раз ничто нам  не  помешает.  Я  выжму  из  него  все...  все.  -  Он  криво
ухмыльнулся Робин. - Мы летим на Луну завтра вечером.  Закажи  билеты.  Нет.
Купи корабль. Теперь, после атаки, от них будут отделываться по дешевке.
   - Мы? - потрясение проговорила Робин. - Не мы, а ты.
   - Нет, мы Мы летим на Луку. Вдвоем.
   - Я ухожу.
   - Ты никуда не уходишь. Ты остаешься со мной.
   - Но ты поклялся...
   - Уймись, девочка. Пора взяться за ум.  Ради  этого  и  бы  поклялся  чем
угодно. Теперь ты мне нужна  больше,  чем  когда-либо.  Не  для  "Ворги".  С
"Воргой" я и сам справлюсь. Есть кое-что гораздо более важное. Он  посмотрел
ка нее и сочувственно улыбнулся.
   - Мне очень жаль, девочка. Если бы ты дала мне это письмо два часа назад,
я, пожалуй, сдержал бы свое  слово.  А  сейчас  слишком  поздно.  Мне  нужен
Доверенный Секретарь. Я влюблен в Оливию Престейн. Робин вскочила  на  ноги,
словно сгусток живой ярости.
   - Влюблен в нее? В Оливию Престейн?! В этот белый труп!
   Ее негодование явилось для него ошеломляющим открытием. - Вот  теперь  ты
потерял меня. Навсегда. Теперь я тебя уничтожу! Она исчезла.

Глава 12

   Капитан   Питер   Йанг-Йовил   принимал    информацию    в    Центральном
Разведывательном Штабе в Лондоне со скоростью шесть донесений в минуту.
   Сообщения  приходили   по   телефону,   по   телеграфу,   по   радио,   с
джант-курьерами.
   Сложившаяся после  бомбардировки  ситуация  быстро  прояснялась.  ОБСТРЕЛ
НАКРЫЛ СЕВЕРНУЮ И ЮЖНУЮ АМЕРИКУ  ОТ  60ь  ДО  120ь  ЗАПАДНОЙ  ДОЛГОТЫ...  ОТ
ЛАБРАДОРА ДО АЛЯСКИ... ОТ РИО ДО ЭКВАДОРА... ПО ПРИБЛИЖЕННЫМ ОЦЕНКАМ  ДЕСЯТЬ
ПРОЦЕНТОВ (10%) РАКЕТ ПРОНИКЛО ЧЕРЕЗ ЗАЩИТНЫЙ ЭКРАН...
   ОРИЕНТИРОВОЧНЫЕ  ПОТЕРИ  СРЕДИ   НАСЕЛЕНИЯ:   ОТ   ДЕСЯТИ   ДО   ДВАДЦАТИ
МИЛЛИОНОВ...
   - Спасибо, что существует джантация, - сказал Йанг-Йовил. - Иначе  потери
были бы в пять раз больше. И все же, это нокаут. Еще один такой  удар,  и  с
Землей покончено.
   Он обращался к помощникам, джантирующим туда и  обратно,  появляющимся  и
исчезающим, кидавшим на его стол донесения и мелом заносившим  результаты  и
уравнения на стеклянную доску, которая занимала всю стену. Здесь действовали
без церемоний.  И  Йанг-Йовил  был  удивлен  и  насторожен,  когда  один  из
помощников постучал в дверь и вошел с соблюдением всех формальностей.
   - Ну, что вы еще придумали? - едко спросил он.
   - К вам дама.
   - Сейчас не время ломать комедии, -  раздраженно  бросил  Йанг-Йовил.  Он
указал на доску, красноречиво отражавшую весь ужас  положения.  -  Прочти  и
поплачь на обратном пути.
   - Не обычная дама, Йео. Ваша Венера с Испанской Лестницы.
   - Что? Какая Венера?
   - Ваша чернокожая Венера.
   - Как?.. Та самая?.. - Йанг-Йовил покраснел. - Пусть войдет.
   - Вы будете допрашивать ее с глазу на глаз, разумеется?
