олли  смотрела  на  него,
пряча улыбку.
     -- Я  принес  ей голову дракона, -- сказал он. -- Она, как
обычно, была в своей комнате. Я  втащил  эту  голову  на  самый
верх,  чтобы сложить к ее ногам. -- Он вздохнул и порезал палец
кинжалом. -- Черт побери, я же хотел не этого. Пока я тащил ее,
это была голова дракона -- достойнейший дар для кого  угодно  и
от  кого  угодно.  Но  когда она взглянула на нее, голова стала
печальной уродливой кучей из чешуи, рогов, налитых кровью  глаз
и  хрящеватого  языка.  Я чувствовал себя деревенским мясником,
принесшим своей девушке в знак любви изрядный кус  мяса.  Потом
она посмотрела на меня, и мне стало стыдно. Стыдно за то, что я
убил   дракона!  --  Он  рассек  дряблую  картофелину  и  снова
порезался.
     -- Режьте картошку от себя, а не к себе,  --  посоветовала
ему  Молли.  --  Вы знаете, по-моему, не стоит убивать драконов
для Леди Амальтеи. Если пять драконов  не  тронули  ее  сердце,
едва ли поможет еще один. Попробуйте что-нибудь другое.
     -- Но  чего  же  в этом мире я еще не пробовал? -- спросил
Принц Лир. -- Я переплыл четыре реки шириной не менее  мили  во
время разлива. Я взобрался на семь гор, на которые еще никто не
всходил. Проспал три ночи на Болоте Висельников, вышел живым из
леса, в котором цветы жгут глаза, а соловьиные песни ядовиты. Я
прекратил  ухаживать за принцессой, на которой обещал жениться,
и если ты думаешь, что это не подвиг, то лишь  потому,  что  не
знаешь   ее   матери.  У  пятнадцати  бродов  я  победил  ровно
пятнадцать не дававших никому проезда черных рыцарей  --  возле
их  черных  шатров.  И  я  уже  потерял счет ведьмам в терновых
лесах,  демонам  в  виде  девиц,  стеклянным   горам,   роковым
загадкам,   ужасающим   деяниям,  волшебным  яблокам,  кольцам,
лампам, мазям,  мечам,  плащам,  сапогам,  галстукам  и  ночным
колпакам. И это не говоря о крылатых конях, василисках, морских
змеях   и   прочей   живности.  --  Он  поднял  голову,  в  его
темно-голубых глазах были смятение и печаль. -- И все  попусту,
-- заключил он. -- Что бы я ни сделал, я не могу прикоснуться к
ней. Ради нее я стал героем, я, сонный Лир, позор своего отца и
мишень  для  его  насмешек,  --  но  с  тем же успехом я мог бы
оставаться прежним скучным дураком. Мои великие  дела  для  нее
ничто.  Молли  взяла  нож  и  принялась нарезать перец: -- Быть
может, сердце Леди Амальтеи не завоюешь подвигами.
     Удивленно нахмурясь. Принц посмотрел на нее.  --  А  разве
есть  иной  способ добиться любви девушки? -- честно выразил он
свое недоумение.  --  Молли,  ты  знаешь  его?  Скажи  мне?  --
перегнувшись  через  стол,  Принц  схватил  ее  за руку. -- Мне
нравится быть храбрым, но я вновь стану ленивым трусом, если ты
скажешь, что так лучше. Когда  я  гляжу  на  нее,  мне  хочется
уничтожить  все  злое  и  уродливое  на земле, но в то же время
хочется и забиться в уголок и плакать. Что мне делать, Молли?
     -- Не знаю, -- внезапно смутившись, ответила она. --  Быть
добрым,  любезным,  хорошим  и  все такое прочее. Иметь чувство
юмора. -- Громко мурлыча, к ней  на  колени  прыгнул  небольшой
черно-рыжий  кот,  с  рваным  ухом  и  потерся  о  плечо. Чтобы
переменить тему, она спросила: -- Что же случилось  с  лошадью?
