з уважения к ней
надевал тогу и сандалии. В тот вечер, собираясь выйти  с Мпингу, он набросил
на себя тогу,  однако  в схватке, предшествующей его  пленению, тогу с  него
сорвали, так что вид Тарзана вызвал интерес у товарищей по заключению.
     Как только тюремщики ушли, белый пленник заговорил.
     - Уж не ты ли тот самый  белый варвар, слухи о котором проникли даже во
мрак и тишину тюрьмы? - спросил он.
     - Я Тарзан из племени обезьян, - ответил Повелитель джунглей.
     - Тот самый, который на руках вынес императора из дворца и опозорил его
охрану? - воскликнул белый. -  Клянусь прахом  моего знатного отца, Сублатус
не оставит тебя в живых.
     Тарзан промолчал.
     -  Говорят,  ты  скачешь  по  деревьям,  словно обезьяна,  -  продолжал
собеседник. - Как же ты попался?
     -  Меня предали, - отозвался Тарзан, потрясая кандалами. - Если  бы  не
наручники, я бы им не дался. Но кто ты? За что тебя упекли в тюрьму цезаря?
     -  Это  тюрьма  не  цезаря,  - возразил  белый.  - Этот  тип,  занявший
императорский трон, никакой не цезарь.
     - Кто же тогда цезарь?
     -  Только  император  Востока имеет право называться цезарем,  - сказал
белый.
     - Насколько я понимаю,  ты не  из  Кастра Сангвинариуса, -  предположил
человек-обезьяна.
     - Верно, - подтвердил собеседник. - Я из Каструм Маре.
     - Почему ты оказался в тюрьме?
     - Именно поэтому.
     - Разве это преступление?
     - Видишь ли, наши города, Каструм Маре и Кастра  Сангвинариус, враждуют
друг с другом. Мы в постоянном  состоянии войны. Время от времени  наступает
перемирие,  когда между  нами  возобновляется торговля. У  нас  есть то, что
нужно им, а у них то, что нужно нам.
     - Разве в такой маленькой долине есть что-либо такое, что одни имеют, а
другие нет? - удивился человек-обезьяна.
     -  А как же! В Каструм Маре, например, есть  железные рудники,  болото,
где  произрастает  папирус, озеро, которое дает  много  такого, чего  нет  в
Кастра Сангвинариусе. Мы  продаем  железо,  бумагу,  чернила, улиток,  рыбу,
ювелирные изделия и многое другое. Они же располагают золотыми копями, а так
как по  их  территории проходит  единственная дорога, связывающая  долину  с
внешним миром, то она дает и рабов, и животных. Жители Кастра  Сангвинариуса
воры и разбойники по натуре. Они  слишком ленивы, чтобы трудиться, и слишком
невежественны, чтобы  обучать рабов ремеслам. В то же время у нас прекрасные
мастера,  которых мы обучаем на протяжении многих поколений. Их изделия идут
в обмен на золото и  рабов. Короче, мы живем гораздо лучше и зажиточнее, чем
жители Кастра Сангвинариуса. Мы более образованны и  вообще довольны жизнью.
Поэтому завистливые жители Кастра Сангвинариуса нас ненавидят.
     -  Зачем  же  ты явился во вражеский  стан,  зная,  что тебя схватят? -
спросил Тарзан.
     -  Тому  виной вероломство  моего  дяди  Валидуса  Августа,  императора
Востока, приславшего меня сюда якобы  с важным поручением, но на самом  деле
для  того,  чтобы  передать в руки  Сублатуса, - ответил тот. -  Меня  зовут
Кассиус Аста. Мой отец был императором до Валидуса. Валидус испугался, что я
стану претендовать  на пурпурную мантию, и  задумал избавиться от  меня,  но
так, чтобы никто ничего  не заподозрил. Посылая меня сюда, он предварительно
подкупил проводников, которые и передали меня в руки Сублатуса.
     - И что тебя ожидает?
     - То же, что и тебя, - ответил Кассиус Аста. - Нас выставят на всеобщее
обозрение на ежегодном празднике в честь Сублатуса, а потом заставят драться
между собой, пока мы не поубиваем друг друга.
     - И когда начнется этот праздник?
     - Все  уже готово, - ответил Кассиус  Аста. - Они нагнали  сюда столько
пленников для предстоящих схваток на арене, что им  пришлось поместить белых
вместе с неграми, чего они обычно не делают.
     - Выходит, негры содержатся здесь именно с этой целью?
     - Да.
     Тарзан обратился в темноту к Лукеди.
     - Ты здесь с односельчанами?
