м портовом городе.
     Черный  Майкэл с таким рвением приводил в  исполнение свое решение, что
заставил даже матросов вернуть Клейтону похищенные у него револьверы.
     В  шлюпки  были погружены солонина  и сухари.  Кроме  того, их снабдили
небольшим запасом  картофеля,  бобов,  спичек,  кухонными  принадлежностями,
ящиками, инструментами и обещанными Черным Майкэлом старыми парусами.
     По-видимому, глава мятежников опасался  того  же  самого, чего боялся и
Клейтон. Поэтому  он сам проводил их на берег и сел в последнюю лодку только
после того, как  все  шлюпки, захватив свежей  воды,  отчалили  к ждущей  их
"Фувальде".
     Клейтон и  его жена молча стояли на берегу  и  смотрели  вслед уходящим
лодкам.  В  груди  у обоих  теснилось предчувствие  неминуемого несчастья  и
ощущение горькой безнадежности.
     А  в это время из-за небольшого пригорка следили за ними  другие глаза,
близко посаженные, -- глаза, злобно сверкавшие под густыми бровями.
     Когда "Фувальда" прошла узкий пролив и  скрылась из вида за мысом, леди
Элис охватила руками шею мужа и разразилась неудержимыми рыданиями.
     Она  вынесла храбро опасность бунта; с героической  твердостью смотрела
на грозное будущее; но сейчас, когда они очутились  в полном одиночестве, ее
измученные нервы не выдержали страшного напряжения.
     Он  не пытался остановить  ее слезы.  Слезы могли облегчить и успокоить
ее.  Прошло  много  минут, прежде  чем  молодая женщина  снова стала владеть
собой.
     -- О, Джон, -- простонала  она, -- какой ужас! Что нам делать?  Что нам
делать?
     -- Нам остается одно, Элис, --  он говорил так же спокойно, как если бы
они  сидели в своей уютной гостиной, -- нам остается только  одно: работать.
Работа должна быть  нашим  спасением. Не надо  давать  себе  времени думать,
потому что  это  поведет к безумию!  Мы  будем трудиться  и ждать  Даже если
Черный  Майкэл не сдержит своего обещания, то я уверен, что помощь придет, и
придет скоро, как только станет известным, что "Фувальда" пропала.
     --  Дорогой мой Джон, если бы  дело шло  только о  тебе  и обо  мне, --
зарыдала она, -- мы бы вынесли все, я знаю, но ...
     --  Да, дорогая,  -- ответил он  нежно, -- я тоже думал об этом.  Но мы
должны и это встретить мужественно, веря в наше умение справиться со всем, с
чем нам суждено столкнуться. Подумай! Сотни тысяч лет  тому назад, в далеком
и туманном  прошлом,  наши  предки стояли  перед  теми  же  задачами,  перед
которыми стоим мы теперь, -- может быть даже в этих самых первобытных лесах.
И  то, что мы с  тобой сейчас очутились здесь  -- живое свидетельство о том,
что они победили. Неужели мы не  сделаем того, что сделали они, и даже лучше
их?  Ведь мы вооружены высшим  знанием! У нас есть  способы  защиты, которые
дала нам наука и о которых  они не  имели  понятия. Элис, мы можем добиться,
чего добились они, вооруженные жалкими орудиями из костей и камня!
     -- Ах, Джон, я хотела бы быть мужчиной. Я, может быть, также бы думала,
но я женщина  и вижу скорее сердцем, чем головой. А все, что я вижу, слишком
ужасно,  слишком  немыслимо, чтобы  выразить словами. Хочу надеяться, что ты
прав,  Джон.  Я  сделаю  все,  чтобы  быть  храброй,  первобытной  женщиной,
достойной подругой первобытного мужчины!
     Первой мыслью  Клейтона было  соорудить временное убежище для защиты их
во время сна от зверей, которые уже высматривали легкую добычу.
     Он открыл ящик,  в котором лежали его ружья и патроны, чтобы  иметь  их
всегда под  рукой на  случай неожиданного нападения, и  они  отправились  на
поиски места для их первой ночевки.
     В ста  ярдах  от  берега  они  нашли  маленькую  ровную  поляну,  почти
свободную от  деревьев;  здесь именно и  решили они  выстроить свое  будущее
постоянное  жилище.  Но  сейчас  им  обоим  пришла  мысль,  что лучше  всего
соорудить  небольшую площадку на деревьях --  повыше, так, чтобы  до них  не
могли добраться крупные хищные звери, в царстве которых они находились.
