новился. Повинуясь его  жесту,  я  спешился.  Раб  сильно
ударил в неприметную дверь  на  первом  этаже  темного,  с  потеками  на
стенах, двухэтажного строения, и ему тотчас же открыли.
   Я передал поводья в руки чумазого мальчишки и нерешительно  шагнул  в
полумрак, ждавший меня за дверью. Чьи-то пальцы схватили меня за  плечо,
я покорно сделал два шага, и передо мной,  впуская  в  помещение  слабый
дневной свет, распахнулась низкая дверь.  Теперь  я  оказался  в  тесном
дворе - здесь стены дома были сложены из красных, потемневших от  лет  и
близости моря кирпичей. Тощий чернявый раб в грязном  переднике  толкнул
меня вперед, указывая на деревянную  дверь  в  стене  справа:  дом  имел
длинный кирпичный придел, выстроенный перпендикулярно фасаду.
   За дверью слышались негромкие  голоса.  Большая  комната,  освещаемая
парой  высоких  окон  с  давно  немытыми  стеклами,  служила,  по   всей
видимости, чем-то вроде склада, так как  по  углам  я  увидел  несколько
разномастных винных бочек,  какие-то  бухты  смоленого  каната  и  тюки,
увязанные в грязную парусину. На  нескольких  бочонках  поменьше  сидели
Эйно, Иллари, Каррик и двое  мужчин  в  кожаных  нарядах,  под  которыми
угадывалась обычная в Шаркуме легкая броня. Еще один бочонок,  пустой  и
давно рассохшийся, служил им столом.
   - А, - повернулся на скрип двери Эйно, - это наш юный доктор...  Бери
себе табурет, Маттер, и присаживайся. У нас к тебе дело.
   Я придвинул к их "столу" пустой бочонок; Эйно налил мне  в  бронзовый
кубок вина и подмигнул одному из незнакомцев.
   - Готов спорить, что этот грамотей нам поможет. Держи-ка - ты  знаешь
этот язык?
   И он протянул мне какой-то желтый свиток.  Развернув  его,  я  увидел
характерные закорючки рашеров - сверху вниз. Свиток был довольно стар. Я
помедлил с ответом.
   - Это написано на севере, скорее всего в  провинции  Гурель.  Лет,  я
думаю, сто назад...
   - Ты можешь это прочитать?
   - Могу... но это, кажется, какой-то религиозный  канон.  Хотя,  может
быть, и нет. Читать?
   Эйно нетерпеливо прищелкнул пальцами.
   - "В год седьмой эпохи пресветлого Нанива монастырь  Четвертого  Пути
навещен  был  неким  юношей,  принесшим  с  собой  бесценные   реликвии,
доставшиеся ему от предков. Юноша сей был обречен, ибо гнев  Семи  Чудес
лежал на нем: гнили ноги его, и столь далеко  зашла  болезнь,  что  даже
святой Юран не мог помочь ему своими молитвами..."  Читать  дальше,  са?
По-моему, это какая-то  дребедень  о  волшебном  излечении  от  проказы.
Интересно, конечно, откуда она взялась на севере, но...
   - Читай, читай! Что там говорится об этих проклятых реликвиях?
   -  О  реликвиях?  Хм...  да...  вот:  "...  и  извлечены  были  жезлы
божественного света, и носил их юноша на теле своем,  и  признал  святой
Юран могучую силу неведомых реликвий, ибо излечился  больной,  встал  на
ноги и пошел - и рушил он рукой своею скалы, и возведен был им  зиккурат
Четвертого Пути за два дня и  три  ночи.  И  захотел  св.  Юран  узнать,
откуда, из каких краев доставлены были жезлы и ключи, дающие сей свет. И
рассказал ему юноша, что предок его, странствуя во имя Пути,  прошел  до
самых дальних южных пределов,  и  там,  где  невежественные  желтоглазые
поклоняются Белой Скале, нашел он храм,  построенный  во  славу  Ушедших
Демонов. И, признав в нем символы Четвертого Пути, молился паладин  -  и
дано ему было..." М-мм... по-моему, са,  текст  не  полон:  эта  колонка
обрывается, а дальше тут  сплошные  славословия  и  молитвы  религиозных
фанатиков. Читать?
