овах, которые пела Ума,  и
все стало иным, едва иллир каскадно усилил  возникшее,  качественно  новое
психополе. То была уже не просто музыка  и  не  только  песня.  Так  линза
собирает рассеянный свет в  жгучий  фокус,  так  кристалл  лазера  сгущает
энергию, чтобы полыхнуть ярче тысячи солнц.
   Теперь все зависело от Умы, которая держала в руках эту  невиданную  на
Плеядах силу.
   Мгновение - и каждый солдат представил, увидел, услышал, пережил свое.
   Все так же четок был шаг, рука офицера, как застывшая, лежала на кобуре
бластера, только отряд повернул не туда, куда должен был повернуть.
   Все изменилось для всех. К каждому вернулся тот миг счастья  и  радости
жизни, доверия к ней и душевной щедрости, который в детстве ли,  в  юности
ли был у всякого, потому что всякий хоть час,  да  был  человеком.  Теперь
солдаты и сам офицер переживали это состояние вновь и  так  же  ярко,  как
прежде.   Волшебное   искусство   Умы,   стократ   усиленное   резонансным
воздействием иллира и поддержкой друзей, в каждом нашло  и  раздуло  искру
повелительного добра, и теперь, разбуженное, оно всецело внимало голосу  и
вело человека туда, куда он и сам бы  пошел,  если  бы  знал  дорогу.  Ума
недаром столько дней пела на перекрестках, ища  в  людях  потаенное,  быть
может, забытое и подавленное, но неистребимое.
   Кто не мечтал вернуть  светлое  мгновение,  обратить  его  в  вечность?
Теперь это осуществилось и наполнилось новым смыслом.
   Одетые в форму люди шли туда, куда их  звал  иллир,  и  куда  их  самих
позвала бы совесть, если бы она стала зрячей. И Ума чувствовала эту свою -
и не свою - власть  над  ними,  и  ее  влекла  та  же  сила,  что,  сметая
враждебное и наносное, всю накипь души, захлестывала сейчас все  окрест  и
прокладывала людям дорогу к цели. Никто из тех, кто слышал иллир  и  видел
пробуждаемые им образы, - ни солдаты, ни посторонние наблюдатели  -  никто
уже не мог противиться этой силе,  которая  жила  в  них  самих  и  теперь
завладела их существом.
   Громада корабля приближалась, "Следом за вами  стартует  весь  флот  во
главе с "Решительным", - сказал тогда Эль Шорр.
   Следом,  значит,  оружие  Предтеч,  скорее  всего,  уже  доставлено  на
корабль. Ведь именно на нем оно должно было быть установлено.
   Вот он, "Решительный". Вокруг, добрый признак, уже не снуют погрузчики,
все люки,  кроме  единственного,  задраены,  на  пандусе  маячит  одинокий
часовой.
   "Только бы выдержала Ума! - молил Антон. -  Только  бы  не  ослабла  ее
магия!" Он сам, как и прочие, изо всех сил поддерживал девушку, и от этого
напряжения его уже пошатывало. Реаморализация не могла длиться бесконечно)
А еще был часовой. И вся команда. Может, не вся?
   Полуденный свет Альциона, казалось, прожигал череп.
   Иллир не смолкал. Шаг, ближе, ближе.
   Часовой  их  встретил   радостной   улыбкой   хозяина,   взволнованного
появлением долгожданных гостей, с которыми минуты текут легко,  насыщенно,
ярко и свободно.
   Наступала, быть может, самая трудная минута,  все  четверо  вступили  в
проем люка. Теперь Ума должна была сделать едва  ли  возможное:  ее  иллир
более не  должен  был  вести  солдат  за  собой,  наоборот,  их  следовало
оттолкнуть, заставить бежать прочь от корабля, тогда как для тех,  внутри,
кто мог услышать, он должен был петь  по-прежнему,  чтобы  на  корабле  не
возникла преждевременней) тревога.
   И Ума не выдержала, ее цельная натура не могла  раздвоиться,  в  равной
мере излучая мрак и свет! Мелодия споткнулась.
   Едва это  произошло,  как  лица  всех  потускнели,  словно  в  солдатах
выключили душевный свет, а пальцы офицера  пока  еще  тупо  и  неосознанно
заскребли кобуру. Торопливым движением Антон нашаривал  кнопку  экстренной
задвижки люка, - да где же это у них?!
   Все заколебалось в шатком  равновесии,  с  лица  часового  уже  сползла
улыбка, как вдруг, со свистом рассекая воздух, над пандусом взмыло черное,
донельзя знакомое тело кибера, Антон беззвучно ахнул: "Конек-Горбунок!"