     - Нет. Тут жители деревень из-под Кастра Сангвинариуса.
     -  Еще вчера  мы  были  на  свободе, - вмешался негр,  понимавший  язык
багего, - а завтра нас заставят убивать друг друга на потеху цезаря.
     - Видимо,  вы оскудели физически и  духовно, раз  покорились судьбе,  -
произнес Тарзан.
     - Нас почти  вдвое больше, чем городских жителей, и мы храбрые воины, -
возразил негр.
     - Тогда вы глупцы, - бросил Тарзан.
     - Уже  нет.  Среди нас да  и среди белых из Кастра Сангвинариуса  много
таких, кто не прочь восстать против Сублатуса.
     Услышанное дало Тарзану  пищу для  размышлений. Он знал,  что в  городе
насчитывается около тысячи рабов, а  в  окрестных деревнях -  десятки тысяч.
Если  бы  среди  них объявился вождь, то тирании цезаря пришел бы конец.  Он
поделился своими соображениями  с  Кассиусом Астой,  но патриций уверил его,
что такого вождя нет и быть не может.
     -  Мы  так долго  господствовали над ними, - пояснил он,  - что  страх,
который они испытывают перед нами, превратился во врожденный инстинкт.  Наши
негры никогда не посмеют восстать против своих хозяев.
     - А вдруг посмеют? - спросил Тарзан.
     - Только в том случае, если у них появится белый вождь.
     - Тогда почему бы им не выбрать белого вождя?
     - Это невозможно! - отрезал Аста.
     Их  разговор был прерван приходом отряда солдат, которые привели нового
пленника. При  свете  факелов Тарзан  узнал в  нем Максимуса  Прекларуса. Он
увидел также, что Прекларус заметил его, но поскольку римлянин промолчал, то
и Тарзан не заговорил первым.
     Приковав Прекларуса к стене, солдаты ушли.  Камера вновь погрузилась во
мрак.
     - Теперь  понимаю, почему я оказался  здесь, - нарушил  тишину  молодой
офицер. - Из  ядовитых реплик Фастуса  нынче на  званом  ужине я  понял, что
против меня что-то замышляется,  но не предполагал,  что  буду  арестован на
пороге собственного дома.
     - Я так и знал, что навлеку на тебя беду, - сказал Тарзан.
     -  Не  вини себя, - ответил Прекларус. -  Я был  обречен  с того самого
момента,  как  Фастус  положил глаз на Дилекту.  Чтобы добиться  своего, ему
требовалось  устранить  меня.  Вот  и вся  премудрость,  друг мой,  и все же
интересно узнать, кто же меня предал?
     - Это я, - вдруг раздался голос из темноты.
     - Кто ты? - спросил Прекларус.
     - Это Мпингу, -  сказал Тарзан. - Его арестовали вместе со  мной, когда
мы подходили к дому Диона Сплендидуса, чтобы встретиться с тобой.
     - Встретиться со мной? - опешил Прекларус.
     - Я солгал, - сказал Мпингу. - Но меня заставили.
     - Кто?
     - Офицеры императора и его сын.
     - Понятно, - произнес Прекларус. - Я тебя ни в чем не упрекаю, Мпингу.

x x x
     Холодный голый каменный пол камеры представлял собой неудобное ложе, но
Тарзан, с рождения свыкшийся с превратностями судьбы,  заснул крепким сном и
проснулся  лишь  утром,  когда  тюремщики  принесли пищу. По приказу  хмурых
метисов в форме легионеров рабы раздали заключенным воду и черствый хлеб.
     Во время завтрака Тарзан  разглядывал своих товарищей по заключению. Из
белых здесь  было еще  двое -  Кассиус Аста  из  Каструм  Маре,  сын бывшего
цезаря,  и  Максимус  Прекларус,  патриций,  капитан  легионеров  из  Кастра
Сангвинариуса.
     Остальные  -  негры. Лукеди  из племени  багего,  хорошо относившийся к
Тарзану в деревне Ниуото, Мпингу, раб Диона Сплендидуса, предавший его.  При
свете, проникавшем в зарешеченное оконце, Тарзан узнал также другого  багего
- Огонио,  который бросал  на него  боязливые  взгляды,  как бросал бы любой
человек на того, кто состоит  в тесных  отношениях с духом его  собственного
предка.
     Помимо  этих  трех  негров  здесь находились  пятеро  дюжих  воинов  из
окрестных деревень, настоящих силачей, отобранных, благодаря их великолепной
мускулатуре, для битвы гладиаторов - самого увлекательного номера программы,
которая вскоре пройдет на арене для прославления цезаря и увеселения масс.
