м таком случае, какие другие шансы останутся у  него,
если план провалится окончательно и бесповоротно, что предпринять  дальше,
если все удастся сразу, и какое будущее ждет его тогда. Он никогда  раньше
не интересовался стратегией и тактикой, но если в нем и спал хоть какой-то
скрытый талант генерала, то сейчас наступило самое время развить  его  как
можно скорее.
     Так случилось, что следующий проситель  появился  лишь  спустя  шесть
месяцев  -  насколько  Мартелс  мог  судить,  поскольку  вести   мысленный
календарь однообразных дней не представлялось возможным, а при  отсутствии
в этом летнем веке времен года он не сомневался, что терял счет и месяцам.
В общем, проситель явился вовремя, поскольку Мартелс уже почти достиг  той
точки,  когда  не  мог  ни  улучшить,  ни  развить  свой  план,  и   начал
подозревать, что его серьезный замысел превращается из  плана  действий  в
пустые фантазии.
     Квант мигом насторожился, что совсем не удивило Мартелса.  Последовал
обычный ритуал приветствия и  ответа  на  него.  Затем,  когда  посетитель
возник в поле зрения  и  представился  как  Тлам  из  племени  Ястребиного
Гнезда, глаза его остекленели, он будто окаменел, и больше не проронил  ни
слова.  Одновременно,  Мартелс  ощутил   странную   легкость,   отсутствие
давления, почти пустоту, будто Кванта вообще здесь больше не было. Мартелс
попробовал заговорить, и убедился, что может.
     - Квант, это делаешь ты?
     - Да, - ответил туземец. Голос звучал, как жуткая  пародия  на  голос
Кванта с примесью  собственного  голоса  посетителя.  Мартелсу  показалось
удивительно странным слышать голос Кванта без обычной трубной громкости. -
Смотри дальше.
     Туземец повернулся и начал бесцельно бродить среди экспонатов, иногда
бессмысленно  жестикулируя  то  перед  одним,  то  перед  другим.  Мартелс
обнаружил, что может следить за ним глазами и спросил:
     - Он осознает происходящее?
     - Нет, - ответил туземец, исполняя нелепо торжественный пируэт.  -  Я
мог бы сделать так, чтобы он осознавал, но предпочитаю его не тревожить. Я
верну его на то же место, откуда мы начали, и когда все закончится, он  не
заметит разрыва во времени.
     - Тогда, как я понимаю, это проекция сознания, а не гипноз.
     - Совершенно верно. Однако не делай торопливых выводов.  Ты  в  любом
случае бессилен, но если ты сделаешь хоть малейшую попытку воспользоваться
своим нынешним положением, я мгновенно окажусь в мозгу рядом с тобой  -  а
затем уделю немалую часть своего внимания, чтобы сделать твою жизнь  более
несчастной, чем когда-либо раньше.
     Мартелс сильно  сомневался,  что  Квант  сможет  превзойти  несчастья
детства в Донкастере, но его куда больше заинтересовало,  что  утверждение
Кванта и  его  угроза  противоречили  друг  другу.  Однако  он  промолчал.
Блуждания захваченного туземца уже оставили  больше  следов  в  пыли,  чем
предшествующие  посетители  за  все  бессчетные  десятилетия,  и   Мартелс
торопливо включал их вместе с ростом и длиной  шага  туземца  в  размерную
рамку своей мысленной схемы. Казалось совершенно очевидным,  что  Квант  и
понятия не имеет, как  много  новой  информации  он  дает  Мартелсу  своим
довольно хвастливым представлением.
     - Ну, - сказал Мартелс, - это не отличается от  воздействия  гипноза,
хорошо известного в мое время, разве что тут отсутствовала предварительная
подготовка. Я мог бы подумать, что ты все  еще,  так  сказать,  проживаешь
здесь, а "проекция" состоит лишь в  использовании  какой-то  микроволновой
передачи направленного действия для подавления собственных  мозговых  волн
этого бедняги.
     - Такое, конечно, вполне возможно, но примитивно и  разрушительно,  -
сказал туземец. - Сейчас я продемонстрирую тебе разницу.
     Квант вернул туземца точно в первоначальное положение. И без малейшей
подготовки или перехода Мартелс понял, что смотрит  на  мозговую  оболочку
снаружи.
