- Да я что... - смутился Заросший.
     В  глубине  бухты  раздался  громкий  треск.  Огромная  глыба   льда,
подточенная водой, отделилась от ледника и, сверкнув хрустальной изнанкой,
рухнула. Брызнули осколки.
     - Скоро льда совсем не останется, - сказала Кати. - Надо думать,  как
жить дальше.
     - Вот вы с Оалой и думайте, - сказал Хат. - А нам поторопиться надо с
починкой и наловить побольше. Сегодня племя будет плясать.
     Никто  не  заметил,  как  от  скалы,  прикрытая  выступом,   бесшумно
отделилась чья-то тень. Притаившаяся Оалу  все  слышала.  Но  недаром  уже
столько лет она была главой племени. Если она многого не  знала,  то  одно
она усвоила твердо: спорить надо только тогда, когда исход  спора  заранее
предрешен в твою пользу.
     Оалу заспешила к пещерам, чтобы  опередить  Кати.  Сделать  это  было
нетрудно, так как Кати сначала помогла мужчинам наловить рыбы.  Потом  она
взяла Нора за руку.
     - Пойдем.
     День был прекрасен, это был ее день. Когда они отошли  поодаль,  Кати
сказала:
     - Ты смелый, Нор. Сегодня день перемен. Сегодня, если ты  хочешь,  ты
станешь моим мужем.
     Нор обрадованно и нежно посмотрел на Кати.
     Последний обрывок тучи было закрыл солнце, но оно  стряхнуло  с  себя
липкие объятия, и яркий, горячий свет залил побережье. В укромном  уголке,
где росло дерево, было тихо, и Кати с Нором были там счастливы.
     - Теперь иди, - сказала наконец Кати. - Племя ждет улова, а мне  надо
поохотиться на куропаток.
     Но на пути ей встретилась Оалу.  Женщина  ждала  ее,  всматриваясь  с
высокой скалы.
     - Кати? - окликнула она. -  Мы  ждем  тебя  в  пещере  совета,  чтобы
слышать твое слово.
     - Мое слово? - удивилась Кати. Раньше  ее  никогда  не  приглашали  в
пещеру совета.
     - Надо принять важное решение, - медленно и веско  проговорила  Оалу.
Ее цепкие глаза внимательно смотрели  на  девушку.  -  Ты  уже  достаточно
мудра, чтобы подать хороший совет. Я так считаю.
     Услышанное  польстило  Кати.  Хотя  она  больше   и   не   верила   в
непогрешимость Оалу, в ее  памяти  жили  благородные  воспоминания  о  том
времени, когда ей думалось, что именно недоступная  другим  мудрость  Оалу
оберегает племя от  всех  и  всяческих  бед.  Кати  почтительно  наклонила
голову. Оалу чуть-чуть усмехнулась.
     - Пошли.
     Когда-то Оалу была сильней  всех  женщин  племени.  Даже  сейчас,  на
склоне лет, в ее походке была величавость, а под кожей рук  перекатывались
мускулы.
     Пещера, где изредка совещались старейшины, располагалась в стороне от
жилья, чтобы гомон и крики ребятишек  не  мешали  раздумьям.  Войдя,  Кати
увидела двух обычных советчиц Оалу. Те не шевельнулись при  виде  девушки,
только Косматая бросила на нее быстрый взгляд.
     В пещере было промозгло и  холодно,  хотя  посреди  уложенных  кругом
камней тлели угли,  а  в  стороне  лежал  обломок  драгоценного  плавника,
которым в любую минуту можно было оживить огонь.
     - Вот мы и прибыли, - сказала Оалу, усаживаясь на  плоский  камень  и
знаком приглашая Кати сесть напротив. - Сначала буду говорить я.
     Она помедлила. Потом вскинула голову. Глаза ее застыли  и  потемнели,
словно там, в никому не ведомой дали,  куда  она  смотрела,  ей  открылось
нечто, никому более не доступное. Голос, когда она открыла  рот,  зазвучал
глухо.
     - Лед тает... Рыба уходит! Зверь меняет повадки. Голод подкрадывается
к нашим пещерам! Тепло размягчает мускулы, сырость несет болезни. Страшные
беды я вижу впереди! Что делать нам? Мы родились  во  льдах,  наши  предки
жили во льдах и предки наших предков. Лед - наша кормилица и мать, а  если
мать уходит, то ребенок следует за ней. Таков высший закон. Иначе  гибель.
Гибель! Я сказала.
     Советчицы тяжко молчали. Их темные лица были бесстрастны, как камни.
     Потом они разом наклонили головы.
     Невольно Кати захотелось сделать то же самое.
