- Я осторожно положил  "книгу"
на стол. - Через сто лет...
   Мелков тяжело вздохнул.
   - Удивительно, до  чего  одинаково  мы  все  мыслим...  Даже  фантасты!
По-твоему, это бумага?
   - Конечно.
   - Попробуй разорви любую страницу.
   - Ну?
   - Я пробовал рвать, жечь, травить кислотами. Заметен ли хоть след  моих
усилий?
   Человек так устроен, что, даже веря словам,  он  жаждет  все  потрогать
своими руками. Фантаст не исключение.
   - К черту! - воскликнул я после долгих и тщетных попыток хотя бы  смять
лист загадочной книги. - Вот так сюрпризец!..
   - То-то, - удовлетворенно кивнул Мелков и потянулся к бутылке. - Фига -
она фига и есть...
   - Нет, подожди, я так легко не сдамся! Все неверно! Будем  исходить  из
известного. Из психологии твоего дядюшки. Умный человек? Да! Упорный?  Да!
И он, не разобравшись, схватил муляж, подделку? Чепуха! Это  книга.  Не  в
обычном смысле этого слова. Но ее можно читать, для  чего  необходимо  еще
какое-то,  очевидно,  тоже  карманное  устройство.  Конечно,  дядюшка  его
прихватил и умер он вовсе не от  разочарования.  А  дочка  это  устройство
выкинула вместе с прочим "хламом".
   Мелков покачал головой.
   - Красивая гипотеза, но я ее разобью вдребезги. Устройство для  чтения,
этакая маленькая, очевидно, изящная вещица.  Во  всяком  случае,  ВЕЩЬ.  И
чтобы ее, заводскую, фирменную, дочка выкинула? Ты плохо ее знаешь.
   - Она могла продать, подарить...
   - Сомнительно. Она бы призналась чего скрывать? И второе,  главное.  По
виду так, книжечка, но в ней - какова "бумага"? - около тысячи страниц.  К
чему тут скрытое изображение, зачем какая-то дополнительная  техника,  все
это нелепо, проще напечатать...
   Мелков был прав, я не нашелся  что  возразить  и  мрачно  уставился  на
книгу, которая лежала теперь по соседству с грязными тарелками,  стопками,
водочной бутылкой. Меня это вдруг поразило. Не своим контрастом, наоборот.
Поразило и напугало. Все меняется, даже сам принцип изменения! До сих  пор
вся, казалось бы, невероятная, человеческими руками сотворенная фантастика
загодя предупреждала о своем появлении, входила в жизнь исподволь,  давала
время привыкнуть, как это было с самолетами, телевидением и  всем  прочим.
Теперь...  Вот  она,  вещь  из  будущего,  никем  не  предвиденная,  менее
понятная, чем пульсар, покоится на обыкновенном столе в обыденной квартире
самого обычного человека. И мы стоим перед ней  ошеломленные,  выбитые  из
колеи, не знающие что делать.
   - Но надо же что-то делать! -  вскричал  я.  -  Ты  хоть  показывал  ее
специалистам?!
   - Да. Тебе.
   - Позволь, какой же я...
   - Ты фантаст. Я думал, что вы лучше других подготовлены к восприятию  и
правильной оценке таких штучек. Оказалось... Тогда к чему  специалисты  по
физике, химии? Ах, да не в этом дело! Ты  представляешь,  какое  недоверие
надо прошибить?
   Я представил. Я  очень  живо  это  себе  представил.  Уму  непостижимо,
сколько людей обивает  пороги  с  рукописями  "всеобщих  теорий",  которые
объясняют все на свете,  с  "точнейшими  сведениями"  о  фактах  появления
инопланетян на Земле и даже с проектами вечных двигателей! Несут,  требуют
признания, жалуются... Ни у кого нет ни времени, ни желания искать в  этой
галиматье жемчужные зерна, тут бесплодные  телефонные  звонки,  записи  на
прием, секретарши светил, которые смотрят на посетителя, как на докучливую
помеху, шепотки в затылок: "Еще один "чайник" пожаловал..." И  стыд,  стыд
уважающего себя человека, который  должен  куда-то  пробиваться,  просить,
доказывать, что он не мистификатор, не ловкач, не параноик...
   - Да, - Мелков все прочитал по моему лицу. -  Я  морально  не  способен
ходить по кабинетам, меня тошнит от одного вида приемных, а  уж  выглядеть
шизиком... Нет.  "Я  и  теологом  стал,  чтобы  подольше  не  вылезать  из
экспедиций, где я сам себе хозяин. И плевать мне на перспективу  появления
новых феноменальных машин и материалов! К  будущему  у  меня  только  один
вопрос - будут ли там канцелярии?