Что было забавно?
     Но  Принц Лир смотрел на маленького кота: -- Откуда он? Он
твой?
     -- Нет, -- ответила Молли. -- Просто я кормлю его и иногда
глажу.  --  Она  почесала  тощую  шею  кота.  он  замурлыкал  и
зажмурился. -- Я думала, он живет здесь. Принц покачал головой:
     -- Мой  отец ненавидит кошек. Он говорит, что кошек вообще
не существует -- есть только форма, которую принимают бесенята,
гоблины и всякая нечисть,  когда  ей  надо  попасть  в  людское
жилье. Если бы он узнал о коте, то, вне сомнения, убил бы его.
     -- Так что же было с лошадью? -- спросила Молли.
     Лицо Принца Лира вновь помрачнело. -- Странно, но когда ее
совсем не обрадовал мой подарок, я подумал, что, может быть, ей
будет  интересно  узнать, как он был добыт. Поэтому я описал ей
внешний вид дракона и  бой,  ну  знаешь  --  шипение,  кожистые
крылья,  драконий  запах,  в особенности дождливым утром, струю
черной крови из-под наконечника моего копья. Но она не  слушала
ни  слова.  пока  я  не рассказал про язык пламени, что едва не
сжег ноги моего коня. Тогда, да, тогда  она  вернулась  оттуда,
где  бродит,  пока  я говорю с ней, и сказала. что должна пойти
посмотреть моего коня. Я отвел ее в стойло, где бедняга  кричал
от  боли,  и  она прикоснулась к нему, к его ногам. Он перестал
стонать. Когда им по-настоящему больно, кони так ужасно кричат.
Он замолчал, и это было как песня.
     Кинжал  Принца  поблескивал  среди  картофельных  очисток.
Снаружи  дождь мощными порывами барабанил в стены замка; сидя в
кухне, об этом можно было только  догадываться  --  в  холодной
комнатенке  не  было  ни  одного  окна.  Темноту  разгонял лишь
колеблющийся в очаге огонек. Кучкой осенних  листьев  дремал  в
подоле у Молли кот.
     -- И  что  же  случилось  потом, -- спросила она, -- когда
Леди Амальтея прикоснулась к коню?
     -- Ничего. Совсем ничего, -- Принц Лир, казалось, внезапно
рассердился. Он хлопнул ладонью по  столу,  свекла  и  чечевица
раскатились   во   все   стороны.  --  Ты  думаешь,  что-нибудь
произошло? А она ждала, что ожоги заживут в один миг, обгорелая
плоть срастется и покроется  нежной  кожей!  Она  ждала  этого,
клянусь  моей надеждой на ее любовь. И когда с ранами ничего не
случилось, она убежала, и я до сих пор не знаю, где она.
     Его голос ослабел,  рука  печально  уперлась  в  стол.  Он
поднялся и подошел к горшку на огне.
     -- Кипит, -- сказал он, -- пора класть овощи. Она плакала,
когда  ноги  коня  не зажили, я слыхал это, и все же, когда она
убегала, в ее глазах не было слез. В них было что угодно, но не
слезы.
     Молли осторожно спустила кота на пол и начала выбирать для
котла овощи получше. Принц Лир  смотрел,  как  она  сновала  от
очага к столу по усеянному каплями воды полу. Она пела:
     Если  б  я  только  сумела Наяву, как во сне, осмелеть И в
таинственной  пляске  Танцевать,  словно  в  маске   Прекрасная
смерть. Это было бы мило, Но все же
     Захотела бы я стать моложе, Выйти замуж или стать мудрей?
     Принц спросил:
     -- Кто она, Молли? Что это за женщина, которая верит, нет,
которая  знает  --  я видел ее лицо, -- что может исцелять раны
прикосновением рук и  плачет  без  слез?  --  Молли  продолжала
работать, все еще напевая себе под нос.
     -- Любая  женщина  может  плакать без слез. И почти каждая
может исцелять раны прикосновением рук. Все  зависит  от  раны.
