ь злодеи, которых надо прижать к ногтю, то пусть обращается ко мне. Знаете, парни, было приятно поработать с вами. Я нисколько не жалею об этом.
     - Как, ты уже уходишь, дедушка? - спросил Дули, отвлекшись от Лонни Госсета. - Когда же ты вернешься?
     - Когда придет весна, мой мальчик. В апреле мы с тобой отправимся в небольшое путешествие. Как ты на это смотришь?
     - Здорово, - сказал Дули с гордостью. - Держись подальше от всяких дьяволов.
     - Никогда не буду иметь с ними дел. Или я не Теофил Эскаргот.
     С этими словами он натянул на себя плащ и исчез. Джонатан слышал, как он прошагал к двери и стал спускаться по каменным ступеням. А когда он ступил на траву, все стихло.
     Шелзнак поднял с пола свою трубку, подошел к обезьяне и принялся толкать ее в бок. Как и Лонни Госсет, обезьяна вскоре пришла в себя и, пошатываясь, встала на ноги, оглядываясь при этом вокруг так, словно пыталась сообразить, где она находится. Таща за собой обезьяну, Шелзнак ушел вслед за Эскарготом, ни разу не взглянув ни на путешественников, ни на коротышек, - он благоразумно скрылся, не дожидаясь, пока кто-нибудь из них переменит свое решение о его освобождении. Выйдя из Башни, он на минутку остановился и злобно постучал тростью о камни. Вихрь холодного ветра закружился вокруг него, поднял его плащ и вслед за ним - целый рой опавших дубовых листьев. Когда ветер утих, все увидели, что гном и его обезьяна исчезли.
     - Нам не следовало вот так просто отпускать его, - сказал Профессор.
     - Может, это и к лучшему, - откликнулся Джонатан. - Кто знает, что бы он тут еще выкинул?
     Лонни Госсет застонал и схватился рукой за голову. Сквайр предложил ему ломоть хлеба, но он почему-то не взял его. Он удивленно взглянул на Сквайра и сел на скамейку, которую Профессор вместе с Джонатаном втащили в окно.
     Джонатан порылся в своем мешочке и достал оттуда монеты. Он положил их на каминную доску так, чтобы рыбки, изображенные на них, смотрели в разные стороны, а затем повернул их носами друг к другу. Рыбки замерцали, стали словно покачиваться и пропали. Монетки засверкали и заискрились в лучах крошечной радуги - как это бывает, когда на солнце выставишь призму. Рыбки пропали, и монетки казались гладкими и прозрачными, как будто были сделаны из стекла, и на каждой из них вдруг появилось лицо с пухлыми щеками; на носу его сидели огромные круглые очки. Джонатан совершенно не сомневался в том, чье это лицо, оглядывающее зал с наблюдательного пункта в виде монет.
     Оно видело пустую петлю, подвешенную к потолку; Джонатана и Профессора, целых и невредимых. В руке у Профессора были карманные часы, которые, очевидно, больше не принадлежали гному. Лунный Человек улыбнулся, подмигнул и пропал.
     - Пойдемте, - сказал Джонатан. - Мы не можем считать, что сделали все свои дела, пока не отвезем пряники домой.
     Лонни Госсет был не в состоянии совершить путешествие через болото, поэтому его посадили на одного из пони коротышек. Все вышли через дубовую дверь, не позаботившись о том, чтобы потушить огонь в камине и не горя желанием осмотреть верхние этажи Башни. Джонатан был уже сыт этой Башней по горло. Профессор Вурцл взял свой сломанный механизм и, когда они двинулись в путь, сказал, что весной собирается вернуться сюда и основательно исследовать Башню.
     Они двинулись в сторону города, шагая по тропинке, извивавшейся среди болот, которые и наполовину не выглядели сейчас столь страшными и угрожающими, как ночью. Когда путешественники вошли в город, то увидели Хоббса, который сидел во дворике у своего магазина и пил утреннюю чашку кофе. Он выглядел дружелюбнее - гораздо дружелюбнее, чем тогда, когда они плыли вниз по реке. Ему уже было известно о поражении гнома и гоблинов, он улыбнулся, кивнул и сказал лишь, что доктор Шелзнак был одним из его самых лучших покупателей - точнее, он вообще был единственным покупателем. Джонатан ответил, что в следующие несколько недель торговля, очевидно, будет просто процветать, и Хоббсу эти слова доставили большое удовольствие. Они оставили Лонни Госсета на его попечение, а сами поспешили к Заводи Хинкла, только перед уходом Сквайр опустошил запасы Хоббса, прихватив пирожки с орехами и пару дюжин яиц. Осада крепости, очевидно, сильно возбудила его аппетит.
