ентка не  дремала. Это  на какое-то время  сбило меня с толку.
Возможно, он сделал эту ошибку уже не в первый раз.
     - Именно это сказал нам уборщик.
     Джонатан  смотрел на  дешевые, сломанные, подмененные  часы.  Когда  он
поднес их  к уху  и потряс,  то  услышал, что внутри  что-то  постукивает  и
шуршит. Он  открыл крышку  складным ножом.  Часы  были  наполовину заполнены
песком. В них вообще не было механизма, ни единой шестеренки.
     - Это песок времени, - заметил  Гамп, когда Джонатан высыпал содержимое
часов в маленькую пирамидку на столе.
     -  Вытащи  заводную головку, -  предложил Буфо, не  желая  отставать от
Гампа.  -  Ты  сможешь подвесить их на веревочку и использовать как песочные
часы.
     - Точно, - подхватил Гамп, - но их можно использовать только один раз.
     - Он сможет наполнить их заново, - голос Буфо звучал раздраженно.
     - Через эту маленькую дырочку? - поинтересовался Гамп.
     - Нет! Он снимет эту чертову крышку!
     - Ну все  равно он  потеряет уйму  песка.  Он весь  высыплется  ему  на
ботинки. Его  песочные часы будут идти все быстрее и  быстрее.  Они и  гроша
ломаного не будут стоить.
     -  Может быть, он найдет новый песок. -  Буфо был  вне себя. -  Вытащит
пригоршню из реки Твит.
     - Мокрый песок, - отозвался  Гамп.  - Если вытащить песок из реки Твит,
он будет мокрым.  Он не будет сыпаться из часов, и к тому же они позеленеют.
Вот тебе и твои драгоценные песочные часы. Сплошная рухлядь!
     У  Буфо  был такой вид, словно он вот-вот взорвется. Джонатан отдал ему
часы и сказал:
     -  Ты можешь  попытаться сделать  с ними что-нибудь,  если  хочешь. Но,
возможно, лучше будет их  использовать как кошелек для монет или грузило для
лески.
     Буфо вытащил  из кармана  полдоллара  и, похоже, остался  очень доволен
тем, что монета идеально помещается в корпусе часов.
     - Я буду использовать их как потайное  отделение.  - Он закрыл часы,  в
которых  лежали  его пятьдесят  центов.  -  Если на  нас нападут  по  дороге
разбойники, им ни за что не придет в голову искать деньги в карманных часах.
И у меня останутся эти полдоллара. Я обведу этих бандитов вокруг пальца.
     Гамп не мог больше сдерживаться.
     - Разбойники! - закричал он. - Обведешь их вокруг пальца!  Это примерно
такая же чушь, как и  идея с песочными часами. Как будто эти грязные бандиты
не украдут твои часы вместе с кошельком.
     -  Тогда я  тресну их этими  часами по  голове. - Буфо быстро прокрутил
болтающимися на  бечевке  часами небольшой  круг.  - А потом  загипнотизирую
разбойников  вот  так. - И  он покачал  часами перед  лицом Гампа, пару  раз
стукнув ими его по носу.
     - Каланча, каланча,  каланча! - багровея, крикнул  Гамп, который  знал,
что это слово скорее, чем что-либо другое, выведет Буфо из равновесия.
     - Джентльмены!  -  одернул их Профессор, выше  всего  на свете ставящий
достоинство.
     Гамп и Буфо поняли намек и угомонились, хотя в течение следующих десяти
минут время  от  времени корчили  друг другу рожи. Буфо  упорствовал в  том,
чтобы выставлять  болтающиеся  на  бечевке часы в сторону Гампа и шептать на
манер мага Зиппо: "Фокус, покус, мулиокус".
     Они ушли уже  после полуночи. На борту парохода им нечем было заняться,
кроме как спать, поэтому путешественники постарались выжать все возможное из
вечера в  таверне. На улице их  окутал серый туман. Ветра почти  не  было, и
туман  висел в  воздухе, сырой  и холодный,  заглушая  ночные звуки. Уличные
фонари мерцали сквозь полутьму неестественным светом. Столбы, на которых они
висели, терялись в тумане, и казалось,  что лампы плавают  там в неподвижном
влажном  воздухе, освещая землю бледными  лучами, точно  окутанные  облаками
маленькие луны.  Шаги звонко отдавались по булыжной мостовой, а где-то сзади
меланхолично бренчало пианино  - последнее  напоминание о вечерней программе
развлечений  в таверне, которая к этому времени должна была  быть  уже почти
пустой.