     Как он и подозревал, она оказалась прозрачной, и  находящийся  внутри
нее мозг не превышал по размеру мозг дельфина, но  Мартелс  много  месяцев
готовился к тому, чтобы не терять ни секунды на  разглядывание  того,  что
перед  ним  предстанет.  Сохраняя  свое  новое  тело  недвижным,  а   лицо
безучастным, как будто в  потрясении,  он  начал  переводить  взгляд,  ища
трубку, или несколько трубок, которые должны были идти к питающему насосу.
Вот она: одна трубка, выглядевшая очень прочной. Ну что  ж,  это  он  тоже
ожидал.
     Отпрыгнув на один шаг назад и на три шага вправо, он схватил  с  пола
металлический предмет, похожий на дубинку, который он давно  приглядел,  и
метнул его прямо в то место, где трубка соединялась с оболочкой.
     Мускулы жителя джунглей, верный глаз и  прекрасная  реакция  охотника
сработали гораздо точнее и быстрее, чем мог ожидать Квант. Тяжелый  снаряд
ничего не повредил, но при ударе в сознании  Мартелса  вспыхнул  отголосок
боли.
     Два прыжка по направлению ко входу,  резкий  наклон  к  полу  и  один
прыжок обратно к оболочке. Высоко замахиваясь  новым,  еще  более  тяжелым
предметом, он почувствовал, как  Квант  отчаянно  пытается  выдернуть  его
сознание обратно,  но  новое  орудие  -  некогда  бывшее  то  ли  поручнем
автобуса, то ли шатуном, то ли конечностью какой-то статуи,  кто  знает  -
уже опустилось со всей силой, которую Мартелсу удалось извлечь  из  рук  и
спины Тлама. Оно ударило по верхней части  мозговой  оболочки  с  треском,
похожим на пистолетный выстрел.
     На оболочке  не  осталось  и  царапины,  но  даже  малейшие  признаки
встревоженного могучего сознания Кванта пропали. Тлам/Мартелс уже отчаянно
несся ко входу - а Тлам оказался способным мчаться, как олень. Они  вместе
вырвались на яркий  солнечный  свет,  и  Мартелс  сразу  же  ослабил  свой
контроль над телом. В явном и вполне понятном ужасе Тлам нырнул в джунгли,
петляя и кружа по таким тропинкам, которых Мартелс даже не заметил  бы,  и
несмотря на растущую усталость, остановился, лишь когда наступила ночь.
     Мартелсу  эта  гонка   доставила   столько   же   удовольствия,   как
единственная его поездка на поезде через ущелье Бреннер. Впервые за долгое
время он ощущал сырость, вдыхал запах зелени, плесени и  гнили  и  неясные
цветочные ароматы, чувствовал жар на коже,  удары  босых  ног  о  покрытую
травой землю и сокращение собственных мышц. Он  наслаждался  даже  ударами
веток, лиан и колючек, хлеставших их на бегу.
     Теперь Тлам быстро, но очень тщательно осматривался вокруг, ища  лишь
одному ему известные опасности. Затем он опустился на четвереньки,  заполз
в заросли каких-то кустов с  остроконечными  листьями  и  гроздьями  белых
ягод, дважды всхлипнул, свернулся клубком и уснул.
     Все удалось. Удалось прекрасно - без задоринки. Мартелс  вырвался  на
свободу.
     Но надолго  ли?  Узнать  это  не  было  возможности.  Он  по-прежнему
подвергался опасности, как из прошлого, так  и  из  будущего.  Хотя  он  и
сделал  вывод,  на  его  взгляд   правильный,   что   дальность   действия
гипнотической силы Кванта не может быть большой, он не  знал  в  точности,
какова она, и как далеко от музея он сейчас находится. Он оглушил  Кванта,
это ясно, но надолго ли. Он не знал также, насколько полным  будет  разрыв
между личностью Кванта и его собственной личностью,  _н_е_с_м_о_т_р_я_  на
расстояние между ними. Сомнительные свидетельства о телепатии его  времени
говорили, что такая связь _н_е_ ослабевает с расстоянием.
     Предположим - хоть это  и  казалось  невероятным  -  что  его  грубое
нападение действительно повредило мозговую оболочку или питающий  насос...
достаточно серьезно, чтобы сам мозг со  временем  погиб.  Что  случится  с
Мартелсом, если Квант умрет?
     Этого  он,  опять  же,  не  знал.  Ему,  по-прежнему,  придется  быть
предельно бдительным, чтобы почувствовать  даже  малейшую  попытку  Кванта
добраться до него. Единственно в чем он мог быть уверен в  данный  момент,
так это в том, что  он  наконец  обрел  тело.  Конечно,  это  тело  нельзя
полностью назвать собственным, но  оно,  наконец,  вернуло  ему  некоторую
свободу передвижения.