     Плот оказался в полном порядке. Ветки все так же были навалены на палубу и закрывали мачту; никаких признаков, что здесь побывали гоблины, не было - нигде не валялись ни рыбьи кости, ни прочий сор. Джонатан, Профессор Вурцл и Дули уговаривали коротышек приехать к ним в городок Твомбли на рождественские праздники, но те очень вежливо отказались. У них ведь были свои семьи и свои обычаи проведения праздников, и им предстояло еще несколько дней путешествия, прежде чем они попадут в родные края. И, возможно, более важным было сообщение, которое они передали с переправы Сноупа, - армия коротышек поднята и маршем движется к Стутону, и, по всей вероятности, они встретили именно эту армию, уже после того, как на них напала банда гоблинов, один из которых украл мешочек с мраморными шариками Сквайра. О пропавших мраморных шариках было упомянуто впервые, и это подсказало Джонатану неплохую мысль. Во всяком случае, заметил Буфо, после бегства гнома и возвращения часов со стутонским дьяволом можно было теперь справиться и без поддержки армии Сквайра. А гоблины, которые явно находились прежде во власти магических сил гнома, теперь спешат обратно в свой Лес. В конце концов, сказал Буфо, армия - это очень хорошо, когда стране что-то угрожает, но, когда все спокойно, никто, обладающий хоть каплей разума, не станет притворяться, что это здорово. Чем скорее армия будет распущена, а воины отправятся по домам, тем лучше.
     Все это показалось Джонатану очень важным, да и всем остальным тоже, но все же путешественникам было грустно расставаться с компанией веселых коротышек, уже в третий раз за несколько недель. Но перед тем как расстаться, они сделали две очень важные вещи, одна из которых касалась интересной идеи Джонатана, пришедшей ему в голову после упоминания о мраморных шариках Сквайра.
     Хотя шляпа мэра Бэстейбла выглядела на голове у Сквайра щеголеватой, это, в конце концов, была все же шляпа мэра Бэстейбла. Поэтому Джонатан решил осуществить обмен. После того как приглашение провести зимние праздники в городке Твомбли было вежливо отклонено, Джонатан достал мешок с шариками, которые он взял у гоблина в Стутонской Топи и просто обменял их у Сквайра Меркла на шляпу.
     - Шарики! - воскликнул Сквайр потрясенно.
     - Те самые, - заверил Джонатан, - которые тебе подарил господин Бламп на побережье.
     - Старый добрый Бламп, - сердечно произнес Сквайр, - Бламп, Бламп, Бламп. Однажды он подарил Сквайру целый мешочек мраморных шариков, похожих на эти. Очень похожих.
     - Это тот самый мешочек, - подсказал Буфо.
     - Но его украли мошенники гоблины, - возразил Сквайр, - после того как мы прошли через переправу Сноупа. Я пошвырял этих мелких гоблинов с одного берега реки на другой. Выбил из них последние мозги. И отнял у них эту шляпу.
     - Именно так, Сквайр! - восторженно воскликнул Буфо. - Это было удивительное зрелище, джентльмены: как Сквайр со своей дубинкой защищал переправу. Они подожгли ферму Сноупа и выпустили его свиней, но они представляли собой жалкую толпу, когда там появился Сквайр верхом на Бегемоте. - Он указал на пони Сквайра - этот пони был куда крупнее своих товарищей и, видимо, поэтому заслуженно получил имя Бегемот. - Их было всего около сорока, - продолжил Буфо, - но и четыреста гоблинов не смогли бы остановить Сквайра.
     - Ну, четыреста смогли бы, - вставил Ветка, на лице у которого было написано выражение, говорившее о том, что Буфо хватил через край.
     - Ничего подобного, - возразил Буфо. - Эти мерзкие твари насели на него все одновременно, рыча и издавая другие нелепые звуки, но Сквайр наносил удары направо и налево и, сидя верхом на Бегемоте, разогнал всю толпу гоблинов. Разбил их наголову - вот как это можно назвать. Разбил и погнал прямо вниз по течению, мимо фермы Сноупа, на причал переправы. И спустил их в реку!
