ках  не  очень-то  изменили
настроение Джонатана. Не особенно улучшили его и неровные тени Гряды Высокой
Башни,  поскольку  там,  выступая  над  ее  скалистым  хребтом,  поднимались
гранитные  стены одноименного замка. Невозможно было понять, где  начинается
обработанный серый  гранит башенных стен. Казалось,  что башня  вырастает из
самих скал и что она никогда не была ничем иным, как частично сохранившимися
руинами. Она выглядела такой же вечной, как и тусклые камни на окружающей ее
распаханной  земле.  Для  Профессора башня была  загадкой, для  Джонатана  -
скорее  проклятием.  Единственным  утешением служило  ему  то, что  ее самый
последний  обитатель -  злой  колдун  гном Шелзнак -  был  изгнан  оттуда  и
скрывался теперь  где-то  в  верховьях реки.  Пустая  башня  казалась  менее
зловещей, чем башня, в которой обитал коварный гном, - но ненамного.
     Гавань Высокой Башни, куда они вошли  довольно  рано утром, до сих  пор
была  тихой  и  пустынной.  Лишь  некоторые  жители   вернулись  сюда  после
исчезновения Шелзнака. Однако,  к облегчению Джонатана, окна сарая для лодок
больше  не были  заколочены, а  у берега с полдюжины детей ловили  раков. По
крайней  мере деревня не  была  полностью покинута  своими  обитателями, как
прошлой зимой.
     Джонатан с Профессором решили не тратить время на то, чтобы бродить  по
городу, а сразу перейти по тропинке  на другую  сторону болота и исследовать
замок.  Они  договорились вернуться на  плот к закату,  чтобы  не ночевать в
башне и не тревожить живущих там духов или демонов.
     Они уложили свой обед в рюкзак и отправились в  путь, прихватив с собой
веревку,  фонарь, факел и дюжину свечей. А еще у каждого была дубовая трость
- не столько для того,  чтобы опираться на  нее по дороге, сколько для того,
чтобы отпугивать гоблинов  или отбиться от случайного тролля.  Тропа вилась,
то появляясь, то исчезая среди покрытых мхом деревьев, и, по-видимому,  вела
в обход. Три раза Джонатан с Профессором натыкались на развилки и всякий раз
решали свернуть  на ту  из тропинок,  которая вела в сторону замка. Два раза
это вроде бы сработало.
     Однако через несколько минут после того, как они свернули в третий раз,
перед ними оказалась старая, стоящая на  сваях лачуга  с  дощатыми  стенами.
Когда-то щели в этих  стенах  были  замазаны илом, смешанным с травой, но он
давным-давно вывалился, рассыпавшись на  куски, и теперь мало  что  защищало
лачугу   от  проникновения  северного  ветра.  К  передней  стене   лепилось
скособоченное, полуразрушенное крыльцо, огражденное жердями, и на нем сидела
сморщенная старуха, которая казалась такой невероятно древней, что  ее можно
было скорее принять за мешок с  пылью и сухими костями, чем за  существо  из
плоти и  крови. Лицо старушки было исчерчено столь глубокими морщинами, что,
по  мнению Джонатана,  им  не  меньше,  чем  стенам лачуги,  пригодилась  бы
штукатурка  из  ила.  Она  сидела  в  продавленном  кресле,  уставясь  вдаль
незрячими,  судя по всему,  глазами. Джонатану страшно не понравились как ее
вид, так и связка  чего-то похожего на сушеных  летучих мышей, висевшая  над
дверью.  Старуха была  одета в черное, и  вокруг ее ворота  и рукавов висели
обрывки выцветших кружев.  Под  креслом  сидела кошка,  лениво  трогая лапой
болтавшийся кружевной лоскут.
     Какое-то  мгновение  Джонатан  и  Профессор стояли  молча,  готовые  на
цыпочках  вернуться к  той  развилке,  откуда пошли не в  ту  сторону.  Ахав
наблюдал  за кошкой, черной,  как безлунная ночь, но даже не заворчал в знак
приветствия.  Похоже, все это  нравилось ему не  больше, чем хозяину.  Кошка
вылезла из-под кресла, вспрыгнула на покосившиеся перила крыльца и принялась
мирно разглядывать  всю троицу.  Старуха зашевелилась  и  коснулась пальцами
кружев  у себя на  рукаве. Ее губы  медленно расползлись в  улыбке, но глаза
остались  неподвижными. Джонатан с ужасом заметил, что они полностью  лишены
цвета,  что  их  затягивает  однотонная,  мертвенная  молочно-серая  пелена,
похожая на  брюхо выловленной ими вчера рыбы. Казалось, за  долгие годы  эти
глаза утратили и свои краски, и способность видеть, а сама старуха поблекла,
как  сидящая  на  камне ящерица, и  стала частью окружающего ее  бесцветного
мрака болот.