   Он жадно, не закусывая, выпил.
   - На, - протянул он мне книгу. - Бери!
   - Ты что?! - Я отпрянул.
   - Все, это подарок. И ни-ка-ких благодарностей! Кому владеть книгой  из
будущего, как не фантасту? По шее и хомут, ха-ха... Твое здоровье!
   Слегка  пошатываясь,  он  вышел  за  мной  в  переднюю,   с   сумрачной
мефистофельской улыбкой отомкнул замок.
   - Что, кончилась твоя уютная и привычная жизнь, а? Так стоит ли тем  же
одаривать человечество, ты подумай...
   Не помню, как я дошел до дому.
   Стрелка часов перевалила за полночь,  и  благоразумней  всего  было  бы
завалиться спать, но я твердо знал, что эта ночь обернется бессонницей. Не
оставалось ничего другого, как  заварить  кофе  и  усесться  перед  пустой
книгой.
   Так я и сделал. Но прежде пришлось запахнуть окно, потому что, несмотря
на летнюю теплынь,  мне  было  зябко.  Холодок  притаился  где-то  внутри,
назойливый, как неотступная забота. С минуту я  постоял  у  окна.  Обычный
городской  шум  стих,  лишь  изредка  с  подвывом  проносился   запоздалый
троллейбус. "Странно,  -  подумал  я,  -  почему  его  называют  бесшумным
транспортом? Автобус тише".
   Поймав себя на этом размышлении, я понял, что боюсь думать о главном. О
пустой, можно сказать, вызывающе пустой книге, чья обложка  таинственно  и
голубовато мерцала в свете настольной лампы. Теперь я все  мог  разглядеть
внимательно и вскоре убедился, что первое впечатление было обманчивым.  Не
снежные горы чудились  за  голубоватым  мерцанием  материала  иного  века;
скрытый рисунок, если, конечно, то был  рисунок,  будил  фантазию.  В  нем
угадывалась глубина смутных миров, многоликих форм,  красок,  может  быть,
звуков, намек на их присутствие. Намек, не более,  воображение  могло  чем
угодно наполнять это мерцание или глухо молчать. Тот, кто  делал  обложку,
менее всего стремился к однозначности.
   Что ж, это отвечало духу книги. Подлинной книги, будь то  замечательный
роман или научная монография, ибо природа тоже многозначна, каждый  в  ней
видит свое, и в этом прелесть гениального труда, - он не только  объясняет
мир, но и увлекает его безбрежностью.
   Так что же передо мной -  игрушка,  муляж,  предмет  глупого  снобизма?
Решительно все восстало во мне против этой мысли. Нам очень хочется видеть
будущее прекрасным, очень, и тут легко впасть в  ошибку.  Но  куда  горшая
ошибка видеть даль  в  черном  свете;  тогда  и  настоящее  погружается  в
безысходный мрак. Я держал  в  руках  технический  шедевр  конца  двадцать
первого века, шедевр, понятно, с нашей точки зрения, потому  что  в  своем
времени он скорей всего был самым расхожим заурядом.  Говорило  ли  это  о
чем-нибудь? Безусловно. Высокий интеллект  и  высокий  вкус.  Без  первого
будущее обойтись никак не могло, иначе  все  грозные  проблемы  настоящего
остались бы неразрешенными и под их тяжестью рухнула бы сама  цивилизация.
Но книга свидетельствовала еще и о вкусе.
   Она не могла быть муляжом.
   Но и книгой она не могла быть тоже. Только неразумное общество стало бы
вкладывать труд в такую бессмыслицу, как чистые  страницы  издания.  Да  и
прогнозы специалистов, которые предвещали  книге  скорый  конец,  не  были
высосаны  из  пальца.  Специалисты  тоже   читатели,   им   тоже   грустно
расставаться с книгой, но выхода, судя по всему, они не видели.
   Возможно, я бы не стал так мучительно ломать голову над загадкой,  если
бы не позорный провал у Мелкова. Так растеряться! А еще фантаст...
   Кроме личного самолюбия, есть профессиональное.  Я  отхлебнул  остывший
кофе, в сотый, может быть, тысячный раз перелистал пустые страницы.
   Нечто имеющее форму книги. Памятник усопшей культуре?
