Ему казалось, что он может слышать "кап-кап" каждой падающей капли,
шелест воды, отрываемой его руками от поверхности.
     Ему пришло  в голову - не внезапно, но  так, словно эта мысль вроде как
поднялась  из глубин его сознания и осталась висеть в воздухе, - что если он
слышит этот плеск так  отчетливо, то его может услышать и кто-нибудь другой.
Или  что-нибудь другое.  Он остановился и выпрямился в  воде,  чтобы немного
отдохнуть. Ему казалось, что он припоминает, как Профессор говорил, что вода
усиливает звук. Но он мог и ошибаться. Возможно, вода усиливает изображение.
Возможно, те чудовища,  что всплывали  рядом  с пароходом,  были  наполовину
меньше,  чем  казалось  с  виду.  Джонатан  не  мог  вспомнить,  что  сказал
Профессор, - и, пока все эти мысли  проносились в его голове, он ощутил, что
не хочет это вспоминать. Он вообще не хотел об этом думать.
     Может быть, вода уменьшала зрительно вещи в  размерах. Может  быть,  то
существо, которое он видел в реке, было  еще больше, чем  ему показалось. Но
это  было  невозможно. Он  понятия  не имел, насколько большим оно было. Это
была  просто огромная  поблескивающая горбатая черная спина, часть какого-то
существа размером с сам пароход. А может, и еще больше.
     Джонатан какое-то мгновение отдыхал, делая медленные гребки руками. Его
по-прежнему окутывал густой туман. Он был рад, что  не разделяет страх  Дули
перед закрытыми помещениями, потому что у него создавалось  впечатление, что
он занимает крошечную нишу в непроницаемом сером мраке, малюсенькую комнатку
с туманным потолком и стенами, обрывающимися у черной воды.
     Он начал  задумываться  над тем,  на  каком  расстоянии  от  его  ног в
действительности  лежит  покрытое  водорослями речное дно. Кок говорил,  что
пароход идет по глубокому фарватеру.  Но насколько он  был глубок?  Тридцать
или  сорок  футов?  Сто   футов?  Возможно,  тысяча  футов?  Джонатан  начал
представлять себе, что плывет по поверхности, а под ним уходит вглубь тысяча
футов холодной, населенной тенями реки. Он знал, что такие фантазии до добра
не  доводят, но, похоже,  мало что  мог  с ними  поделать. На самом деле эта
мысль внушала ему примерно столько же восхищения, сколько и ужаса.
     Он вытащил  руку  из воды, чтобы  убрать  с глаз  волосы, прислушался к
стуку падающих  вокруг капель и спросил себя, могут ли  твари, затаившиеся у
него под ногами в  речных глубинах,  слышать эти  раздающиеся на поверхности
звуки.
     Как раз в это время он с ужасом осознал, что реку в конце концов нельзя
назвать совершенно темной. Справа от него послышался слабый всплеск - что-то
всплыло  на  поверхность  воды.  Внутри расходящихся кругов  река  всего  на
какое-то мгновение показалась еще более  темной, словно  над ней прошла тень
облака,  словно  огромная  черепаха или  гигантский скат на миг появился над
водой,  а  потом  вновь  погрузился  в  пучину.  Окружающий Джонатана  туман
поредел,  и когда он поднял голову, то увидел - кто бы мог подумать  - луну,
плывущую наверху, над просветом в клубящемся тумане. Просвет закрылся, туман
сгустился, и Джонатан сказал себе, что та тень на реке была отброшена луной.
Но от лунного света, разумеется, не  бывает воронок  и  расходящихся кругов.
Джонатану  явно  пора двигаться  дальше  - что толку висеть  в воде,  словно
наживка
     В тот самый  момент, когда  Джонатан подался и  отвел руку назад, чтобы
грести  дальше,  он  почувствовал,  как  что-то  очень  гладкое  и скользкое
проехало сверху по его  ступне. Он отдернул ногу и замолотил руками по воде,
чтобы повернуться лицом к тому,  что  всплыло из  глубины, и увидел почти на
самой поверхности угловатую черную тень огромного треугольного плавника. Эта
тень очень-очень медленно колыхалась, удаляясь от него и исчезая во мраке.