     Она  медленно,  пугающе  поднялась  с   кресла,  опираясь  на  покрытый
затейливой  резьбой  посох,  потемневший  от  времени  и  постоянной службы.
Какое-то мгновение Джонатан был уверен, что она вот-вот  покачнется  и очень
медленно упадет ничком  на  крыльцо. Однако  этого не случилось,  она просто
продолжала неподвижно смотреть перед собой.
     Профессор снял шляпу, хотя старуха и не могла этого оценить, и  вежливо
представил ей себя и своего друга.  Джонатан предпочел бы поскорее вернуться
к  развилке,  но он не собирался уходить один, а  эта ситуация явно была  из
тех, которые приводили Профессора в восхищение. Старуха никак не ответила на
любезности Профессора. Она просто еще какое-то время продолжала улыбаться, а
потом  вытащила  из  обтрепанной  кружевной  муфты  высохшую   руку,  ткнула
трясущимся пальцем куда-то между Джонатаном и Профессором и зловеще изрекла:
     - Значит, вы пришли.
     - Это какая-то  ошибка. - Джонатан взглянул на Профессора, затем  опять
на  старуху. - Вы  нас приняли  за кого-то другого. На самом  деле мы просто
гуляем на природе. Шли на водопад купаться.
     Он многозначительным  жестом  показал  Профессору  на тропинку. Старуха
засмеялась  или по крайней мере попыталась  это сделать. Но  было  как-то не
похоже,  чтобы  этот смех  шел  от  души  и  старуха одобряла чувство  юмора
Джонатана. Ее палец  медленно согнулся, приглашая их подняться на крыльцо, и
старуха, словно в нее внезапно вдохнули жизнь, резко  повернула голову влево
и  в  упор взглянула на Джонатана, затем засмеялась, захлебываясь неожиданно
дребезжащим смехом.
     Джонатан бросился  прочь,  следом за ним понесся  Ахав. Сзади  слышался
топот  Профессора. Но  вдруг Джонатан, содрогнувшись от ужаса, услышал,  как
кошачьи  вопли и  кудахтанье  старухи  очень явственно смешиваются с  чем-то
очень похожим на шуршание и похрустывание старых юбок и кружева, словно сама
ведьма гонится за ними по пятам.
     Они добежали  до самой развилки, и Джонатан махнул бы рукой  на  тропу,
ведущую к башне, и продолжал бы бежать до самой гавани, если бы Профессор не
остановился  перевести  дыхание и не крикнул  ему,  чтобы он последовал  его
примеру.
     Где-то  с  минуту  они пыхтели и отдувались, согнувшись  почти вдвое  и
упершись руками в  колени.  Джонатан  прислушивался, не  раздастся ли  сзади
шуршание  юбок  или кудахтающий смешок, но не  услышал ничего,  кроме биения
собственного  сердца и своего  же учащенного дыхания. Он решил, что  старуха
это на самом деле или нет, но, если она появится на тропе, он задаст ей жару
своей  тростью и  выгонит из нее дьявола, - и  это  вдвойне относилось к  ее
кошке.
     - Еще немного - и мне бы крышка, - сказал он через несколько мгновений.
     Профессор выдавил из себя слабый смешок:
     - Да уж точно, нагнала она на тебя страху.
     - На меня? - насмешливо переспросил Джонатан. - Держу  пари, ты так  не
бегал уже лет сорок.
     - Это ты меня напугал, сорвался с места как не знаю кто.
     - Это не я кого-то пугал. Я не из тех людей, что  пугают других. Просто
ты не хуже меня знаешь, кто она такая. Она - одна из тех ведьм, которых Дули
видел  в  ту  ночь,  прошлой осенью, летящими  по  небу в  лунном  свете,  -
возможно,  там  были и  она, и  ее  кошка. Если  это действительно кошка.  -
Джонатан посмотрел, как  Профессор трясущимися пальцами, точно в  лихорадке,
ткнул зажженной спичкой куда-то в сторону чашечки своей трубки, и спросил: -
Ты что пытаешься зажечь - трубку или кончик собственного носа?
     И тут у них обоих начался приступ дикого хохота. Прошло какое-то время,
прежде чем они, насмеявшись вволю  и успокоившись, вновь отправились в путь.
