омним железо, о котором мы только что говорили. Запасы  железа  на  нашей
планете конечны, и, по крайней мере приблизительно, мы уже знаем пределы его
запасов. Было бы безрассудно допустить чтобы наша экономика потребовала  для
своего развития больше железа чем вообще есть на Литии при том, что получить
его дополнительно из метеоритов или путем импорта невозможно.  Это  проблема
не  получения  информации.  Это  проблема   использования   уже   полученной
информации. Если не уметь  пользоваться  имеющимся,  то  теряет  смысл  даже
говорить о его пределах.
   -  Если  придется,  вы  вполне  сможете  обойтись   без   дополнительного
количества железа,  -  отметил  Руиз-Санчес.  -  Ваши  деревянные  механизмы
достаточно  точны  чтобы  удовлетворить   любого   инженера.   Уверен,   что
большинство из них, не помнит, что у нас тоже  были  подобные  устройства  -
дома у меня есть образец. Это что-то вроде таймера, под  названием  "часы  с
кукушкой"- они полностью сделаны из дерева двести  лет  назад.  Кстати,  еще
довольно долго после того, как мы начали  строить  металлические  мореходные
суда, мы продолжали использовать древесину lignum vitae*  (*lignum  vitae  -
гваяковое дерево. Из его твердой и тяжелой древесины изготавливают некоторые
детали машин.) в судовых навигационных приборах.
   - Древесину можно использовать в самых разных целях, - согласился Чтекса.
-  Единственный  ее  недостаток,  состоит  в  том,  что   по   сравнению   с
керамическими материалами и, наверное, с металлом она недостаточно устойчива
к внешним воздействиям. Необходимо хорошо ориентироваться в свойствах разных
пород древесины, чтобы успешно сочетать  их  для  разных  нужд.  А  особенно
сложные детали можно вырастить в соответcтвующих керамических  формах  -  от
роста внутри формы давление становится таким сильным, что получаемая  деталь
обладает очень высокой плотностью. Детали покрупнее можно выточить из  доски
мягким песчаником и отполировать сланцем. Мы обнаружили, что это  подходящий
материал для работы.
   Руиз-Санчес  почувствовал,  что  почему-то  смутился.  Подобное  смущение
всегда охватывало его при виде старых часов с кукушкой.  Дома  у  него  было
много электрические часов которые занимая мало  места  должны  были  тихо  и
точно работать - но при их создании учитывались не только чисто технические,
но и коммерческие соображения. В результате, большинство из них  работало  с
тонким астматическим сипением или нежным стоном,  но  шли  все  до  обидного
неточно. Все часы имели "обтекаемые" формы, но были безобразны  и  чрезмерно
велики. Ни одни из них не показывали точное время, потому что были проданы с
заводскими дефектами, а некоторые, нельзя было даже подвести, потому что  их
ход обеспечивали чрезвычайно примитивные двигатели.
   Между тем, деревянные  часы  с  кукушкой  продолжали  равномерно  тикать.
Каждую четверть часа из-за одной из деревянной дверок появлялась  перепелка,
а когда часы показывали час без долей, первой выглядывала перепелка, за  ней
кукушка и сразу после ее крика раздавался  мягкий  звон.  Они  ошибались  на
минуту в неделю и для их хода нужно было всего лишь подтягивать  три  гирьки
каждый вечер перед сном.
   Мастер сделавший эти часы умер до  того  как  родился  Руиз-Санчес.  Если
сравнить с прошлым, то за свою жизнь священник купил и выбросил, по  крайней
мере десяток  дешевых,  рассчитанных  на  подобное  обращение  электрических
часов.
   - Да, это правда, - со смирением в голосе  сказал  он.  Если  можно,  еще
вопрос. Фактически это продолжение того же вопроса - если  сначала  я  хотел
узнать смертны ли вы, то теперь я должен спросить как вы рождаетесь. Я видел
много взрослых на улицах и иногда в домах - хотя я думаю, что в личной жизни
вы одиноки - но никогда не видел детей. Ты можешь объяснить мне это? Но если
эта тема не может быть предметом обсуждения...
   - Но почему же? Закрытых для обсуждения тем не бывает,- сказал Чтекса.  -
Ты конечно знаешь, что у наших женщин  есть  брюшные  сумки  в  которых  они
вынашивают яйца. На этой  планете  есть  несколько  видов  животных  которые
крадут яйца из гнезд, поэтому такая мутация была для нас удачной.
   - Да, на Земле тоже есть  что-то  подобное,  но  там  такие  сумки  имеют
живородящие животные.