   - Нет, не надо.
   Эйно приложился  к  кубку,  вытер  губы  тыльной  стороной  ладони  и
многозначительно посмотрел на молчаливых шахрисарцев.
   - Значит, слух прошел давно... - сказал  один  из  них  по-пеллийски,
глядя на Эйно в упор. - Значит, они все знали. Значит,  тот  кхуман  был
убит кем-то, кому  известно  о  реликвиях  из  Кипервеема,  и  он  хотел
спрятать концы в воду... так?
   - И он был убит, несмотря на то  что  опоздал  к  совершению  сделки.
Знать бы, где находится эта Белая Скала!
   - Почти наверняка в Марибе, - подал вдруг голос Иллари. - Тысячи миль
джунглей. Оттуда трудно вернуться живым.
   - Кто-то же вернулся, -  покачал  головой  Эйно.  -  И  раз  все  они
исчезли, а кхуман, искавший их или  хотя  бы  посредников,  был  убит  -
значит, я прав в своих догадках. Дело нечисто. Ждите кхуманов в Шаркуме.
   Каррик легонько хлопнул в ладоши и обратился к шахрисарцам с короткой
речью - я в очередной раз пожалел, что не понимаю его, - после  чего  мы
поднялись и вскоре оказались на улице, где рабы держали  наготове  наших
лошадей.
   - Я хотел бы остаться, - услышал я слова Эйно, когда мы  отъехали  от
странного старого дома, - но меня ждут, и я не имею права нарушать  свое
слово. Я вернусь - наверное, вернусь так скоро, как только смогу.
   Каррик согласно боднул головой. В этот  момент  я  почувствовал,  как
что-то пребольно упирается мне в задницу, и повернулся в седле: то  была
пряжка  пистолетной  кобуры,  съехавшая  на  бедро.  Уже  разворачиваясь
обратно, я заметил грязного, оборванного мальчугана,  стоявшего  посреди
переулка. На нем не было ошейника,  а  возле  пояса  виднелись  потертые
ножны с торчащей из них костяной рукояткой. Он был  свободным;  впрочем,
не это заставило меня задержать на нем свой взгляд - удивили его  глаза,
пытливые, словно бы запоминающие меня. В  глубине  этих  светлых,  почти
желтых глаз горели странные  недобрые  огоньки.  Сплюнув,  я  повернулся
вперед и в который раз обругал про себя недружелюбие  его  разбойничьего
племени.
   Что-то сказав Эйно, Каррик неожиданно повернул своего коня и исчез  в
полутемном зеве соседнего переулка. Теперь нас вел его  странный  раб  в
золотом ошейнике, такой же молчаливый, как прежде. Впрочем, ни Эйно,  ни
Иллари не проявляли желания беседовать. На  их  лицах  застыла  глубокая
задумчивость. Эйно вытащил свою трубочку, неторопливо набил ее  и  высек
огонь. Наши кони плелись по мощеным улочкам  Шаркума,  и  я  то  и  дело
принимался вертеть головой, стремясь  получше  рассмотреть  его  виды  и
обитателей. Город был несомненно велик, но по  мере  отдаления  от  моря
движение на улицах и многочисленных площадях стихало - очевидно, деловая
жизнь здесь концентрировалась вокруг порта.
   - Хочешь поглазеть на моряков? - неожиданно спросил меня Эйно.
   - Да, са, - ответил я. - Если у нас будет время...
   - Время у нас есть. После обеда я попрошу Уту, чтобы она сопровождала
тебя. Она выглядит как аристократка, знает язык и может постоять за себя
в случае необходимости. Одного я тебя не пущу, даже и не проси.