     - Урра! - в порыве восторга закричал Дули.
     - Разбил, разбил, разбил и в речку их спустил! - сказал Сквайр, который в душе тоже, очевидно, был поэтом.
     - Но они, мерзавцы, украли у него мешочек с шариками, - сказал Желтая Шляпа.
     - А мы нашли его у Стутона, - вставил Дули. - Я сам стукнул как следует нескольких гоблинов сковородкой.
     - Сыровар дал мне другой мешочек, - упрямо заявил Сквайр, все еще не осознавший до конца, что произошло - Когда Сквайр хотел сыра, господин Бинг дал ему сыр. Когда Сквайру нужны стеклянные шарики, то и они нашлись у господина Бинга.
     Сквайр протянул Джонатану руку, и тот пожал ее. Когда они еще не разжали ладоней, Сквайр трижды взмахнул рукой и таинственно произнес:
     - Мельница, мельница, мельница, - и потом разжал руку.
     - Это одна из шуток Блампа, - объяснил Желтая Шляпа.
     - Я так и подумал, - сказал Джонатан.
     Сквайр заглянул в мешочек, а затем быстро завязал его, не желая, чтобы оттуда начала выкатываться река шариков. Сощурившись, он посмотрел на путешественников:
     - Почему, господин Бинг, эльфы ставят кушетку на переднее крыльцо?
     Джонатан догадывался, что ответ связан с научными законами и даже, возможно, с "трупным окоченением", но совершенно не знал, как именно.
     - Понятия не имею, - ответил он.
     - Чтобы Сквайр мог сидеть на ней весенними вечерами, - сказал Сквайр, добродушно захохотав.
     Все остальные тоже засмеялись, и Дули - громче всех. Эта шутка показалась ему гораздо остроумнее, чем шутка про "окоченение". Ветка, наоборот, хоть и улыбнулся, но, казалось, был озадачен, а может, просто не придавал такого значения вежливости, как остальные.
     Буфо, после того как они оценили и достаточно насладились остротой Сквайра, откашлялся, и в его глазах появитесь поэтическое вдохновение.
     - Мы с Гампом сочинили небольшое стихотворение, - сказал он, - которое вы, возможно, сочтете подходящим к данному случаю.
     - Давайте, давайте! - с энтузиазмом воскликнул Профессор.
     - Конечно, давайте послушаем, - произнес Джонатан, узнавший наконец настоящее имя Желтой Шляпы.
     И Буфо вместе с Желтой Шляпой, или уже теперь Гампом, принялись по очереди читать куплеты стихотворения:

     На ферме гоблины однажды потешались,
     Но лишь пока не появился Сквайр,
     И быстро те мерзавцы разбежались
     Выкрикивая в страхе. "Сквайр! О Сквайр!"

     На ферме подожгли они амбар,
     И прыгали вокруг, и танцевали,
     И дрыгаться в дурацкой этой пляске
     Беднягу Сноупа жестоко заставляли.

     Какое зрелище печальное то было!
     Но стихла вдруг вся эта суета,
     Вскричали гоблины, завидев тучу пыли,
     Но песня их быта уже не та.

     Они сквозь дым заметили Его,
     Огромного, как грозовая туча,
     И тут же полетели в реку,
     А он смеялся. "Так-то лучше!"

     Да, гоблины те бились и дрожали,
     Когда туда пришел наш смелый Сквайр,
     И в страну "Перекати-поле" убежали,
     Выкрикивая в страхе: "Сквайр! О Сквайр!

     - Ты испортил последний куплет, - сказал Гамп. - Ты вставил туда свое дурацкое "перекати-поле" и испортил стихотворение!
     - Ерунда! - воскликнул Профессор, опережая протесты Буфо. - Это было превосходно, особенно ближе к концу. Лучше просто не бывает.
     И тут же, вслед за восторженным отзывом Профессора, раздались громкие аплодисменты. Профессор сказал еще раз, что, по его мнению, стихи получились на редкость хорошими, и добавил, что и он, и Джонатан, и Дули обязательно повезут их с собой в городок Твомбли и разнесут там весть о подвигах Сквайра.
