о расслабился. Мишелю он верил. Тем не  менее,  он  не  смог
спокойно перенести то, что за ним ходят как за младенцем -  он  почувствовал
как по обеим сторонам носа стекают слезы бессильного гнева. Мишель вытер  их
двумя  легкими  необидными   движениями.   Агронский   вернулся   напряженно
протягивая руку ладонью вверх.  -  Вот  что  я  нашел,  -  сказал  он.  -  В
лаборатории есть еще пилюли, и пресс для пилюль не убран. Там  же  ступка  и
пестик Отца, правда они чистые.
   - Хорошо, давай лекарство, - сказал Мишель. - Есть еще что-нибудь?
   - Нет. В стерилизаторе жарится шприц, если это тебя интересует.
   Мишель чертыхнулся.- Это значит, что где-то в  аптечке  есть  необходимый
антитоксин, - сказал он. Но Рамон не оставил  записки,  поэтому  у  нас  нет
шансов найти это лекарство.
   С этими словами, он приподнял Кливеру голову и засунул пилюли ему в  рот.
Полившаяся затем вода показалась Кливеру прохладной, но через  долю  секунды
обожгла огнем. Он поперхнулся, и  именно  в  этот  момент  Мишель  сжал  его
ноздри. Пилюли прошли в пищевод.
   - Есть какие-нибудь следы Отца? - сказал Мишель.
   - Ничего, Майк. Все в полном порядке, его вещи на месте. Оба  комбинезона
висят в шкафу.
   - Может он ушел в гости, - задумчиво  сказал  Мишель.  У  него  было  уже
довольно много знакомых литиан.
   - С больным на руках? На него это не похоже, Майк. Если только в этом  не
было крайней необходимости. А может он вышел по  обычному  делу  рассчитывая
скоро вернуться, и -
   - И потому, что он забыл трижды топнуть  ногой,  прежде  чем  идти  через
мост, его съели тролли.
   - Конечно, ты можешь шутить.
   - Поверь мне, я не шучу.
   - Майк...
   - Мишель сделал шаг назад и посмотрел на Кливера;  его  лицо  было  плохо
видно сквозь пелену слез. Он сказал: - Все в порядке, Поль. Расскажи нам что
случилось. Мы слушаем тебя.
   Но было слишком  поздно.  Двойная  доза  барбитуратов  уже  принялась  за
Кливера. Он смог только  покачать  головой  и  вместе  с  Мишелем  улетел  в
водоворот смутных видений.
   Тем не менее, полностью он не  забылся.  Сегодня  он  проспал  не  меньше
обычного и для  него  уже  начинался  длинный,  полностью  загруженный  день
сильного  и  здорового  мужчины.  Голоса  землян  и   навязчивая   мысль   о
необходимости  поговорить  с  ними   прежде,   чем   вернется   Руиз-Санчес,
поддерживали его в состоянии полубодрствования, похожего на легкий транс - а
наличие в его организме тридцати гран ацетилсалициловой кислоты  значительно
увеличило потребление им кислорода, что, в свою очередь, вызвало  не  только
головокружение, но и эмоциональное  возбуждение.  То,  что  такое  состояние
поддерживалось энергией от сгорания протеина его собственных  клеток  он  не
знал, а если бы даже и знал, то вряд ли смог бы встревожиться.
   Голоса продолжали проникать в его сознание едва донося смысл слов.  Слова
переплетались с обрывками снов которые  легко  отслаивались  от  поверхности
бодрствующей  части  рассудка  и  поэтому  казались  чрезвычайно  реальными,
угнетая, в то же время  своей  необычной  бесмыссленностью.  При  выходе  из
периодических провалов сознания являлись планы, целые сочетания планов,  все
простые  и  грандиозные  одновременно  -  о  том,  чтобы  принять  на   себя
командование экспедицией, связаться с  властями  Земли,  передать  секретные
документы  которые  доказывают,  невозможность  заселения  Литии,  планы  по
прокладке туннеля под Мехико в Перу, о том, чтобы одним мощным  термоядерным
взрывом соединить легкие атомы Литии в один атом  Кливериума,  элемента  чей
основной номер составит алефноль...
   Агронский: - Майк, иди сюда и посмотри на это, ты  читаешь  по-литиански.
Там, на входной двери, на доске для сообщений что-то написано.
   (Звук шагов.)
   Мишель: - Тут написано "Здесь  болезнь".  Штрихи  проведены  недостаточно
легко  и  уверенно  чтобы   подумать,   что   это   дело   рук   аборигенов.