   - Я согласен, са, - радостно кивнул я.
   ...За  обедом  я  ерзал,  с  нетерпением  ожидая  обещанной  поездки.
Наконец, когда  Эйно  отставил  тарелки  и  потянулся  за  кисетом,  Ута
насмешливо подмигнула мне:
   - Ты еще не одет?
   Я покраснел и отправился наверх натягивать броню.  Дневная  жара  уже
спала, с моря дул сильный прохладный ветер.  Мы  выехали  за  ворота,  и
девушка легонько ударила свою лошадь плетеным кнутиком, который  держала
в левой  руке.  Через  полчаса  мы  выехали  на  длинную  прямую  улицу,
застроенную лавками морских товаров, и впереди  я  увидел  мачты.  Улица
вывела нас на набережную.  Здесь,  у  высокой  каменной  стенки,  стояли
десятки различных кораблей -  пузатые  торговые  каракки,  пришедшие  из
Гайтании  и  других  северных  стран,  с  которыми   Шахрисар   старался
поддерживать видимость дружеских отношений, большой трехмачтовый корабль
с двумя орудийными палубами,  множество  бригантин  и  простых  рыбачьих
шхун. Здесь пахло смолой,  рыбой  и  пряностями,  которые  грузились  на
корабли северных купцов. Здесь шлялись  матросы  самых  разных  стран  -
некоторые, собравшись небольшими компаниями, пускали по кругу бочонки  с
вином или пивом, другие толковали о чем-то с торговцами,  среди  которых
резко выделялись местные купцы, в броне и с неизменными короткими мечами
на поясах. Мне казалось странным, что мало кто  из  них  носит  с  собой
огнестрельное оружие, и я спросил об этом Уту - ведь у меня  на  родине,
стремясь обеспечить  себе  защиту,  человек  полагается  не  столько  на
клинок, сколько на пистолет - а лучше на пару.
   - Они не слишком любят стрельбу, эти вояки, - улыбнулась девушка. - У
них  есть  что-то  вроде  кодекса  чести:  человека  с  мушкетом   здесь
презирают.
   - Тогда их скоро завоюют варвары, - хмыкнул  я.  -  А  Саския  и  все
остальные не забудут оторвать свой кусок.
   - Многие так думают, -  согласилась  Ута.  -  Но  никто  не  решается
напасть первым.
   - Мою несчастную империю тоже боялись - долго... А потом  выяснилось,
что бояться совершенно нечего: знать труслива, войска  обленились  и  не
умеют драться. Когда варвары  ударили,  они  прошли  сквозь  королевские
полки, как нож сквозь масло.  Мечами  и  пиками  ничего  нельзя  сделать
против гренадера с ружьем.
   Двигаясь вдоль набережной, мы  вскоре  оставили  причалы  за  спиной.
Впереди лежал большой морской рынок. Здесь  можно  было  купить  все  на
свете, и торговля не прекращалась ни днем ни ночью. Мы с  Утой  оставили
коней под присмотром нескольких вооруженных стражников и  погрузились  в
узкие "улочки" торговых  рядов.  Я  с  удивлением  разглядывал  странные
переливчатые ткани, разнообразное оружие и утварь, совершенно не похожую
на ту, которой я привык пользоваться, - а потом мы  оказались  в  рядах,
торгующих живым товаром. Ута, морщась, потянула меня назад, но мне  было
интересно решительно все - и я, оставив ее возле лавки с редкими  южными
безделушками, шагнул в этот угол рынка,  где  смеющиеся  купцы,  завидев
прилично  одетого  юношу,  наперебой  принялись   выталкивать   ко   мне
молоденьких девушек, бесстыдно  задирая  им  юбки  и  стягивая  с  груди
платья. Я покраснел как рак и приготовился искать  пути  к  отступлению:
товар, возможно, был хорош, но я воспитывался в совершенно другой стране
и не мог не оторопеть от такого цинизма.