И тот и другой временами оглядывались через плечо  и несколько раз повторили
друг другу, что на  обратном пути, когда пойдут к  этой развилке, они уже не
сделают подобной глупости.
     Еще  через час  они поднялись  по  извилистой  тропе  на  крутой  склон
скалистого хребта и оказались возле башни. Они шли  быстрым  шагом, стараясь
держаться  в тени  гигантских болиголовов, растущих вдоль дороги,  и избегая
освещенных  солнцем  участков.  То,  что  день  был жарким,  не  имело почти
никакого  отношения к тому, что они предпочитали укрываться в тени, хотя оба
настаивали, что это так. Просто башню, казалось, окутывала пелена висящего в
воздухе зла - атмосфера, поднявшаяся за бесчисленные годы из самой земли.
     В общем и целом,  у этой мрачной башни был негостеприимный вид, который
при свете  дня понравился Джонатану не больше, чем несколько месяцев назад в
полночь.  Он пожалел, что не взял с собой куртку, - хотя  и знал,  что такой
солнечный день ему вряд ли еще когда придется увидеть.
     -  Мне  кажется, мы позволяем  этой местности  взять над нами  верх,  -
заметил  Профессор.  - Мы  ожидаем чего-то  ужасного,  чего у нас нет повода
ожидать. В конце концов, это же не дом с привидениями.
     -  Неужели? - отозвался Джонатан. - По меркам  домов с привидениями эта
башня должна стоять довольно высоко. Тут вся округа - как один большой дом с
привидениями. Такое ощущение, что в этих лесах полным-полно гоблинов.
     - Чушь. Это всего лишь твое воображение.
     - Просто у меня нет твоего оптимизма, - возразил Джонатан.
     В  этот момент они пересекли заросшее травой пространство между лесом и
дверью  башни.  Сопровождаемые  по  пятам Ахавом, путешественники  торопливо
двигались  вперед,  пригибаясь к  земле и  подгоняя  друг  друга, как  будто
чувствовали,  что  за  ними  что-то  наблюдает  -  что-то в  самом  воздухе,
окружающем башню.
     Дверь  тяжело  повернулась  на  петлях,  открывая  их  взору выложенный
булыжником  пол огромного зала  и  каменный камин, занимающий большую  часть
боковой стены. В  очаге  лежала  кучка холодной золы, а рядом с ним  - горка
побелевших костей, которые ужасный Шелзнак использовал в  качестве  топлива.
На  полу валялись  странные остатки их  прошлогодней  схватки: чучело  змеи,
которое  Сквайр Меркл сунул в ухо гному,  и обгрызенная индюшачья кость, что
так легко  справилась  со скелетом.  Еще  там были пустая  кружка, несколько
человеческих  ребер и  нижняя челюсть. Ничего здесь не  изменилось.  Судя по
всему, в башню с тех пор никто не приходил: гном не вернулся. В высоком окне
напротив  двери зияла дыра. Несмотря  на ветерок, задувающий  через разбитое
стекло,  подоконник  был  покрыт толстым  слоем пыли, испещренным крошечными
отпечатками крысиных лапок.  Под  окном лежала дюжина человеческих  костей -
ноги и таз скелета, который почти выбрался на свободу. Во дворе, среди грязи
и  сорняков, покоилось все остальное:  пожелтевший  череп  неотрывно смотрел
вверх, на стоящее высоко в небе солнце.
     Вся  эта  история со  скелетом отнюдь  не  делала интерьер  башни более
уютным,  но  он  напомнил  Джонатану,  что  он  и  его  друзья  уже  однажды
справились, и  довольно успешно,  с подобным  сборищем ужасов. Он перехватил
трость  поудобнее  и  сказал  себе, что  сделанное  один  раз  всегда  можно
повторить. Но потом Джонатан припомнил свое паническое бегство от сидящей на
крыльце старухи  и мудро решил, что  тщеславие слишком часто делает из людей
дураков.
     Ничто не предвещало присутствия в башне  чего-либо еще, кроме разлитого
в воздухе зла, которое не мог развеять даже ветер, дующий в открытое окно.
     - С чего начнем?  - спросил  Джонатан, глядя на свои карманные часы.  -
Здесь  пять  этажей наверху и пещеры, подвалы и комнаты для собак внизу. Где
спрятано сокровище?
     - Я  бы  сказал  -  внизу, несмотря на предупреждение Эскаргота  насчет
верхнего этажа.  - Профессор разворачивал на полу свой пергамент. - Согласно
авторитетным источникам, это стандартная практика - закапывать такие вещи, а
не тащить их наверх.