Идеографические знаки трудно писать быстро. Эту  надпись  наверняка  оставил
Рамон.
   Агронский: - Хотел бы я знать куда он потом пошел.
   (Звук шагов. Негромко захлопывается дверь. Звук шагов. Трещит пуф.)
   Агронский: Ладно, давай займемся отчетом. Нужно обдумать его,  пока  этот
проклятый двадцатичетырехчасовой день окончательно не доконал меня.  Ты  все
еще настаиваешь на открытии этой планеты? Мишель: - Да. Я не увидел на Литии
ничего угрожающего жизни человека. Болезнь  Кливера  меня  беспокоит,  но  я
уверен, что при серьезной опасности, Отец не оставил бы его одного. И  я  не
вижу как земляне могут повредить этому обществу - оно чрезвычайно  стабильно
как эмоционально, так и экономически.
   (Опасность, опасность, - говорил Кливеру во сне чей-то голос. Все лопнет.
Это все поповские козни. Теперь он снова начал  приходить  в  себя  и  снова
почувствовал боль во рту.)
   Агронский: - Как ты думаешь, почему пока мы были  на  севере,  ребята  ни
разу не связались с нами?
   Мишель: - Не знаю. Я ничего не могу даже предположить пока не поговорю  с
Рамоном. Или пока не придет в себя Пол.
   Агронский: - Не нравится мне все это, Майк. Я чувствую здесь подвох. Этот
город находится в сердце коммуникационной системы планеты. И вот - ни одного
сообщения, Кливер болен, Отец исчез... Мы еще чертовски многого не  знаем  о
Литии.
   Мишель: - Мы чертовски многого не знаем о Центральной Бразилии.
   Агронский: - Ничего существенного, Майк. То  что  мы  знаем  обо  всем  в
общем, позволяет разобраться в частностях - даже в тех рыбах,  которые  едят
людей - как их там - в пираньях. На Литии не  так.  Мы  не  можем  наверняка
утверждать, что последует из тех или иных общих знаний. Мы можем не заметить
совсем рядом что-нибудь громадное.
   Мишель: - Агронский, прекрати  рассуждать  как  приложение  к  воскресной
газете. Ты недооцениваешь наши собственные умственные способности.  О  какой
огромной тайне ты говоришь? О том, что Литиане едят людей? Что ими управляют
неведомые нам, живущие в джунглях боги? Что на самом  деле  под  их  личиной
скрываются бездушные, жестокие  шпионы?  Ты  сам  легко  опровергнешь  любое
подобное предположение. Такие вещи бессмысленно даже предполагать не  говоря
уже об обсуждении возможной на них реакции.
   Агронский: - Ладно, ладно. Я,  тем  не  менее,  остаюсь  пока  при  своем
мнении. Но если окажется, что здесь все в порядке, я  говорю  об  Отце  и  о
Кливере, тогда, возможно, я поддержу тебя. У меня действительно  нет  особых
причин голосовать против.
   Мишель: - Как  знаешь.  Я  уверен,  что  Рамон  проголосует  за  открытие
планеты, так что решение будет принято единогласно. Я не вижу, почему  может
быть против Кливер.
   (Кливер давал свидетельские показания перед  набитым  битком  залом  суда
созванного на Генеральной ассамблее  ООН  в  Нью-Йорке.  Он  театрально,  но
скорее с сожалением, чем  торжествуя  указывал  пальцем  на  Его  Преподобие
Рамона Руиза-Санчеса. При звуке его имени, сон прервался и Кливер понял, что
в комнате стало немного светлее.  Приближалась  заря,  вернее  мокрая  серая
литианская пародия на зарю. Он попытался вспомнить о чем только что  говорил
на  суде.   Это   была   заключительная   обвинительная   речь,   достаточно
убедительная, чтобы повторить ее наяву - но не смог  восстановить  оттуда  и
слова. Запомнилось только физическое ощущение от сказанного,  но  ничего  из
содержания речи.)
   Агронский: - Светает. Ну что ж, закончим на этом.
   Мишель: - Ты закрепил вертолет? Насколько я помню, ветры здесь посильнее,
чем на Севере.
   Агронский:  -  Да.  И  прикрыл   брезентом.   Остается   лишь   растянуть
гамакиМишель: - Ш-ш-ш. Что это?
   (Звук шагов.)
   Тихие шаги, но Кливер узнал их. Собравшись с силами он немного  приоткрыл
глаза,  но  смог  увидеть  лишь  потолок.  Его  спокойный  цвет  и  гладкий,
постоянный наклон к своду своей ирреальностью снова затуманили его сознание.