     Клейтон выбрал для этой цели четыре дерева, составлявшие приблизительно
четырехугольник в восемь квадратных футов, и,  срезав длинные ветви с других
деревьев, он устроил в десяти футах над землею раму  из  брусьев. Он  крепко
привязал концы веток  к  деревьям веревками, которыми в числе других запасов
снабдил их Черный Майкэл. Поперек этого  остова Клейтон положил более мелкие
ветки. Затем  он  устлав  всю эту платформу исполинскими листьями лопуха,  в
изобилии  росшего вокруг,  а поверх листьев положил большой парус, свернутый
много раз.
     Семью  футами выше  Клейтон  построил  такую  же,  хотя и  более легкую
платформу, которая должна была служить им крышей, а по сторонам вместо  стен
повесил остатки парусов.
     В конце концов, у них оказалось довольно уютное маленькое гнездышко. Он
перенес туда одеяла и часть ручного багажа.
     День клонился уже к  вечеру, но, пока еще было светло, Клейтон соорудил
грубую  лестницу, по  которой  леди  Элис  могла  взобраться  в  свое  новое
помещение.
     Весь день кругом них летали и щебетали птицы в ярком оперении и прыгали
болтливые  мартышки,  с  изумлением  и  сильнейшим  интересом  следившие  за
появившимися среди них  новыми  существами  и  за  постройкой  их  странного
гнезда.
     Несмотря на то, что оба они, и Клейтон и его  жена, все время держались
настороже, они  не видели крупных животных. Но два раза маленькие соседки их
--  мартышки --  с криком и  визгом  убегали с близлежащего  холмика, бросая
назад  испуганные  взгляды. Было  ясно,  --  как  если бы  они  говорили это
словами, -- что они спасаются от чего-то ужасного, притаившегося за холмом.
     Как раз перед наступлением  сумерек Клейтон кончил  постройку лестницы,
и,  наполнив большую  чашу  водой  из близлежащего  ручья, оба, муж и  жена,
поднялись в свою, сравнительно безопасную, воздушную комнату.
     Было очень тепло,  и  Клейтон  откинул полог; они уселись по-турецки на
своих одеялах, и леди Элис стала пристально всматриваться в сгущающиеся тени
леса. Вдруг она вздрогнула и схватила Клейтона за руку.
     -- Джон, -- шепнула она, -- смотри, что это такое? Человек?
     Клейтон   взглянул   в   указанном   направлении   и    увидел   смутно
обрисовывающийся на  темном фоне силуэт... Какая-то  темная фигура стояла во
весь рост на холме.
     Одно  мгновение  она стояла,  как  бы прислушиваясь,  а затем  медленно
повернулась и исчезла в тенях джунглей.
     -- Что это, Джон?
     --  Не  знаю, Элис, --  ответил  он  серьезно. -- Слишком темно,  чтобы
разглядеть. Быть может, -- просто тень, брошенная луной.
     -- Нет,  Джон!  Если  это  не  человек,  то  это  какая-то  огромная  и
отвратительная пародия на человека. Мне страшно!
     Он  крепко обнял  ее и  шептал ей  слова любви и мужества. Для Клейтона
самым  большим горем в их несчастии была душевная тревога его молодой  жены.
Сам  он  был храбр и  бесстрашен, но он обладал способностью понимать, какие
ужасные мучения  может  причинить  страх  более  слабой натуре.  Это  редкое
качество было одной из многих прекрасных сторон характера, которые завоевали
молодому лорду Грейстоку любовь и уважение всех знавших его.
     Вскоре затем Клейтон спустил полог, крепко привязав его к деревьям, так
что,  за исключением маленького отверстия к морю,  они  были закрыты со всех
сторон.
     Теперь  в  их  маленьком  воздушном  гнездышке было совсем  темно;  они
улеглись  на одеяла  и  постарались  найти  во  сне  хоть  короткий отдых  и
забвение.
     Клейтон лежал лицом к отверстию с ружьем и парой револьверов в руках.
     Не успели  они  закрыть глаза,  как из  джунглей за их  спиной  донесся
ужасающий крик пантеры. Этот крик все приближался; наконец, они услышали его
как  раз под собой. В продолжение часа, а то и больше, пантера  обнюхивала и
царапала деревья,  поддерживавшие  их жилье.  Наконец, она  удалилась  вдоль
берега, и Клейтон ясно  разглядел ее там под яркой луной: это было огромное,
красивое животное, самое большое из виденных им до тех пор.