   - Нах, нах, - зашипел я шахрисарское "нет" и попятился назад  -  а  в
этот миг кто-то резко толкнул меня, я пошатнулся, и на голову  мне  упал
то ли плотный платок, то ли мешок.
   Все  мои  страхи,  связанные  с  опасностью  быть  плененным,  ожили,
заставив  меня  отчаянно  заверещать.  Руки,  еще  свободные,  судорожно
зашарили  по  поясу,  вот  правая  нашупала  курки  пистолета  -  я  уже
чувствовал, что меня куда-то тянут, сильный удар по колену едва не  сбил
меня с ног - и я,  подняв  пистолет  на  уровень  живота,  разрядил  оба
ствола.  В  ответ  раздался  отчаянный  крик,  перемешанный  с   чьми-то
возмущенными воплями. Воспользовавшись тем, что  руки  моего  противника
разжались,  я  вывернулся  из  мешка.  Передо  мной  корчился   в   луже
собственной  крови  низкорослый  темнокожий  мужчина  в  какой-то  серой
хламиде. Пули выворотили ему кишки, и он сучил ногами,  пытаясь  всунуть
их обратно, - а рядом с ним,  подняв  кривые  сабли,  стояли  еще  двое,
одетые, как моряки  из  северных  стран,  в  темные  холщовые  куртки  и
полосатые юбки. На них, крича и размахивая  своими  короткими  клинками,
готовились напасть купцы из соседних лавок. Увидев, что  я  свободен,  и
сообразив, что сейчас загремит  и  второй  пистолет,  один  из  матросов
развернулся ко мне. Взмах! -  но  отчаяние  и  ужас  сделали  меня  куда
проворней, чем обычно, и сабля лишь скользнула по  броне,  разрезав  мне
левый рукав куртки: свой меч я выхватить не успел, потому что  откуда-то
сбоку вдруг налетел сверкающий металлический вихрь.
   Еще не понимая, что явилось  моим  спасением,  я  смотрел,  как  Ута,
заставив купцов восхищенно отшатнуться в сторону, рубит странных моряков
с саблями.  Ее  короткие,  бритвенно  острые  палаши  сверкнули  подобно
молнии, и вот один из нападавших  беззвучно  осел  на  грязные  рыночные
плиты с разрубленным лицом, а второй,  ударившийся  в  бегство,  рухнул,
получив укол под левую лопатку. Купцы издали слитный  восторженный  рев.
Не обращая на них никакого внимания, Ута нагнулась и, не боясь испачкать
в крови пальцы, зашарила на груди первого из своих противников.
   - Бежим! - крикнула она мне, сорвав что-то с его шеи.
   И мы припустили по тесным улочкам рынка.
   Стражники, увидев кровь на нашей одежде, что-то  залопотали,  но  Ута
прикрикнула на них, швырнула пару золотых и легко взлетела  в  седло.  Я
последовал ее примеру: страх сделал  меня  не  только  подвижным,  но  и
сильным. Задыхаясь, я промчался через добрую  половину  (как  мне  тогда
казалось) Шаркума и пришел в себя лишь тогда, когда  девушка  остановила
свою лошадь на какой-то захолустной улице.
   - Разве рашеры, - прохрипел я, - торгуют рабами? Зачем  им...  я?  Да
еще и, ты видела - купцы, они ведь хотели меня защитить...
   - Благодари свои пистолеты! - огрызнулась  Ута,  яростно  стягивая  с
ладоней окровавленные перчатки. - Это  были  не  просто  рашеры.  Только
сумасшедший кхуман мог наброситься на тебя посреди  базара.  Пусть  Эйно
решает, зачем ты был им нужен, - а нам надо убираться отсюда!
   - Кто такие кхуманы? - застонал я в отчаянии. -  Сколько  можно  этих
загадок?! Меня чуть не убили, а ты...