Она женщина, ваше высочество, а это само по себе загадка.
     Но  Принц  преградил  ей путь, и она остановилась с полным
подолом нарезанных овощей и трав,  волосы  лезли  ей  в  глаза.
Принц  Лир  нагнулся  к  ней,  лицо  его  стало  теперь на пять
драконов старше, оставаясь по-прежнему симпатичным и глупым. Он
сказал:
     -- Ты поешь. Мой отец  заставляет  тебя  заниматься  самой
нудной  работой  на  свете, и ты поешь. В этом замке никогда не
было ни пения, ни кошек, ни вкусной еды. А причина всему и моим
подвигам -- Леди Амальтея.
     -- Ну, я всегда хорошо готовила, -- мягко  сказала  Молли.
-- Все-таки семнадцать лет в лесу с Калли и его людьми...
     Принц  Лир  продолжал, не слыша ее слов: -- Я хочу служить
ей, как ты, помочь ей найти то, зачем она пришла сюда.  Я  хочу
быть  тем,  в  чем она нуждается больше всего. Скажи ей. Скажи,
ладно? Скажешь?
     Его слова прервал неслышный шаг, шелест  сатина  затуманил
его лицо. В дверях стояла Леди Амальтея.
     Даже  время, проведенное в леденящей твердыне Хаггарда, не
смогло сделать  ее  менее  прекрасной.  Скорее  наоборот,  зима
обострила  и  отточила  ее  красоту  так,  что она оставалась в
нанесенной ею ране, как зазубренная стрела. Леди Амальтея  была
в  одеянии  сиреневого цвета, ее белые волосы перехватила синяя
лента. Платье не лучшим образом сидело  на  ней.  Молли  Отрава
была  не  слишком  умелой портнихой, и сатин раздражал ее. Но в
дурно сшитом платье среди холодных камней пропахшей репой кухни
Леди  Амальтея  казалась   еще   прекраснее.   В   ее   волосах
поблескивали капли дождя.
     Принц  Лир  поклонился ей поспешно и неловко, будто кто-то
ударил его в живот.
     -- Миледи,  --  пробормотал  он.  --  Вам   следовало   бы
прикрывать голову, выходя в такую погоду.
     Леди  Амальтея  присела  у  стола,  и  маленький кот цвета
осенних листьев тут же прыгнул к ней, часто  и  мягко  мурлыча.
Она  протянула  к  нему  руку,  кот  скользнул в сторону, не от
страха, нет, -- не позволяя се руке прикоснуться к  его  ржавой
шерсти.  Она  манила кота, тот вилял всем телом, как собака, но
не да вал ей прикоснуться к  себе.  Внезапно  охрипшим  голосом
Принц  Лир  сказал:  --  Я должен идти. В двух днях пути отсюда
какой-то  великан  крадет  и  пожирает   деревенских   девушек,
Говорят,  его  может  убить  только  обладатель Большого Топора
герцога Альбанского. К несчастью, герцог Альбанский был  съеден
одним  из  первых  --  чтобы  обмануть  чудовище, он переоделся
деревенской девушкой, -- и  в  том,  кто  сейчас  владеет  этим
топором,   сомневаться   не  приходится.  Если  я  не  вернусь,
вспоминайте обо мне. Прощайте.
     -- Прощайте, ваше  высочество,  --  сказала  Молли.  Принц
вновь  поклонился  и  с  благой  целью  покинул кухню. И только
однажды оглянулся.
     -- Вы жестоки с ним, -- заметила Молли. Леди  Амальтея  не
подняла  головы.  Она протягивала открытую ладонь коту с рваным
ушком, дрожащему от желания подойти к ней и не  решающемуся  на
это.
     -- Жестока?   --  спросила  она.  --  Разве  я  могу  быть
жестокой? Это -- удел смертных. -- Тут она подняла голову, и  в
глазах  ее  была печаль и еще что-то, очень похожее на усмешку.