     В долгие часы темноты они только  урывками засыпали. Непривычные ночные
звуки необозримых джунглей, наполненных мириадами животной жизни, держали их
истрепанные   нервы  все  время  настороже.  Сотни  раз  вскакивали  они  от
пронзительных визгов или крадущихся движений каких-то таинственных существ.
     III
     ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
     Всю ночь  они почти не  смыкали глаз и с  большим облегчением встретили
рассвет.
     После  скудного  завтрака,  состоявшего  из  соленой  свинины,  кофе  и
сухарей, Клейтон начал работать над сооружением постоянного  жилища: он ясно
понял, что они не могут  надеяться на  безопасность и  спокойствие,  пока не
отгородят себя от джунглей четырьмя крепкими стенами.
     Работа  оказалась  нелегкой.  На  постройку  маленькой  хижины  в  одну
небольшую комнату ушел почти целый месяц, Клейтон строил  ее из бревен около
шести  дюймов в диаметре, а промежутки замазывал  глиной,  которую нашел  на
глубине  нескольких футов под поверхностью почвы. На одном  конце комнаты он
поставил печь из  небольших  валунов, собранных  на  взморье. Когда дом  был
готов, он обмазал его со всех сторон четырехдюймовым слоем глины.
     Оконный переплет Клейтон устроил из веток около дюйма в диаметре, тесно
переплетенных крест-накрест в  виде крепкой решетки, способной противостоять
натиску  могучих зверей. Такая  решетка  не препятствовала  доступу  свежего
воздуха в хижину и, в то же время, являлась надежной защитой.
     Двускатная крыша была крыта мелкими ветками,  плотно пригнанными друг к
другу, а сверху была устлана толстым слоем длинных трав джунглей и пальмовых
листьев. Затем крыша была также густо обмазана глиной.
     Дверь Клейтон сколотил из досок тех ящиков, в которых были упакованы их
вещи. Он  прибивал доски крест-накрест до тех пор, пока не  получилось такое
массивное сооружение, что, взглянув на него, они оба расхохотались.
     Но  тут Клейтон  встретил самое большое  затруднение:  у него  не  было
петель, чтобы приставить массивную дверь у входа. Однако, после двухдневного
упорного труда, ему  удалось соорудить две  огромные и  неуклюжие деревянные
петли, на которые он  и повесил  дверь так, что  она свободно  закрывалась и
открывалась.
     Штукатурные и другие работы были завершены уже после того, как Клейтоны
перебрались в хижину. А это они сделали тотчас же, как только была закончена
крыша. Дверь они заставляли на ночь  сундуками и ящиками,  и, таким образом,
получалось сравнительно безопасное и довольно уютное жилище.
     Изготовление  кровати, стульев, стола  и полок было  делом сравнительно
легким, и в конце второго месяца лорд и  леди Грейсток были довольно недурно
обставлены.  Если бы не постоянная боязнь нападения диких  зверей  и не  все
растущая тоска одиночества, они примирились бы со своим положением.
     Ночью  большие  звери рычали и ревели  вокруг их маленькой хижины, но к
часто повторяемым звукам  и  шуму  можно до  такой степени  привыкнуть,  что
вскоре  перестанешь  обращать  на них  внимание.  В конце  концов,  Клейтоны
привыкли к ночным крикам и крепко спали всю ночь.
     Трижды случалось  им видеть мимолетные образы больших  человекоподобных
фигур,  похожих на  ту,  которую они видели  в  первую ночь, но никогда  эти
видения  не  подходили  к  ним  настолько близко,  чтобы они  могли  сказать
наверное: люди ли это или звери?
     Блестящие птицы и  маленькие обезьяны  привыкли к своим новым знакомым.
Они,  по-видимому, до тех пор никогда  не встречали  людей, и теперь,  когда
первый их страх рассеялся, они стали  подходить к ним все  ближе и ближе. Их
влекло  к  человеку  то  странное  любопытство,  которое  управляет   дикими
существами лесов, джунглей и степей. Спустя месяц, многие из птиц прониклись
таким доверием, что брали пищу из рук Клейтона.