   - Не ехидничай, пожалуйста. Идет война. Если я  кому-нибудь  понадоблюсь,
пускай обращаются ко мне на Секретном  Языке.  Робин  Уэднесбери  ступила  в
кабинет все в том же рваном белом платье. Она джантировала  из  Нью-Йорка  в
Лондон, даже не переодевшись. Грязное искаженное ее лицо сохраняло  красоту.
Йанг-Йовил мгновенно окинул ее  взглядом  и  пришел  к  выводу:  его  первое
впечатление оказалось верным. Робин ответила столь же оценивающим  взглядом,
и ее глаза расширились.
   - Вы... повар с Испанской Лестницы Анжело Погги!
   Как офицер  Разведки,  Йанг-Йовил  готов  был  справиться  с  критической
ситуацией.
   - Не повар, мадам. Пожалуйста, садитесь...
   - Узднесбери. Робин Уэднесбери.
   - Очень приятно. Капитан Йанг-Йовил. Как мило с вашей  стороны  навестить
меня, мисс Робин. Вы избавили меня от долгих поисков.
   - Не понимаю. Что вы делали на Испанской Лестнице? Зачем...
   Йанг-Йовил обратил внимание, что губы ее не шевелятся.
   - О, так вы телепат, мисс Уэднесбери? Как это может быть? Я  считал,  что
знаю всех телепатов.
   - Я не телепат. Я могу только слать... а не принимать.
   - Что, разумеется, обесценивает ваш дар. Понимаю.  -  Йант-Йовил  грустно
покачал головой. - Что за подлость, мисс Уэднесбери... в полной мере ощущать
все недостатки телепатии, и в то же  время  быть  лишенной  ее  преимуществ.
Поверьте, я сочувствую вам.
   - Господи, он первый, кто понял это сам, без разъяснений...
   - Осторожней, мисс Уэднесбери. Я принимаю ваши  мысли.  Ну,  так  что  же
Испанская Лестница?.. Она не могла справиться со своей тревогой.
   - Он меня выслеживал? Из-за семьи? О, ужас!.. Меня будут пытать...
   Выбивать информацию... Я...
   - Моя милая девочка, - мягко произнес  Йанг-Йовил.  Он  взял  ее  руки  и
ласково сжал их. - Послушайте. Вы зря волнуетесь. Очевидно, вы  числитесь  в
черных списках, так?
   Она кивнула.
   - Это плохо, но сейчас не будем об этом беспокоиться. То, что в  Разведке
мучают людей, выбивая информацию... пропаганда.
   - Пропаганда?
   - Мы не  звери,  мисс  Уэднесбери.  Нам  известно,  как  заставить  людей
говорить, не прибегая к средневековой жестокости. И тем не менее  специально
распространяем подобные  слухи,  чтобы,  так  сказать,  заранее  подготовить
почву.
   - Правда? Он лжет. Пытается обмануть меня.
   -  Это  правда,  мисс  Уэднесбери.  Я  действительно  иногда  прибегаю  к
хитрости, однако сейчас в этом нет нужды. Зачем, когда  вы  пришли  сюда  по
доброй воле.
   - Он слишком находчив... слишком быстр. Он...
   - Мне кажется, вас недавно жестоко обманули, мисс Уэднесбери...
   Жестоко обидели.
   - Да. Но это. в основном, моих рук дело. Я дура. Проклятая дура!
   - Совсем не дура, мисс Уэднесбери, и ни в коем случае  не  проклятая.  Не
знаю,  что  могло  так  подорвать  вашу  уверенность  в  себе.   Я   надеюсь
восстановить ее. Итак - вы обмануты? В основном, сами собой? Что  ж,  это  с
каждым бывает. Но вам ведь кто-то помогал... Кто?
   - Так предам его.
   - Тогда не говорите.
   - Но я должна найти мать и сестер... Я не могу  ему  больше  верить...  -
Робин глубоко вздохнула. -  Я  хочу  рассказать  вам  о  человеке  по  имени
Гулливер Фойл.
   - Правда, что он приехал по железной дороге? - спросила Оливия  Престейн.
- На паровозе с вагончиком? Какая удивительная смелость.