   Прежде чем  кто-либо  успел  опомниться,  на  солдат,  на  офицера,  на
часового, окатывая их паническим ужасом,  обрушился  направленный  кибером
инфразвуковой удар. Все горохом покатились по пандусу.
   - Делайте свое дело, о прикрытии позабочусь я!
   Кибер это  сказал  или  сам  Искинт?  Отголосок  инфразвукового  удара,
которого нельзя было избежать, ослеплял сознание, а этому надо, надо  было
противостоять!  Противостоять  и  действовать.  Ума,  чье   лицо   страшно
осунулось и ввалилось, взяла прежний аккорд и повела всех за собой.
   Должно быть, еще никто не входил в боевой корабль вот так, с музыкой.
   Гнетущая сила инфразвука  отдалилась,  перестала  терзать  мозг.  Шлюз,
автоматика дезинфекции в нем, понятно, отключена за ненадобностью, входная
мембрана тотчас пропустила всех - теперь быстро вперед!  Мягкий  сероватый
свет переходов, буднично чмокающая под ногами перистальтика пола,  которая
здесь, как положено, счищала с обуви пыль и  грязь  планеты.  В  отдалении
показалась  чья-то  спина,  человек,  повинуясь  иллиру,  вскинул  голову,
светлея лицом, обернулся. Лифт!
   Конструкции всех кораблей, в общем и главном,  схожи,  законы  техники,
как и законы космоплавания, одинаковы для всех, кто и как бы  ни  старался
утвердить свою особость и самость. Капсула лифта  пулей  вынесла  всех  на
верхний ярус. Внутри корабля еще никто  ничего  не  заподозрил,  не  успел
заподозрить, немногие встречные у лифта  и  в  коридоре  сияющим  взглядом
провожали Уму, которая им дарила недолгое счастье  человечности.  Так  все
четверо  беспрепятственно  достигли  ходовой  рубки,  которая  никогда  не
пустует во время полета, но почти всегда безлюдна в иное время.
   Сейчас в ней не было никого.
   Иллир смолк тут же, Антон едва  успел  подхватить  разом  сникшее  тело
девушки и сам чуть не упал. А до конца было еще  далеко!  Задраить  рубку,
живо усадить Уму, которая и в обмороке сжимала иллир. Все трое метнулись к
огромному, полумесяцем, пульту, который весь засиял точечными огнями, едва
его коснулась опытная рука Лю Банга. Где тут что?! Взгляд привычно  обегал
секцию за секцией. Понятно, знакомо, можно догадаться, а вот над этим пока
не стоит ломать голову -  второстепенно  и  подождет.  Заправка?  Лю  Банг
утвердительно закивал. Порядок, предстартовая... Все сходилось. Что ж, Эль
Шорр, тем более спасибо за обмолвку, ты  прав:  кто  подстерегает  случай,
тому он идет навстречу, и тогда все  тем  или  иным  путем  обретает  силу
закономерности.
   Время привычно раздвинулось, как тогда, в том городе, в той подворотне,
совсем в иной реальности. Но  теперь  он  был  уже  не  один  и  все  было
безусловно,  то  был  подлинный,  быть  может,  последний,  решающий  бой.
Собственные, на грани восприятия, движения затуманились для Антона,  также
молниеносно мелькали руки Лю Банга, Юла. Сделано, сделано,  сделано.  Ключ
на старт! Готово. Теперь общий сигнал тревоги. Где  он  у  них?  Где  этот
проклятый тумблер, кнопка, рычаг, хвост змеиный или что там еще?!  А  вот,
наконец...
   - Немедленно всем покинуть  корабль!  Угроза  взрыва!  Всем  немедленно
покинуть корабль!!!
   Так  же  оглушительно  загремело  по  всему  кораблю,  по   всем,   без
исключения, его отсекам и закоулкам.  Антон  изнеможенно  упал  в  кресло.
Возможно, рефлекс повиновения  сработает  не  у  всех,  возможно,  кое-кто
сообразит, что никакого взрыва ходовых двигателей сейчас быть не может, но
большинство, не рассуждая, наверняка уже  мчится  наружу.  А  может  быть,
мчатся все, -  вдруг  обнаружена  бомба!  Такое  отнюдь  не  исключено  на
Плеядах. И капитан лихорадочно ищет своих помощников,  а  те  -  капитана,
чтобы разобраться, кто и почему включил сигнал общей тревоги.
   Да, вот уже и здесь замигал огонек вызова...