-- Как и доброта, -- добавила она.
     Молли  Отрава  суетилась  у   котла,   помешивая   суп   и
подкладывая приправы. Тихим голосом, она продолжала:
     -- По  крайней  мере  вы  могли  бы сказать ему что-нибудь
ласковое. Ведь ради вас он прошел через такие испытания.
     -- Но что я могу ему сказать? -- спросила  Леди  Амальтея.
-- Я ничего не говорю ему, и все же каждый день он приносит мне
новые  головы,  новые  рога, шкуры и хвосты, новые зачарованные
камни и заколдованные мечи. Что же он сделает, если я заговорю?
     -- Он хочет, чтобы вы думали о нем, -- ответила Молли.  --
Рыцари  и принцы знают для этого только один способ. Это не его
вина. Думаю, он поступает лучшим образом.
     Леди Амальтея вновь поглядела на кота. Ее  длинные  пальцы
теребили складку сатинового плаща.
     -- Но  ему  не нужны мои мысли, -- тихо сказала она. -- Он
хочет меня, как хотел Красный Бык, и  тоже  не  понимает  меня.
Принц  пугает  меня  даже больше. чем Красный Бык, потому что у
него доброе сердце. Нет, я никогда не смогу что-нибудь  обещать
ему.
     Во   мраке   комнаты  бледная  отметина  на  ее  лбу  была
незаметна. Она прикоснулась к ней  и  резко,  словно  ожегшись,
отдернула руку.
     -- Конь  умер,  -- сказала она коту. -- Я не смогла ничего
сделать.
     Молли быстро повернулась и положила  руки  на  плечи  Леди
Амальтее.  Плоть  под гладкой тканью была холодна и тверда, как
любой из камней замка Короля Хаггарда.
     -- О, миледи, прошептала она, -- это потому, что вы  не  в
своем истинном виде. Когда вы вновь обретете его, все вернется,
все  --  вся  сила, вся власть, вся уверенность. Все вернется к
вам... -- Ей хотелось взять белую девушку на руки и баюкать как
дитя. Раньше такая мысль не могла даже прийти ей в голову.
     Но Леди Амальтея ответила:
     -- Волшебник придал мне только вид человека --  внешность,
а  не  дух.  Если  бы я умерла тогда, я бы осталась единорогом.
Старый волшебник знал это.  Назло  Хаггарду  он  не  сказал  ни
слова, но он знал.
     Внезапно  ее  волосы  выскользнули  из-под  синей  ленты и
рассыпались по плечам. Завороженный их стремительным  падением,
кот  протянул  к  ним лапку, но тут же отдернул ее и сел, обвив
лапы хвостом  и  повернув  голову  так,  чтобы  не  было  видно
искалеченное  ухо.  В  его  зеленых глазах поблескивали золотые
искры.
     -- Но это было так давно, -- сказала девушка.  --  Во  мне
уживаются двое --я и та, которую все зовут "миледи". Она сейчас
здесь, как и я, хотя когда-то она была лишь вуалью вокруг меня.
Она  ходит  по  замку,  спит,  одевается,  ест  и  думает  свои
собственные думы. Хотя она не может исцелять и успокаивать -- у
нее есть своя магия. Люди обращаются к ней: "Леди Амальтея",  и
она  отвечает им или молчит. Бледные глаза Короля всегда следят
за нею, и Король удивляется, не зная, кто  она,  а  сын  Короля
хочет  это  узнать и связал себя любовью к ней. Каждый день она
ищет на небе и на море, в замке, в его башнях и дворе, на  лице
Короля  нечто  такое,  что  она не всегда может припомнить. Что
это, что же такое она ищет в этом странном месте?  Ведь  только
что  она  знала  это,  но забыла. -- Она повернула лицо к Молли
Отраве, и глаза ее не были глазами единорога. Они были все  еще
прекрасны,  но  их  красота  теперь имела имя. Их глубину можно
было  познать  и  измерить,  темнота  их   вполне   поддавалась
описанию.  Когда  Молли  заглянула  в них, она увидела страх, и
потерю, и возбуждение, и себя -- ничего больше.