     Тесная  камера  была так  забита, что едва вмещала одиннадцать человек,
хотя  на  стене оставалось  одно  свободное кольцо, указывающее на  то,  что
темница недоукомплектована.
     Прошли томительных два дня и две ночи.
     Белые сокамерники как могли старались  отвлечься от тягостных дум, в то
время как негры были полностью деморализованы.
     Тарзан  не  раз завязывал с  ними беседу, особенно с  пятью воинами  из
окрестных  деревень.  Прожив  немало  времени  среди   чернокожих  и  хорошо
разбираясь в их  психологии, он быстро сумел расположить их к себе, а  также
вдохнуть в них заряд решимости для предстоящей борьбы.
     С Прекларусом он беседовал о Кастра Сангвинариусе, а с Кассиусом  Астой
о  Каструм  Маре. Разговор  касался  всех  без  исключения  сторон  жизни  -
праздников и увеселений,  военной структуры и порядков, законов  и  народных
обычаев. Тарзан без устали затрагивал все новые и новые темы, не заботясь  о
том, что его, человека крайне немногословного, могут обвинить в болтливости.
     На третий  день в темницу привели нового заключенного - белого  юношу в
тунике и офицерских  доспехах. Как принято, его встретили  молчанием, но как
только  тюремщики  ушли,  приковав пленника к  последнему незанятому кольцу,
Кассиус Аста взволнованно окликнул его:
     - Цецилий Метеллус!
     Тот повернулся на прозвучавший из мрака голос.
     - Аста! - воскликнул он. - Я узнал бы твой голос даже в преисподней!
     - Какая злая судьба привела тебя сюда? - спросил Аста.
     - Вовсе не злая, раз она свела меня  с моим  лучшим  другом, -  ответил
Метеллус.
     - Но как ты здесь оказался? - допытывался Кассиус Аста.
     - С тех  пор, как ты покинул  Каструм Маре,  произошло  немало всего, -
ответил Метеллус. - Фульвус  Фупус настолько втерся в  доверие к императору,
что все твои друзья  попали  в немилость и  находятся в серьезной опасности.
Септимус  Фавоний  также в опале, и быть  бы ему в тюрьме,  если бы Фупус не
влюбился в его  дочь Фавонию. Но самая отвратительная  новость заключается в
том, что Валидус Август усыновил Фульвуса Фупуса  и назначил его наследником
пурпурной мантии императора.
     - Фупус - цезарь?
     Аста разразился гомерическим хохотом.
     - А прекрасная Фавония? Неужели она питает дружеские чувства к Фульвусу
Фупусу?
     - Нет! - ответил Метеллус. - В том-то и дело. Она полюбила другого.
     - И  кто же избранник Фавонии? - поинтересовался Кассиус Аста. - Может,
ее кузен Маллиус Лепус?
     - Нет, - ответил Метеллус. - Ты его не знаешь.
     - Что за вздор! -  воскликнул Кассиус Аста.  - Разве я не знаю  каждого
патриция в Каструм Маре?
     - Он не местный.
     - Только не говори, что он из Кастра Сангвинариуса!
     - Опять не угадал. Он вождь варваров Германии.
     - Абсурд! - вскричал Аста.
     -  Я говорю правду, - сказал Метеллус.  - Он  прибыл вскоре после того,
как  ты  ушел.  Благодаря  обширным познаниям  в области  истории Древнего и
современного Рима,  он завоевал расположение  Валидуса Августа, но  вместе с
тем навлек  беду на  Маллиуса Лепуса и  Септимуса  Фавония, добившись  любви
Фавонии и вызвав, соответственно, ненависть Фульвуса Фупуса.
     - Как его зовут? - спросил Кассиус Аста.
     - Вроде Эрих фон Харьен, - ответил Метеллус.
     - Эрих фон Харбен? -  переспросил Тарзан. - Я его  знаю. Где он сейчас?
Что с ним?
     Цецилий Метеллус повернулся в сторону человека-обезьяны.
     - Откуда тебе знать Эриха фон Харбена,  ты, сангвинарец? - сказал он. -
Выходит, Фульвус Фупус не солгал Валидусу, и  Эрих  фон Харбен действительно
шпион из Кастра Сангвинариуса.
     - Нет,  - возразил  Максимус Прекларус. - Не кипятись. Эрих  фон Харбен
сроду не бывал в Кастра Сангвинариусе, а мой друг никакой не сангвинарец. Он
белый варвар  из  внешнего  мира, и  если  он говорит  правду,  в  чем  я не
сомневаюсь, то он пришел сюда в поисках этого самого Эриха фон Харбена.