     Джонатану такое объяснение показалось логичным.
     - Полдень уже  миновал,  - сообщил он, пряча часы  в  карман. - Если мы
хотим пересечь топи прежде, чем сядет солнце, нам следует выйти отсюда часам
к четырем.  Я предпочитаю ужинать на плоту,  а не  в  какой-нибудь  приятной
хижине на болоте.
     -  Согласен. Следи за временем. - И с  этими  словами он  направился  к
винтовой лестнице, которая вела и к верхним, и к нижним этажам замка.
     Путь в подвал  был перекрыт открывающейся крышкой, сделанной из тяжелых
дубовых  досок.  К  ней  была привязана цепь,  уходящая  под  углом вверх, к
чему-то  вроде блока с воротом и  рычагом. Цепь и ворот были такими ржавыми,
словно год лежали под дождем, и производили впечатление, что ими давно никто
не пользовался. Джонатан навалился всем телом на деревянную рукоятку рычага,
но тот даже не шелохнулся.  Джонатан  постучал  по  нему своей тростью  -  в
воздух  взлетели  кусочки  ржавчины,  устилая каменные  ступени  красноватой
железной  пылью. Профессор и Джонатан налегли на  рычаг  вдвоем, но  дело не
сдвинулось  с места. Тогда Джонатан  ударил по нему тростью  изо всей  силы,
однако и это не оказало на рычаг заметного действия.
     Профессор на мгновение задумался.
     - Мы могли бы полить его растопленным салом,  - воскликнул он,  щелкнув
пальцами. - Смазать его.  Если мы будем  продолжать колотить  по  нему твоей
тростью, то просто согнем его в бараний рог.
     - Ты прав, - согласился Джонатан. - Когда мы были здесь в прошлый  раз,
Сквайр  и Буфо нашли  наверху кладовку для провизии. Тогда там была  жареная
индейка, так что Шелзнак, должно  быть, знал толк  в еде.  Где-нибудь в  его
запасах наверняка найдется сало.
     И так  они  оба,  сопровождаемые Ахавом,  поднялись по лестнице,  чтобы
исследовать  кладовку. Сала  они  не нашли, зато отыскали  бутылку с китовым
жиром,  который  вполне  мог  подойти  и  который к  тому  же  не  надо было
подогревать.  Еще  они  обнаружили  в  темном прохладном  подполе  несколько
стеллажей с бутылками эля, заложенными туда Шелзнаком на хранение задолго до
его изгнания. Джонатан сунул четыре бутылки  в свой рюкзак вместе с масляной
лампой, бутылкой с жиром  и горстью  деревянных  спичек. Затем им  на  глаза
попался  буфет,  заполненный чем-то,  что некогда  было буханками  хлеба, но
теперь превратилось в маленькие  зеленовато-коричневые  окаменевшие комочки,
настолько  высохшие  и уменьшившиеся  в размерах, что ими  не интересовались
даже мыши. Были  там и банки с маринованными  грибами,  яйцами и  перцем, но
некоторые  из  них треснули, залив рассолом  и засыпав  осколками и гниющими
деликатесами все  остальные.  Ни  у Джонатана,  ни у Профессора  не было  ни
малейшего желания попробовать содержимое тех банок, что остались целыми.
     - Шелзнак, похоже, неплохо тут устроился, - заметил Джонатан, взваливая
свой рюкзак  на плечо.  - Он был настоящим гурманом  - питался маринованными
яйцами и  грибами, жарил индеек. Очень жаль, что  он оказался таким злодеем.
Никогда  не  подумал бы,  что  кто-то,  кто  так ценит  хорошую  еду,  будет
терроризировать  людей. Я как-то  не могу представить себе  Шелзнака  жующим
вообще что бы то ни было.  Ну, может, пару тарелок грязи или паутину он бы и
съел, но не жареную индейку.  Не представляю, чтобы он пил, например, эль из
бутылки.
     - Я знаю, что ты имеешь в виду. Он был не из тех, кто любит что-нибудь,
включая еду. Ему,  должно быть, пришлось довольно  упорно бороться  с собой,
чтобы не насладиться хоть чем-нибудь.
     - Вот именно.
     Они  опять   оказались  у  подножия  лестницы,  и  Джонатан  облегченно
вздохнул:
     - Если  бы он этого  не  делал, какая-то часть удовольствия от поедания
всей этой вкусной еды могла бы пробиться наружу и погубить его.