     -- Она ищет единорога, -- сказала Молли.  --  Красный  Бык
загнал  их  куда-то, всех, кроме вас. Вы -- последний единорог.
Вы пришли, чтобы найти и освободить других. И так будет.
     Постепенно из каких-то тайников море хлынуло в глаза  Леди
Амальтеи,   и  они  вновь  стали  столь  же  старыми,  темными,
непознаваемыми и неожиданными, как само море. Это было  ужасно,
но,  несмотря на испуг, Молли крепко обняла ее согбенные плечи,
словно надеясь своими руками, как громоотводом, отвести  молнию
несчастья.  Вдруг  пол  кухни  дрогнул  от  еще неслыханного ею
звука, напоминавшего скрежет громадных коренных зубов.  Красный
Бык  поворачивался  во  сне.  "Интересно,  видит ли он сны", --
подумала Молли.
     Леди Амальтея сказала:
     -- Я должна идти к нему. Другого пути нет, и нельзя больше
терять время. В этом ли виде или в  истинном,  я  должна  снова
встретиться  с ним лицом к лицу, даже если весь мой народ погиб
и спасти его уже нельзя. Я должна идти к нему, пока  я  еще  не
забыла  себя  навсегда,  но  я не знаю дороги и мне одиноко. --
Котик шевельнул хвостом и издал странный звук -- не  мяукнул  и
не замурлыкал.
     -- Я  пойду  с  вами,  -- сказала Молли. -- Я тоже не знаю
дороги вниз, к Быку, но должна же она где-то быть, и  Шмендрика
тоже возьмем. Он может пригодиться нам, если мы найдем путь.
     -- От   такого  волшебника  толку  мало,  --  презрительно
ответила Леди Амальтея. -- Я вижу, как каждый  день  он  валяет
дурака  при  Короле  Хаггарде,  развлекая его своими неудачами,
неумением сделать самый простой трюк. Он говорит, что не сможет
ничего другого, пока сила вновь не проснется в  нем,  но  этого
никогда не случится. Он сейчас не волшебник, а шут короля.
     Повернувшись  к  котлу,  чтобы  скрыть  лицо,  Молли резко
ответила:
     -- Он делает это ради вас. Пока вы хандрите, лелеете  свою
печаль  и  изменяетесь,  он кривляется перед Королем Хагтардом,
отвлекает его, чтобы вы могли искать свой народ, если  его  еще
можно найти. Но он скоро надоест Королю, как надоело ему все на
свете, и Король заточит его в своих темницах или в каком-нибудь
еще  более  ужасном месте. Зря вы смеетесь над ним, -- слышался
ее печальный и по-детски тонкий голос.
     Мгновение они смотрели друг на друга,  две  женщины:  одна
прекрасная  и  чужая  в  холодной  низкой комнатенке, другая --
вполне на своем месте -- сердитый жучок во всей своей  кухонной
красе.   Но   тут   с   лестницы   донеслись  скрежет  металла,
позвякивание  брони  и  полные  предвкушения  голоса   голодных
стариков. В кухню вошли четверо солдат Короля Хаггарда.
     Им  было по меньшей мере лет по семьдесят, но изможденные,
прихрамывающие, хрупкие, как наст,  старческие  фигуры  были  с
головы  до  пят  облачены в нищенскую броню Короля Хаггарда, их
руки  сжимали  его  жалкое   оружие.   Войдя,   они   оживленно
поздоровались  с  Молли  Отравой,  осведомились  об  ужине, но,
завидев Леди Амальтею, тут же присмирели и с трудом, задыхаясь,
отвесили ей по глубокому по-клону.