     Предельная бдительность... однако в  его  распоряжении  находился  не
совершенный питательный насос,  а  всего  лишь  тело,  усталость  которого
действовала и на Мартелса.... Предельная бдительность....
     Мартелс уснул.





                   ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕТВЕРТОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ


                                    6

     Мартелсу снился странный сон,  будто  он  падает  в  какую-то  трубу,
стенки которой усеяны шипами, похожими на клыки.  Сон  этот  длился  очень
долго и закончился смутным, немного пугающим чувством, что открыв глаза он
увидит все тот же покрытый пылью пол, неясные формы экспонатов и привычную
стену. Но пока он прилагал усилия,  стараясь  пробудиться,  в  его  ноздри
вползли запахи сырой земли и растительности, а в уши - шорохи джунглей,  и
он понял, что по-крайней мере эта часть кошмара закончилась.
     Сначала он удивился, что его мышцы не ноют после  сна  на  земле,  но
затем сообразил, что это вовсе _н_е _е_г_о_ мышцы, и что Тламу, наверняка,
приходилось спать подобным образом не одну сотню  раз.  Так  как  туземец,
похоже, еще не проснулся, Мартелс не стал открывать его  глаза,  а  вместо
этого  порылся  в  собственном  сознании  в  поисках  присутствия  Кванта.
Засыпать было преступной неосторожностью, но как он мог этого избежать?  В
любом случае, ему несомненно везло. Он не нашел и следа бывшего Автарха.
     Что дальше? Квант говорил, что путь в  Антарктиду  и  Терминус  лежит
через страну Птиц, но он,  наверняка,  имел  в  виду  самый  прямой  путь,
который бы позволил ему вернуться в свою оболочку в кратчайший срок,  ведь
Амра, проситель приходивший перед Тламом, пришел  из  мест,  граничащих  с
Антарктикой, но ему не  пришлось  пересекать  страну  Птиц,  добираясь  до
музея. Следовательно, территория Амры не могла находиться совсем уж далеко
от музея, так как очевидно, что у туземца не было бы  ни  возможности,  ни
желания  пересекать  целые  континенты,  а   тем   более,   океаны,   ради
сомнительных выгод от загадочных высказываний Кванта. То, что они  не  так
уж высоко ценили советы Кванта, было видно по тому, как редко они  к  нему
обращались, и той по малой практической пользе от этих советов в мире, где
им приходилось жить.
     Квант, также, подтвердил  догадку  Мартелса,  что  земля  Амры  лежит
где-то поблизости от прежней Тьерра-дель-Фуэго, а  это,  в  свою  очередь,
означало, что музей  находится  в  Южной  Америке,  вернее,  на  материке,
оставшемся от нее - и что теперь существует перешеек или, по меньшей мере,
полоска легко преодолеваемой воды между прежней цепью островов и  покрытым
льдом континентом. Это очень хорошо; отсюда  очевидный  первый  шаг  -  не
вмешиваясь, дать Тламу вернуться в свое племя. Если даже, в худшем случае,
оно живет прямо к северу от музея, Мартелс все равно был настолько слаб  в
здешней географии, что не мог бы сам определить, где находится юг. И,  что
не менее важно, в какой стороне восток, где по  свидетельству  Амры  лежит
страна птиц.
     По пути  предстояло  узнать  еще  многое,  но  тут  возникала  другая
проблема. Мартелс теперь располагал не только телом, но и мозгом; но  судя
по опыту совместного проживания с Квантом,  у  него  не  было  возможности
получить доступ к  знаниям  этого  мозга,  не  обнаружив  себя  перед  его
владельцем, да и тогда требовалось согласие этого владельца.
     Пока что Тлам явно не подозревал о его присутствии; он просто  пришел
задать   вопрос   Кванту,   вместо   этого   совершил   ряд   необъяснимых
насильственных действий против полубога и бежал в ужасе перед  случившимся
и перед местью оракула. Обнаружив  себя,  Мартелс  мог  предстать  в  роли
предка или даже Кванта; и он уже знал, что может перехватить контроль  над
телом Тлама, когда возникнет необходимость....