   - У нас яйца откладываются в сумки раз в году, - сказал Чтекса.  -  Затем
женщины уходят из домов в  поисках  партнера  чтобы  оплодотворить  яйцо.  Я
одинок потому что в этом сезоне меня  пока  не  выбрали  женщины.  Бывает  и
наоборот, у некоторых мужчин в это время года живет три или четыре избравшие
его женщины.
   - Понятно, - осторожно сказал Руиз-Санчес. - Но чем же обусловлен  выбор?
Это эмоции или только рассудок?
   - В конце концов обе причины слились, -  сказал  Чтекса.  -  Наши  предки
избавили нас от необходимости рисковать в поисках  лучших  сочетаний  генов.
Теперь наши эмоции больше не противоречат нашим знаниям в области  евгеники.
Сами  эмоции  теперь  преобразились  и  влияют  на  естественный  отбор   не
противореча знаниям о нем.
   Затем, наступает День Миграции. К этому времени все яйца оплодотворены  и
готовы к выходу потомства. В такой день - боюсь что вам не  удастся  увидеть
все самим, потому что вы улетаете немного раньше этого  дня  -  все  литиане
идут к  морю.Там,  мужчины  защищают  женщин  от  хищников  пока  они  вброд
пробираются через мелководье на  достаточную  для  плавания  глубину  где  и
рождаются дети.
   - В море? - едва слышно спросил Руиз-Санчес.
   -  Да,  в  море.  Потом  мы  выходим  и  до  следующего  брачного  сезона
возвращаемся к прерванным делам.
   - Да, но что происходит с детьми?
   - Ничего особенного, они заботятся  о  себе  сами,  если  могут.  Конечно
многие погибают,  но  особенный  урон  наносят  потомству  наши  прожорливые
сородичи - большие рыбоящеры, поэтому при любой возможности мы  убиваем  их.
Но когда приходит время, большинство детей возвращается на берег.
   - Возвращаются на берег? Чтекса, я не понимаю. Почему же  они  не  тонут,
после рождения? И если они выходят на берег, то  почему  же  мы  никогда  не
видели ни одного из них?
   - Конечно вы видели их, - сказал Чтекса. - А еще чаще слышали их  голоса.
Идем со мной. Он поднялся и пошел в фойе. Руиз-Санчес последовал за ним, его
голова шла кругом от предположений.
   Чтекса открыл дверь. Священник опешил, увидев что ночь была уже на исходе
- облачное небо на востоке чуть порозовело. Разнообразное движение  и  пение
джунглей не уменьшились. Раздался высокий, шипящий свист  и  над  городом  в
сторону моря проплыла тень птеродона. Со стороны илистого мелководья донесся
хриплый лай.
   - Вот, - мягко сказал Чтекса. - Ты слышишь?
   Сидящее на мели существо - невозможно  было  узнать  его  сразу  -  снова
раздраженно захрипело.
   - Сначала конечно трудно, - сказал Чтекса. Но самое страшное для них  уже
позади. Они выбрались на берег.
   - Чтекса, - сказал Руиз-Санчес. Ваши дети - это легочные рыбы.
   - Да, - сказал Чтекса. - Это и есть наши дети.
 
 
 
 
      
   Y
 
   Потом стало ясно,  что  именно  беспрерывный  лай  легочной  рыбы  поверг
Руиза-Санчеса в обморок когда Агронский открыл перед ним дверь. Поздний  час
и переживания сначала по поводу болезни Кливера, а затем из-за  разоблачения
его откровенного обмана, тоже подействовали  на  него.  К  этому  необходимо
добавить растущее по пути домой,  под  светлеющим  небом,  чувство  вины  по
отношению к надолго оставленному Кливеру и, конечно шок оттого, что Мишель и
Агронский вернулись именно тогда, когда он пренебрег своими обязанностями.
   Но главной причиной такого состояния священника был звенящий до сих пор у
него в ушах лающий крик детей Литии.
   Через несколько мгновений он пришел в себя и обнаружил, что  Агронский  и
Мишель усадили его на стул в лаборатории, и  пытались  не  потревожив  и  не
свалив его на пол, снять плащ, что было так же невыполнимо,  как,  например,
попытаться снять не снимая пиджак  жилет.  Он  неуверенно  вытащил  руку  из
рукава плаща и поднял глаза на Мишеля.
   - Доброе утро, Майк. Прости мои дурные манеры.
   - Не глупи, - спокойно сказал Мишель. - Как бы то ни было, но сейчас тебе
лучше помолчать. Я уже провел пол-ночи над Кливером пока ему не стало лучше.
