ушно фыркнул Бэрд. -  Захочешь  -
попросишь у меня.
   - Слева всадник, - прервал я их пикировку.
   - Что?
   Менее чем в миле от  нас  по  степи  мчался  человек  на  низкорослой
сухоногой лошадке. Прижимаясь  к  ее  шее,  он  нещадно  хлестал  лошадь
плетью, ветер  трепал  на  спине  широкий  капюшон  его  черного  плаща.
Проскакав параллельно нам с полмили, всадник плавно взял левее и  вскоре
исчез из глаз, скрытый холмами.
   - Монах? - мрачно спросил Бэрд.
   - Возможно, - отозвался  я,  пряча  бинокль.  -  Ты  хочешь  доложить
командиру?
   - Не вижу необходимости.  Если  мы  будем  дергать  его  и  объявлять
тревогу из-за каждого пастуха, то нам намылят шеи.  Пусть  скачет,  куда
хочет - он здесь хозяин.
   - Не похож он на  пастуха,  -  возразил  я.  -  Мы  уже  недалеко  от
монастырей...
   - Даже если и так - какая нам разница?
   Я замолчал, не найдя, что возразить.  По  сути  Бэрд  был  прав.  Нам
следовдло предупреждать об опасности, а  не  о  передвижениях  одиночных
местных жителей.
   "Хотя, с другой стороны, - подумал я, морщась, -  а  что  тут  вообще
опасно или неопасно? Мы движемся  по  чужой  стране:  по  этим  равнинам
бродят  банды  неприкаянных  душ,  всегда   готовых   зарезать   каждого
встречного из-за его сапог... Не будь с нами  наемников,  мы,  возможно,
уже лежали бы там, перед холмом, вместо тех несчастных, что  остались  в
окровавленном ручье!"
   После быстротечной схватки с разбойниками мы стремительно  снялись  с
места и ушли, но я успел запомнить кошмарное зрелище двух дюжин убитых и
умирающих, валяющихся в красной от крови воде. Страшные пеллийские пули,
снаряженные крохотной дозой взрывчатки, рвали человека в  клочья.  Пуля,
ударившая в плечо, могла оторвать руку, а попадание в живот или в  грудь
просто выворачивало наружу внутренности.  После  таких  ужасных  ранений
доктора были уже  не  нужны.  Вероятно,  перед  смертью  эти  несчастные
здорово пожалели о том, что напали на странных чужаков...
   - Плохо, что на ходу не сыграешь в кости, -  пробурчал  Лернэ.  -  На
корабле я проиграл Роонну свое кольцо со священной печатью богини  Урии,
но он дал мне слово, что я смогу отыграться и, если мне повезет, вернуть
его обратно.
   - Роонн - честный парень, - иронично вставил Бэрд.
   - Возможно! Но с тех пор, как мы находимся на суше, у нас нет времени
на игры. А кольцо все еще у Роонна.
   - Зачем же ты ставил его в игру?
   - У меня не было с собой денег,  а  тащиться  за  ними  в  кубрик  не
хотелось.
   - А-а-а, - хохотнул Бэрд. - Тогда все  понятно:  Урия  сама  наказала
тебя за отсутствие мозгов.
   Пару часов спустя мне вдруг показалось, что впереди нас, в  небольшой
чахлой рощице, мелькнула чья-то тень, но  все  мои  попытки  рассмотреть
что-либо в бинокль  закончились  ничем.  Неизвестный  словно  провалился
сквозь землю. В конце концов я решил, что мне примерещилось  -  или  это
было какое-то копытное. Здесь, в степи, нам не раз попадались  на  глаза
группки изящных быстроногих  животных,  увенчанных  длинными,  как  меч,
рогами. Завидев нас, все стадо стремительно уходило и вскоре исчезало на
горизонте, оставив после себя лишь облака пыли.