     Нет, так не пойдет. Это просто ошеломит Тлама, если не приведет опять
в панику, а продолжая путь, можно многое узнать.  Лучше  пусть  Тлам,  как
можно дольше,  принимает  решения  сам;  время,  когда  Мартелсу  придется
вмешаться, наверняка наступит слишком скоро.
     Тлам зашевелился, его глаза открылись, и перед ними предстали стволы,
лианы и поганки. Туземец проснулся почти мгновенно. Вместо потягивания  он
замысловато изогнул все тело, не потревожив ни  единого  листка,  а  затем
пристально  вгляделся  в  заросли.   Очевидно,   он   не   увидел   ничего
настораживающего, так как без  дальнейших  предосторожностей  поднялся  на
ноги и принялся завтракать гроздьями белых ягод. Их  вкус  и  консистенция
больше всего напоминали отварную овсяную крупу, мариновавшуюся лет  десять
в подсоленном белом вине, сквозь  которое  пропускали  двуокись  серы,  но
Мартелс так давно ничего не ел, что  они  показались  ему  деликатесом.  В
каких-нибудь  нескольких  метрах  Тлам  нашел  огромный  голубой   цветок,
наполненный росой или дождевой водой, теплой  и  сладковатой,  но  тем  не
менее, прекрасно утолившей жажду. Затем Тлам снова пустился бежать.
     Туземец продолжал свой путь  весь  день.  Он  двигался,  как  лошадь,
участвующая в скачках по пересеченной местности:  бегом,  трусцой,  шагом;
бегом,  трусцой,  шагом,  каждый  час  он  делал  примерно  десятиминутный
перерыв, отдыхал, пил, съедал какой-нибудь вязкий  плод  или  едкий  гриб.
Хотя путь его, по необходимости, был очень  извилист,  Мартелс  к  полудню
заметил, что пробивающийся сквозь зелень золотой солнечный свет склоняется
вправо. Удача! Они направлялись на юг, во всяком случае, примерно.
     Незадолго до сумерек они достигли стремительного  пенящегося  речного
потока,  абсолютно  непреодолимого  на  взгляд  Мартелса,  но  ничуть   не
задержавшего Тлама. Он  просто  вскарабкался  на  деревья,  образовывавшие
туннель, сквозь который неслась река. Мартелс, никогда раньше не  видевший
влажный  тропического  леса  и  даже  не  читавший  о  нем,  с  изумлением
обнаружил, что его крона, переплетенная тысячами лиан, образует свой  мир,
как будто у Земли есть вторая поверхность,  или  некий  примитивный  образ
небес опустился, оказавшись в пределах досягаемости живых существ. В  этих
небесах змеи маскировались  под  лианы,  лягушки  жили  и  размножались  в
прудах, образованных венчиками огромных цветов, обезьяноподобные  существа
размером не больше крыс швырялись орехами с неприятной точностью и  силой,
а зеленые глаза, в глубинах которых таилось безумие, светились в  темноте,
которая была бы неудивительной в пещерах, но здесь, над землей,  поражала.
Но Тлам пробирался вперед, как будто кроны деревьев были для него столь же
привычной средой обитания, как и лес внизу,  и  когда  он  вновь  коснулся
земли, река осталась так далеко позади, что не доносилось даже ее шума.
     Эту ночь они провели на каком-то  естественном  помосте  над  землей,
поутру оказавшимся деревом, кривым, как яблоня, но с плодами, похожими  на
грецкие орехи. Тлам легко справлялся с ними, сжимая в руке  по  две  штуки
сразу, чем напомнил Мартелсу  грубый  итальянский  анекдот,  слышанный  им
двадцать три тысячи лет назад. После этого завтрака Тлам спрыгнул на землю
и продолжил путь, но  уже  не  бегом;  похоже,  он  находился  в  знакомой
местности и приближался к своей цели.
     И вот  они  ее  достигли.  Перед  глазами  Мартелса  лежала,  видимо,
деревня, но не  похожая  ни  на  одну  из  виденных  им  раньше,  даже  на
картинках. Хотя она занимала довольно большую поляну,  по  ее  углам  и  в
середине были оставлены пять древних деревьев, так что  деревню  покрывала
плотно  переплетенная  лесная  кровля.   На   поляне   равномерно   плашмя
размещались тяжелые деревянные щиты, каждый диаметром футов  пятнадцать  с
краями, приподнятыми дюймов на шесть от земли с помощью толстых деревянных
клиньев, пропущенных сначала сквозь обод щита, а  затем  прочно  вбитых  в
землю. Обода имели форму  окружности,  но  кривизна  щитов,  автоматически
отметила  математическая   часть   сознания   Мартелса,   была   настолько
равномерной, что попытайся кто-нибудь по их выпуклости  получить  величину
"пи", она наверняка оказалась бы равной трем целым нулю  десятым,  как  ее
замерили древние вавилоняне.