Прошу тебя, Рамон, не заставляй все повторять сначала.
   - Со мной все в порядке. Я не  болен  -  просто  очень  устал  и  немного
перевозбудился.
   - Что случилось с Кливером? - настойчиво спросил Агронский. Мишель  вроде
справился с ним.
   - Не волнуйся, Майк. Уверяю тебя,  со  мной  все  в  порядке.  А  у  Пола
глюкозидное отравление - сегодня днем он поранился о колючку. Нет, уже вчера
днем. Как он себя вел за это время что вы здесь?
   - Ему было плохо, - сказал Мишель. - Без тебя мы не знали  что  делать  и
дали ему две таблетки из тех, что ты оставил.
   - Две таблетки? - Руиз-Санчес с трудом опустил ноги на пол  и  попробовал
встать. - Я понимаю, вы не знали что предпринять,  но,  все  же,  лучше  мне
посмотреть его -
   - Рамон, сядь пожалуйста. Мишель говорил тихо,  но  его  твердый  тон  не
допускал  неповиновения.  Подсознательно,  священник  был  рад   подчиниться
большому уверенному мужчине, поэтому он  позволил  себе  усесться  назад  на
стул. Ботинки свалились с его ног на пол.
   - Майк, кто здесь священник? - сказал он устало.- Хотя, я все же  уверен,
что ты все сделал правильно. С ним все в порядке?
   - Да, но похоже он очень болен.  Правда  у  него  хватило  энергии  чтобы
ворочаться большую часть ночи. Лишь недавно он наконец угомонился и заснул.
   - Хорошо. Сегодня уже ничего не надо.  А  с  завтрашнего  дня  дадим  ему
лекарство внутривенно. В этой атмосфере превышение дозы салициловой  кислоты
может привести к осложнениям. Он вздохнул. - Как, теперь мы  можем  отложить
дальнейшие расспросы?
   - Конечно, если здесь больше ничего не произошло.
   - Ох, - сказал Руиз-Санчес, - думаю, здесь много чего произошло.
   - Так я и знал, - сказал Агронский. - Черт побери, так я и знал.  Я  ведь
говорил тебе, Майк, помнишь?
   - Что-нибудь неотложное?
   - Нет, Майк - нам ничего не угрожает, в этом я уверен. Ничего такого, что
может помешать нам отдохнуть. Похоже вы устали не меньше меня - на вас  лица
нет.
   - Ты прав, - согласился Мишель.
   - Но почему же вы не связывались с нами?  -  взорвался  Агронский.  -  Вы
напугали  нас  до  полусмерти,  Отец.  Если   здесь   действительно   что-то
происходит, вы должны были -
   - Непосредственно сейчас нам ничего не  угрожает,  -  терпеливо  повторил
Руиз-Санчес. - А что касается связи, то я знаю об этом не больше вашего.  До
этой ночи, я был уверен, что мы регулярно общаемся с вами.  За  это  отвечал
Кливер и казалось он выполняет свои обязанности. Я обнаружил что это не  так
лишь после того, как он заболел.
   - Тогда нам, по-видимому придется подождать, - сказал Мишель. - А  сейчас
я бы с удовольствием прилег... Но, Рамон -
   - Что, Майк?
   - Должен сказать, что эта история нравится мне не больше, чем Агронскому.
Завтра нам нужно во всем  разобраться  и  подвести  итоги  работы  комиссии.
Корабль придет за нами через день или около того и  чтобы  принять  к  этому
времени решение мы должны во всем разобраться. А теперь, ради Бога,  давайте
растянем гамаки. Пролететь на вертолете двадцать пять тысяч миль через туман
тоже было непросто.
   - Да, - сказал Руиз-Санчес. - Ты правильно сказал, Майк, ради Бога.
 
 
 
   Священник-биолог из Перу проснулся первым  -  физически  вчера  он  устал
меньше всех. Уже вечерело когда он выбрался из гамака и пошел  взглянуть  на
Кливера.
   Физик лежал в бессознательном состоянии. Его лицо  посерело  и  как-будто
сморщилось. Это было удачное время чтобы искупить вчерашнее плохое обращение
с больным. К счастью, его пульс и дыхание почти пришли в норму.
   Руиз-Санчес  тихо  вошел  в  лабораторию  и   приготовил   фруктозу   для
внутривенного введения. Одновременно, он взбил  из  банки  консервированного
яичного порошка что-то вроде суфле и поставил его жариться  на  спиртовку  -
это была еда для остальных.