   Агронский: - Кто-то идет. Это Отец, Майк, встреть его. С ним кажется  все
в порядке. Немного шаркает ногами, но с кем не бывает после бессонной ночи?
   Мишель: - Лучше встреть его у входа. Это наверняка  лучше,  чем  если  мы
появимся перед ним после того, как он войдет. В конце  концов,  он  не  ждет
нас.
   Агронский: - Правильно, Майк.  (Шаги  удалились  от  Кливера.  Послышался
скрежет камня о камень - на двери повернулось колесо.)
   Агронский: - Добро пожаловать, Отец! Мы прибыли совсем недавно  и  -  что
такое? Ты болен? Здесь есть что-нибудь - Майк! Майк!
   (Кто-то убегал. Кливер напряг мышцы шеи чтобы приподнять голову,  но  они
не подчинились ему. Вместо этого, затылок, казалось, еще  сильнее  вжался  в
жесткую подушку гамака. После  мгновенной  и  бесконечной  сильной  боли  он
вскрикнул.
   Кливер: - Майк!
   Агронский: - Майк!
   (Тяжело вздохнув, Кливер наконец сдался. Он заснул.)
 
 
 
 
  
   IY
 
   Когда за его спиной закрылась дверь дома  Чтексы,  РуизСанчес,  буквально
сгорая от нетерпения, оглядел нежно подсвеченное фойе, хотя он едва ли  смог
бы объяснить, что же надеялся здесь увидеть. Фактически, все  выглядело  так
же как и в его "собственном" доме, и только это он, фактически, и должен был
ожидать - кроме лабораторного оборудования,  вся  обстановка  их  дома  была
литианской.
   - Мы изъяли из наших музеев несколько железных метеоритов и ковали их  по
предложенному тобой методу, - сказал позади него Чтекса, пока  он  выбирался
из дождевика и ботинок. - Как ты и предсказывал, они продемонстрировали ярко
выраженные, мощные магнитные  свойства.  Мы  подняли  на  ноги  всю  планету
заданием искать метеоры и отовсюду присылать сюда, в лабораторию. Сотрудники
обсерватории пробуют  предсказать  возможные  новые  падения.  К  сожалению,
метеоры здесь редки. Наши астрономы говорят,  что  у  нас  не  бывает  таких
метеоритных "дождей" которые, как ты рассказывал,  часто  бывают  над  твоей
планетой.
   - Да, я должен был  подумать  об  этом,  -  сказал  Руиз-Санчес,  идя  за
литианином в холл. Здесь тоже не было ничего особенного. - В нашей планетной
системе есть настоящее кольцо из малых планет, много тысяч которых, рассеяны
на орбите, образуя что-то вроде огромного мельничного жернова,  там  где  мы
предполагали обнаружить планету нормальных размеров. В результате неизбежных
столкновений между этими космическими телами, на Землю выпадают  метеоритные
дожди. До  Литии,  думаю,  долетают  лишь  незначительные  остатки  кометных
хвостов.
   - Трудно понять как могло возникнуть такое  неустойчивое  образование,  -
сказал Чтекса, присаживаясь и указывая гостю на другой пуф. - Можешь  ли  ты
объяснить это?
   Не совсем, - сказал Руиз-Санчес. - Некоторые из нас  считают,  что  много
лет назад на этой орбите находилась нормальная планета, которая по  каким-то
причинам взорвалась. Подобная катастрофа произошла с одним спутником в нашей
системе - по крайней мере одна из наших планет имеет подобное кольцо. Другие
утверждают, что при образовании нашей Солнечной системы, исходные материалы,
из которых должна была образоваться планета, так и не объединились. Обе идеи
имеют много изъянов, но каждая объясняет определенные  противоречия  другой,
так что каждая по-своему соответствует истине.
   Глаза   Чтексы   прикрылись   едва   видным   "внутренним   веком",   что
свидетельствовало о состоянии глубочайшей задумчивости. - Не вижу ни  одного
способа чтобы проверить обе идеи, - сказал он через некоторое  время.  -  По
нашей   логике,   невозможность   подобных   проверок   свидетельствует    о
бессмысленности поставленного вопроса.
   Это логическое правило имеет на Земле много  приверженцев.  Мой  коллега,
Доктор Кливер,  наверняка  согласился  бы  с  ним,  -  неожиданно  улыбнулся
Руиз-Санчес. Он так долго и упорно совершенствовал свое знание  литианского,
что смог вести беседу на такие абстрактные темы, и это было гораздо  большим
достижением, чем запоминание новых слов. - Но  вам  будет  нелегко  собирать
метеориты. Вы объявили о стимулах?