     Наконец они пожали друг другу руки, попрощались, и трое путешественников пообещали, что вскорости обязательно навестят коротышек. И те ушли по дороге, бежавшей вдоль реки, в сторону Горной Страны эльфов, к своим землям.
     А Джонатан, Дули и Профессор Вурцл принялись очищать плот от веток, разумеется не без помощи Ахава, который суетился вокруг с таким видом, словно хотел показать, что он рад опять плыть по реке. Около десяти часов они оттолкнулись шестами от берега и поплыли прочь из Заводи Хинкла - Джонатан и Дули крутили педали, а Профессор стоял у руля. Хотя никто из них не имел удовольствия поспать за последние сорок часов, перспектива скорого возвращения домой и волнение от победы помогли им перебороть усталость, поддерживали их и заставляли упорно двигаться вперед.
     Они крутили педали весь день и большую часть следующего, пока не задул сильный ветер, холодный, обжигающий, как раскаленный металл, но они смогли поставить паруса и быстро плыть по направлению к дому. Путешественники закутались в теплые куртки и одеяла и, сидя на палубе, распивали кофе и ели горячую картошку.
     - Жаль, что от меня было мало помощи, когда все это происходило в Башне, - сказал Джонатан, когда они сидели под тентом у руля, жуя картошку.
     - Не только от тебя, и от меня тоже, - заметил Профессор. - Но план Эскаргота, если, конечно, он вообще был, сработал на удивление хорошо, и мы оба приняли участие в его осуществлении.
     - По всей видимости, - проговорил Джонатан. - Хотя, когда он бросился за Дули, я решил, что это конец. Подумал, что жизнь мы кончим не людьми, а нам приделают плавники, клюв и продадут бродячему музыканту в обмен на пригоршню фасолин или чего-нибудь еще.
     - Там был один ужасный скелетус, - сказал Дули, исказив слово. - Я думал, он хочет сожрать меня.
     - Он всего лишь съел индюшачью ножку Сквайра, - поправил его Джонатан. - По крайней мере, пытался. Не думаю, что ему понравилось. Кажется, у него проблемы с зубами.
     - И тогда я принялся удирать во все лопатки, - продолжал Дули. - Даже не думая ни о чем. Дедушка сказал, что это такая реакция. Я бросился вниз по тропе и врезался в самую гущу гоблинов, бежавших со стороны болота. Их там была целая толпа, наверное, примерно шестьдесят. Но это еще не все! За ними, размахивая огромной дубиной, бежал господин Госсет, просто жуть! Это было еще то зрелище! Побейте меня как зеленого новичка, если я вру!
     - Побить как зеленого новичка? - спросил Джонатан.
     - Так говорил дедушка, а он ведь почти пират. Ну вот, одним словом, я засел в кусты, трясясь как ненормальный, и тут появляется дедушка и шепотом зовет меня по имени. Я, конечно, отозвался, а он велел мне оставаться в кустах и ждать там - сказал, что возле Башни очень опасно. Он сказал, что вы возьмете меня, после того как все закончится.
     Несколько минут я сидел в кустах и слышал, как без конца кто-то громко вопил. Я подумал, что это господин Госсет учит гоблинов уму-разуму. И тут на тропе появляются Сквайр, Ветка и все остальные, и я не совру, если скажу, что Сквайр выглядел просто величественно. Он был готов к бою! Тут я выскочил из кустов и напугал их чуть ли не до смерти. И вот мы впятером, и еще господин Госсет, принялись чистить гоблинам перышки. Затем, откуда ни возьмись, появляется обезьяна, и она как даст господину Госсету! Сквайр сказал, что он ей покажет, и показал. Вот что со мной было. И мы все-таки дали им на орехи.
     - Мы были очень рады увидеть тебя, - сказал Джонатан. - Я никогда еще не был так счастлив, когда увидел тебя, и Сквайра, и всех остальных. Если бы не все вы, нам пришлось бы очень плохо.
     Профессор согласился с этим и добавил, что действительно так бы все и было. Затем все согласились с мнением, что Сквайр - удивительный товарищ и, конечно, "свой парень".
     - Будь я проклят, если понимаю, почему ты, Джонатан, все видел и слышал, в то время как я - ничего, - сказал Профессор. - Возможно, это каким-то образом связано с атмосферным давлением. Насыщенный парами воздух, или туман, попросту говоря, давит на уши, на пространство вокруг них и на передние доли мозга, что оказывает определенное воздействие на слух и зрение.