     -- Миледи, -- сказал старший, -- мы к вашим услугам.  Хоть
мы  люди старые, изношенные, но, если вы захотите увидеть чудо,
только потребуйте -- и мы сделаем невозможное. Мы снова  станем
молодыми,  стоит  вам  только  пожелать.  -- Трое его товарищей
пробормотали  что-то  в  знак  согласия.   Но   Леди   Амальтея
прошептала  в  ответ:  --  Нет-нет, вы никогда не станете вновь
молодыми. -- И, пряча лицо в распущенных волосах и  прошелестев
сатиновым плащом, она выбежала из комнаты.
     -- Как  она  мудра,  --  объявил  старший стражник. -- она
понимает, что даже ее красота не может  бороться  со  временем.
Сколь  печальна  эта  редкая мудрость в столь молодом существе.
Как пахнет суп, Молли! -- Он слишком ароматен для этого  замка,
-- проворчал  второй  стражник, пока все рассаживались у стола.
-- Хаггард терпеть не  может  хорошей  пищи.  Он  говорит,  что
никакое  блюдо  не  стоит  усилий  и  денег, затраченных на его
приготовление. Он говорит, что это иллюзия  и  притом  дорогая.
Живите,  как  живет  ваш  Король,  не  обольщаясь ею. Брр!.. --
Стражник притворно вздрогнул и скорчил гримасу,  все  остальные
рассмеялись.
     -- Живите,  как  он...  -- продолжил третий стражник, пока
Молли наливала в его миску дымящийся суп. -- Жить, как Хаггард,
можно только за грехи в предыдущем воплощении.
     -- Почему же тогда вы  остаетесь  у  него  на  службе?  --
поинтересовалась  Молли. Она села рядом с ними. подперев голову
руками. -- Он не платит вам и  кормит  так  плохо,  как  только
возможно.  Когда  портится  погода,  он посылает вас в Хагсгейт
красть, потому что скорее умрет, чем расстанется хоть  с  одним
пенни из своей кладовой. Он запрещает все: от света до свирели,
от  пламени  до  пляски, от меха до смеха, от чтива до пива, от
разговоров о весне до игры в веревочку. Почему вы не уйдете  от
него? Что держит вас здесь?
     Вздыхая и кашляя, старики беспокойно переглянулись. Первый
сказал:
     -- Старость.  Куда  же  мы пойдем? Мы слишком стары, чтобы
скитаться по дорогам в поисках работы и крыши над головой.
     -- Старость, -- подхватил второй. -- Когда ты стар, удобно
все, что не беспокоит. Холод, темнота и скука --  они  для  пас
уже  привычны,  а вот тепло, весна, песни -- они будут мешать и
тревожить. Есть вещи и похуже, чем  жить  с  Хаггардом.  Третий
сказал:
     -- Хаггард  старше  нас.  Со  временем в этой стране будет
править Принц Лир, и  я  хочу  дожить  до  этого  дня.  Мальчик
нравился мне с малых лет.
     Молли  вдруг поняла, что вовсе не голодна. Она смотрела на
стариков, на  их  морщинистые  лица  и  шеи,  прислушивалась  к
звукам, с которыми они поглощали суп, и вдруг обрадовалась, что
Король  Хаггард  всегда  ест  в  одиночестве.  Молли  неизбежно
начинала заботиться о тех, кого кормила. Она осторожно спросила
их: -- А вы  слышали,  что  Принц  Лир  вовсе  не  усыновленный
племянник Хаггарда?
     Ни один из стражников не выказал ни малейшего удивления.
     -- Э,  --  ответил  старший,  --  мы  слыхали эту историю.
Может, она и верна, ведь Принц Лир  совсем  непохож  на  Короля
Хаггарда. Но что из того? Пусть лучше страной правит украденный
подкидыш, чем истинный сын Хаггарда.
     -- Но  если  Принца  выкрали  из Хагсгейта, -- воскликнула
Молли, --  тогда  он  может  осуществить  наложенное  на  замок
проклятие!   --   И   она  повторила  произнесенные  Дринном  в
Хагсгейтской гостинице стихи:
     Будет замок сокрушен Тем, кто в Хагсгейте рож