   Постепенно дикая степь стала оживать: нам все чаще попадались  редкие
хвойные рощи и заросли колючего кустарника,  и  в  конце  концов  далеко
впереди возник неровный темный контур леса.
   - Кажется, привольная жизнь кончилась, - заметил Бэрд,  опуская  свой
бинокль.  -  Придется  теперь  продираться  сквозь  заросли.  Интересно,
сколько нам еще идти? Мне  что-то  очень  не  нравится  этот  бургасский
кхуман, которого тащит с собой командир...
   - Почему? - немного сонно спросил я.
   - Странный он какой-то... и ведет себя нагло.
   - Он наш единственный проводник. Без него мы  тут  вообще  ничего  не
найдем.
   Бэрд резко рассмеялся.
   - Я уже убедился в том, что командир всегда держит в  рукаве  красную
фишку. Возможно, кхуман и в самом деле может нам помочь,  но  я  уверен,
что князь справится и без него. После той драки с бургасскими  ублюдками
я верю в него, как в бога. Кто бы мог подумать! Он расстрелял мерзавцев,
как на флотских  соревнованиях  в  присутствии  высочайших  особ!  Такая
стрельба - и  такие  орудия  -  сделали  бы  честь  любому  королевскому
кораблю.
   - Слушай, может, перекусим? - предложил я.
   - Доедем до леса, - решил Бэрд. - И подождем наших: возможно, в  лесу
командир снимет дозоры - люди могут заблудиться.
   Я кивнул, соглашаясь.
   Разместившись почти у самой опушки,  мы  набрали  валежника  и  после
нескольких  попыток  развели  костер:  сырые  ветки  упорно  не   желали
загораться, но Бэрду все же удалось их разжечь при помощи клочка бумаги.
Я подтащил к огню трухлявое бревно,  прикрыл  его  попоной  и  развернул
прихваченный с собой обед. Ута достала из кожаной сумки сверток с частью
окорока, Лернэ - небольшую бутылку в кожаном чехольчике с ручкой,  и  мы
принялись за еду. Костер ужасно дымил, так что у Эйно имелся  прекрасный
ориентир, куда двигаться.
   - Надо жрать быстрее, -  заметил  Бэрд.  -  Сейчас  появятся  наши  и
придется снова влезать в  седло.  При  слове  "седло"  у  меня  заболела
поясница. За последние дни я вроде бы "присиделся" и  перестал  мучиться
вечерней ломотой, но, очевидно, сегодняшняя сырость сыграла свою роль  и
я вновь ощутил прострелы.
   "Так и до ревматизма недалеко",  -  подумал  я,  оглядывая  пустынный
горизонт.
   То ли мы двигались  слишком  быстро,  то  ли  основной  отряд  что-то
задерживало, но пока я никого не видел.
   - Долго они, - сказал я. - Спят на ходу, что ли?
   - Не спешат, - начал Бэрд - и в эту секунду сзади грохнул выстрел.
   Все, что я успел, это увидеть, как валится лицом в костер уже мертвый
Лернэ. Мгновение спустя в голове у меня взорвалась тысяча бомб сразу,  и
наступила тьма. Я даже не понял, с какой стороны на нас напали...

***

   Холод, дикий холод. Еще...
   Открыв глаза, я увидел перед собой носик давно не  чищенного  медного
кувшина, из которого на мое  лицо  лилась  невыносимо  ледяная  вода.  Я
зафыркал и попробовал встать, но мне это не удалось - я был  привязан  к
своему ложу.
   Стоявший надо мной человек перестал лить воду и отошел в  сторону.  В
желтом свете нескольких масляных ламп я увидел  узкое,  неприятно  белое
лицо - белыми были брови  и  ресницы,  белой  была  короткая  бородка  и
длинные, чуть не до плеч, баки. Белый наклонился ко мне  -  меня  обдало
смесью винных паров и чеснока - и произнес:
   - Развяжите его.