   В спальне священник установил стойку для внутривенного  введения.  Кливер
даже не вздрогнул, когда игла вошла в его большую вену на внутренней стороне
сгиба руки. Руиз-Санчес закрепил трубку пластырем,  проверил  как  поступает
жидкость из перевернутой бутылки и вернулся в лабораторию.
   Там он сел на табурет перед микроскопом и,  расслабившись,  наблюдал  как
наступает новая ночь. Он все еще чувствовал себя разбитым от  усталости,  но
уже  мог  бодрствовать  не  напрягаясь.  Плап-плап,  плап-плап,   пузырилось
медленно поднимающееся суфле и через некоторое время нежный  запах  сообщил,
что очень скоро оно может подгoреть.
   Снаружи  неожиданно  полило  как  из  ведра.  Так  же  неожиданно,  дождь
прекратился.
   - Это завтрак так пахнет, Рамон?
   - Да, Майк. Подожди еще несколько минут.
   - Отлично. Мишель ушел. Руиз-Санчес увидел на верстаке темно-синюю  книгу
с золотым тиснением, которую он всегда носил  с  собой  с  самой  Земли.  Он
машинально подтянул ее поближе и раскрыл на странице 573. По  крайней  мере,
она даст ему подумать о событиях в которые он не участвует лично.
   Прошлый раз он остановился на том, что Анита, которая "должна подчиниться
похоти Гонуфриуса, чтобы смягчить свирепость Суллы и корыстолюбие двенадцати
Сулливанцев и (как сразу предположил Гилберт) спасти  девственность  Фелиции
для Магравиуса" - одну минуту,  как  могла  Фелиция  до  сих  пор  считаться
девственницей? Ага: "...когда присвоенная Мишелем после  смерти  Джилиии"  -
это объясняло ее девственность, так как  Фелиция  провинилась  прежде  всего
лишь тем, что была  неискренней  "...  но  она  боялась,  что,  признав  его
супружеские  права,  она  могла  вызвать  предосудительные  отношения  между
Евгениусом и Иеремией. Мишель, который раньше изнасиловал  Аниту,  освободил
ее от необходимости уступать Гонориусу" - да это рассчитано, так как  Мишель
тоже имел виды на Евгениуса. "Анита взволнована,  но  Мишель  угрожает,  что
прибережет ее дело на завтра, для ничем не примечательного Гуглилмуса а  она
знала из опыта (по Вэддингу), что даже если применит ложь  во  спасение,  то
это никак не поможет."
   Так.  Все  это  было  очень  хорошо.  И,  похоже,  повествование  впервые
приобретало определенный смысл. Все же, размышлял  Руиз-Санчес,  ему  бы  не
хотелось знать членов этого семейства имена  которых  заменены  на  условные
латинские или быть исповедником у кого-нибудь из них. Вот, снова:
   "Фортисса, тем не менее, вдохновленная объединившимися Грегориусом,  Лео,
Вителиусом и Макдугалиусом предостеречь Аниту описанием  сильного  телесного
наказания Гонуфриуса и безнравственности  (turpissimas*)  (*  turpissimas  -
постыдность, позорность (лат.)) Каникулы, покойной жены Мауритиуса с Суллой,
торговцем церковными должностями, который отрекается и раскаивается."
   Да,  все  сходится,  если  воспринимать  это  не  возмущаясь   действиями
персонажей - а все здесь указывает на то, что они вымышлены, - или  автором,
который несмотря на свой мощный интеллект - интеллект  возможно  величайшего
из писателей предыдущего столетия, заслуживает сочувствия, как самая  жалкая
жертва Сатаны. Если воспринимать  повествование  именно  как  серые  сумерки
сознания, то  весь  роман,  учитывая  даже  включенные  в  текст  назойливые
комментарии, можно оценивать под одним углом.
   - Готово, Отец?
   - Пахнет так, как-будто готово. Агронский, почему ты не ешь?