   Возможно, в будущем есть и такой. Но туда, в  будущее,  отправился  мой
современник, вот из  чего  надо  исходить.  Как  он  себя  почувствовал  в
грядущем? Представить это так же трудно, как оторопь  человека  пушкинских
времен, перенесенного в теперешний мир. И не надо представлять, сейчас это
не входит в мою задачу. Важно, что дяде были нужны знания двадцать первого
века. Не отдельная монография, не что попадется под  руку,  тем  более  не
памятник книге, а научная в максимальном объеме литература.
   Вот он узнает, что книг больше нет. Вместо них... Что вместо них?
   То, что  он  привез,  то,  что  я  теперь  держу  в  руках.  Иначе  все
бессмысленно! Иначе это уже не логика поступков, не поведение  нормального
человека, а акулий бред и птичий сон.
   А как же тогда возражения Мелкова? Не впадаю ли  я  в  ошибку,  доверяя
законам психологии?
   Что ж, проверим вывод иначе. Главное ли в книге  сама  книга,  то  есть
вещь некоего размера, веса и  материала?  Нет.  Главное  -  содержание.  В
сущности, идеальная книга - это такая книга, которая не занимает места, но
содержит в себе литературу всех времен и народов.
   То есть нечто похожее на Компакт. Вот она, Книга Будущего, вернее,  то,
что заменило книгу! Емкость - пустяки. Даже  для  нас  очевидно,  что  все
знания человечества можно сконцентрировать в объеме этого, а то и меньшего
"томика". В принципе это и сейчас не проблема. Все сходится!
   Я удовлетворенно потер руки. Нет, дорогие вы наши потомки, мы  тоже  не
лыком шиты! Передо мной не "вещь в себе", не чудо неведомой технологии,  а
сложное, но, в общем, понятное устройство для хранения  и  воспроизводства
знаний.  Его  внешний  вид...  Ну,  это,  возможно,  сентиментальная  дань
прошлому, вроде теперешних свечей, электрокаминов и тому подобного.  Ясно,
что страницы не предназначены для чтения, это молекулярные, атомарные  или
какие-нибудь там нейтридные вместилища томов, может быть, целых библиотек.
И (чушь я тогда сказал!) никаких отдельных для воспроизведения  устройств;
это и неудобно (могут потеряться), и нерационально;  все  нужное,  конечно
же, скрыто в переплете, надо лишь знать, как им пользоваться.
   Хорошенькое дело! Разобрался бы Фарадей в устройстве  телевизора?  Вряд
ли. Но включить его он бы смог. Питекантроп - и тот бы смог.
   А вот я не могу включить Компакт. Даже подхода не вижу. Нигде ни намека
на какие-нибудь кнопки, контакты или что-то похожее.  Гладкий  "переплет",
гладкая "бумага" и гадостное при взгляде на все это  самочувствие  тупицы,
а, может быть, обезьяны, от которой  подъемным  (догадайся,  как)  стеклом
прикрыли вожделенный банан.
   Так вот что испытал Мелков! Злость унижения. То же самое, не исключено,
почувствовал дядюшка, если он расспросами побоялся  выдать  свою  чуждость
другому веку и, заполучив Компакт, тут же ринулся обратно в  расчете,  что
сообразительность его не подведет и он как-нибудь сам во всем  разберется.
Какой удар для самолюбия, когда он убедился в обратном! Тут, увы, были все
условия для инфаркта...
   Вот чем это могло обернуться!
   А чем, каким потрясением может стать разгадка самой  "книги",  с  какой
непредставимой силой ударит по нас ее  содержание?!  Мгновенный  обвал  на
психику целого столетия, палящая вспышка грандиозных  достижений  и  бурь,
аннигиляция всего привычного - кто выдержит такое?!
   "Что,  кончилась  твоя  уютная  и  привычная  жизнь,  а?  -   отчетливо
послышался голос Мелкова. - Так стоит ли тем же одаривать человечество, ты
подумай..."
   Я вздрогнул. Вот почему он уступил книгу мне! Он боялся, дико боялся. А
я разве нет?
   Тишину прорезал воющий звук ночного троллейбуса. Судорожным движением я
оттолкнул  "книгу".  Нет!  Не  хочу!  Зачем   еще   потрясения?!   Будущее
принадлежит будущему, и отстаньте от меня, отстаньте!
   Руки тряслись,  квадрат  окна  смотрел  слепым  пятном  мрака,  то  был
пещерный страх перед неведомым, но в глубине души я уже знал, что лгу  сам
себе. Потому что человек еще никогда не отказывался ни от  какого  знания.