     Усилием воли она стряхнула оцепенение.
     - Я не понимаю, - робко выдавила она. - Я...
     - Это потому, что ты молода, - сурово сказала Косматая.
     - Молода, - эхом откликнулась вторая советчица, жилистая и худая, как
рыбья кость.
     - Говори, - неожиданно разрешила Оалу уже обычным своим голосом.
     Кати посмотрела на нее с благодарностью.
     - Может быть, я и вправду молода, - начала она неуверенно, - но я  не
вижу причин для ухода. Исчезла одна рыба, появилась другая...
     - Которую есть нельзя, - вставила Косматая.
     - Которую я съела и которая не причинила мне вреда.
     - Ты ослушалась Оалу?!
     - Но я хотела спасти племя от голода...
     - Без совета старших?  -  Косматая  возмущенно  взметнула  кулак,  но
сдержалась и не ударила. - Дурной и  пагубный  пример,  -  прошипела  она,
тяжело дыша. - Если каждый начнет пробовать,  что  съедобно,  а  что  нет,
племя отравится еще до новой луны! Как ты, Оалу, могла  пригласить  ее  на
совет?
     - Твоя правда, - сокрушенно покачала головой Оалу. - Я  предупреждала
всех, что незнакомая рыба может оказаться ядовитой, что пробовать ее  надо
тем, у кого много опыта, а до этого следует наложить запрет. Легкомысленно
поступила Кати, легкомысленно!
     - Почему же тогда запрет держался столько лун? - недоуменно  спросила
Кати.
     - Чтобы избежать риска. Белая рыба могла  вернуться?  Могла.  Значит,
надо было ждать. Это разумно. А твой поступок неразумен. Поняла?
     Кати была сбита с толку.  Она  ничего  не  понимала.  Она  же  хотела
сделать как лучше! И ей помнилось, что Оалу  тогда  ничем  не  оговаривала
свой запрет... А сейчас оговорила. Почему сейчас, а не тогда?
     Оалу ласково коснулась плеча Кати.
     - Я прощаю тебя, потому что у тебя были хорошие намерения. Вернемся к
делу. Как я понимаю, возражений против ухода нет. Остается выбрать путь. Я
думаю, надо идти левым краем моря...
     - Но теперь у нас рыбы вдоволь! - опять не сдержалась Кати.  -  Зачем
нам холод?
     Советчицы угрожающе заворчали. Оалу вновь укоризненно  посмотрела  на
девушку.
     - Да, Кати, я ошиблась. Ты молода,  слишком  молода...  Но  я  отвечу
тебе. Пока было холодно, ничего не менялось, и мы точно знали, что  можно,
а что нельзя, что хорошо, а что плохо. Знали, откуда ждать бед, и  они  не
застигали нас врасплох. А теперь мы этого не знаем. Что может  быть  хуже?
Одна рыба сменила другую, кто поручится, что не будет новых перемен? И что
новая рыба не отравит племя?
     - Прости, о мудрейшая, но иноплеменник, пришедший  к  нам  из  тепла,
говорил, что дичи там вдоволь и что они не голодают...
     Глаза Оалу вспыхнули.
     - А-а, вот в чем дело! - медленно  и  зловеще  протянула  она.  -  Ты
поверила нашим врагам. Понятно. Я нарочно не сказала о  самом  главном.  О
том, что иноплеменники ждут не дождутся, чтобы нас захватило тепло.  Тогда
они придут посуху и убьют нас! Ты, слепая, доверилась  лживым  словам!  Ты
влюбилась в иноплеменника, теперь я поняла, где корень твоего упорства!
     - Нет! - воскликнула Кати. - Нет! Я не потому! Что хорошего в холоде?
Мы голодаем каждую зиму! Мы умираем от голода  каждую  зиму!  Откуда  тебе
известны замыслы иноплеменников? Ты была у них и слушала их  тайные  речи?
Нет! Если иноплеменник врал, то почему в море стало так много рыбы, почему
птицы прилетают гуще, почему на берегу  начали  расти  деревья  для  наших
костров? Солнце веселит кровь, солнце  прогоняет  болезни,  а  солнце  все
жарче и жарче! Чем, Оалу, тебе так любезен холод? Чем?
     В грянувшем тишине слышалось лишь хриплое дыхание Косматой. Надменная
Оалу сидела, закрыв глаза. Жилистая советчица напряглась, как для прыжка.
     Кати никак не могла понять, что Оалу и ее советчики  были  привержены
вовсе не к холоду. Оалу прекрасно сознавала, что теперь,  после  случая  с
рыбой, авторитет Кати сравнялся с ее собственным. Этого она  боялась,  ибо
слишком хорошо знала цену жирного куска, который неизменно  доставался  ей
как главе племени.