   Антон торжествующе улыбнулся. Поздно, поздно! Обзорный экран показывал,
как все тараканами разбегаются по полю. Пожалуйста, капитан,  нервничайте,
выясняйте, можете  даже  остаться  -  встретимся  уже  в  полете,  милости
просим... На космодроме, видать, жуткая паника, но даже  если  кто-то  обо
всем догадался, то  ведь  надо  еще  поверить  в  невероятное,  оповестить
высокое начальство - и хвала иерархии! -  согласовать  решение.  Вот  так,
вашим вас же!
   Только бы не промедлить. Где этот проклятый кибер, неужто  глупышка  не
сообразит?!
   Лю Банг и Юл уже сделали все, что им положено было  сделать,  лицо  Юла
кривилось нетерпением. Рука Антона  замерла  над  пультом.  Одно  движение
пальца, но какое? Можно сразу включить маршевые двигатели и скользнуть  за
атмосферу, так куда безопасней. Но тогда все вокруг  будет  сметено  и  от
тысяч людей не останется даже пепла.
   Рука опустилась на пульт. Антон, как положено, стал  поднимать  корабль
на планетарной тяге. Ощерившийся всеми  средствами  уничтожения  космодром
невыносимо медленно  стал  уходить  вниз.  Антон  вдруг  весело  и  дерзко
подмигнул побелевшему от напряжения Лю Бангу. И тотчас всем передалась его
задорная мысль. Собьют? Что ж, сбивайте, если не жалко оружия, которым  вы
собирались покорить мир. Вы не знали, как мы можем драться? Теперь знаете.
   "И ведь не решитесь, - ликующе додумал Антон.  -  Знаете,  какова  мощь
оружия и что останется от ваших Плеяд, если оно взорвется..."
   Ныли двигатели, будто занозу, выдирая корабль из толщи атмосферы. Пора!
   Антон включил маршевый двигатель,  и  словно  чья-то  исполинская  рука
мгновенным рывком окончательно  выдернула  эту  ядовитую,  но  теперь  уже
безвредную занозу  и  выбросила  ее  в  бескрайнее  пространство  звезд  и
галактик.
   Все  противоперегрузочное  устройство  не  могло  до   конца   смягчить
стремительный рывок ускорения, и тем не  менее,  превозмогая  тяжесть.  Юл
победным  движением  вскинул  налитые  свинцом  руки.  По  лицу  Лю  Банга
растеклась улыбка, запрокинутая голова Умы шевельнулась, отяжелевшие  веки
открыли ее затуманенный, но  уже  осмысленный  взгляд,  губы  чуть  слышно
прошептали:
   - Люди?..
   - Все в порядке, - хрипло проговорил Антон.
   Нет, еще не все было в порядке. Отнюдь не все!  Затрудненным  движением
Антон сбавил перегрузку и, судорожно вздохнув, нажал кнопку интеркома.
   - Конек-Горбунок, ты с нами, ты жив?!
   - Нахожусь за переборкой, - бесстрастно донеслось из интеркома. - Готов
выполнить ваш приказ.
   - О, идиот! - Юл вскочил и на негнущихся  ногах  поспешил  к  двери.  -
Кибера забыли! Входи, малыш...
   Черное тело кибера скользнуло в рубку, и тут какая-то давняя,  смутная,
в сомышлении с  Искинтом  когда-то  возникшая  картина  всплыла  в  памяти
Антона: помещение незнакомого корабля, он сам  с  друзьями  и  кто-то  еще
непонятный, то ли человекозверь, то ли...
   - Готов выполнить ваш приказ, - повторил кибер.
   Верно ли, что машина не способна улыбаться?
   - Знаешь, друзьям ведь не приказывают, - весело проговорил Антон. -  Но
если не в службу, а в дружбу, то можно всем по чашечке кофе?



   Дмитрий Биленкин.
   Цветы лунной ночи

   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "Мир приключений".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Неоновые лампочки  в  ячейках-сотах,  откуда  быстрыми  пчелами  летели
оранжевые  лучики,  погасли.  Валя  чертыхнулся  и  постучал  по  прибору.
Молчание и темнота: улей космических частиц опустел.
   Около часа Валя копался в схемах, проверяя контакт за контактом.
   - Вырубилась линия, не иначе, - буркнул он.
   - Микрометеорит? - Начальник лунной станции даже не поднял  взгляда  от
лежавших перед ним графиков.
   - Скорей всего.
   - Что ж, прогуляйся. Сегодня полноземелие; говорят, красиво.
   - Угу.
   Он вынул из шкафчика тестер. Помахал рукой. Ему ответили тем же.