   Он говорил на западном диалекте  языка  рашеров,  и  я  понял  его  с
первого раза. Чьи-то ловкие пальцы сняли  опутывавшие  меня  веревки,  я
попытался сесть, но тут же со стоном  повалился  обратно  на  деревянный
топчан. Вероятно, я слишком долго пробыл в таком "смотанном"  состоянии.
Ожидая,  пока  восстановится  кровообращение,  я   наскоро   осмотрелся.
По-видимому, я находился в каком-то подвале. Стены и пол-были сложены из
влажных на вид каменных блоков, никаких окон или бойниц  я  не  заметил.
Это был глухой каменный мешок, освещавшийся несколькими грубыми лампами,
свисавшими на цепях с бревенчатого потолка.
   - Ну что, оклемался? - бесстрастно спросили меня. - Ты понимаешь, что
я говорю?
   - Понимаю, - ответил я и сел, разминая запястья.
   - Это хорошо.
   Белый уселся на небольшой стол в углу помещения и задумчиво посмотрел
на высокого, очень  худого  человека  в  длинном  сером  плаще,  который
изваянием застыл возле окованной ржавым железом двери.
   - Если ты ответишь нам, где Визель, мы отпустим  тебя  и  ты  сможешь
вернуться туда, откуда пришел.
   В словах Белого не было и намека на  какие-либо  эмоции,  однако  они
подействовали на меня сильнее любого крика. В одно мгновение  я  пережил
страх, сменившийся коротким моментом слабости, - а  потом  вдруг  пришло
безразличие.
   "Все равно они будут меня  пытать,  -  сказал  я  себе,  ощущая,  как
холодеет живот. - Даже если бы я знал, кто такой этот  самый  Визель,  -
какая разница? Все равно... можно лишь надеяться, что я умру раньше, чем
они насытятся моей болью".
   Проклятье!
   Нет, мне не хотелось умирать. Мне даже не верилось, что  я  могу  вот
так вот взять и подохнуть в этом сыром подвале... подохнуть тогда, когда
передо мной расстилалась манящая дорога целой жизни, сулящая так  много.
Мое "я" бунтовало перед объективной реальностью, оно не хотело верить  в
то, что все кончено, что не будет больше ни закатов,  в  которых  солнце
нежно целуется с морем, ни шипения волн под форштевнем, ни новых  стран,
ни  долгих  дорог.  На  секунду  мне  показалось,   что   мое   сознание
превратилось в трескуче  рвущуюся  ткань  -  сейчас  полотно  разорвется
надвое, и я проснусь, увидев рядом с собой лица друзей. Но  это  был  не
сон.
   - Кто такой Визель? - почти машинально спросил я.
   - Возможно, ты знаешь его под другим именем, - покачал головой Белый.
- Я говорю о человеке, который  приобрел  в  Шахрисаре  некую  реликвию,
известную как Черный Череп. Раз ты здесь - значит, ты  знаешь,  где  он.
Говори, и ты сейчас же уйдешь отсюда.
   - Дайте мне вина, - попросил я. - У меня болит горло.
   Белый коротко кивнул, и длинный, распахнув стоявший  у  стены  темный
шкаф, достал оттуда зеленую длинногорлую бутылку. Вино, как я и  ожидал,
оказалось довольно пристойным.  Прежде  чем  у  меня  его  отобрали,  я,
давясь, успел выхлебать больше половины.
   - Хватит, - произнес Белый. - Говори.
   - Я не знаю, кто такой Визель, - честно признался я. - И я  не  знаю,
где он. Мы ищем  Череп,  это  правда,  но  я  совершенно  не  знаю,  что
происходит в голове моего господина - или вы  думаете,  что  он  делится
своими планами с мальчишкой-лекарем?
   - Ты не лекарь, - уверенно заявил Белый. - Ты его наперсник, как  это
принято в Пеллии, поэтому ты должен  знать  все.  Если  ты  не  захочешь
говорить, я смогу заставить тебя.