     Мимо пятерых  друзей, цокая копытами,  прошла  лошадь без всадника, она
вынырнула из тумана в нескольких ярдах впереди них, а  потом так же внезапно
исчезла, и стук ее подков, ударяющихся о мостовую, медленно затих вдали.
     Путники  на  какое-то  мгновение остановились  на  углу  и  в  молчании
прочитали  поблекшую  и облезшую табличку  с названием улицы - просто  чтобы
убедиться,  что они  возвращаются той же самой  дорогой, которой шли раньше.
Джонатану эта ночь показалась какой-то тоскливой, в общем и целом достаточно
романтичной,  но  вызывающей  у  него чувство некоторой  заброшенности.  Она
словно напомнила ему, что он находится далеко  от  городка Твомбли и Верхней
Долины. Тишина  и туман казались ему почти одним и тем же, как если бы туман
был  видимой,  висящей тишиной. И Джонатану пришло в  голову,  что  та белая
устало  бредущая  лошадь,  что  появилась и  исчезла в тумане, на самом деле
никуда не  шла, что она  была  чем-то  вроде  ночной  тени, которая  бродила
взад-вперед  по  промозглым  аллеям,  следуя  за  звуком  своих  собственных
цокающих копыт.
     За то показавшееся  Джонатану странно долгим  время, что он  простоял у
таблички  с   названием   улицы,  он  начал   различать   раздающийся  вдали
постукивающий  звук  -  звук трости,  ударяющейся  о  тротуар или  мостовую.
Постукивание становилось  громче, приближалось, а  пятеро друзей  стояли, не
говоря  ни слова, под облупившейся  деревянной  табличкой в рассеянном свете
масляного фонаря  и ждали  то, что  двигалось в их  сторону. Никаких  других
звуков не было слышно.
     Постукивание   набирало  силу   -   "тук-тук-тук",   а  потом  внезапно
превратилось  в глухой деревянный гул: это тот, кто  шагал  вдали, окутанный
туманом,  пересек дощатый настил;  потом на  мгновение  наступила тишина, за
которой  вновь  послышалось   "тук-тук-тук"  трости  по  булыжной  мостовой.
Пахнущий  тиной   речной  туман  закружился   вокруг  путников,  хотя  ветра
по-прежнему не  было, и Джонатан поплотнее запахнул свою матерчатую куртку и
вгляделся в освещенный светом фонарей туман.
     Из  мрака  выросла  темная  тень,  которая направилась  наискосок через
лежащую перед ними улицу, - гном в шляпе с обвисшими  полями и черном плаще,
постукивающий  при ходьбе  тростью  с латунным  наконечником. Его лицо  было
скрыто  в тени шляпы, и он  курил  длинную  странную трубку, чашечка которой
мерцала  в  темноте  и  один   за   Другим  испускала  клубы  дыма,  который
расплывался, вился  и,  как показалось Джонатану, улетал ввысь,  точно  тени
огромных летучих мышей.  Но  от  него  не  пахло табаком, лишь  водорослями,
гниющими древесными корнями и  глубокими  реками, катящими свои воды к морю.
Ничто  из  этого почему-то  не удивляло  Джонатана. По  правде  говоря,  его
удивило бы что-нибудь другое.
     Гном со своей мерцающей  трубкой и  постукивающей тростью растворился в
темноте и  исчез. Джонатан повернулся к Профессору, но по выражению его лица
понял,  что говорить тут  почти нечего. У Гампа и Буфо был  такой вид, точно
они присутствовали при  повешении. На лице Майлза было  особенно  мрачное  и
расчетливое  выражение. Вся компания  как один человек направилась к  улице,
идущей вдоль  берега реки;  Буфо с Гампом шли первыми, Джонатан  замыкающим.
Пока они шагали, он  разрывался  между настойчивым желанием оглянуться через
плечо и не менее настойчивым желанием броситься бежать обратно к причалу. Он
испытывал  ужасающее  ощущение,  что  в  любой  момент  ему  на  плечо может
опуститься иссохшая  рука, и воображал, что  слышит меньше чем в футе у себя
за спиной шорох юбок и  затрудненное  дыхание.  Обернуться и посмотреть было
так же страшно, как не смотреть, и  хотя  Джонатан убеждал себя, что все это
игра  воображения,  он  знал,  что  это не так, что кто-то или что-то  стало
шестым членом их компании.