   -  Да,  это  замечательный  молодой  человек,  -  ответил  Престейн.  Они
находились в приемной зале своего особняка, вдвоем во  всем  доме.  Престейн
ожидал возвращения бежавших в панике  слуг,  и  невозмутимо  развлекал  дочь
беседой,  не  позволяя  ей  догадаться,  какой   серьезной   опасности   они
подвергались.
   - Папа, я устала.
   - У нас была тяжелая ночь, дорогая.  И  все  же  я  прошу  тебя  пока  не
уходить.
   - Почему?
   - Мне одиноко, Оливия. Поговорим еще немного.
   - Я сделала дерзкую вещь, папа. Следила за обстрелом из сада.
   - Как! Одна?
   - Нет. С Формайлом.
   В запертую дверь заколотили.
   - Кто это?
   - Бандиты, - спокойно сказал Престейн. - Не  тревожься,  Оливия.  Они  не
войдут. - Он шагнул к столу  на  котором  аккуратно  лежало  оружие.  -  Нет
никакой  опасности.  -  Он  попытался  отвлечь  ее.  -  Ты  говорила  мне  о
Формайле...
   - Ах, да. Мы смотрели вместе... описывая друг другу увиденное.
   - Без компаньонки? Это неблагоразумно, Оливия.
   -  Знаю,  я  вела  себя  недостойно.  Он  казался  таким  большим,  таким
спокойным, самоуверенным. Я  решила  разыграть  из  себя  леди  Надменность.
Помнишь мисс Пост, мою гувернантку, такую  бесстрастную  и  высокомерную.  Я
прозвала ее леди Надменность? Я вела себя, как леди Надменность. Он пришел в
ярость, папа. Поэтому отправился искать меня в саду.
   - И ты позволила ему остаться? Я поражен, дорогая.
   - Я тоже. Я, наверно, наполовину сошла  с  ума  от  возбуждения.  Как  он
выглядит, папа? Как он тебе покачался?
   - Он действительно большой. Высокий, жгучечерный,  загадочный.  Похож  на
Борджиа. Мечется между наглостью и дикостью.
   - Ага, так он дикарь, да? Я почувствовала это. Он излучает угрозу...
   Большинство людей просто мерцают... он же искрится,  как  молния.  Ужасно
захватывающее зрелище.
   - Дорогая, - нравоучительно произнес Престейн. -  Твои  слова  недостойны
скромной девушки. Я бы огорчился, любовь  моя,  если  бы  у  тебя  появилось
романтическое влечение к  такому  парню,  как  этот  Формайл.  В  зал  стали
джантировать  слуги,  повара,   официанты,   лакеи,   камердинеры,   кучеры,
горничные. Все они стыдились своего панического бегства.
   - Вы бросили свои  посты.  Это  не  будет  забыто,  -  холодно  отчеканил
Престейн. - Моя безопасность и моя честь снова в ваших руках.  Берегите  их.
Леди Оливия и я удаляемся на покой.
   Он взял дочь за руку и помог ей подняться по лестнице, ревностно  охраняя
свою ледяную принцессу. - Кровь и деньги, - пробормотал Престейн.
   - Что, папа?
   - Я  подумал  о  семейном  пороке,  Оливия.  Какое  счастье,  что  ты  не
унаследовала его.
   - Что это за порок?
   - Тебе незачем знать. Это все, что у нас есть общего с Формайлом.
   - Значит, он испорчен? Я почувствовала. Как Борджиа, ты сказал.
   Безнравственный Борджиа, с черными глазами и печатью на лице.
   - С печатью?
   - Да. Я видела какие-то линии... не обычную электрическую сеть  нервов  и
мышц. Что-то еще на это накладывается. Это поразило  меня  с  самою  начала.
Фантастическая, чудовищно порочная печать... Не могу  описать  ее.  Дай  мне
карандаш. Попробую нарисовать.
   Они остановились перед чипенддейльским секретером. Престейн достал  плиту
оправленного в серебро хрусталя. Оливия прикоснулась к нему кончиком пальца.
Появилась черная точка.  Она  повела  палец:  точка  превратилась  в  линию.
Быстрыми штрихами она набросала кошмарные  завихрения  дьявольской  тигриной
маски.