   Я снова ощутил холод в животе.
   Белый относился к ненавистной мне  категории  людей,  живущих  некими
абсолютными убеждениями. Переубедить такого невозможно в принципе.  Если
однажды он поверил, что вода сухая, то хоть лей ее на  него,  хоть  топи
его - он утонет, уверенный в том, что утонуть в чем-то сухом невозможно.
   Однажды  в  Шаркуме  оборванный  мальчишка  увидел,  как  я  поспешно
примчался на совет очень серьезных людей, и теперь они - те, кто так же,
как мы, охотится за Черепом -  убеждены,  что  я  не  просто  лекарь,  а
наперсник, доверенное лицо "большого человека". В чем-то  они,  конечно,
правы, но мне от этого не легче. Я в любом случае не знаю, где находится
проклятый Визель, купивший череп у  загадочных  кладоискателей,  которым
посчастливилось найти затерянный в Марибе Кипервеем.
   Пытаясь быть предельно убедительным, я объяснил это Белому.  На  него
мои слова произвели  где-то  такое  же  впечатление,  как  потрескивание
дрянного фитиля в висящей под потолком лампе.
   - Хорошо, - просто сказал он и снова кивнул длинному.
   Тот молча толкнул дверь и вышел. Сперва  я  решил,  что  Белый  хочет
говорить со мной без свидетелей, но он все так  же  молчал,  бесстрастно
глядя на меня, и в моей душе зашевелился ужас. Дверь распахнулась  -  на
пороге стояла... Ута!
   В этот момент я допустил ошибку, напрочь  отрезавшую  мне  какие-либо
пути к отступлению. В моих глазах появились слезы.
   Девушка смотрела на меня со страхом и растерянностью.
   - Где мы, Мат? - едва слышно прошептала она.
   - Не знаю, - ответил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься
к ней.
   Длинный посадил Уту на скамью напротив  меня  и  снова  повернулся  к
шкафу. В его руках появился медный  таз,  наполненный  массой  различных
предметов, напоминающих хирургические инструменты.
   Дышать вдруг стало трудно, и мне показалось,  что  я  проваливаюсь  в
небытие.  Длинный  методично  перебрал  несколько   небольших   стальных
ножичков, остановив свой выбор на довольно длинном, похожем на привычный
мне ланцет, но с крючком на лезвии, и повернулся к Уте. Она  шарахнулась
в сторону, но сильная рука крепко держала ее за плечо.
   - Да поймите же! - заорал я. - Поймите, я  и  вправду  не  знаю,  кто
такой этот ваш Визель! Мой господин ищет Череп, это да, но никто из  нас
не знает, где именно и в чьих руках этот артефакт сейчас находится!
   - Он находится в руках  недостойного,  -  с  некоторой  задумчивостью
проговорил Белый.
   Длинный чуть двинул рукой, Ута отчаянно вскрикнула, и  по  ее  ладони
потекла кровь.
   - Не-ет! Я не знаю!!! Я ничем, ничем не могу помочь вам!
   - Не унижайся, - вдруг почти спокойно произнесла Ута на  моем  родном
языке. - Если мы должны умереть, то мы все равно умрем - так или иначе.
   Палач резанул ее по второй  руке.  Ута  закусила  губу,  из  ее  глаз
брызнули слезы - сжав веки, она отвернулась в сторону, и я  увидел,  как
дрожь бьет ее обтянутые курткой плечи. На  лбу  у  нее  вдруг  появились
крупные капли пота. Дышать мне было все труднее и труднее.
   - Если ты будешь молчать, он разрежет ее на кусочки.  Прямо  здесь  -
хочешь? Тебе приходилось резать сырое мясо для жаркого? Это будет  очень
похоже. Если кровь тебя не разговорит, мы попробуем огонь. Говори...
   - Послушайте, - я едва узнавал свой собственный голос, - но ведь ваша
вера не приветствует насилие... я же знаю, я читал...