     -  Значит,  ты  против  переселения?  -  с   неожиданным   миролюбием
проговорила она. - Мои доводы тебя не убедили?
     - Нет...
     Оалу кивнула и задумалась. Такое спокойствие было в ее позе, что Кати
устыдилась своей горячности.
     - Хорошо, девочка. Приведу последний довод, надеюсь, он тебя  убедит.
Протяни руки.
     Кати послушно  протянула  руки.  Мгновенно  их  захлестнула  ременная
петля. Кати рванулась, но советчицы схватили ее за плечи и опрокинули.
     Умело, без суеты женщины туго стянули Кати руки и  ноги.  Затем  Оалу
сорвала с нее одежду.
     - Преступница, - спокойно сказала она. - Теперь  ты  сознаешься,  что
затеяла все из-за любви к иноплеменнику. Ты скажешь это всему племени.
     - Нет! Неправда!
     Оалу подала знак, и Кати уложили поперек очага. Косматая вздула  угли
и сунула туда несколько щепочек. Язычки пламени лизнули  обнаженную  грудь
Кати.
     Ее лицо почернело от боли, но она  сдержала  стон  -  как  и  все  ее
сородичи, она умела терпеть боль.
     - Не сожгите ей грудь, - напомнила Оалу. - Мы не казним, а учим.
     Она сама перевернула  Кати  на  спину  и  усилила  огонь  несколькими
каплями тюленьего жира. Стиснув зубы. Кати корчилась на  камнях.  Жилистая
придерживала ее за плечи, чтобы  она  не  сползла  с  очага.  Оалу  заняла
прежнее место и удовлетворенно  следила  за  мучениями  девушки.  Жестокие
наказания не были редкостью в племени - вся жизнь их была жестокой борьбой
за существование.
     Женщины не торопились. Все было хорошо продумано.  Никто  никогда  не
осмеливался войти без  разрешения  в  пещеру  совета,  поэтому  они  могли
спокойно и долго истязать Кати, прекрасно  зная,  что  есть  предел  любой
выносливости и что рано или поздно строптивая  упрямица  станет  молить  о
пощаде. Оалу даже хотела,  чтобы  это  случилось  не  скоро.  Убить  такую
охотницу было бы слишком нерасчетливо  из-за  малочисленности  племени,  к
тому же это могло вызвать гнев остальных. Но если огонь успеет сломить  ее
силу - это хорошо. Сломленная Кати уже неопасна. И для других это отличный
урок.
     Со свода пещеры мерно капала  вода.  Слегка  потрескивал  огонь,  его
маленькие язычки весело плясали на углях, то и дело касаясь вздрагивающего
тела Кати. Жилистая советчица была голодна и не понимала, почему  Оалу  не
хочет убить и съесть преступницу - ведь она такая молоденькая,  упругая  и
вкусная. Косматая вообще ничего не думала, за это  Оалу  в  свое  время  и
возвысила ее. Сама Оалу с тайной радостью следила за муками дерзкой Кати.
     "Вот тебе за твою молодость, за твое неуважение,  за  твою  силу",  -
беззвучно шептали ее губы. Она выгребла  несколько  углей  и,  жмурясь  от
удовольствия, положила их на живот Кати.
     Но Кати не стонала.
     Пытку она воспринимала как должное. Она была глупа, не  предусмотрела
опасности, вот и попалась.  Но  суровая  жизнь  ее  закалила.  И  еще  она
ненавидела Оалу. Поэтому и молчала. Она боролась молчанием, другого оружия
не было.
     Где-то совсем в другом  мире  послышались  голоса.  Кто-то  шел  мимо
пещеры. Кати жадно прислушивалась. Она не ошиблась: это был Нор!
     Уже не рассудок, а боль заставили ее закричать.
     - Нор, Нор, меня убивают! Помоги!
     Оалу лишь усмехнулась. Уж кто-кто, а мужчина  не  отважится  войти  в
пещеру.
     Голоса  замерли.  Можно  было  легко   представить,   как   испуганно
переглядываются мужчины, как нерешительно топчутся у входа.
     - Нор, Нор! - звала Кати.
     Ей был ответом топот ног, бегущих прочь от пещеры.
     Кати зарыдала.
     - Я больше не могу... За что?!
     Оалу самодовольно улыбнулась и уменьшила огонь.  Рано.  Нужно,  чтобы
обезумевшая Кати выла и униженно плакала - тогда она станет покорной.