     Джонатан  с  громким  плеском  поплыл  прочь.  Он  отталкивался  ногами
примерно в  десять раз сильнее, чем было необходимо, охваченный одновременно
чуть ли не дюжиной страхов. Самым  сильным был тот, что он плывет бесцельно,
кругами. Что он, описав дугу, вернулся к южному берегу. Что река заботится о
том, чтобы любой, кто окажется на ней ночью, был выброшен  там, среди темных
лесов, зомби и гоблинов. Что в любой момент он может почувствовать скользкое
прикосновение какого-нибудь  глубоководного существа. Что та тварь,  кем  бы
она ни была - возможно, чудовищным скатом, -  просто знакомилась с ним и что
через  секунду,  двигаясь  вот  так  в  никуда,  он  увидит  всплывающую  на
поверхность  огромную тень, почувствует,  как  чудовище врезается  в  него и
увлекает  его вниз, на покрытое водорослями  дно реки. К этим темным страхам
примешивалась  безумная мысль, что если  он  когда-нибудь  достигнет берега,
если доберется до Лэндсенда  и найдет Профессора, то заставит старину Вурцла
изготовить ему костюм из  резинового сыра, чтобы плавать в нем в  реке Твит.
Но  потом  до  него  дошло,  что  это будет  напрасной  тратой  времени.  Не
существовало и одного шанса из пяти миллионов, что он будет когда-либо опять
плавать в  реке Твит  - это,  так  или  иначе, было  его  последнее подобное
купание.
     Он  заставил себя  смотреть  прямо  вперед.  Если на  реке  и были  еще
какие-то тени, то он не хотел об этом знать. Джонатан чувствовал, что быстро
выбивается из сил. Порыв страха заставил его сделать замечательный рывок, но
этот   взрыв   энергии  истощил  его,  и  теперь  руки   быстро  становились
беспомощными. Насколько  он  мог сейчас  предполагать,  он  был  к берегу не
ближе, чем раньше. У него было такое чувство, будто его намокшие брюки весят
около пятидесяти фунтов, а привязанные к ремню ботинки наполнены песком.
     Джонатан решил еще раз остановиться, чтобы отдохнуть, попытать  счастья
с  тенями, избавиться от ботинок и скинуть брюки.  Ремень он оставил. Куртку
же сбросил с полчаса назад. Когда он вновь выпрямился и заработал ногами, то
обнаружил, что коснулся ими илистого,  вперемешку  с песком, дна. Перед ним,
менее чем в двадцати футах, виднелся топкий берег.

Глава 13
     С. Н. М. Квимби, галантерейщик

     Джонатан, едва волоча ноги,  преодолел речное дно  и выбрался на берег,
который  выглядел гораздо  более топким, чем был в  действительности. Он без
особых затруднений поднялся по склону. Вдоль берега туман начал редеть, хотя
над рекой он все еще был густым. Стоя на берегу лицом к реке, он увидел, что
она течет справа налево. Значит, он достиг цели  и  был на  северном берегу.
Луна  ярко  светила   сквозь  разреженный,   высоко  висящий   туман.  Ветра
по-прежнему почти не было, что  Джонатана  очень радовало. Прохладный ночной
воздух, касаясь влажной кожи, заставлял его вздрагивать.
     Здешний  край  выглядел  достаточно  гостеприимным.  Видневшийся  вдали
пейзаж оживляли огоньки небольшой горсточки  ферм. Было уже поздно, возможно
около  полуночи,  но  не  настолько  поздно,  чтобы Джонатан  не  смог найти
какое-нибудь  теплое  местечко,  где  можно  будет  провести  ночь.  Натянув
ботинки, он спустился по насыпи к  прибрежной дороге и  хлюпал по  ней около
сотни ярдов. Потом ему  пришло в голову, что  будет разумнее идти по вершине
насыпи,  несмотря  на  то, есть там грязь или нет,  чтобы  видеть и  реку, и
дорогу.  Ему казалось несомненным, что обломки  взорванного  парохода  будут
выброшены на берег и  что другие  пассажиры, помимо него самого,  попытаются
тоже доплыть сюда.
     Постепенно он  начал замечать на реке последствия крушения - деревянные
планки, сломанную койку из одной из кают, кухонный мусор, - мирно качающиеся
на  волнах  в  нескольких  ярдах  от берега.  Когда Джонатан  увидел  первый
обломок, ему показалось, что он должен что-то сделать -  доплыть  до  него и
вытащить на  берег или что-нибудь  в этом  духе.  Но  потом  он, разумеется,
решил, что в этом нет  никакого смысла. Больше всего он надеялся, что увидит
Гампа, Буфо, Профессора  и Майлза, бредущих по воде к берегу, - их и старину
Ахава.