   - Двадцати минут контрольного времени хватит?
   - Скажем, полчаса. Пока.
   - Пока.
   Прогулка по Луне была для них будничным делом; однако  ночь  они  знали
плохо. Они лишь думали, что знают ее. Если бы они видели полноземелие, они
бы так не думали.
   Валя  натянул  скафандр,  защелкнул  шлем,  проверил  питание,   связь;
автоматика  распахнула  бронированную  дверь  тамбура,  в   спину   ударил
рванувшийся ток воздуха. Двадцать ступеней  вверх,  люк  плавно  отошел  в
сторону, сзади погасли лампы, и Валя вышел на поверхность: в  лицо  ударил
свет звезд.
   Покрытый фосфоресцирующей краской кабель выныривал из бетонного колодца
шагах в пяти. Валя без усилия  приподнял  провод  и  вернулся  к  главному
разводу, пропуская каждый сантиметр сквозь пальцы. Лунную  ночь  он  видел
лишь боковым прением: мысли были заняты делом.
   Метр за метром струилась  бледно-желтая  лента,  уводя  все  дальше  от
станции. Повреждение  обнаружилось  у  главного  развода  сети:  маленькая
червоточина пронизывала кабель насквозь. Валя отсек поврежденный  участок,
срастил  концы,  светящейся  лентой   обмотал   края   ампутации.   Тестер
одобрительно мигнул лампочкой: все  в  порядке,  электронные  пчелы  опять
снуют как ни в чем не бывало.
   Валя выпрямился, чтобы  минуту-другую  беззаботно  полюбоваться  лунной
ночью. Этого было достаточно.
   Светила полная голубоватая  Земля,  расчерченная  у  экватора  млечными
полосами облаков. Ее свет  уводил  взгляд  туда,  где  клубились  звездные
туманности. И дальше, в  бесконечность,  которая  черной  искристой  чашей
опрокидывалась, падала и  не  могла  упасть,  вызывая  головокружение,  на
человека,  стоящего  посреди  круга  лунного  горизонта.  Минутная  отдача
сознания этому застывшему падению, и тело стало чужим, как во сне, легким,
как в невесомости. Оно само рванулось  навстречу  холодному  свету  Земли.
Нужно было лишь оттолкнуться, чтобы полететь туда.
   Валя так и сделал: оттолкнулся  и  полетел,  раскинув  руки.  Это  было
прекрасно! Долгий-долгий беззвучный полет над льдистым блеском камня,  над
провалами мрака, - парящая тень человека над равниной черного мира.
   Есть прекрасные уголки природы - они радуют. Есть места мрачные  -  они
угнетают. Но есть время, место и состояние  колдовские.  Кто  хоть  раз  в
тишине пустыни выходил навстречу свету полнолуния, тот  знает  это.  Здесь
все было  усилено  стократ  мощью  земного  света.  Валя  летел  и  парил,
бесплотно касаясь почвы, и время для него потеряло границы. Земля  и  Луна
дарили ему фантастический сон наяву.
   Сторожевой пункт разума не мешал: Валя держал направление к станции, он
летел дорогой, исхоженной сотни раз. Существенное и второстепенное  просто
поменялись ролями:  работа,  станция,  обязанности  -  все  стало  мелким,
незначащим, когда в небе горела колдовская Земля.
   Неслышимый толчок - парение, раскинув руки; опять толчок; уже  десятый,
а может, сотый. При каждом, как в сказке, из почвы  выскакивал  призрачный
фиолетовый цветок лунной пыли. Выскакивал и опадал. Вновь и  вновь.  Валин
полет оживлял цветы лунной ночи. Цветы, которые нельзя сорвать. И эта тоже
было невероятной действительностью сна наяву.
   Невероятное не сразу кончилось и тогда,  когда  при  очередном  касании
цветок не вырос. Вместо этого снизу плеснулась темнота, звезды дрогнули  и
сорвались с мест. Падение в мертвом молчании - это тоже походило  на  сон,
но у этого сна было другое название: кошмар.
   Когда он очнулся от потрясения, то ничего не увидел вокруг себя. Совсем
ничего. Давящий мрак. Руки крепко прижата камнями к груди.
   Как зверь, попавший в западню, он инстинктивно рванулся всем телом.  Но
глыбы не поддались. Лавовая пустота, может быть единственная близ станции,
чья кровля могла поддаться прыжку человека, надежно держала  Валю.  Случай
был  глупостью,  глупостью  была  лунная  ночь,  он  сам  был  воплощением
глупости, вся Земля могла залиться краской стыда.