     Если бы,  думал  он,  они  могли дойти  до  берега, если  бы они  могли
завернуть за угол и оказаться на территории открытого рынка, то, что  бы это
ни было,  оно не  стало  бы  за ними следовать - в  этом он  был уверен. Оно
растворилось  бы  в  тумане,  исчезло, как  все  остальные тени,  в  темной,
туманной ночи.
     Угол, словно  во сне,  казалось, отступал,  отходил все  дальше по мере
того, как  они  к  нему  приближались. Возможно,  это  была  шутка,  которую
разыграл туман, масляные фонари, тишина,  а также  шелест и поскрипывание  у
него  за  спиной.  Джонатан  обернулся  и бросил взгляд  через плечо,  чтобы
рассеять  чары.  Сзади, шурша  по  булыжникам черными юбками  и обтрепанными
серыми  кружевами,  шла   старуха  из  хижины  на  болотах,  нащупывая  путь
вытянутыми вперед руками, хватая  пальцами  воздух, заполняя пространство, в
котором мгновение  назад находился Джонатан,  глядя на него  молочно-белыми,
незрячими глазами.
     Крик, опять как  во сне, застрял у  него в  горле,  а  старуха вытянула
сморщенную  руку и  поманила  его скелетообразным пальцем,  беззвучно шевеля
губами.
     Джонатан закричал. Он кричал изо всей мочи, каким-то  образом  понимая,
что  шум - громкий шум  -  это  именно то, что здесь нужно.  И  он был прав.
Старуха исчезла. Между ведьмой и Джонатаном проплыло облачко тумана, и когда
оно  развеялось, ее  уже не было видно. Кошки на этот раз  не было.  Не было
вообще ничего, кроме пустой, окутанной туманом улицы.
     -  Какого черта ты  это  сделал?! -  завопил  Гамп,  который  трясся от
страха, съежившись на углу улицы. Буфо держал  его за руку, а Майлз прижался
к кирпичной стене  консервного завода,  готовый пустить  в ход поджаривающее
заклинание.
     Джонатан поднял руку,  делая им знак  замолчать. Сначала ничего не было
слышно, лишь что-то плескалось в реке да в  конце улицы хлопнула закрываемая
дверь.  Но  потом  до  них  долетел  слабый,  очень  слабый  звук  -  глухой
кудахтающий смех, словно исходящий  откуда-то из  затянутого  серой  пеленой
неба у них над головой. Этот  смех  растворился в ночи и затих,  и  Джонатан
почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Он очень жалел, что
это не сон и  он не  может просто проснуться и перевернуться на другой  бок,
лежа в безопасности в своей постели. Но это был не сон - и, учитывая то, что
произошло, было маловероятно, что  этой ночью  он  сможет проспать  столько,
чтобы утром все это показалось сном.

Глава 10
     Кофе капитана Бинки

     На  следующее  утро   его  разбудили  удары  воды  о  корпус  парохода,
раздававшиеся  в  нескольких  дюймах  от его  головы.  Это было что-то вроде
"ш-ш-ш-плюх,  ш-ш-ш-плюх".  Джонатан  понял, где  он находится,  как  только
проснулся, - еще до того, как проснулся. Ему снился сон, что он путешествует
по  незнакомой  стране на таинственном  и, возможно,  населенном  призраками
пароходе. Этот  сон постепенно  становился все более мрачным. Джонатан сидел
на корме,  глядя  на  молчаливый лес, скользящий  в  сумерках мимо судна,  и
постепенно у него возникало ощущение, что слева от него, на  фоне побеленной
стенки  каюты, сверкает пара  молочно-белых опаловых глаз. Во сне  он  резко
повернул  голову,  чтобы  как  следует  рассмотреть  эти  немигающие  глаза,
наполняющие его душу  каким-то  зловещим страхом, от которого мурашки бегали
по коже; но, сфокусировав на них взгляд, он  не увидел ничего, кроме  стенки
каюты.
     Когда  он отвернулся,  они  проявились  вновь, как это  бывает  с очень
далекими, почти невидимыми звездами.
     Он попытался отвернуться, но от ощущения,  что они слепо смотрят ему  в
затылок,  его   пробирала   дрожь.   Джонатан   застыл,   не   в   состоянии
пошевельнуться,  боясь оглянуться и в то же  время боясь не  оглядываться, и
тут к нему подошел волшебник Майлз; голова на его шляпе неистово вращалась.
     - Повернись  и посмотри на это, - просто посоветовал Майлз. - Обращайся
с ним как с грязным псом.
     - А надо ли? - спросил во сне Джонатан.
     - Я поступил бы именно так.