   - Да, конечно. Каждый понимает всю важность этой программы. Все мы  хотим
продолжать исследования.
   Это было не совсем то, что хотел узнать священник. Он  пытался  вспомнить
более точный литианский эквивалент понятию  "вознаграждение",  но  не  нашел
ничего кроме этого, уже употребленного им слова "стимул". Он понял,  что  не
знает  также,  же,как  перевести  слово  "алчность".  Очевидно   предложение
заплатить по тысяче долларов за найденный метеорит  просто  обескуражило  бы
литианина. Вместо этого он сказал: - Как бы вы не кооперировались,  но  если
метеориты падают на Литию так редко,  не  думаю,  что  вам  удастся  собрать
достаточное  количество  метеоритного  железа  для  серьезной  работы.   Вам
необходимо  разработать  вспомогательную  программу  по  поиску  металла   -
каким-нибудь образом собрать те крохи железа которые есть на  планете.  Наши
плавильные  методы  для  вас  бесполезны,  так  как   у   вас   нет   рудных
месторождений. Да-а. А как насчет железо-поглощающих бактерий?
   - А здесь есть такие? - с сомнением покачав головой, сказал Чтекса.
   - Я не знаю.  Спросите  у  ваших  бактериологов.  Если  на  планете  есть
бактерии принадлежавшие к роду, который мы называем Leptothrix, одна из  них
должна поглощать железо. За миллионы лет  что  на  этой  планете  существует
жизнь, такая мутация должна была произойти  и  возможно  это  случилось  уже
достаточно давно.
   - Но почему же мы до сих пор не знаем о ней? В бактериологии мы  работаем
гораздо больше, чем в любой другой сфере.
   - Потому что, - убежденно сказал Руиз-Санчес, - вы не знали,  что  искать
и, потому что такой вид должен встречаться так же редко как и  само  железо.
На изобилующей железом Земле наша  Leptothrix  ochracea  имеет  великолепные
условия для развития. Ее  ископаемые  оболочки  мы  находим  в  неисчислимых
количествах в рудных месторождениях. Общепринятое мнение утверждает, что эта
бактерия создала эти месторождения, но я не верю в это. При  соответствующей
жесткости воды и других благоприятных условиях, соли в  растворах  спонтанно
преобразуются в соли железа, а так как эти бактерии получают энергию окисляя
железо, то именно там и есть условия которые способствуют  ее  развитию.  На
нашей планете эта бактерия размножается в рудных месторождениях  потому  что
там находится железо, а не наоборот. У вас же  просто  нет  столько  железа,
чтобы значительно увеличить количество бактерий, но я убежден, что у вас они
есть.
   - Мы немедленно начнем изучение почвы, -  сказал  Чтекса  и  его  сережки
стали лиловыми. - Наши центры по изучению  антибиотиков  ежемесячно  изучают
тысячи  образцов  почвы  в  поисках   новой,   обладающей   терапевтическими
свойствами микрофлоры. Если собирающая железо бактерия существует, мы  очень
скоро ее найдем.
   - Она должна существовать, - повторил Руиз-Санчес.  -  У  вас  существуют
концентрирующие серу анаэробные бактерии?
   - Да - да, конечно!
   - Ну вот, - сказал Иезуит, удовлетворенно отклоняясь назад и сцепляя руки
на колене. - У  вас  есть  много  серы  и  много  соответствующих  бактерий.
Сообщите мне пожалуйста когда найдете  экземпляры  поглощающие  железо.  Мне
хотелось бы взять с собой на Землю такую культуру.  Есть  двое  землян,  чьи
носы я бы хотел ткнуть в такой образец.
   Литианин напрягся и несколько  озадаченно  кивнул.  Руиз-Санчес  поспешно
сказал: - Прошу прощения. Я  дословно  перевел  агрессивно  звучащую  идиому
моего родного языка. Она не подразумевает тех действий, о которых говорится.
   - Мне кажется, я понимаю, - сказал Чтекса. Руиз-Санчес сомневался в этом.