   - Тебя хотели взять живьем! - рявкнула Ута. - Вперед!
   И тут я вспомнил грязного мальчишку,  смотревшего  на  меня  в  сером
сумраке узенького переулка. Этот же мальчишка, только уже  переодетый  в
чистую и вполне приличную шахрисарскую одежду,  попался  мне  на  глаза,
когда я входил в квартал работорговцев. Я не  узнал  его  -  но  теперь,
когда его лицо встало перед моим мысленным взором, как  живое,  я  готов
был поклясться - это был он. И он следил за мной!
   Ута пнула свою лошадь пятками, и  мы  понеслись  вперед.  И  я  почти
тотчас  ощутил  боль.  Сабля  моего  неудавшегося  похитителя,  прорезав
толстую кожу куртки, вспорола мне руку. Зажав повод в  левом  кулаке,  я
попытался отогнуть края разреза, чтобы  посмотреть  на  рану,  и  громко
застонал. Такая рана вряд ли могла быть опасной, но боль  она  причиняла
адскую. Пальцы сжимались и разжимались нормально, онемения пока не было,
значит, это была всего лишь царапина. Я сплюнул от злости и пожалел, что
не успел выхватить второй пистолет. Но Ута, конечно,  была  права,  меня
спас именно этот отчаянный слепой выстрел. Неизвестно,  стали  бы  купцы
отбивать меня у трех вооруженных людей.  Конечно,  им,  наверное,  дорог
порядок, да еще и в таком месте, но вряд ли они  кинулись  бы  рисковать
жизнью из-за незнакомого им паренька. А северяне действовали  решительно
и быстро, явно зная, что и для чего они делают.
   Но, боги, зачем я мог понадобиться этим загадочным кхуманам?
   И почему, наконец, за мной следил этот мальчишка?
   "Скорее всего, - сказал я себе,  -  между  ним  и  похитителями  была
связь. Выждав, когда я покину дом рыботорговца, он  навел  их  на  меня.
Странно только, почему на рынке - не проще ли было бы напасть на меня  в
одной из этих каменных нор?"
   Нет, понял я, не проще.
   Хотя бы потому, что меня собирались доставить на какой-то корабль.
   Все это я и рассказал Эйно и Иллари,  едва  закончив  бинтовать  свою
несчастную руку. Эйно долго  молчал,  и  его  молчание  вывело  меня  из
терпения. Я  уже  открыл  было  рот,  собираясь  обрушиться  на  него  с
вопросами, но он опередил меня.
   - Они следили за нами. А на тебя бросились потому что... потому  что,
согласись,  мальчишка,  зачем-то  потребовавшийся   взрослым   мужчинам,
которые ведут очень серьезный и даже опасный  разговор,  не  может  быть
просто мальчишкой, верно?
   - Но я не более чем...
   - Верно, - перебил он  меня.  -  Но  ведь  они  этого  не  знали.  Ты
спрашиваешь, кто такие кхуманы?  Пока  я  могу  тебе  сказать,  что  это
небольшая, но очень влиятельная секта совершенно сумасшедших  фанатиков,
плохо понимающих, что именно они  делают.  Они  могут  быть  чрезвычайно
опасны. Видишь ли, Маттер, наш мир вовсе не так прост, как это  кажется.
Эта планета не всегда принадлежала людям.
   - Ну да, - с жаром заявил я, - раньше она принадлежала богам. Потом с
небес спустились демоны, которые привели сюда людей, и люди...
   - Ты рассуждаешь почти так же, как эти кретины. Никто сюда никого  не
приводил. Люди пришли сюда сами. А потом предпочли забыть, зачем они это
сделали...
   - Откуда вы это знаете? - отшатнулся я, пораженный подобной ересью.
