот расплачется.
     - О, магия им  очень даже нравится, - пробормотал он сквозь зубы.  - Им
нравится  ее  портить, вот.  Нравится  над  ней  издеваться.  Грязная  банда
мерзавцев.  Он заставил  меня  устроить для  них  представление. Спектакль в
лесу.  Они... - запнулся он. - Они...  сорвали его, вот. Они потешались надо
мной. Им ничего не нравится. Они просто все разрушают. Подожгли мою сцену.
     - А он как ко всему этому отнесся? - спросил Джонатан. - Рассмеялся, не
иначе. Я прав?
     Но Зиппо не ответил.  Он какое-то мгновение смотрел на Джонатана, потом
покачал головой,  изобразил  на  лице  нежелание  разговаривать  и  неуклюже
зашагал  по  темному  коридору,  освещая себе  путь  потрескивающим факелом.
Джонатан  опять сел и доел свою  кашу. Ему практически ничего не оставалось,
кроме как ждать. Ждать и думать о Зиппо.
     Около полудня волшебник вернулся и принес ему обед. Джонатан был слегка
удивлен подобным гостеприимством и тем, что его обед включал  в себя приятно
разнообразный  ассортимент продуктов: соленые огурчики, сыр,  черный  хлеб и
относительно твердое яблоко. Потом  он припомнил  содержимое  кухни  гнома в
замке Высокой Башни - эль в  бутылках, маринованные  овощи и все  такое. То,
что гном отправлял  такую пищу своим узникам, возможно, объяснялось тем, что
он играл с ними. Для Шелзнака все это было шуткой.
     Зиппо  опять  задержался рядом с его камерой, но был неразговорчив, так
что Джонатан предпринял еще одну попытку расшевелить его.
     -  Замечательное  представление вы  показали в  деревне  у  реки  Твит.
Лучшее,  что я когда-либо видел. Другие ему и в подметки не годятся. А  я их
повидал на своем веку, могу вам сказать. Ваше превзошло все остальные.
     - Вы правда так думаете? - просветлев, спросил Зиппо.
     Вообще-то  Джонатан  действительно  думал, что его  представление  было
довольно  хорошим, так что ему не  пришлось  сильно уклоняться от истины. Но
даже  если  он  немного   и  преувеличил,  абсолютная  честность  в   данных
обстоятельствах и  не  требовалась. Видя,  как приободрился Зиппо,  Джонатан
поддал жару:
     - Бесспорно. Я никогда не видел такого мастерского обращения  с колодой
карт.  А  та механическая  рыба была  просто  чудом.  Если  хотите знать мое
мнение, слишком высокий класс для  тех, кто был  в  той таверне. Вы могли бы
выступать с этой  рыбой перед  принцами и королями. Вот насколько хорошо это
было.
     -  Ну что ж, это действительно было неплохо,  не  так ли? И не думайте,
что это была его идея, - продолжал Зиппо,  - потому что это не так. Она моя.
Я придумал этот фокус много лет назад. Когда  мне было пятнадцать,  я накрыл
коровий  череп кованой листовой медью  и выстреливал из его рта  клубникой в
своих приятелей. Идея насчет рыбы пришла позже. С  коровьей головой все было
в порядке, но она оказалась недостаточно  таинственной, если  вы  понимаете,
что  я имею в  виду. Она была  необычной,  это  так,  но  необычной каким-то
дьявольским  образом.  Это  вовсе  не соответствовало моим представлениям  о
магии. Ничуточки.
     -  Ах так, -  откликнулся  Джонатан, пользуясь запальчивостью Зиппо.  -
Полагаю, с годами все меняется.
     Он  бросил на Зиппо взгляд, который, как он надеялся, давал понять, что
зловещие, покрытые медью коровьи черепа могут теперь быть вполне в его духе.
     -  Это  не так, - возразил  Зиппо  более возмущенным тоном, чем мог  бы
предположить  Джонатан.  -  Это  совершенно  не  так.  Просто так  сложились
обстоятельства.
     - Обстоятельства?
     Но Зиппо не ответил. У него был такой вид, словно он сейчас замкнется в
себе и опять уйдет, так что Джонатан сменил тему.