     Однажды  к  вечеру,  когда  Клейтон  работал над  рубкой  деревьев  (он
собирался прибавить  еще  несколько  комнат  к своей хижине), его  маленькие
друзья  --  мартышки с  визгом  бросились  прочь  от холма  и попрятались  в
джунглях.  Они кидали назад испуганные взгляды  и, становясь около Клейтона,
возбужденно   затараторили,  как  бы   предупреждая   его  о  приближающейся
опасности.
     И он увидел то, чего так боялись маленькие обезьяны: человека-зверя, то
загадочное существо, чья фигура уже не  раз мелькала перед ними в мимолетных
полуфантастических  образах. Зверь шел через джунгли полувыпрямившись, время
от  времени  касаясь  земли  своими  сжатыми   кулаками.  Это  была  большая
обезьяна-антропоид; приближаясь, она яростно рычала и иногда глухо лаяла.
     Клейтон находился довольно далеко от хижины и ревностно рубил выбранное
им  для  постройки дерево. Месяцы, в  продолжение  которых  ни одно страшное
животное  при дневном свете не осмеливалось приблизиться к хижине,  приучили
его к беззаботности. Он оставил  все свои  ружья  и  револьверы в хижине.  И
теперь, когда он увидел большую  обезьяну, направлявшуюся прямо к нему через
кустарник, он понял, что путь к отступлению отрезан, и почувствовал, как  по
его спине пробежала легкая дрожь. Он был вооружен одним топором и  прекрасно
сознавал,  что  его шансы  на успех  в борьбе с этим жестоким чудовищем были
совершенно ничтожны. -- "А Элис,  о,  боже!" -- подумал он,  -- "что будет с
Элис?"
     Ему,  может быть, удастся  еще добежать до  хижины.  На бегу он крикнул
жене, чтобы она вошла в дом и закрыла за собою дверь.
     Леди Грейсток  сидела  неподалеку  от  хижины. Услыхав крик  мужа,  она
подняла голову и увидела, что обезьяна с поразительной для такого большого и
неуклюжего животного скоростью прыгнула наперерез Клейтону.
     Элис с криком побежала к хижине. Вбежав  в нее,  она оглянулась и у нее
захолонуло сердце от ужаса:  страшный зверь уже пересек путь ее мужу. Теперь
Клейтон стоял перед обезьяной, схватив обеими руками топор и готовый ударить
им разъяренного зверя, когда тот на него накинется.
     -- Запри дверь на засов, Элис! -- закричал  Клейтон. -- Я могу  топором
справиться с этой обезьяной.
     Но он знал, что его ждет верная смерть, и она тоже это знала.
     Напавшая на него обезьяна была большим самцом; она весила, вероятно, не
менее  трехсот  фунтов. Из-под косматых  бровей  злобно сверкали  маленькие,
близко  посаженные глаза,  а острые волчьи клыки  свирепо оскалились,  когда
зверь  на  мгновение  остановился перед  своей  жертвой. За спиной  обезьяны
Клейтон видел, не далее  как в 20 шагах дверь хижины и волна ужаса нахлынула
на  него, когда он увидел,  что его  молодая жена снова  выбежала из хижины,
вооруженная его винтовкой.
     Она,  которая всегда так боялась огнестрельного оружия, что не решалась
даже дотронуться до него, бросилась теперь к обезьяне  с бесстрашием львицы,
защищающей своих детенышей.
     -- Элис! Назад! -- крикнул Клейтон -- Бога ради, назад!
     Но она не слушала, и в ту же  минуту  обезьяна накинулась на Клейтона и
ему уже было не до разговоров.
     Человек  взмахнул топором изо всей  силы,  но  могучее  животное своими
страшными лапами схватило топор,  вырвало  его из  рук Клейтона и отшвырнуло
далеко в сторону.
     Со свирепым  рычанием кинулся  зверь на беззащитную жертву,  но прежде,
чем  его клыки коснулись горла  человека,  раздался громкий выстрел,  и пуля
попала обезьяне в спину между лопатками.
     Отшвырнув Клейтона наземь, зверь  обратился против нового врага. Теперь
перед ним стояла  до смерти  перепуганная  молодая женщина и тщетно пыталась
выстрелить  еще раз. Она не  знала механизма ружья, и ударник беспомощно бил
по пустой гильзе.
     С ревом бешенства и боли обезьяна бросилась на хрупкую фигуру -- и Элис
упала в обморок.
     Почти одновременно Клейтон вскочил на ноги и, ни минуты не думая о том,
что  его помощь  совершенно  бесполезна,  бросился  вперед,  чтобы  оттащить
обезьяну от  неподвижного  тела  жены. И ему  это удалось почти без  усилия.