***

   Саул Дагенхем покинул затемненную спальню. Через секунду ее  залил  свет,
излучаемый  одной  стеной.  Казалось,  гигантское  зеркало  отражало   покои
Джизбеллы, но с одним причудливым искажением. В постели лежала Джизбелла,  а
в отражении на постели сидел Дагенхем. Зеркало было на самом деле  свинцовым
стеклом, разделяющим две одинаковые комнаты. Дагенхем только что  включил  в
своей свет.
   -  Любовь  по  часам,  -  раздался  в   динамике   голос   Дагенхема.   -
Отвратительно.
   - Нет, Саул. Нет.
   - Низко.
   - Снова нет.
   - Горько.
   - Нет. Ты жаден. Довольствуйся тем, что имеешь.
   - Богу известно, это больше, чем я когда-либо имел. Ты прекрасна.
   - Ты любишь крайности... Спи, милый. Завтра едем кататься на лыжах.
   - Нет, мои планы изменились. Надо работать.
   - Саул... ты же обещал. Достаточно работы,  волнений  и  беготни.  Ты  не
собираешься сдержать слово?
   - Не могу. Идет война.
   - К черту войну. Ты уже пожертвовал собой. Что еще они могут требовать от
тебя?
   - Я должен окончить работу.
   - Я помогу тебе.
   - Нет. Не вмешивайся в это.
   - Ты мне не доверяешь.
   - Я не хочу тебе вреда.
   - Ничто не может повредить нам.
   - Фойл может.
   - Ч-что?..
   - Формайл - Фойл. Ты знаешь это. Я знаю, что ты знаешь.
   - Но я никогда...
   - Да, ты мне не говорила. Ты прекрасна. Так  же  храни  верность  и  мне,
Джизбелла.
   - Тогда каким образом ты узнал?
   - Фойл допустил ошибку.
   - Как?
   - Имя.
   - Формайл с Цереса? Он купил его.
   - Но Джеффри Формайл?
   - Просто выдумал.
   - Полагает,  что  выдумал...  Он  его  помнит.  Формайл  -  имя,  которое
используют  в  Мегалане.  В  свое  время  я  применял  к  Фойлу  все   пытки
Объединенного Госпиталя в Мехико.  Имя  осталось  глубоко  в  его  памяти  и
всплыло, когда он подыскивал себе новое.
   - Бедный Гулли. Дагенхем улыбнулся.
   - Да. Как мы  ни  защищаемся  от  внешних  врагов,  нас  всегда  подводят
внутренние. Против измены нет защиты, и мы все предаем сами себя.
   - Что ты собираешься делать, Саул?
   - Покончить с ним, разумеется.
   - Ради двадцати фунтов ПирЕ?
   - Нет. Чтобы вырвать победу в проигранной войне.
   - Что? - Джизбелла подошла к стеклянной перегородке, разделяющей комнаты.
- Саул, ты патриотичен? Он смущенно кивнул.
   - Странно. Абсурдно. Но это так. Ты изменила меня полностью. Я снова стал
нормальным человеком. Он прижал лицо к стене.  Они  поцеловались  через  три
дюйма свинцового стекла.

***

   Море Спокойствия идеально подходило для выращивания анаэробных  бактерий,
редких  плесней,  грибков  и   прочих   видов   микроорганизмов,   требующих
безвоздушного культивирования и столь необходимых медицине и промышленности.
"Бактерия Inc."  была  огромной  мозаикой  возделанных  полей,  разбросанных
вокруг скопления бараков и контор. Каждое поле представляло собой гигантскую
кадку. Сто футов в диаметре,  двенадцать  футов  высотой  и  не  более  двух
молекул толщиной.
   За день до  того,  как  линия  восхода,  ползущая  по  поверхности  Луны,
достигала Моря Спокойствия, кадки заполнялись питательной средой. На восходе
- резком и слепящем  на  безвоздушном  спутнике  -  их  засевали.  Следующие
четырнадцать дней непрерывного солнца их лелеяли, прикрывали,  подкармливали
полевые рабочие в скафандрах. Перед заходом урожай снимали. Кадки выставляли
на мороз и стерилизовали их в течение двухнедельной лунной  ночи.  Джантация
не  требовалась  для  этой  кропотливой  работы.  "Бактерия  Inc."  нанимала
несчастных, неспособных к джантации, платя им жалкие гроши.  Это  был  самый
непрестижный труд.  Занимались  им  отбросы  и  подонки  со  всей  Солнечной
системы. И бараки "Бактерии Inc." во время вынужденного четырнадцатидневного
безделья напоминали Ад. Фойл сразу же убедился в этом, войдя в  барак  N  3.