     Заметив,  как первый  обломок проплывает  мимо, Джонатан  начал  что-то
насвистывать. Он знал,  что Ахав может издалека услышать, как он свистит,  и
был уверен, что если пес находится в пределах слышимости, то всеми  правдами
и неправдами найдет своего хозяина.  Шагая по направлению к ферме, выходящей
на  прибрежную  дорогу   где-то  через  милю,  Джонатан  издалека  продолжал
посвистывать. Иногда  он  останавливался, чтобы осмотреть  реку,  и во время
одной  из  таких остановок осознал,  что  свет, горящий у дороги со  стороны
реки, не  имеет  никакого  отношения  к ферме, как  он раньше  думал. Кто-то
установил на насыпи лампу, так чтобы она бросала свет  на  пустынный участок
берега. Лампа освещала несколько лежащих рядом больших обломков злосчастного
парохода. Джонатан торопливо направился в ту сторону.
     Когда  он уже почти  дошел до лампы, на темной  реке показалась длинная
лодка,  идущая  к  берегу.  Джонатан  успел потерять  какую-то  часть  своей
симпатии к  лодкам,  но вид этой  показался ему  добрым знаком. В ней сидело
трое человек, все  с надежно закрепленными на плечах головами. Один из  этих
людей  был  мужчиной,   другой  -  женщиной,  третий  -  С.  Н.  М.  Квимби,
галантерейщиком. Выглядел он куда более замерзшим и промокшим, чем Джонатан.
     Джонатан съехал по насыпи вниз и остановился в ожидании. Женщина гребла
мощно, размашисто, и лодка почти что летела по воде.  Мужчина, с бородой и в
шляпе, курил трубку, погрузившись в  созерцание. Джонатан криком известил их
о своем присутствии и протянул руку за носовым  фалинем,  который  подал ему
мужчина.  Затем  он уперся ногами в  землю, дернул веревку, а  женщина в это
время  в  последний  раз налегла на весла, и  нос лодки со скрипом въехал на
берег. Джонатан  оглянулся  вокруг, ища  что-нибудь, к  чему  можно  было бы
привязать  веревку, и нашел только большой кухонный шкаф,  который,  как  он
предположил, мог  подойти не хуже всего остального.  Обвязывая фалинь вокруг
бокового  столбика, он  вдруг вздрогнул, осознав, что это шкаф из камбуза  и
несколько  часов  назад  он был соединен  с  хитроумной  кофеваркой капитана
Бинки. В нем были дыры для болтов на раме, крепивших сосуды, - четыре дыры с
гладкой  поверхностью, просверленные словно неделю назад. Ничто не указывало
на то,  что кофейный  агрегат был сорван  руками,  взрывом или чем-либо еще.
Должно  быть,  его очень аккуратно  сняли. Джонатан надеялся, что это сделал
капитан Бинки, а не Сикорский.
     -  Господин  Квимби,  -   сказал  он,  протягивая  руку,  чтобы  помочь
галантерейщику  выйти  из лодки,  -  осторожнее,  здесь  грязь.  Она немного
скользкая.
     Галантерейщик Квимби  трясся  от холода, и  его  зубы  стучали  друг  о
дружку.
     - Ох-ох-ох, - выговорил он, слабо кивая Джонатану. Его руки от локтя до
кисти  были  отставлены  в стороны,  как  у  обезьяны,  и пальцы  неуверенно
тряслись. Джонатан заметил, что на изнанке его пиджака большая выпуклость.
     -  Ваша жаба уцелела, господин Квимби, -  сказал Джонатан, стараясь его
подбодрить.
     - Угу, - ответил галантерейщик.
     Куривший мужчина смерил его недоверчивым взглядом - он не понимал,  при
чем тут жаба.
     - Плавали? - спросил он.
     -  Да,  - честно ответил Джонатан.  - Больше там никого  не видели?  На
борту было по меньшей мере двадцать человек.
     - Неужто б мы  их оставили, если б увидели? - подала голос женщина. Это
был  логичный  ответ, однако  тон,  каким он  был  произнесен,  подпадал под
определение "брюзгливый". Женщина  начала тянуть за  веревку, привязанную  к
корме  лодки. К  веревке  была  прикреплена целая  коллекция всякого  хлама:
деревянный  стул,  дверь каюты, два бочонка и бессчетное  количество всякого
другого добра. Веревка исчезла в реке.
     -   Если  только   не  хотите   помочь,  -  бросил  мужчина  Джонатану,
наблюдавшему за тем, как женщина по частям вытаскивает свою добычу, - можете
с тем же успехом валить отсюда.
     Однако от Джонатана было не так-то легко отделаться.
     - Где здесь поблизости можно обсохнуть?