Как бы он ни сопротивлялся новому, как бы ни отталкивал его от себя, он  в
конечном счете поступает подобно первому в мире парашютисту - бросается  в
неизведанное. А не было бы этого, так и самого человека не было бы.
   И все, и точка, приступим к делу...
   Я снова придвинул "книгу".
   Что в будущем заменило чтение? Спрашивать себя об этом я мог с  тем  же
успехом,  с  каким  извозчика  середины  прошлого  века   о   перспективах
моторизации. Не из этого надо было  исходить  в  догадках.  Компакт,  надо
думать, был расхожей вещью, им должны и могли пользоваться все, даже дети.
Но если так, секрет его включения скорей всего прост. Настолько прост, что
это-то и сбивает нас с толку. Мы  ищем  привычное,  всякие  там  кнопочки,
стерженьки, но раз этого нет, то... Тогда фантастика, а это  уже  по  моей
части.
   Что может быть удобней мысленного приказа?!
   Я поспешно раскрыл Компакт. Догадки лихорадочно опережали  друг  друга.
Если дядя искал в будущем Свод Знаний, то вернуться он мог только с ним, а
если так, надо пожелать...
   "Хочу знать все о физике двадцать первого века!" - мысленно  воскликнул
я и замер в ожидании.
   Однако ничего не произошло. Заключенные в Компакте знания ни зрительно,
ни акустически, ни телепатически не передались мне.
   Собственно, этого и следовало ожидать.  Мыслеприказ,  конечно,  удобен,
мы, фантасты, часто вводим его в свои повествования. Дело, однако, в  том,
что он может возникнуть непроизвольно, помимо желания  человека  (мало  ли
смутных мыслей проносится  в  сознании!).  Чтобы  не  возникало  накладок,
должна быть простая, короткая, но четкая последовательность команд,  некий
код, который бы заставлял тот же Компакт работать.
   Но тогда это безнадежное дело. Принятый в будущем код может быть  каким
угодно,  тут  миллионы  вариантов,  никакой  жизни  не  хватит,  чтобы  их
перебрать.
   "Ну и все, - подумал я с разочарованием и вместе с тем с облегчением. -
Знания будущего не для нас, можно спокойно идти спать. Пустяк,  но  какой!
Нам неизвестен и, верно, не станет известен волшебный "сезам,  откройся!",
который только и может поведать о той же физике..."
   Я не успел моргнуть, как с чистых было страниц на меня в  упор  глянули
слова и формулы!
   Я с воплем вскочил.
   Видение не исчезло. Передо мной были самые обычные на вид, типографским
способом отпечатанные страницы...
   И вместе с тем совершенно невероятные.
   Я прикоснулся к ним, как к  пылающим  углям.  Под  пальцами  замелькали
страницы, в глазах  зарябило  от  незнакомых  слов,  разноцветных  формул,
объемных схем и рисунков; вся тысяча листов была о физике - и какой! Я был
близок к обмороку, ноги не держали, свет лампы  то  мутнел,  то  вспыхивал
сухим блеском, но меня влекло дальше, дальше, еще дальше... "Хочу о генной
инженерии, сезам, откройся! Хочу о... Хочу..."
   И все открывалось, по мановению мысли тут же менялся весь текст.
   Так просто! "Сезам, откройся!", принятые как код слова наивной  сказки,
древняя мечта-команда, и все, и ничего больше, и... И только ли наука?
   "Хочу "Таинственный остров" Жюля Верна, сезам, откройся!"  -  выкрикнул
я, и тут же передо мной возникли с детства знакомые слова:
   "- Мы поднимаемся?
   - Нет! Напротив! Мы опускаемся!
   - ...Все тяжелое за борт! Все!.."
   Значит, вот оно как.  Наши  далекие  потомки  не  смогли,  не  захотели
расстаться с давним и верным спутником человечества - с книгой. То, что  я
держал в руках, было ею, и даже большим - то была Книга.
   Книга всех книг, если на то пошло.
   Впрочем, это можно было предвидеть. Кто же по доброй воле расстается со
старыми друзьями?



   Дмитрий Биленкин.