     Джонатан отвинтил  крышку у бутылки с китовым жиром и  налил немного на
движущиеся  части  ворота  и  блока.  Потом  подергал рычаг  и  добавил  еще
несколько капель. Наклонился над крышкой люка и направил струйку жира  вдоль
цепи  и на  железное  кольцо,  сквозь  которое она  проходила;  при этом  он
старался  не  запачкать саму  рукоятку  рычага, чтобы за  нее можно было как
следует  ухватиться.  Вылив  столько жира, сколько подсказывал  ему  здравый
смысл, он закрыл бутылку и положил ее обратно в рюкзак рядом с лампой.
     Профессор постучал по  рычагу,  чтобы немного  расшатать его, и сдвинул
его вперед на четверть дюйма. Потом постучал с другой  стороны и сдвинул его
назад. После нескольких минут постукиваний и  покачиваний Джонатан дернул за
рычаг изо  всех  сил, и ржавая цепь  с грохотом прошла через кольцо. Тяжелая
крышка,  скрипя, поднялась  вверх,  ее  петли  скрежетали, словно  протестуя
против того, что  их  разбудили.  Внизу  была  непроглядная тьма.  Лестница,
спускаясь, изгибалась влево и  исчезала из виду. Со дна лестничного  колодца
им  навстречу   ринулся   поток  холодного,  затхлого  воздуха,  нетерпеливо
вырываясь  из темноты к солнечному свету и свободе. Джонатан  склонил голову
набок  и  прислушался, не особенно, впрочем, задумываясь  над  тем,  что  он
ожидает услышать.  У  него промелькнула неопределенная  мысль,  что  если он
услышит хоть что-нибудь, то сбросит собачку на блоке, захлопнет крышку  люка
и бросится  бежать. Но внизу не было ничего, кроме тишины, - даже суетливого
шуршания крыс не было слышно.
     - К чему ты прислушиваешься?  - спросил Профессор. - Надеешься услышать
стоны привидений?
     - Вполне может быть,  -  ответил Джонатан. - И мне кажется, что как раз
поэтому ты и говоришь шепотом.
     Профессор, слегка удивленный тем,  что он,  оказывается, и в самом деле
говорит шепотом, повысил голос.
     - Эй! - крикнул он в темноту. - Это всего лишь я, сборщик налогов.  Это
напугает их так, что они дневного  света не взвидят, - пояснил он Джонатану.
-  Хотя  там,  внизу,  не так уж много дневного света, чтобы его  можно было
увидеть.
     Джонатан опять  покопался  в  своем рюкзаке  и вытащил  лампу, факел  и
свечи, которые они с Профессором прихватили с собой.
     - Этот факел слишком коптит, - заметил он.  - Давай лучше воспользуемся
лампой, а факел и свечи оставим на потом.
     - Отличная мысль.
     Джонатан  зажег лампу, и Профессор  подкрутил фитиль,  чтобы  прибавить
огня. Темноту подвала прорезал луч света, но проку от него было немного - он
лишь  сделал все остальное  чуть более черным. Ахав сунулся мимо Джонатана и
Профессора к  лестнице, свесил голову вниз и зарычал. Джонатан  относился  к
инстинктам Ахава с большим уважением и сейчас сам был бы не прочь зарычать в
эту темноту - просто чтобы дать понять всем, кто мог  в ней скрываться,  что
он  носит с собой, как метко выражался его друг Дули,  ударную трость. Держа
перед   собой  ярко  горящую  лампу  на  расстоянии  вытянутой  руки,  он  в
сопровождении  двух друзей спустился по ступенькам, которые спиралью уходили
в  удивительно глубокий,  как  оказалось,  погреб.  Джонатан  переступал  со
ступеньки  на  ступеньку  очень  осторожно,  как  будто  они  могли  вот-вот
развалиться на кусочки. На самом же деле они были  очень прочными и казались
вырубленными из самой скалы.
     У  основания   лестницы  находилось   широкое,  открытое   помещение  с
туннелями, уходящими  в землю в трех направлениях,  - один  из них наверняка
вел  к  пещерам, интересовавшим  Профессора. Джонатан  спрыгнул с  последней
ступеньки на каменный  пол, и тот откликнулся  гулким эхом. За спиной  у них
раздался  металлический   щелчок,  скрежет  шестерни   слетевшей  собачки  и
слившийся с ним грохот цепи, бегущей через железное кольцо. Тяжелая откидная
крышка захлопнулась с гулким "бум!", которое сопровождалось порывом воздуха,
пронесшимся вниз по  винтовой лестнице и с силой ударившим в поднятое  вверх
лицо Джонатана.

Глава 4
     Пещера Мальтиуса

     Джонатан  отд