   Моя реплика, кажется, немного развеселила Белого.
   - При чем здесь вера? -  поинтересовался  он.  -  Речь  идет  о  вещи
настолько важной, что любые  прегрешения  перестают  быть  таковыми.  Ты
хочешь пуститься в богословский спор? Боюсь, у тебя мало времени. Сейчас
принесут огонь...
   И я все-таки потерял сознание.

Глава 6

   На меня снова лили воду, но на этот раз я пришел  в  себя  сразу  же.
Надо мной склонилась Ута. Первой моей мыслью было перевязать ее руки, но
потом я увидел, что с этой задачей она, очевидно, уже справилась сама  -
на запястьях белели наспех затянутые повязки. Я лежал  на  куче  вонючей
гнилой соломы в углу тесной камеры, едва  освещаемой  маленькой  лампой,
что висела в специальном гнезде на стене. Где-то за моей спиной  журчала
вода; было холодно и ужасающе сыро.
   - Как ты? - спросил я одними губами.
   Ута отложила в сторону жестяную плошку, из которой  только  что  меня
поливала, и обессиленно легла на солому рядом со мной.
   - Плохо, - ответила она. - Хвала богам, ты не умер...
   - Мы давно здесь?
   - Полчаса, наверное... я не сразу поняла,  как  набрать  воды  -  там
что-то вроде ключа в углу, но этим блюдцем трудно... я боялась,  что  ты
умрешь. Эти... мерзавцы посоветовали нам подумать.
   - Интересно, о чем? - хмыкнул я.
   - Ты сумеешь убить меня?
   - Ч-что?!
   Я приподнялся на локте и  посмотрел  на  лежащую  рядом  девушку.  Ее
глаза, красные от недавних слез, мертво смотрели в каменный потолок.  На
грязных и запавших щеках слезы прорезали узкие дорожки...
   - Мы можем заточить это об пол, - произнесла Ута и щелкнула  пальцами
по жестянке. - Но сама я не смогу. Не смогу... дура я, правда?
   - При чем тут "дура", - вздохнул я. - Но может быть, у нас  еще  есть
время?
   - Время? А что это меняет? Я... сперва я хотела размотать повязки, но
потом все-таки решила дождаться, пока  ты  придешь  в  себя.  А  ты  все
никак...
   Ута говорила вялым,  почти  безжизненным  голосом,  и  я  понял,  что
короткая пытка отняла у нее слишком много  сил.  Я  придвинулся  к  ней,
обхватил  рукой  ее  плечи  и  попытался  поцеловать  ее,   но   девушка
отвернулась в сторону.
   - Точи, - тихо сказала она. - Времени может и не быть.
   Я взял в руки медную плошку и  подумал,  что  заточить  ее  грань  до
нужной остроты будет скорее всего нелегко -  стены  и  пол  камеры  были
влажными от сырости.
   - Ты не видела, что случилось с Бэрдом? - спросил я.
   - Бэрда убили, - безучастно ответила Ута. - А нас забрали... если  бы
мы еще знали зачем?
   - Они уверены, что я знаю, где находится череп.
   - А... ты точишь или нет?
   Я отвернулся к стене и принялся яростно елозить по ней краем медяшки.
От трения скользкий камень стал относительно сухим,  и  дело  потихоньку
пошло.
   "Хоть зарезаться сможем, - подумал я с некоторым облегчением.  -  Это
все-таки лучше, чем сдохнуть там, под ланцетом этого мерзавца..."
   Терзая медь о камень, я незаметно для самого себя начал погружаться в
какое-то странное состояние, словно бы балансируя на краю яви и  сна.  Я
видел своего отца, ведущего меня в храм,  потом  передо  мной  мелькнуло
лицо учителя Камора, и я услышал его голос, резкий и требовательный:
   - Вперед! Еще! Вяло, слишком вяло! Вот так, еще! Еще!