     Все эти слегка выпуклые поверхности были покрыты переплетением  лиан,
усеянных шипами размером от колючек ежевики до грозных копий длиной  почти
в фут. Под этой сетью кое-где проступал дерн,  из  которого  росло  нечто,
похожее на подвергшуюся мутации крапиву. Все в целом, от земли  до  лесной
кровли, несомненно, представляло собой защиту от нападения с воздуха. Если
бы у Мартелса и возникло сомнение в этом, его сразу рассеяли  бы  Птицы  -
похожие на ястребов, от птенца до исполина - насаженные на центральный шип
каждого щита, и пятна на концах всех  крупных  шипов.  Некоторые  из  этих
пятен явно были засохшей кровью, но большинство имели другой цвет,  наводя
на мысль о том, что они покрыты ядом.
     При виде всего этого у Мартелса  мелькнула  мысль,  что  он  напрасно
покинул мозговую оболочку. Там высказывания Кванта об  опасной  разумности
Птиц звучали абстрактно.  Здесь  же  находилось  конкретное  свидетельство
того,  что  Ястребиное  Гнездо,  племя  Тлама,  в  любое   время   ожидает
целенаправленной попытки  Птиц  всех  размеров  -  не  просто  ястребов  -
добраться до их внутренностей или оторвать им голову.
     Вокруг не было видно ни души, но Тлам остановился на  краю  поляны  и
издал громкий крик. Казалось,  прошло  очень  много  времени,  прежде  чем
послышалось какое-то движение, полуэллиптический люк, прорезанный  в  крае
ближайшей  хижины,   осторожно   приподнялся,   как   дверца   спортивного
автомобиля, и наружу выглянуло лицо.
     - Приятно видеть тебя живым, Тлам, - сказал человек высоким  голосом,
щуря глаза от света, хотя его лысая голова еще находилась  в  тени.  Тело,
которому принадлежала голова,  выкарабкалось  на  поляну  и  распрямилось.
Человек оказался крепко сложенной молодой женщиной, тоже  голой,  но  тоже
чистой; очевидно полы этих нор были чем-то покрыты, не просто голая земля.
     Тлам сказал:
     - Благодарю тебя. Я должен немедленно увидеть Старейшин.
     Сомнение выразилось на лице девушки.
     - Они спят после ночной охоты. Неужели ответ Кванта настолько  важен,
что нельзя подождать?
     Что-то в тоне девушки навело Мартелса на мысль, что Квант это не имя,
а звание. Открытие, бесполезное сейчас - но кто знает, может  когда-нибудь
эта информация пригодится.
     - Дело крайне важное, и ждать не может. Разбуди их. Это приказ.
     - Ну, хорошо.
     Девушка опустилась на четвереньки и скользнула обратно в хижину,  при
этом напомнив Мартелсу, что у него снова есть тело  -  и  что  ему  всегда
ужасно не везло с женщинами. Усилием воли он заставил свои мысли вернуться
к главному. Беспрекословное подчинение девушки позволяло предположить, что
Тлам обладал здесь некоторым весом - возможно, был  каким-то  вождем.  Это
могло  помочь.  А  может  туземцы  держали  рабов?  Об  этом  никогда   не
упоминалось, и это было крайне маловероятно; в джунглях можно очень  легко
сбежать.
     Пока  Тлам  ждал,  расслабившись,  Мартелс  думал  о  ночной   охоте.
Пробираться крадучись, смотря под ноги, в  темноте,  не  имея  возможности
заметить нападающих Птиц, эта мысль показалась ему весьма не здравой, и по
пути сюда Тлам всегда прятался в укрытие с наступлением  сумерек.  Правда,
почти все птицы его времени, о которых он что-либо знал, ночью  спали,  но
были также и ночные хищники; а один из просителей Кванта упомянул сов.  Не
хотелось и думать, какой может оказаться сова двухсотпятидесятого века. Но
тот факт, что Тлам не ожидал, что Старейшины будут спать, говорил в пользу
того, что ночная охота была случайным, и возможно, редким предприятием.
     Девушка появилась вновь, высунувшись  наполовину,  поманила  рукой  и
исче