     Внезапно чья-то тень закрыла вход. Оалу  гневно  вскочила.  В  пещеру
боком вдвинулся Нор, сжимая в руке топор. За ним несмело полезли остальные
- он созвал все племя.
     - Не сметь! - грозно закричала Оалу. - Здесь судят преступницу!
     Кое-кто попятился.  Лицо  Нора  исказилось.  С  хриплым  выкриком  он
прыгнул к Кати, сбросил с очага,  рванул  с  нее  путы,  угрожающе  поднял
топор. Кати обессиленно прислонилась к нему. Люди у  входа  неодобрительно
загудели. Их ошеломило самовольство Нора, но поведения Оалу  они  тоже  не
могли понять, ведь Кати только что дала всем еду!
     - Назад! - махая руками, вопила растерявшаяся Оалу. - Иначе у вас нет
больше главы племени!
     Советчицы, тоже вооружившись топорами, двинулись  на  Нора.  Передние
подались прочь под натиском Оалу - слишком велик  был  ее  авторитет.  Еще
мгновение, и люди племени, напуганные собственной смелостью,  очистили  бы
пещеру.
     Но внезапно заговорил Хат.
     - Кати насытила нас, а ты, Оалу, нет. Посторонись.
     Он раздвинул тех, кто стоял перед ним, вышел вперед, закинув топор за
плечо. Голова Хата упиралась в свод пещеры.
     - Эх!
     Его топор со звоном лег между Оалу и Кати.
     И все поняли, что сегодня им придется сделать выбор.


                           ДМИТРИЙ БИЛЕНКИН
                          Не будьте мистиком!

   При высокой температуре мысли ползут и вязнут, как ноги  в  глинистом
месиве. Только лениво, нехотя, круговоротно. Все вяжется мерным  узором,
монотонной чредой всеобщих пустяков,  успокоительным  колыханием  теплой
ряби, так, без обрыва, но и без четкой связи, без единого всплеска,  нет
ни малейшего раздражения даже на некстати  свалившийся  грипп.  Впрочем,
когда грипп бывает кстати? Только когда хочешь увильнуть от более досад-
ной, чем болезнь, заботы. Я же был в отпуске, в крохотном городке Закар-
патья, принадлежал сам себе, рассчитывал всласть отдохнуть и всласть по-
работать, а вместо этого, укрывшись пледом, лежал  в  старом  доме,  еще
точнее - в "комнате с привидениями".
   Кстати, весьма уютной и недорогой, только немного запущенной.  Напро-
тив кровати находился камин, сейчас, в свете ночника, отверзлый  и  чер-
ный, как зев пещеры. Солидных размеров ковер на полу напоминал  о  дрях-
лости, забвении, пыли и тому подобных серьезных  вещах.  Когда-то  весе-
ленькие, в пунцовых розах, обои изрядно пожухли и смотрели на меня  пят-
нами, которым при желании можно было придать смысл и  оттенок  выцветшей
крови. Такого желания я не испытывал. Наоборот, я им был благодарен, ибо
подозрительная теперь тусклость аляповатых роз, их багровая  в  сумерках
мрачность наверняка помогли мне осесть в этом тихом, всего  за  рубль  в
сутки, пристанище, когда я уже было отчаялся снять где-либо комнату. Се-
зон, наплыв жаждущих солнца и винограда северян! Долго я тогда вышагивал
по раскаленному сухим блеском булыжнику, напрасно стучался в устные  до-
мики, стойко принимал вежливые улыбки отказа и брел дальше от одного те-
нистого оазиса к другому. Места не было нигде, и я уже ощущал  то,  что,
верно, чувствует бесприютная дворняга, некую униженность легковесного и,
как пыль под ногами, никому не нужного существования, когда одна  тонко-
ногая, лет двенадцати фея в шортиках, шмыгнув носом, махнула  куда-то  в
глубь переулка:
   - А вы попробуйте у дяди Мартина. У него, правда, нечисто... Но,  мо-
жет, и сдаст. Прямо и налево, старый дом, во-он черепица в просвете!
   Владелец домика оказался похожим на встревоженного филина.  Даже  ру-
башка была на нем какая-то оттопыренная, седые волосы  топорщились,  как
им хотелось, а глаза под круглыми очками то часто мигали, то,  наоборот,
застывали в неподвижности, такие же серые, как  и  весь  облик  хозяина.
Мартин не столько говорил, сколько мямлил, и неизвестно чего в его  меж-
дометиях было больше - смущения или нежелания  объясняться.  Сначала  он
мне отказал, но сделал это так "неуверенно, что я продолжал  уговоры  и,
должно быть, мой вид был красноречивей слов; мой собеседник явно  ощутил
некое моральное неудобство своей позиции и, мигая  чаще  обычного,  даже
заерзал.