     - Это так, Метеллус! -  вмешался  Кассиус Аста. - Мои  товарищи честные
люди, и за то время, что  мы здесь, мы стали добрыми  друзьями.  То, что они
говорят, правда!
     - Расскажи о фон Харбене,  - попросил  Тарзан.  - Где он? Что с ним? Не
докучает ли ему Фульвус Фупус?
     - Он в тюрьме с Маллиусом Лепусом в Каструм Маре, - ответил Метеллус, -
и если уцелеет на арене, то Фупус придумает иной способ от него избавиться.
     - Когда состоятся у них игры? - спросил Тарзан.
     - В августовские иды, то есть пятнадцатого числа.
     - А сегодня считай девятое, - проговорил Тарзан.
     - Мы же начинаем завтра, - протянул Прекларус.
     -  Мне  говорили,  что  празднество  продлится  примерно  с  неделю,  -
продолжал Тарзан. - Далеко ли до Каструм Маре?
     - Что, надумал прогуляться? - иронически спросил Метеллус.
     - Я решил пойти в Каструм Маре, - ответил Тарзан серьезно.
     - Может, и нас возьмешь с собой? - рассмеялся Метеллус.
     - Ты друг фон Харбена? - спросил Тарзан.
     - Я друг его друзей и враг его врагов, но я не настолько знаком с  ним,
чтобы называть своим другом.
     - Но ты против Валидуса Августа?
     - Да.
     - И Кассиус Аста тоже против своего дяди? - допытывался Тарзан.
     - Еще бы, - подтвердил Аста.
     -  Тогда  возьму  вас  обоих,  -  подытожил  Тарзан.  Метеллус  и  Аста
рассмеялись.
     - Да хоть сейчас, - весело произнес Кассиус Аста.
     - Возьмите и  меня, - попросил Прекларус, - если Кассиус Аста пообещает
остаться мне другом и в Каструм Маре.
     - Обещаю, - согласился Кассиус Аста.
     - Когда уходим? - спросил Метеллус, потрясая цепью.
     -   Я   уйду,   как   только  с   меня   снимут   наручники,  -  сказал
человек-обезьяна. -  Они  должны будут сделать это перед  самой  схваткой на
арене.
     - Не обольщайся. Легионеры будут глядеть  в  оба, чтобы ты не сбежал, -
заметил Кассиус Аста.
     -  Максимус  Прекларус  может  подтвердить,  что  я  дважды  сбегал  от
легионеров Сублатуса, - заявил Тарзан.
     - Верно,  -  сказал Прекларус.  - Он  удрал прямо из  тронного зала  на
глазах императорской охраны и прихватил с собой самого цезаря.
     - Но  если  я  поведу  вас за  собой, то  будет  уже труднее, -  сказал
человек-обезьяна. - А мне хочется повести вас  за собой, чтобы сорвать планы
Сублатуса и отыскать в Каструм Маре Эриха фон Харбена.
     - Ты меня заинтриговал, - сказал Кассиус  Аста. - Я даже начинаю верить
в то, что твоя безумная затея может удастся.

XIV. ИГРЫ
     Сиявшее  в  безоблачном  небе  солнце  возвестило  о  наступлении  9-го
августа.
     Его  яркие  лучи высветили песок, разровненный  граблями  на  пустынной
арене,  и толпы горожан, выстроившихся вдоль  Виа Принципалис - центрального
бульвара Кастра Сангвинариуса.
     Повсюду звучал оживленный говор и  смех. Бродячие торговцы сладостями и
игрушками насилу пробирались сквозь людскую массу,  расхваливая  свой товар.
На всем пути следования от дворца до Колизея выстроились легионеры, сохраняя
свободный проход посередине бульвара.
     Наконец   вдали   со   стороны   дворца   зазвучали  фанфары.   Публика
встрепенулась.
     Показался  кортеж, возглавляемый двадцатью фанфаристами,  за  которыми,
вызывая  бурные  аплодисменты,  следовал  отряд  императорской  охраны.  Гул
восторженных голосов медленно катился вдоль бульвара,  сопровождая появление
цезаря. Одетый в пурпурную  с золотом  мантию, он восседал один в колеснице,
запряженной львами, которых вели за золотые ошейники чернокожие великаны.
     Цезарь  даже  не догадывался о том, что  аплодисменты  черни  относятся
вовсе не к нему, а к прикованным к колеснице пленникам.