Ему  открылась  ужасающая  картина.  Большое  помещение  прямо-таки   ходило
ходуном. Две сотни мужчин жрали, пили, сидели, лежали ничком, тупо  смотрели
на стены, плясали и  горланили.  Между  ними  сновали  шлюхи  и  пронырливые
сводники,  профессиональные  игроки  с   раскладными   столиками,   торговцы
наркотиками, ростовщики и воры. Клубы табачного дыма перекрывала вонь  пота,
сивухи и Аналога. На полу валялись безжизненные  тела,  разбросанное  белье,
одежда, пустые бутылки и гниющая пища.
   Дикий рев отметил появление Фойла, но он к этому уже был подготовлен.
   - Кемпси? - спокойно  сказал  он  первой  искаженной  роже,  возникшей  в
сантиметрах от его лица. Вместо ответа Фойл услышал хохот.  Он  улыбнулся  и
сунул банкноту в 100 Кр. - Кемпси?  -  спросил  он  другого.  Вместо  ответа
услышал проклятья. Он снова платил, проталкиваясь вглубь, спокойно  раздавая
банкноты в благодарность за насмешки и оскорбления. В  середине  барака  он,
наконец, нашел того, кого искал, "капо", огромного,  чудовищно  безобразного
зверя. Громила возился с  двумя  проститутками  и  лакал  виски,  подносимое
льстивыми руками лизоблюдов.
   - Кемпси? - обратился Фойл на незабытом языке отродья городских трущоб. -
Нужно Роджера Кемпси.
   - Тебе ни шиша не нужно, - ответил громила,  выбрасывая  вперед  огромную
лапу. - Гони монету.
   Толпа радостно  взревела.  Фойл  оскалился  и  плюнул  ему  в  глаз.  Все
испуганно застыли. Громила отшвырнул проституток и яростно кинулся на Фойла.
Через пять секунд он жалко ползал по полу. Фойл давил его шею ногой.
   - Нужно Кемпси, - ласково повторил Фойл. - Сильно нужно. Лучше  скажи,  а
не то конец тебе, и все.
   - В уборной! - прохрипел громила. - Отсиживается. Он всегда там...
   Фойл презрительно швырнул ему в лицо остаток денег и быстрым шагом прошел
в уборную.
   Кемпси скорчился в углу, прижав лицо  к  стене.  Он  глухо  постанывал  в
однообразном ритме, очевидно, не первый час.
   - Кемпси?
   Ему ответило мычание.
   - Что такое, ты?
   - Одежда... - всхлипнул Кемпси. - Одежда. Везде. Повсюду. Одежда.
   Как грязь, как блевотина, как дерьмо... Одежда. Кругом одежда.
   - Вставай, паря. Вставай, ты.
   - Одежда. Везде одежда. Как грязь, как блевотина, как дерьмо...
   - Кемпси, очнись же.  Меня  прислал  Орель.  Кемпси  перестал  стонать  и
повернул к Фойлу распухшее лицо.
   - Кто? Кто?
   - Орель. Я помогу тебе, ты свободен. Уносим ноги.
   - Когда?
   - Сейчас.
   - Благослови его Бог! О, Господи, благослови!.. Кемпси неуклюже запрыгал.
Его  исцарапанное  багровое  лицо  расплылось  в   искаженной   улыбке.   Он
надтреснуто смеялся и скакал. Фойл вывел его из уборной. Но в бараке  Кемпси
снова застонал и заплакал.  Они  шли  по  длинному  помещению.  Голые  шлюхи
хватали охапки грязной одежды и трясли  перед  его  глазами.  Кемпси  что-то
нечленораздельно хрипел и трясся, на его губах выступила пена.
   - Что такое, с ним? - спросил Фойл у громилы на языке уличных подонков.