Громадная обезьяна  безжизненно рухнула  на  траву перед  ним  --  она  была
мертва. Пуля сделала свое дело.
     Быстро осмотрев жену, он убедился,  что она жива  и невредима, и решил,
что огромный зверь умер в минуту прыжка на него.
     Осторожно поднял  он все еще  бессознательное  тело жены и  снес его  в
хижину; но прошло добрых два часа, пока, наконец, Элис пришла в себя.
     Первые  же  слова ее  наполнили смутным  опасением  душу Клейтона.  Она
говорила:
     --  О, Джон, как уютно нам дома! Мне снился страшный сон! Мне казалось,
мой  милый,  будто  мы вовсе  не  в Лондоне,  а  в какой-то  ужасной,  дикой
местности и что на нас нападают страшные звери.
     -- Да, да, хорошо, Элис! -- сказал он, гладя ее по лбу. --  А  все-таки
попробуй-ка снова заснуть и не думай о снах!
     Этой ночью в  крошечной комнате на опушке первобытного леса, в ту пору,
когда леопард визжал перед дверью, а  из-за холма доносился глухой рев льва,
-- у четы Клейтон родился маленький сын.
     Леди Грейсток так и не оправилась от потрясения,  вызванного нападением
большой обезьяны. Она  жила еще год после того, как  родился ребенок, но уже
ни разу не выходила из хижины и не сознавала, что она не в Англии.
     Иногда  она  задавала  Клейтону вопросы  относительно  страшных  ночных
шумов,  спрашивала,  почему  нет  прислуги, и  куда  девались все  знакомые.
Говорила о странной обстановке своей комнаты. Но хотя Клейтон и  не  пытался
скрывать от нее правды, она не могла понять его слов.
     В других  отношениях она была, впрочем, совершенно нормальна. А радость
и  счастье, доставляемые ей ее  маленьким сыном,  и  постоянное  внимание  и
попечение о ней ее мужа сделали этот год  для нее очень  счастливым -- самым
счастливым в ее молодой жизни.
     Клейтон  хорошо  понимал,  что  если   бы  она  владела  вполне  своими
умственными  способностями,  то  этот  год  был  бы   для  нее  непрестанным
мучительным  чередованием тревог  и  волнений.  Поэтому,  хотя  он и  горько
страдал, видя ее в таком состоянии, но временами был почти рад тому, что она
не может сознавать настоящего положения вещей.
     Он давно  уже  отказался от всякой надежды на спасение. Спасти их могла
лишь  какая-нибудь  случайность.  Все  с  тем  же  рвением  трудился он  над
усовершенствованием внутренности хижины. Шкуры львов и  пантер устилали пол;
стены  были  украшены  полками  и  шкафчиками.  Прекрасные  цветы  тропинкой
распускались в причудливых вазах, сделанных его руками из глины. Занавеси из
трав  и  бамбука закрывали окна и -- что было труднее  всего при том скудном
подборе  инструментов,   которыми  он  располагал,  --  ему  удалось  гладко
обстругать доски для обшивки стен, потолка и пола.
     То, что он оказался  способен своими руками исполнить такую непривычную
для  него работу, служило ему постоянным источником радостного удивления. Он
любил свою  работу; ведь он  исполнял ее для жены  и для крошки, который был
отрадой им обоим, хотя и увеличивал в  сотни раз  ответственность и ужас его
положения.
     В этом году  на Клейтона несколько  раз  нападали большие обезьяны. Эти
страшные человекоподобные  бродили теперь, по-видимому,  в  большом числе по
окрестностям. Но  так  как  Клейтон  никогда  уже  не  выходил  без  ружья и
револьверов, он не очень боялся этих огромных зверей.
     Он укрепил решетки  окон и приделал  к двери деревянный замок. Когда он
уходил на охоту за дичью, или собирал плоды для поддержания запасов питания,
он уже не боялся вторжения зверей в маленькую хижину.
     Первое время он убивал дичь прямо из окон хижины, не выходя из дома, но
под  конец животные стали бояться и избегать странного логовища, из которого
вылетал ужасающий гром его ружья.
     В  свободное время Клейтон часто читал вслух  жене книги,  взятые им  с
собой  из Англии.  В их числе было много детских книг с картинками и азбуки.
Они рассчитывали при отъезде, что, прежде чем они смогут вернутьс