     - Вы правы насчет рыбы, -  сказал он. - Нет ничего более таинственного,
чем рыба с золотой чешуей. Если только это не что-то, что плавает в воздухе.
Пузыри и бабочки были хороши, но цветы - само совершенство. Волшебство - вот
что это было.
     - Вот именно, -  перебил его Зиппо. - Волшебство. Чудо. Диво. Вот такие
вещи по вкусу мне.  Карточные  фокусы - это неплохо.  Полагаю,  они удивляют
людей, но не наполняют их восхищением, если вы понимаете, что я имею в виду.
В них задействованы второстепенные виды магии, но нет волшебства.
     - Совершенно верно.
     Джонатану в который  уже раз пришлось пересмотреть свое представление о
Зиппо. Ему казалось все более и  более странным, что тот действует в союзе с
гномом.  Он  заподозрил,  что  сотрудничество  Зиппо  с  Шелзнаком  не  было
абсолютно  добровольным  или же  проистекало  из  тщеславия  мага,  что  без
Шелзнака у него не было  бы доступа к магическим занавесам, крылатым свинкам
или гелиевым цветам.
     - Знаете, кто любит такие вещи? - спросил Джонатан. - Сквайр Меркл, вот
кто.
     Он  рассчитывал,  что  Зиппо как-то  отреагирует  на эти  слова, смутно
ожидая,  что  при  упоминании имени  Сквайра тот  опять  скроется  за маской
молчания  и уйдет.  Но  все  произошло  совсем  не  так. Вместо этого  Зиппо
разрыдался.
     Это было  очень странное зрелище  -  Зиппо,  всхлипывающий  там,  перед
дверью; Джонатана оно застало врасплох.
     - Бедный Сквайр! - вскричал Зиппо.
     - Что с  ним случилось? - крикнул Джонатан, бросаясь к двери словно для
того, чтобы схватить мага и встряхнуть его.
     - Ничего, - Зиппо потрясенно отступил на пару шагов, - пока ничего.
     С этими словами  он печально покачал  головой  и, сунув руку в  карман,
извлек оттуда  небольшой  кожаный  мешочек.  Развязав  ремешок,  стягивающий
горлышко мешочка, он опрокинул его  себе на  ладонь, вытряхнув около  дюжины
игральных шариков. Радужные переливы цветного стекла  играли в сиянии факела
бликами света.
     - Посмотрите на них, - сказал Зиппо.
     Джонатан пригляделся  к ним повнимательнее, предполагая, что эти шарики
не такие обычные, как казались  с виду. Они и впрямь были очень красивыми, с
прожилками лавандового, изумрудного и оранжевого цветов, но, помимо красоты,
в  них  не  было  ничего, что  объяснило  бы,  почему  Зиппо  так  явно  ими
восхищается.
     - Вы знаете, что это такое? - спросил он.
     - А вы разве не знаете?
     - Игральные шарики. Так называл их Сквайр.
     - Правда? Значит, он дал вам эти шарики?
     - Вот именно.
     - И это первые игральные шарики, которые вы когда-либо видели?
     -  Ну-у,  да, - ответил  Зиппо, которого,  по-видимому,  озадачил  этот
вопрос.
     Внезапно Джонатану пришла в голову странная мысль.
     - Так, значит, в Бэламнии дети не играют в шарики?
     - Где? - переспросил Зиппо, бросая на Джонатана непонимающий взгляд.
     -  Неважно. Почему,  когда  я  упомянул  Сквайра,  вы  сказали  "бедный
Сквайр"? Что затеял Шелзнак?
     -  Кто? - Зиппо засунул мешочек с шариками обратно в карман. - Мне пора
возвращаться. Ему не понравится, если я буду отсутствовать слишком долго. Он
не совсем мне доверяет. Мне никто не доверяет.
     Зиппо  шмыгнул  носом, вытащил факел из ниши в стене и направился прочь
по коридору.
     - Помогите мне спасти Сквайра, - крикнул ему вслед Джонатан.  - Спасите
себя самого.