   Громила демонстрировал почтительный нейтралитет, если не горячую  любовь.
- Он всегда так. Сунешь рванье - дергается.
   - Чего он?
   - Чего? Чокнутый, и все.
   В тамбуре Фойл натянул на себя и Кемпси скафандры и вывел его на ракетное
поле. Антигравитационные лучи бледными пальцами тянулись из шахт к  зависшей
в ночном небе горбатой Земле. В яхте  Фойл  достал  ия  шкафчика  бутылку  и
ампулу, нашел стакан и спрятал ампулу в ладони. Кемпси жадно глотнул виски -
все еще потрясенный, все еще ликующий.
   - Свободен, - бормотал он. - Благослови его  бог!  Свободен...  Он  снова
выпил. - Что я пережил... До сих пор не могут поверить.  Это  словно  бы  во
сне. Почему мы не взлетаем? Я... - Кемпси  подавился  и  выронил  стакан,  в
ужасе гляда на Фойла. - Твое лицо! - воскликнул он. - Боже мой,  твое  лицо!
Что с ним случилось?
   -  Ты  с  ним  случился,  ты,  сволочь!  -  вскричал  Фойл.  Он   прыгнул
подобранный, как тигр, жестокий, как тигр, пылая тигриной маской,  и  метнул
ампулу. Та вошла в шею Кемпси и, подрагивая, повисла. У  Кемпси  подогнулись
ноги.
   Фойл ускорился, подхватил его тело в падении и понес в правую  каюту.  На
яхте имелось всего две каюты. Обе Фойл подготовил заранее. Правая каюта была
превращена в операционную. Фойл привязал тело к столу, открыл  чемоданчик  с
инструментами и начал тончайшую операцию, технику которой  усвоил  в  то  же
утро   гипно-обучением...   Операцию,   возможную   только   благодаря   его
пятикратному ускорению.
   Он разрезал кожу и мышцы, пропилил груднкю клетку, обнажил сердце, рассек
его и соединил вены и артерии с  механизмом  искусственного  кровообращения,
находящимся рядом со столом. Потом наложил на лицо Кемпси  маску  и  включил
кислородный насос. Прошло двадцать секунд объективного времени.
   Фойл замедлился, проверил температуру Кемпси, сделал противошоковый  укол
и стал ждать. Клокочущая кровь шла через насос в  тело  Кемпси.  Через  пять
минут Фойл снял кислородную маску. Дыхательный рефлекс поддерживался. Кемпси
жил без сердца. Фойл сидел у операционного стола и ждал. На  лице  его  ярко
горело его клеймо.
   Кемпси лежал без сознания.
   Фойл ждал.
   Наконец Кемпси пришел в себя и закричал.
   Фойл вскочил, затянул ремни и склонился над распростертым телом.
   - Здравствуй, Кемпси. Кемпси кричал.
   - Взгляни на себя,  Кемпси.  Ты  мертв.  Кемпси  потерял  сознание.  Фойл
наложил кислородную маску и привел его в чувство.
   - Дай мне умереть, дай мне умереть, ради бога!
   - В чем дело? Что, больно? Я умирал шесть месяцев и не выл.
   - Дай мне умереть...
   - В свое время. В свое время... если будешь вести себя как следует.
   Шестнадцатого сентября 2336 года ты находился на "Ворге"...
   - О, боже, дай умереть...
   - Ты был на "Ворге"?
   - Да.
   - Вам встретились остатки кораблекрушения. Обломки "Номада".  С  "Номада"
попросили помощи, вы прошли мимо. Так?
   - Да.
   - Почему?
   - Господи! О, господи, помоги мне!
   - Почему?
   - Боже мой!
   - На "Номаде" был я, Кемпси. Почему вы обрекли меня на смерть?
   - О, боже мой, боже мой! Господи, спаси меня!
   - Я спасу тебя, Кемпси, если ты мне ответишь. Почему вы бросили меня?
   - Мы не могли.
   - Не могли взять на борт? Почему?
   - Беженцы.
   - А-а, значит я верно догадался. Вы везли беженцев с Каллисто?
   - Да.
   - Сколько?
   - Шестьсот.
   - Это немало,