     - Честно говоря, не знаю, - признался Джонатан. - Но звучит здорово.
     - Согласно моей теории, - продолжал Профессор, - благодаря тому что я нахожусь уже в почтенном возрасте, это давление плохо воздействует на определенные процессы в организме, и поэтому каким-то образом я становлюсь невосприимчив к тому, что происходит вне меня.
     - Может, ты и прав, Профессор, - сказал Джонатан. - Хотя я ничего не знаю о всех этих процессах, давлениях и тому подобных вещах. Может быть, я просто исключение из правил. Но это было совершенно точно, когда Дули вытащил из моего мешочка последнюю монету, я словно ненадолго перестал видеть и слышать, но все чувства вернулись ко мне, когда монетки опять оказались на месте. Поэтому я думаю, что на пути у магии Шелзнака встала магия эльфов.
     - Опять магия, - пробормотал Профессор. - Это слишком просто. Ученый не должен ссылаться на магию, объясняя какой-нибудь феномен.
     - Но ты не можешь отрицать, что магические монетки как-то действуют, - сказал Джонатан, - или что часы остановили все вокруг.
     - Конечно нет, - ответил Профессор. - Но я твердо убежден в том, что если мы приподнимем заднюю крышку этих часов, то увидим там то, что на удивление будет вполне объяснимым и логичным. - С этими словами Профессор раскрыл свой перочинный ножик, словно собирался осуществить свое намерение.
     - Профессор! - воскликнул Джонатан, изумленный подобным любопытством.
     Тот засмеялся и спрятал нож.
     - Как скажешь, Джонатан, - сказал он. - Ты капитан на этом корабле. Если это именно магия виновата во всех чудесах, пусть так.
     Некоторое время он изучал часы, поворачивая их на ладони и так и сяк.
     - Интересно, упоминается ли о чем-то подобном в "Лимпусе"? - сказал он наконец и скрылся в рубке, а затем появился на палубе с толстенным томом "Книг Лимпуса", в который тут же и погрузился.
     Они продолжали плыть, пока не стемнело, и бросили якорь на середине реки, на всякий случай, чтобы на них никто не мог напасть. Несмотря на то что гном сбежал, никто не исключал возможности того, что он попытается выкинуть еще какой-нибудь номер. Джонатан был совершенно уверен, что и туман, и скелеты - это все его рук дело. Но если уж с ними случится что-нибудь похуже, то у Профессора на этот случай были часы, и теперь он мог бы сделать неподвижными гнома, или его обезьяну, или других его слуг. И путешественники решили, что их сон будет более крепким, если они заночуют не ближе чем в ста футах от берега.
     И они в самом деле спали крепко. Никто, в том числе и Ахав, не проснулся до десяти часов утра. Джонатан выбрался из своего спального мешка, почувствовав, как говорится, жуткий холод. На утреннем воздухе изо рта у него валил пар, как дым из трубы поезда, и тепло от его тела, удерживаемое теплым пуховым одеялом, почти тут же исчезло. Он натянул на себя две пары носков, которые мудро положил на ночь под покрывало, свитер и куртку, которые показались ему ужасающе холодными. Как только он выбрался из мешка и принялся разжигать огонь в печке, на его место приполз Ахав и зарылся под одеяла, выглядывая оттуда с вполне довольным видом.
     После завтрака с горячим кофе все немножко взбодрились и ясным, холодным утром отправились в путь. Небо над головой было серым, и можно было поспорить, что оно уже готово извергнуть на землю хлопья снега.
     Корка льда покрывала палубу, а сиденья перед гребным колесом были припорошены инеем. Мысль о том, чтобы садиться на эти промерзшие сиденья и крутить педали, была не слишком приятной, но выбора не было - стоял почти полный штиль, лишь с долины дул легкий ветерок, от которого уши превращались в ледышки.
     Джонатан и Дули положили на свои сиденья свернутую парусину, и, хотя им пока еще было так холодно, словно они сидели в кадке с мороженой селедкой, это все же было лучше, чем садиться на замерзшее дерево. Вскоре, правда, обнаружилось, что крутить педали - это как раз то, что им нужно. Через десять минут Джонатан уже снял куртку, закатал рукава на свитере и начал переживать за Профессора, который, дрожа от холода, стоял у руля.
     Прошло часа три, и после обеда он