     После  этого Майлз растаял,  словно  джинн. Какое-то мгновение  на  том
месте,  где была его  голова, медленно вращался в  ночном воздухе  небольшой
водопад из искр.
     У Джонатана  внезапно  возникла  мысль, что ему уже раз давали подобный
совет,  но он  не мог в точности вспомнить, был  ли этот  совет  хорошим или
плохим.  Тем не менее он повернулся и  посмотрел на стену каюты. При этом он
успел  заметить  краешком глаза расплывчатое,  аморфное  лицо  с неподвижным
взглядом, как раз в этот момент исчезающее  в  едва  освещенном полумраке. В
результате там не оказалось ничего,  кроме  белой  стены. Желая окончательно
покончить со всем этим, Джонатан подошел  и провел по стене рукой,  размазав
капли росы и  оставив на белой поверхности длинную влажную полосу. За стеной
слышалось  "ш-ш-ш-плюх"  воды,  ударяющейся о  борт парохода. И  тут на него
нахлынуло  во сне чувство облегчения, потому  что он понял не только то, что
Майлз дал ему хороший совет, но и то,  что  все это происходило во сне и что
на самом деле он лежит в своей каюте под палубой и  спит, полубессознательно
прислушиваясь к "ш-ш-ш-плюх" воды за бортом.
     И поэтому когда  через несколько секунд после того, как его посетила во
сне  эта мысль,  он окончательно проснулся,  то  сразу понял, где находится.
Незнакомая обстановка  ни  на  минуту не сбила  его  с толку.  Хотя какое-то
мгновение,  пока он прислушивался к плеску воды, его  не оставляло ощущение,
что в действительности она журчит в сточных трубах, возможно, в кухне у него
над головой. Когда  прошло  какое-то время,  а  "ш-ш-ш-плюх, ш-ш-ш-плюх" все
продолжалось, он начал думать о том, что  у  поваров  наверху, должно  быть,
имеется  неистощимый  источник пресной воды. Это  навело  его на  неприятную
мысль, что, вероятно, они готовят пищу на речной воде, и тут  же вспомнилась
старая шутка о мутном кофе, который только  что  смололи. Шутка, разумеется,
напомнила ему просто о кофе, и это помогло выбраться из постели.
     Ахава, как ни странно, нигде  не было видно. Джонатан  натянул  брюки и
ополоснул  лицо  с помощью  тазика  и  кувшина, стоящих на  втиснутом в угол
небольшом  сундучке.  Сундучок  и койка занимали три  четверти  пространства
каюты, оставляя ровно столько места, чтобы можно было открыть дверь. Снаружи
было  жарко  и  душно.  Небо  поражало  своей  синевой,  а  река,  казалось,
простиралась  на  мили  до  густо  заросшего лесом противоположного  берега.
Солнце  сияло  над  головой,  точно  огромный  пылающий  апельсин.  Джонатан
потянулся за своими карманными часами,  однако  вспомнил, что  вчера вечером
колдун Зиппо превратил их в песочные. Он прикрыл глаза  рукой и  взглянул на
солнце. Было где-то около одиннадцати часов.
     - Здорово, Бинг, - раздался сзади голос Профессора.
     - Профессор, - отозвался Джонатан, - доброе утро.
     - Ну, во всяком случае, это было утро, - заметил Профессор.
     Ахав выскочил из-за  угла, промчался мимо Профессора Вурцла,  довольный
тем,  что видит Джонатана уже на  ногах, и какое-то  время  бегал по  кругу,
наклоняя голову то влево, то вправо в поисках жучков.
     - Я выпустил  старину Ахава пару часов назад. Мне показалось, так будет
лучше.
     Джонатан заверил его, что так действительно лучше.
     - Думаю, мне нужно выпить кофе.
     Они с Профессором двинулись вперед.
     - Знаешь, у капитана есть вечно кипящий кофейник. Он рассказывал мне об
этом сегодня утром. Он бросил в него  первую порцию молотого кофе тринадцать
лет назад. Тот, кто стоит на вахте,  отвечает за кофейник и должен добавлять
в него кофе и  воду каждый раз, когда в нем остается не больше  трех  дюймов
жидкости.   И  тебе  следует  посмотреть   на  кофейные  зерна   -  большие,
маслянисто-черные, которые  выглядят так, словно их  жарили примерно  месяц.
Запах у них невероятный, точно у горелой тропической грязи или чего-нибудь в
этом духе. Это невозможно описать.
     - Ты хочешь сказать, что этому кофе тринадцать лет от роду?!