   - Спасибо. Можно отнести Кливеру -
   - Нет, он принимает фруктозу. Сейчас, пока впечатление,  что  он  наконец
понял проблему снова не рассеялось, он мог сформулировать  основной  вопрос,
тот тупик, который столько лет глубоко тревожил как его  Орден,  так  и  всю
Церковь. Он тщательно формулировал его. Вопрос звучал так:
   - Было ли у него превосходство и должна ли была она  подчиниться?  К  его
изумлению, он впервые увидел, что несмотря на потерю запятой,  сформулировал
два вопроса. Было ли у Гонуфриуса  превосходство?  Да,  потому  что  Мишель,
единственный, кто из всего общества был изначально одарен силой красоты, был
абсолютно скомпрометирован. Следовательно, никто не  мог  лишить  Гонуфриуса
его преимуществ независимо от того, можно ли было спросить  с  него  за  все
грехи или они действительно были лишь  слухами.  Но  должна  ли  была  Анита
подчиниться? Нет, не должна была. Мишель утратил на  нее  все  права  и  она
могла не идти за наставником или еще за кем-нибудь, а следовать  лишь  своей
совести - а в свете  мрачных  обвинений  против  Гонуфруса  она  могла  лишь
отвергнуть его. Что же касается раскаяния Суллы и преображения  Фелиции,  то
они ничего не значили, так как отступничество Мишеля лишило их обоих и  всех
остальных духовного поводыря.
   Следовательно, ответ всегда лежал на поверхности. Да и Нет - вот из  чего
состоял ответ.
   Он закрыл книгу и посмотрел на  верстак,  находясь  в  том  же  состоянии
безразличия к окружающему миру, но ощущая как  где-то  глубоко  внутри  него
возникает  легкое  приятное  возбуждение.  Когда  он  посмотрел  в  окно  на
моросящую темноту, то в желтом конусе дождя отбрасываемом светом проникающим
через прозрачное стекло увидел знакомую фигуру.
   Это был уходящий прочь от дома Чтекса. Вдруг Руиз-Санчес понял, что никто
не потрудился стереть с доски для объявлений надпись о болезни. Если  Чтекса
приходил сюда по делу, надпись наверняка отпугнуло его. Священник наклонился
вперед, схватил пустую коробку от слайдов и слегка постучал ею  по  оконному
стеклу.
   Чтекса  повернулся  и  посмотрел  через  пелену  дождя,  его  глаза  были
полностью прикрыты пленкой. Руиз-Санчес кивнул ему и  с  трудом  поднялся  с
табурета, чтобы открыть дверь.  Тем  временем  завтрак  поджарился  и  начал
подгорать.
   Стук привлек внимание Мишеля и Агронского.  Чтекса  сочувственно  смотрел
вниз на троих людей, капли  воды  стекали  как  масло  вниз  по  мельчайшим,
призматическим чешуйкам его гибкого тела.
   - Я не знал, что у вас болезнь, - сказал литианин. Я пришел  потому,  что
ваш брат Руиз-Санчес ушел сегодня утром из моего дома без подарка который  я
хотел ему сделать. Я уйду, если я каким-либо образом вторгаюсь в вашу личную
жизнь.
   - Все  в  порядке,  -  успокоил  его  Руиз-Санчес.  -  Болезнь  оказалась
незаразным отравлением  и  надеемся,  что  наш  коллега  не  очень  от  него
пострадает. Это мои товарищи с севера - Агронский и Мишель.
   - Счастлив увидеть их. Значит послание все же нашло их?
   - О каком послании  вы  говорите?  -  спросил  Мишель  на  правильно,  но
неуверенно произнося лиианские слова.
   - Прошлой ночью, по  просьбе  вашего  коллеги  Руиз-Санчеса,  я  отправил
послание. В Ксоредешч Гтоне мне сказали, что вы уже вылетели.
   - Что мы и сделали, - сказал Мишель. - Рамон, что это? Я  помню,  что  ты
сказал, что связью занимался Пол. И ведь ты  утверждал,  что  когда  заболел
Пол, ты не знал как это делать.
   - Я не знал и не знаю. Я попросил Чтексу отправить его за меня.
   Мишель посмотрел на Литианина. - О чем же было послание? - спросил он.
   - Что вам пора вернуться сюда, в Ксоредешч Сфэт. И что ваше время на этой
планете уже на исходе.
   - О чем вы говорите? - поинтересовался Агронский. Он старался следить  за
разговором, но плохо знал язык и, по-видимому, те  несколько  слов,  что  он
смог понять только усилили его смутные страхи. - Майк, переведи пожалуйста.
   Мишель коротко перевел. Затем, он сказал: - Рамон,  неужели  после  всего
что ты обнаружил, ты действительно хотел сообщить  нам  только  об  этом?  В
конце концов, мы и сами знали, что близится время отлета. Мне  кажется,  что
мы не хуже тебя разбираемся в календаре.
   - Не сомневаюсь, Майк. Но я не  представлял  о  чем  Кливер  сообщал  вам
раньше, конечно если он вообще о чем-нибудь вам сообщал. Я знал лишь то, что
связываться