   Посол Земли

   -----------------------------------------------------------------------
   "Знание - сила", 1986, N 4.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Каждый, пусть и неверно,  представляет,  каким  должен  быть  дипломат;
никто, включая самого Посла,  не  мог  знать,  какие  качества  необходимы
представителю Земли там, где еще недавно о ней не  имели  понятия.  Выбор,
само собой,  был  тщательно  продуман,  и  все-таки  Яков  Гундарев  часто
спрашивал себя, тот ли  он  человек,  который  более  всего  подходит  для
переговоров.
   Эти сомнения никак не отражались на  его  поведении:  чему-чему,  а  уж
владению собой многолетняя работа  в  ООН  Гундарева  научила.  Внешне  он
вполне отвечал расхожим представлениям о подлинном дипломате, ибо держался
с  неизменным  достоинством,  быстро  проникал  в  суть   проблем,   умело
полемизировал, а  его  непроницаемости  мог  позавидовать  сфинкс.  Ничто,
казалось, не могло пробить броню его хладнокровия, и тем не менее - редкое
достоинство! - ни перед кем он не  представал  истуканом:  всякий  человек
видел в нем благорасположенного собеседника,  а  не  политика,  расчетливо
выверяющего каждый свой взгляд, движение, слово. Вопреки этому - а  может,
благодаря этому - мало кто умел так отстаивать интересы своей стороны, как
Гундарев, быть столь  гибким  на  переговорах  и  одновременно  упорным  в
достижении цели.
   Если кто был о Гундареве, другого мнения, так это  он  сам.  Во-первых,
полагал себя не дипломатом, а ученым, и, кстати, был им. Блестящая карьера
в ООН, где он внес немалый  вклад  в  разработку  Всемирной  экологической
программы и иных важных  соглашений,  ему  самому  казалась  случайностью,
хотя, если вдуматься, ничего случайного в этом не было: начиная со  второй
половины двадцатого века все настоятельней  требовались  дипломаты  такого
склада, люди, удачно сочетающие в себе качества исследователя и  политика.
Во-вторых,  -  и  это,  пожалуй,  главное,  что  питало  тайное  изумление
Гундарева, - решая, вот как сейчас, судьбы мира, он порой чувствовал  себя
самозванцем. Марк-твеновским нищим, нечаянно оказавшимся на престоле. Он -
заместитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций?!  Он  -
полномочный Посол  Земли?!  Быть  того  не  могло!  Никак  не  могло,  это
наваждение, сон, он же знает себя, он совсем не такой, не Генеральный,  не
Чрезвычайный, он просто Яша, Яков, наиобыкновеннейший человек,  который  в
детстве часто хворал, которого баюкала  мама,  который  в  юности  чурался
публичности и более всего любил  уединение  с  книгой,  -  какой  из  него
вершитель судеб! Непостижимо! Неужто никто не замечает несоответствия?
   Исход переговоров меж тем был неясен, и безупречная  любезность  хозяев
не вводила Гундарева в заблуждение. Лишь олух проявит враждебность,  когда
с разверзшихся небес  на  тебя  сваливается  кто-то  непонятный,  но  явно
могучий. А ридляне дураками не были.  До  выхода  в  космос  им  было  еще
далеко, но философским скудомыслием они не страдали, и  первая  встреча  с
землянами,  судя  по  всему,  не  повергла  ридлян  в  шок,  -  они  давно
предполагали, что где-то во  Вселенной  возможны  иные  цивилизации,  иные
разумные существа. Это  было  всеобщим,  а  не  только  научно-философским
убеждением. История ридлян не знала ничего похожего на  трагедию  Джордано
Бруно; устойчивая патриархальность сочеталась здесь с громоздкой, но тонко
отлаженной культурой мысли и нравов. Словом, первый контакт  прошел  вроде
бы гладко. Теперь надлежало завязать постоянные отношения, для чего и  был
отправлен Посол. Соответственно, - так по крайней мере думали на  Земле  -
нужен был Договор.
   А вот о чем - неясно. О мире  и  дружбе?  Для  покончившей  с  военными
распрями Земли нелепостью  была  сама  мысль  о  возможности  каких-нибудь
"звездных войн". Мало того, само упоминание о мире  могло,  чего  доброго,
навести  ридлян  на  предположение,  что  земляне  допускают   вероятность
каких-то иных, немирных отношений. Дружба? Гм...  Дружба  предполагает  не
одно лишь изъявление чувств. Это еще и обмен, и помощь, и... Но  в  данной
ситуации одаривающей стороной могла быть только Земля с ее сказочными  для
ридлян  научно-техническими  достижениями.   А   это   уже   походило   на
благотворительность  и  влекло  за  собой  активное  вмешательство  в  ход
иноплан