     По традиции на арену выпускали самых могучих пленников. На сей  раз эта
участь выпала Ниуото, вождю негритянского племени багего, Цецилию Метеллусу,
центуриону легионеров императора  Востока, и Кассиусу Асте, племяннику  того
же императора. Однако наибольший восторг у толпы вызывал белый варвар-гигант
с копной густых  темных волос, почти обнаженный, если не считать набедренной
повязки из леопардовой шкуры. О нем рассказывали самые невероятные истории.
     Казалось,  он  не  замечал ни  ошейника, ни золотой  цепи, которой  был
прикован  к  колеснице цезаря.  Он гордо шел с высоко поднятой  головой,  не
выказывая  ни  малейшего  страха. В непринужденной мягкости его походки было
неуловимое сходство с диким хищником.
     Затем внимание  толпы переключилось на пленных багего, прикованных друг
к  другу за ошейники,  и на могучих гладиаторов в новых сверкающих доспехах.
Следом  за  ними  появились  носилки с полководцами, знатными  вельможами  и
летописцами.
     Шествие замыкали стада и табуны, захваченные у багего.
     Дилекта наблюдала за  процессией  с крыши своего дома, выискивая  среди
пленников Максимуса Прекларуса, но его там не оказалось. Девушка не на шутку
встревожилась. С тех пор как ее возлюбленный попал в тюрьму, она не имела от
него никаких вестей и не было никого, кто мог бы сказать  ей,  жив ли вообще
Максимус  Прекларус.  И  Дилекта  поспешила  с  матерью   в  Колизей,  чтобы
присутствовать  на  открытии  игрищ.  Ее  душу  терзал  страх  за  Максимуса
Прекларуса.  Если он окажется на арене,  то как бы с  ним не случилось беды.
Если его там нет, то скорее всего он убит приспешниками Фастуса.
     В  Колизее  собралась  огромная  масса  людей, с нетерпением  ожидавших
прибытия  цезаря в сопровождении кортежа  и  открытия  игр,  намеченного  на
полдень.
     Большинство зрителей уже сидели на своих местах, постепенно заполнялись
и ложи патрициев.
     Из  ложи  сенатора  Диона  Сплендидуса, соседствующей  с императорской,
отлично просматривалась  вся  арена. Ковры  и подушки обеспечивали  комфорт,
полагающийся по рангу.
     Никогда  прежде  цезарь  не  устраивал   праздника  с  таким  размахом.
Возбужденную публику ожидало поистине редкостное зрелище.
     Дилекту и прежде не  прельщали игрища, теперь же,  охваченная  страхом,
она и вовсе их возненавидела.
     До   сих  пор  она  взирала   на  участников   с  полным   равнодушием.
Профессиональные гладиаторы никоим образом не интересовали юную патрицианку,
в жизни она с  ними никогда  не  соприкасалась. Воины-негры  и рабы ничем не
отличались для нее  от  зверей,  с  которыми они иногда вступали в поединок,
тогда  как преступники, осужденные  искупить свою вину на арене,  вызывали у
нее лишь  мимолетное  чувство жалости. Юную  красавицу без  сомнения  сильно
возмутила бы  жестокость  боксеров  на  ринге или же  регбистов на матче  за
первенство  университета, однако ее совершенно не трогала жестокость римской
арены, ставшей неотъемлемой частью жизни ее народа.
     Но  сегодня... Сегодня  ее  бил  озноб.  Она  видела в  игрищах  угрозу
собственному счастью и жизни человека, которого любила, хотя внешне никак не
проявляла своей  тревоги.  С замиранием  сердца  ждала  прекрасная  ясноокая
Дилекта, дочь  Диона Сплендидуса,  прибытия цезаря,  что служило сигналом  к
открытию игр.
     Наконец появился Сублатус.  Как только он уселся, в  центр  арены из-за
поднятой решетки потянулись участники предстоящих игр,  которые должны  были
продлиться  целую  неделю.  Впереди всех  шли  трубачи. За ними  пленники, а
следом дикие звери. Последних вели рабы-негры, а наиболее сильных и свирепых
везли в клетках на колесах.
     Это были в основном львы и  леопарды. Здесь  была также пара буйволов и
несколько огромных обезьян.
     Участники выстроились  в сомкнутую  фалангу  перед Сублатусом,  который
произнес  краткую  речь,  суля  свободу и  награду  победителям.  Затем  их,
подавленных и угрюмых, вновь увели в темницу.
     Дилекта  впилась  глазами  в  лица  бойцов, выстроившихся  перед  ложей
цезаря, но Максимуса Прекларуса среди них так и не обнаружила. Вытянувшись в
струну и  затаив дыхание, она  застыла в страшном  напряжении и не  заметила
вошедшего в ложу человека, который опустился на скамью рядом с ней.
     - Его здесь нет,