     Ни мужчина, ни женщина не ответили.
     - М-мы  с р-радостью  заплатим,  - предложил  Квимби,  роясь  у  себя в
карманах в поисках бумажника.
     Джонатан хотел было сказать, что  он скорее замерзнет, чем даст им хоть
цент, но ради Квимби промолчал, и, как оказалось, правильно сделал.
     - Дальше по дороге,  на ферме. -  Женщина неопределенно кивнула куда-то
вниз по  течению реки.  - Там  на задах есть амбар с плитой. У задней стенки
лежат  сухие дрова, спички, бочка  с яблоками,  пара кадушек с сыром. Утром,
как будете уходить, оставьте деньги на заднем крыльце,  чтоб мы  не остались
внакладе. Нас еще не будет дома. Такой шанс не часто  выпадает. До следующей
деревни - двадцать миль вниз по течению.
     - Спасибо, - поблагодарил Джонатан.
     Мужчина состроил женщине кислую  физиономию, но ничего не  сказал.  Она
велела ему молчать. Джонатан, помогавший мистеру Квимби подняться по склону,
ухмыльнулся и  подмигнул  бородачу.  Он  хотел было  рассказать ему  анекдот
Сквайра Меркла  про обезьянье пальто, просто чтобы подбодрить его, но решил,
что с этим можно подождать. Не было смысла искушать судьбу. Когда они начали
спускаться по насыпи к прибрежной дороге,  мужчина  все еще стоял, посасывая
трубку и наблюдая за тем, как женщина вытаскивает на берег веревку.
     - С-скупердяи, - выругался Квимби.
     Джонатан согласился с ним.
     - Согрелись немного?
     - Ч-чуть-чуть.  Здесь и вполовину не так холодно,  как было на Твите. И
вполовину н-не так холодно.
     На то, чтобы добраться до  фермы, у  них ушло около пяти минут. Сам дом
был  большим  ветхим  трехэтажным  строением, которое не красили  заново уже
добрых лет двадцать. То, что некогда  было белым деревом, стало теперь почти
таким  же серым,  как речной камень, из которого был  сделан  фундамент.  На
втором этаже горел свет. Джонатан решил постучать  в дверь, чтобы объяснить,
почему они с  Квимби  бродят возле дома. Но после того как  он  постучал три
раза и  никто  не  ответил,  он оставил эту  затею.  Они  нашли амбар, как и
сказала женщина. Дров и растопки там хватило бы на год. Джонатан подтащил  к
плите два деревянных ящика, усадил мистера Квимби на один  из них греться, а
сам отправился на поиски пищи. Внезапно он почувствовал невероятный голод.
     Он вытащил  из  бочки  четыре яблока,  потом порыскал  вокруг  и  нашел
покрытый  коркой соли сыр.  Заглянув  в  дверь  в  задней стене  амбара,  он
обнаружил, что она ведет в коптильню, где висели копченые окорока, от одного
из которых был уже отрезан кусок. Джонатан вытащил из поясной сумки складной
нож и, глотая слюни, отрезал несколько кусочков. Женщина, собиравшая обломки
кораблекрушения, ничего  не упоминала  об окороках, но,  возможно,  это было
просто упущением. Джонатан бросил окорок на плиту, и где-то через минуту они
с пришедшим в себя Квимби уже уписывали молча еду за обе щеки.
     Обсохнув, согревшись и наевшись, Джонатан наконец спросил:
     - А вы не видели на реке кого-нибудь еще?
     - Вы имеете в виду тела?
     - Предпочтительно - нет.
     - Ну тогда нет, - ответил  Квимби.  - Боюсь,  нет. Я ухватился за дверь
каюты и греб до тех пор, пока не сорвался с нее. Потом меня понесло волной к
какой-то  коряге, и я провисел на ней  несколько часов. По крайней мере, мне
это время показалось часами. Потом появились наши друзья в лодке, они тащили
за  собой на буксире мою дверь. Думаю, они  оставили бы меня на этой коряге,
если бы я не  устроил им скандал. Грязные пираты. Таскали меня по всей реке,
собирая  всякий мусор,  -  я чуть  не закоченел. Когда мы уже направлялись к
берегу, мимо  нас проплыло тело, лежащее на большой  доске.  Думаю,  это был
кок, хотя не могу сказать наверняка. Он был не в очень хорошем состоянии, но
на  нем была та же  тельняшка. Они обыскали его карманы,  столкнули в реку и
забрали его  доску. - Квимби  покачал  головой, возмущаясь гнусностью  этого
поступка. - Гнусные стервятники, - добавил он.