   Кое-как он высвободил руки, на ощупь разгреб  камни.  Кнопка  включения
фонаря, рукоять радиовызова... этот камень  метает  -  в  сторону...  так,
так... Свет не зажегся, радио молчало. Он  лежал  на  глубине  -  скольких
метров? На поверхности его могилу отмечала,  скорей  всего,  просто  ямка.
Обыкновенная рытвина, каких возле  станции  сотни,  залитая  предательским
светом Земли. Его будут искать, даже когда поиск потеряет смысл, но найдут
ли?
   Валя остро ненавидел себя.
   Ненависть потребовала и нашла действие. Он принялся расшатывать  глыбы,
чтобы снять нависшие над головой (с риском обрушить их на себя).  Если  он
провалился неглубоко, то он выберется сам, нужно лишь  заурядное  упорство
муравья, накрытого горстью песка. Но что-то  мешало,  камни  будто  вросли
друг в друга; казалось, он имел дело с резиной. Что-то? Мешало не  что-то,
а кто-то: он сам. Он вдруг усомнился, правильно ли он  представляет  себе,
где верх, а где низ... Он невесомо опирался на камни,  столь  же  невесомо
камни опирались на него,  разницы  не  было.  Тело  погружалось  в  черное
молчание, как в обморок, в котором, однако, присутствует мысль.
   Растерянность передалась рукам.  Они  еще  что-то  передвигали,  что-то
смещали, но цель была  потеряна,  она  растворилась  в  действиях,  а  они
делались все беспорядочней.
   И - как венец бессмыслицы  -  глаз  кольнула  вспышка  света.  Где  она
мелькнула - вне его или в нем самом? Эта дикая в обыденной жизни мысль  не
показалась Вале дикой, хотя бы уже потому, что он не мог на нее ответить.
   Он зажмурил глаза. Свет исчез, его сменили радужные пятна. Значит, вне?
Но где, где? Валя на ощупь шарил руками и не мог дотянуться до вспыхнувшей
звездочки, даже  не  мог  определить  растения.  Ему  казалось,  что  руки
удлиняются бесконечно, что они существуют уже отдельно от тела,  и  потому
обрадовался, когда звездочка исчезла.
   Но она зажглась вновь, более того - теперь их стало две.  Он  шевельнул
пальцами, потому что в свете второй ему почудился отблеск металла.  Первая
погасла. Секунду спустя он научился поочередно гасить то одну, то  другую.
Он с упоением творил собственное звездное небо. Ибо впервые с той  минуты,
когда его заворожила лунная ночь, хоть что-то повиновалось его воле. И это
были звезды!
   Он рассмеялся и тотчас умолк, таким громом отозвался в ушах собственный
смех. Он дурак. Он не понял, какие это  звезды.  Когда  свет  проникает  в
подземелье, он становится лучом. На Луне - нет. Если усилия  замурованного
открывают щель, то свет приходит  сюда  только  так  -  вспышкой,  пятном,
звездочкой. Этот свет Земли играет сейчас на его пальцах, свет ее океанов,
льдов, облаков!
   Ему захотелось поцеловать это пятнышко света.  Он  изогнулся  как  мог,
соображая, не подскажет ли луч земного света, на какой глубине он засыпан.
   С усилием кое-как Валя втиснул голову в расщелину, откуда шел луч.  Его
взгляд, привыкший к абсолютной черноте,  обжег  голубой  огонек.  Он,  как
драгоценный камень, был обрамлен брильянтовыми искрами  -  отсветами  края
щели.
   Валя лежал в неудобной позе, лицом кверху. Лицом к  Земле.  И  смотрел,
смотрел на голубую капельку родной планеты.
   Так он лежал долго, прежде чем благодарность сменилась  разочарованием.
Ничто не указывало расстояния до края отверстия, до этих искр,  окружавших
голубое пламя света. До них могло быть и метр, и сто; в окружающем не было
никакого мерила, потому что луч  в  безвоздушном  пространстве  ничего  не
освещал на своем пути. Земля предавала его вторично.
   Не будь Валя  человеком  наблюдательным,  не  учись  он  в  свое  время
изобретательству, так бы он и остался лежать лицом к Земле. Но, как только
он поставил себе задачу  сделать  невидимый  бег  света  видимым,  решение
пришло немедленно, и он удивился его простоте.
   Цветы лунной ночи, только и всего!
   Он нашарил горсть пыли  и  подбросил  ее.  Словно  стебель  невиданного
растения устремился по лучу.  Выше,  выше  фиолетовый  призрачный  стебель
коснулся края отверстия. Казалось, Земля бросает ему сверху канат.