   Са Камор куда-то делся, и я увидел мать, а  потом  -  своего  старого
Куки, навсегда оставленного в маленьком городке на  западном  берегу.  В
том городке, в котором я встретил Иллари.
   Я видел свой старый сад - и, одновременно,  зеленую  звезду,  летящую
над королевской столицей.
   И, со звоном отшвырнув почти заточенную плошку, я упал на плечо Уты и
заплакал.
   - Я не буду тебя убивать, - простонал я сквозь слезы. - Я  не  смогу,
ты слышишь?
   - Как холодно, - отозвалась Ута. - Слушай, а кем  ты  хотел  стать  в
детстве?
   - Моряком, - прошептал я, содрогаясь. - Путешественником.
   - Как странно, я тоже. Вот мы и стали моряками. И  путешественниками.
И скоро... скоро мы отправимся в самое длинное путешествие на свете.
   В  моей  голове  вдруг  возникла  благодарственная  молитва,   крепко
выученная в детстве. Был ли в ней сейчас смысл?  Наверное,  не  больший,
чем в нашей пустой и нелепой смерти...
   - Знаешь, - произнесла Ута, - вся жизнь - это сплошные долги. Мы  все
живем в кредит. Отдавая старые долги, мы следовали за  Эйно,  теперь  мы
сдохнем - интересно, там, за порогом, нас тоже будут ждать кредиторы?
   - Да уж, - помимо собственной воли усмехнулся я.  -  Или  же  большая
долговая яма.
   Внезапно в мокрой тишине подвала  раздался  звук,  сразу  заставивший
меня похолодеть. В одно мгновение я проклял свою слабость, из-за которой
отбросил кусок меди, способный быстро  избавить  нас  от  мук.  Но  было
поздно: в замке со скрежетом проворачивался ключ.
   - Это они, - зашептала Ута.
   Я со стоном  перевернулся  на  спину.  С  мокрого  потолка  сорвалась
прозрачная капля, упала мне на щеку, холодная и безразличная.
   - Хвала небесам, они здесь...
   Не веря своим ушам, я поднял голову и чуть  не  закричал:  на  пороге
стояли Бэрд, весь мокрый и пристукивающий зубами, и Рокас с карабином  в
руке.
   - Быстрее, - коротко приказал он. - У нас очень мало времени.
   Грудь Бэрда была забрызгана кровью.
   Едва не теряя рассудок, мы с Утой выскочили в темный  коридор,  дверь
захлопнулась за нашими спинами, и сильная рука Бэрда  схватила  меня  за
плечо.
   - Только тихо! Наверху спят. Двоих, что были на страже, я зарезал, но
их там много...
   Рокас уверенно скользнул во мрак, мы  двинулись  следом.  Поворот,  и
впереди появилось  туманное  пятно  света.  Через  несколько  секунд  мы
оказались в небольшой комнатке с двумя  дверями.  В  высоком  деревянном
кресле,  неестественно  склонив  набок  голову,  сидел  монах  в   серой
безрукавке и такой же  серой,  истрепанной  юбке.  Шея,  грудь  и  плечи
мертвеца были залиты кровью - Бэрд перерезал ему горло. Рокас  осторожно
толкнул потемневшую от старости дверь и  замер,  вслушиваясь  в  тишину.
Потом боднул головой и исчез в темноте.
   За дверью находилась лестница, кое-как освещенная приделанной к стене
лампой. Буквально взлетев по ней, мы выбрались  в  короткий  коридорчик,
закончившийся еще одной дверью  -  низкой,  накрепко  окованной  ржавыми
железными полосами. Дверь открылась, я вдохнул прохладный ночной воздух,
наполненный  ароматом  смолистой  хвои,  и  тотчас  же   навстречу   мне
потянулись сильные руки Иллари.
   - Живы? - тихо спросил он.
   Ута шмыгнула носом и ничего не ответила. Мы  находились  в  небольшом
рву у подножия высок