В богатом словарном запасе литианского языка он до сих пор не нашел ни одной
метафоры - ни действующей, ни мертвой.  Кроме  того,  литиане  не  знали  ни
поэзии,  ни  других  видов  творчества.  -  Вы  окажете   нам   честь   если
воспользуетесь результатами исследований. В общественных  науках  нас  долго
ставила в тупик проблема соответствия чествования открывателя  значению  его
открытия. Если учитывать как изменяют нашу жизнь новые идеи,  то  становится
невозможным  адекватно  отметить  их  автора,  поэтому  замечательно,  когда
изобретатель обладает желаниями, которые общество может удовлетворить.
   Сначала Руиз-Санчес не был уверен, что правильно понял  это  предложение.
Но вникнув в услышанное, подумал, что  вряд  ли  одобрил  бы  такое  решение
проблемы, хотя сейчас оно его полностью устраивало. Эти слова прозвучали  бы
невыносимо фальшиво из уст землянина, но Чтекса, без сомнения, имел  в  виду
именно это.
   Хорошо, что пришло время завершать доклад комиссии по Литии.  Руиз-Санчес
подумал, что скоро не сможет воспринимать эту спокойную стерильную жизнь.  К
тому же, ему не давала покоя мысль  что  ее  размеренность  основывалась  на
рассудке, а не на заповедях или вере. Литиане не  знали  Бога.  Они  жили  и
мыслили праведно потому что это было и разумно, и действенно, и  естественно
жить и думать именно таким образом. Казалось что больше  они  ни  в  чем  не
нуждаются.
   Могло ли быть так, что они мыслили и поступали таким образом, потому  что
не родились людьми и не узнав тяжести первородного греха никогда не покидали
своего Райского Сада? Геологически было подтверждено то,  что  на  Литии  не
было оледенения и ее климат  оставался  неизменным  семьсот  миллионов  лет.
Могло ли быть так, что не зная первородного греха, они были  также  свободны
от проклятия Адама?
   А если так - то можно ли человеку жить среди них?
   - Я хочу задать тебе несколько вопросов, Чтекса, - сказал священник после
минутного раздумья. - Ты мне абсолютно ничего не  должен,  но  нам,землянам,
нужно принять  ответственное  решение.  Ты  знаешь  о  чем  я  говорю.  И  я
сомневаюсь,что  мы  знаем  о  твоей  планете  достаточно  много,  чтобы   не
ошибиться.
   В таком случае ты обязан спрашивать, - немедленно отреагировал Чтекса.  -
Постараюсь ответить на любой вопрос.
   - Хорошо, тогда, - смертны  ли  вы?  Я  знаю,  что  в  вашем  языке  есть
соответствующее слово, но возможно оно отличается по  смыслу  от  такого  же
нашего.
   - Это слово означает прекращение изменений и возврат к  существованию,  -
сказал Чтекса. - Механизм существует, но только живое существо, как  дерево,
например, проходит череду  изменяющихся  равновесий.  Когда  такое  развитие
прекращается, этот организм мертв.
   - И вы тоже подвержены этому процессу?
   - Так бывает со всеми. Даже такие великие деревья как Дерево  Связи  рано
или поздно умирают. Разве на Земле по другому?
   - Нет,- сказал Руиз-Санчес, - так же. Слишком долго пришлось бы объяснять
почему, но мне показалось, что вы избежали этого зла.
   - Мы не смотрим на смерть как на зло, -  сказал  Чтекса.  -  Лития  живет
благодаря смерти. Погибшие листья обеспечивают нас нефтью и газом. Для жизни
одних существ всегда нужна смерть других. Чтобы излечить болезнь  необходимо
убить бактерию и не дать родиться вирусу. Мы сами должны умереть уже хотя бы
для того, чтобы освободить место для следующего поколения - ведь пока мы  не
умеем регулировать рождаемость.
   - Но ты считаешь что этому нужно научиться.
   - Конечно нужно, - сказал Чтекса. - Наш мир богат,  но  ведь  всему  есть
предел. А другие планеты, по  вашим  рассказам,  заселены  своими  народами.
Поэтому мы не можем надеяться переселиться туда, когда  нас  станет  слишком
много здесь.
   - Настоящая вещь неисчерпаема,- хмуро глядя на  переливчатый  пол,  резко
сказал Руиз-Санчес. - За много тысяч лет нашей истории мы убедились  в  этом
наверняка.
   - О каких пределах идет речь? - сказал Чтекса. - Само  собой  разумеется,
что любой маленький предмет - будь то камень, капля воды или частичка  почвы
-  можно  исследовать  вечно.  Количество  получаемой  из  любого   предмета
информации, буквально беспредельно. Но в изучаемой почве  может  недоставать
нитратов. Правда  этого  можно  добиться  лишь  плохо  ее  обрабатывая.  Или
всп