   - Нет, нет, не хочу вас подводить... э... вообще... тут, видите ли...
Впрочем, однако... Да, конечно: человек без угла хуже, чем угол без  че-
ловека, но... Слушайте, как вы относитесь к привидениям?
   - Что?!
   - Понятно... - Он грустно покачал головой. - Видите ли, комната есть,
пустая, но в ней... э... поселилось привидение. Не могу  вам  помочь,  -
добавил он тоскливо.
   К счастью, я даже не улыбнулся. Долгие мытарства хождений сделали  из
меня провидца и дипломата. Я тут же без  всяких  логических  обоснований
отбросил мысль о легком помешательстве собеседника,  внутренним  зрением
приметил под его рубашкой крохотный крестик  (прочем,  выпуклость  этого
амулета могла сама собой обозначиться под тканью) и понял,  с  кем  имею
дело. Мартин искренне хотел помочь ближнему, но совесть, но  долг  никак
не позволяли ему сводить человека  с  нечистью,  да  еще  брать  за  это
деньги. В той же мере его, однако, угнетала мысль, что вот есть же  сво-
бодная комната, а вот человек, которому она позарез  нужна.  Свою  роль,
конечно, играли и деньги.
   Уже спокойно, с понимающим выражением лица я осведомился,  как  давно
поселилось привидение, что оно себе позволяет,  и  уверил  Мартина,  что
перспектива встречи с ним меня ничуть не смущает. Я  не  стал  приводить
довода, что ни в какие привидения не верю (этот довод его не убедил бы),
а просто сказал, что раз для него, Мартина призрак неопасен, то, значит,
и я с ним какнибудь уживусь.
   Это произвело нужное впечатление.
   - Но я-то не живу в комнате, - заколебался он. - Ее и дети  избегают.
Младший в свой последний приезд попробовал... А!
   - Да ведь я ненадолго. Сами же говорите, что оно не всегда  появляет-
ся. Попробуем, попытка не пытка...
   - Так-то оно так... - Мартин тихонько вздохнул. - Ладно, я  вас  пре-
дупредил. Только знаете что? Говорите всем, что я с вас взял полную  це-
ну, а то соседи... Ну, вы понимаете.
   Так я обрел пристанище. А заодно воображаемое привидение и вполне ре-
ального добродушного хозяина, с которым под материнской  опекой  хозяйки
мы в этот же вечер славно раздавили бутылочку домашнего вина. Уже в пос-
тели я лениво подумал, как интересно устроена жизнь и кого только в  ней
нет. Предполагал ли я утром, что столкнусь с психологией  совсем  другой
эпохи и буду разговаривать с человеком, для которого  божий  промысел  и
нечистая сила такая же реальность, как телевизор и  космические  полеты?
Разумеется, нет. Каждый держится своего круга, живет его представлениями
и порой забывает, что это еще не весь мир.
   Никакого привидения я, само собой, не увидел ни в ту ночь, ни в  пос-
ледующие. Так, собственно, и должно было быть, но вовсе не  потому,  что
призраков не бывает. Проблема существования чего-либо не так проста, как
кажется людям с однозначным складом ума, для которых что-то  либо  есть,
либо его нет вообще. Кроме геосфер имеется еще ноосфера, а это отнюдь не
пустыня. Усилия психики творили и творят в ней не менее диковинные,  чем
в биосфере, образования, которые, правда, еще ждут своего Линнея и  Дар-
вина. Существует ли Гамлет или Дон-Кихот? Их нет, никогда не было в  фи-
зическом мире, но в духовном они есть, существуют как образ  и  способны
воплотиться на сцене, то есть отчасти перейти в сферу  телесной  осязае-
мости. Привидения-образования того же класса, хотя и другого  рода.  Они
порождены не искусством, а религиозной мистикой, это продукт мировоззре-
ния былой эпохи, но для тех, кто в них верует, они существуют и  по  сей
день. Воображение способно их воскресить, здесь актерствует психика  са-
мого зрителя, однако это уже частности. Важно,  что  мне  привидение  не
могло явиться, ибо я в них не верил.
   Оно и не являлось, чем повергло Мартина в легкое недоумение. Понятно,
я ничего не стал объяснять и даже не намекнул, что если  бы  он  не  был
столь щепетилен и всем предлагал "комнату с привидениями", то  это  лишь
увеличило бы наплыв желающих.
   Более того, наверняка бы нашлись любители платить втридорога, лишь бы
было потом о чем порассказать