     Джонатан молча  кивнул,  горюя о судьбе  кока,  но чувствуя  облегчение
оттого, что на доске не лежал кто-нибудь из его товарищей.
     - Гнусные, грязные пожиратели падали, - буркнул Квимби, глядя в огонь.
     - Это ваши слова, - вставил Джонатан.
     - Жалкие ничтожества.
     - Давайте утром сожжем их амбар, - предложил Джонатан.
     - Что?! - в ужасе вскричал Квимби.
     - Научим  этих людей хорошим манерам. Покажем им, что случается,  когда
они так обращаются с достойными людьми.
     Квимби, широко раскрыв глаза, постучал костяшками пальцев по лбу:
     -  Мы  не можем  этого сделать.  Я портной, галантерейщик. У  меня есть
репутация!
     - Вы дали  им свою  карточку?  - спросил Джонатан  и взглянул на  него,
прищурившись.
     - Да, по правде говоря, дал.
     - Тогда  это бесполезно. - Джонатан  казался  разочарованным.  -  Мы не
можем сжечь их жилье. Они знают, кто вы.
     -  Вот и  я это говорю,  - объяснил Квимби.  - Даже не думайте об этом.
Просто забудьте.
     - Уже забыл,  - отозвался Джонатан. - Это была просто мимолетная мысль.
Теперь я вижу, что это бесполезно.
     Квимби, похоже,  испытывал огромное  облегчение. Он зевнул, и его зевок
заразил Джонатана.
     Он  натолкал  в плиту как  можно больше дров, и они с Квимби нашли себе
уютные места на охапках сена. Больше Джонатан ничего не видел и не слышал до
тех  пор,  пока  утром его не  разбудил падающий в  окно косой  луч  солнца.
Джонатан разбудил господина Квимби и наполнил мешок остатками сыра, яблоками
и еще несколькими кусочками окорока. Затем они  с  Квимби оставили на заднем
крыльце золотую монету для своих хозяев и  направились вниз по течению реки,
в сторону Лэндсенда.
     По дороге  им не  попадалось ничего,  кроме редко стоящих ферм. В одном
месте, на  участке длиной миль десять, вдоль дороги тянулись леса и  болота,
заросшие  буйной,  пышной зеленью. Навстречу путникам проехали две телеги  с
сеном. В одиночку Джонатан проделал бы этот путь на несколько часов быстрее.
Но  он не  мог оставить  Квимби, который,  к  несчастью, не  был создан  для
подобных прогулок.
     Он неплохо  держался где-то миль пять,  но часам  к десяти  утра  начал
жаловаться  на  жару.  На  нем  был  довольно плотный твидовый  костюм,  без
сомнения  вполне  уместный в приморском  климате. Однако  в глубине материка
Квимби слегка взмок. В конце концов  он  снял  пиджак и  перекинул его через
плечо.
     - Обвяжите его  вокруг  пояса, - посоветовал Джонатан. Это предложение,
похоже, пришлось Квимби не по  душе, как если бы его инстинкт галантерейщика
взбунтовался при мысли о том, чтобы завязывать узлы на рукавах.
     - Лучше я просто его надену, - решил наконец он и вновь натянул на себя
пиджак.
     Джонатан заметил, что речная вода подействовала на  часть одежды Квимби
самым печальным образом. Пиджак  казался, мягко  выражаясь, довольно тесным.
Его рукава  доставали  Квимби чуть  ниже локтя. С брюками  дело обстояло  не
намного лучше,  однако они  с самого начала были такого свободного  покроя -
все в  складочках и  очень  широкие,  - что  и сейчас  еще  были  достаточно
просторными. Просто они стали  примерно на фут короче, чем следовало, словно
Квимби собрался половить  устриц. При данных обстоятельствах  Джонатану было
трудно понять, почему Квимби так боится испортить этот костюм.
     Вскоре Квимби начал потеть и, казалось,  испытывал  сильное неудобство.
Джонатан настоял  на  том,  чтобы  отдохнуть, и Квимби согласился. Их  отдых
превратился  в  сорокаминутные  поиски  воды. Они  отыскали  в лесу хороший,
чистый  ручеек, но  Квимби  в процессе  изысканий  прошел,  согнувшись,  под
сучковатой веткой, после  чего на  плечах его пиджака  образовалась огромная
прореха. Из-за тесноты пиджака ткань тут же поползла дальше, разрыв дошел до
плечевого шва, после чего лопнула вся спина.
     - Теперь он сидит как влитой, - прокомментировал