     Но Зиппо уже исчез. Джонатан опять уселся на пол и принялся жевать свой
обед, проклиная себя  за  непростительную  забывчивость.  Ведь  Зиппо вполне
может не знать, что живет в  стране под названием Бэламния или что Сикорский
- это  на самом деле  Шелзнак, живущий под  вымышленным именем.  Разумеется,
было не менее вероятно, что Шелзнак был на самом деле Сикорским, живущим под
вымышленным  именем.  Так  или  иначе,  он,  вероятно,   умудрился   здорово
заморочить Зиппо мозги.
     Джонатана  просто  поразило открытие,  что  в  Бэламнии  нет  игральных
шариков, хотя, по правде говоря, его  не очень удивило, что Зиппо был от них
в  таком восторге. Джонатан всегда считал, что  в шариках, которые, в  конце
концов, были  изобретены  эльфами,  есть  какое-то волшебство. Ему  пришло в
голову,  что  Эскаргот многое  теряет.  Он мог  бы сделать  себе  состояние,
продавая в Бэламнии игральные шарики, и забыть о скитаниях и поисках морских
лимонов, моллюсков и рыбьих скелетов.
     Постепенно Джонатана  начало  клонить ко сну.  Этой  ночью он почти  не
спал, да и  все равно делать ему было, в общем-то, нечего, так что он улегся
на самый ровный участок пола, какой смог найти, и закрыл глаза. Однако через
какое-то  мгновение Джонатан понял, что на полу  гораздо больше неровностей,
чем  казалось  с  первого взгляда,  и  ему  пришлось  с  полчаса  вертеться,
сворачиваться то так,  то  этак  и  устраиваться  поудобнее,  прежде  чем он
задремал.
     Его  сон был нарушен  звуком "пс-ст", шепотом произнесенным кем-то, кто
хотел  его разбудить. Он сел, оттолкнувшись руками от пола, и увидел, что за
прутьями решетки, оглядываясь  через плечо, стоит Зиппо.  Джонатан знал, что
не  мог  проспать  больше  часа,  -   недостаточно  долго  для  того,  чтобы
чувствовать  себя одуревшим  после сна.  Так  что  время ужина  явно  еще не
наступило. Кроме того, Зиппо не  принес никакой еды. У него в руках  не было
ничего,  кроме потрескивающего факела, и  он выглядел  как человек,  который
хочет поговорить, - по сути, как заговорщик.
     - Зиппо! - окликнул его Джонатан. - Что слышно?
     Он  решил,  что  лучше  показать,  будто  ему  весело.   Зиппо  казался
человеком,  который легко  может испугаться,  перестать  изображать из  себя
заговорщика  и скрыться в темноте. По сути, он с трудом мог стоять спокойно.
Он перекладывал факел из  одной  руки  в другую и обратно, вертел головой по
сторонам,  оглядывался  и  вытягивал  шею вперед, словно ожидал, что  кто-то
украдкой последует за ним по темному коридору.
     - Пора ужинать? - спросил Джонатан.
     -  Что? - Этот вопрос застал Зиппо врасплох. - Нет, нет еще. Я... -  Он
замолчал и какое-то время стоял дрожа  от страха. - Я подумал, что вам может
что-нибудь понадобиться.
     - Мне не  помешала бы подушка. Подушка и немного лимонада. И если у вас
завалялись где-нибудь романы Дж.  Смитерса, принесите,  пожалуйста,  один из
них.
     - Ш-ш-ш, - прошипел Зиппо.
     Джонатан  умолк  и какое-то мгновение прислушивался, но так ничего и не
услышал.
     - Сейчас не время для  легкомысленных шуток, - сказал Зиппо,  на всякий
случай еще раз оглядываясь через плечо. - Мы здесь в ужасной опасности.
     - Мы? - Голос Джонатана звучал удивленно. Но потом Джонатан с внезапной
уверенностью  вспомнил,  где  он  слышал  имя  Зиппо.  -  Вы  говорили,  что
выстреливали клубнику изо рта медной коровы?
     - Что? - переспросил Зиппо,  вновь застигнутый врасплох переменой темы.
- Правильно. Клубнику.
     -  Должно быть, у вас ее было полно, а? Вашего отца зовут не Клубничным
бароном?
     - Откуда вы знаете про моего отца? - потрясенно спросил Зиппо.