     - В  каком-то смысле - да, - подтвердил Профессор. - На  самом деле это
захватывающая мысль.
     - И ты говоришь, он пахнет как тропическая грязь?
     - Что-то в этом роде,  да.  - Профессор кивнул.  - Однако не пойми меня
превратно. Аромат у него потрясающий.
     - А вкус у него как у кофе?
     - Лишь в какой-то степени, - признал Профессор. - Случалось, по крайней
мере так говорил мне капитан, что время от времени им приходилось варить его
на речной воде. Нагревание, разумеется, уничтожает органические примеси.
     -  Разумеется,  -   откликнулся   Джонатан,  чьи   наихудшие   опасения
воплотились в жизнь.
     Примерно в это  время они  подошли  к камбузу,  и  там,  прикрученный к
стойке анкерными  болтами, настолько большими, что  ими  можно было оглушить
человека, действительно висел совершенно невероятный кофейник.
     По сути, если  бы  Джонатан уже не был готов к  чему-либо подобному, он
так  и не понял бы  до конца,  что  это такое. На  самом  деле там  были два
кофейника,  висящие  бок о бок  и соединенные  сверху и снизу  скрученными в
спираль медными трубками.  Над ними висела  третья емкость, из которой в обе
нижние  уходила  еще  пара  спиральных  трубок.  Небольшой  клапан  в  форме
остроконечной половинки  яйца со свистом  выпускал  из верхнего сосуда клубы
пара  -  темные едкие облака, которые лениво плыли в сторону открытого окна,
до которого  было несколько футов. В  воздухе  ощущался  странный, необычный
запах,  в  котором,  казалось,  смешались  речная  вода,  мелко  порубленные
водоросли и, как сказал Профессор, горелая тропическая грязь.
     Капитан Бинки лично завел специальной ручкой висящую на стене кофемолку
из стекла  и дерева. Из  открытого бочонка зачерпнул пригоршню самых черных,
самых  маслянистых зерен, которые когда-либо видел  Джонатан, и затем собрал
перемолотый  кофе в  жестяную миску. Потом  открыл  крышку верхнего  сосуда,
вытащил из него сито, заполненное влажной, источающей пар  массой, вытряхнул
ее  в помойное ведро и засыпал в сито свежепомолотый кофе, все время напевая
что-то  про  себя  и  подергивая  головой  таким  образом,  что  можно  было
предположить: либо он испытывает  потрясающее удовлетворение, либо находится
в состоянии легкого безумия. Он пел: "Кто-то любит его горячим, хааа! Кто-то
любит его холодным, хо! Кто-то  любит, чтобы пить, двадцать лет его варить!"
-  повторяя эти  слова вновь  и вновь и слегка  подпрыгивая, когда его песня
доходила до слов "хааа!" и "хо!".
     Гамп, Буфо и Майлз сидели за столом в углу камбуза. Джонатан кивнул им,
и  Гамп  покрутил пальцем  у  виска и  показал  на капитана Бинки.  Джонатан
заметил, что перед  всеми троими стоят пустые кофейные чашки и что Профессор
заново  наполняет  свою из краника, установленного снизу на одном из больших
сосудов.  Из  краника,  булькая, лилась темная бурлящая жидкость,  вместе  с
которой вырвалось невероятное облако ароматного пара.
     Капитан  Бинки сполоснул  миску,  в которую  насыпал  молотый  кофе,  и
повесил ее на крючок рядом с кофемолкой.
     - Чашечку? - спросил он у Джонатана, указывая на ряд кружек, висящих на
деревянных гвоздях.
     - Разумеется. - Джонатан  посмотрел на Профессора, чтобы убедиться, что
старина Вурцл действительно пьет кофе,  а не просто вовлекает его в какую-то
чудовищную игру.
     Капитан подал ему  дымящуюся чашку. Джонатан  мгновение поколебался, не
попросить ли ему  сахара  и  сливок, но потом ему пришло  в голову, что  это
будет все равно что просить кетчупа, чтобы полить им жаренную в апельсиновом
соусе утку,  поданную в каком-нибудь  утонченном ресторане. Как раз то,  что
нужно, чтобы  повар  взбесился.  Кроме  того,  какую  пользу могут  принести
вчерашние сливки и сахар кофе, который варили  в течение тринадцати лет? Так
что Джонатан  решил не оттягивать неизбежное и быстро сделал большой глоток.
Капитал Бинки наблюдал за ним, приподняв брови.
     Профессор  был прав. Кофе был потрясающим, невероятным - не  похож