   - Я до черта всего знаю. Ты тоже узнаешь,  только  постепенно.  Выпей
лучше вина и иди, посиди во дворе. Тебе  нужно  отдохнуть,  а  мы  хотим
сыграть в кости.
   Я никогда не видел, чтобы Эйно играл с кем-либо в кости, но  его  тон
звучал настолько повелительно, что спорить я и не подумал. Взяв  большой
кувшин сладкого вина и блюдо с вафлями, я покорно спустился вниз и засел
в  беседке.  Рука  ныла,  в  голове  у  меня   образовалась   совершенно
невыносимая каша, и я принялся за вино со всем отчаянием юного  пьяницы,
поставленного судьбой  перед  вопросами,  на  которые  некому  ответить.
Другой на моем месте ударился бы в молитву, но я не видел в том прока  -
густое, красное, как рубин, вино казалось мне более пригодным средством.
   Стакан, другой - и рука стала болеть значительно меньше, но  мучившие
меня вопросы  отступать  и  не  подумали.  Что  происходит  со  мной?  -
спрашивал я себя... еще вчера я жил в поместье моего  несчастного  отца,
зачитывался книжками про приключения, кое-как  учил  языки  и  искусство
врачевания, и  вот  -  приключения  стали  явью,  моя  жизнь  ежеминутно
подвергается смертельной  опасности,  а  знание  языков  и  руки  лекаря
превратились в мою работу. Работу? Можно ли назвать все это работой? Кто
я вообще такой? Мальчишка  на  борту  загадочного  пеллийского  корсара,
посланного в наши края с  непонятной  миссией,  здорово  отдающей  явной
чертовщиной... Кхуманы! Неожиданно я вспомнил довольно древний  фолиант,
отпечатанный на первых, грубых еще станках, который я нашел в библиотеке
нашего провинциального монастыря. Брат-настоятель был так  любезен,  что
позволял мне, совсем еще ребенку, рыться в  огромных  подвалах,  где  на
сотнях дубовых полок стояли тома богословских  трудов,  валялись  свитки
хроник и отчетов о прошедших событиях,  -  среди  всей  этой  плесени  я
как-то раз обнаружил книгу, посвященную изуверским сектам Севера.
   Она  была  написана  странствующим  аскетом,   человеком,   по   всей
видимости, очень любознательным и до идиотизма бесстрашным. Ему  удалось
добраться до самых дальних горных монастырей в  стране  рашеров  и  даже
побывать в некоторых из них. К  сожалению,  фактического  материала  там
было немного, так как фанатичный паладин упирал на  ереси,  язычество  и
темную сторону веры, - но упоминание о  каких-то  загадочных  сектантах,
помешанных на древних  демонических  реликвиях,  мне  все  же  попалось.
Сейчас я пожалел, что тогда, устав от бесконечных наставлений  по  части
твердости веры и борьбы с ересями, я даже не стал углубляться в  чтение,
а поставил старинный фолиант на место. Если б я мог знать, где и как мне
придется столкнуться с этими самыми северными мистиками!
   Со второго этажа неожиданно шумно скатился уже  знакомый  мне  раб  с
золотым ошейником. Пробежав на конюшню, он что-то злобно заорал, потом я
увидел, как он несется по двору  на  своем  коне,  -  скрипнули  створки
ворот, и длинный лошадиный хвост махнул мне на прощанье.
   "Человек,  -  сказал  я  себе  с  грустью,  -  не  может  знать,  как
располагают им боги".
   Из боковой пристройки появилась Ута с какой-то плошкой в руках.
   - Пьешь? - поинтересовалась она, усаживаясь напротив меня.
   - Угу, - мрачно отозвался я.  -  А  ты  здорово  работаешь  клинками.
Иллари говорил мне, что тебя учил шахрисарский наемник?
   - Что-то вроде того. Гураз воевал  всю  жизнь  и  владел  несколькими
школами фехтования. Та, которой он учил меня, разрабатывалась специально
для женщин мое