и вновь заняли свои места, встал Блейк.
     - Король Гобред! Дамы и рыцари Ниммра! Я тоже хочу произнести тост.  За
сэра Малуда!
     На  мгновение  все  удивились и  умолкли,  затем  встали  и  выпили  за
отсутствовавшего рыцаря.
     -  Странный ты человек, сэр Джеймс, - сказал Гобред.  - Выражаешься  не
всегда понятно и  ведешь  себя необычно. И хотя ты говоришь "чин-чин", когда
провозглашаешь тост, и называешь своих друзей "старина"  и "парень", мы  уже
научились  понимать тебя. Нам хотелось бы узнать побольше о твоей стране и о
жизни проживающих там благородных рыцарей. Все ли они столь же великодушны к
побежденному противнику?
     - Если их не освистывают, - ответил Блейк.
     - Освистывают? Наверное, это одна из форм наказания?
     - Ты угадал.
     - И, должно быть, действенная?
     - Ты  попал  в  самую  точку.  Видишь  ли,  освистывание  -  это  почти
единственная форма наказания, которую воспринимают рыцари квадрата и ромба.
     -  Рыцари квадрата и  ромба? Таких  знаков  отличия я  не встречал. Они
храбрые рыцари?
     - Часть  из  них играет на музыкальных инструментах, но  далеко не все.
Возьмем, к примеру,  сэра Джека Демпси,  рыцаря ринга, то есть квадрата.  Он
проявил  себя настоящим рыцарем поражений, а это намного  труднее,  чем быть
великолепным рыцарем победы.
     - Какие еще существуют у вас в настоящее время рыцарские знаки отличия?
     - Мы их отменили.
     - Что?! - воскликнул Гобред.
     - У нас теперь все рыцари, - пояснил Блейк.
     - Все рыцари? Нет ни слуг, ни вассалов? Невероятно!
     - Видишь  ли, со времен Ричарда  многое  изменилось. Люди переосмыслили
старые понятия, наполнили их новым содержанием. Средневековых  рыцарей давно
уж  нет,  но зато сейчас  все мы  -  рыцари труда либо рыцари мира, ну и так
далее, всего не упомнишь.
     - Я вижу,  ты прибыл из прекрасной и  благородной  страны, - проговорил
Гобред. -  Сам посуди, если  у  вас  все рыцари,  то и состязаний проводится
уйма, верно?
     - Ага, - коротко подтвердил Блейк, не желая развивать тему.

XIV. ОДИНОКАЯ МОГИЛА
     Внутри  палатки царил  мрак.  Стимбол прислушался. Впереди  раздавалось
неровное  дыхание  человека, спавшего  беспокойным  сном.  Американец замер,
стараясь   унять  сердцебиение,  затем   пополз   дальше  на   четвереньках,
преодолевая дюйм за дюймом.
     Внезапно рука его задела лежащего. Стимбол зашарил перед собой, пытаясь
уяснить местоположение тела. В одной руке он сжимал нож,  готовый  ударить в
любой миг.
     Стимбол   старался   не   дышать,   чтобы   ненароком    не   разбудить
человека-обезьяну.  Он надеялся, что Тарзан спит тяжелым сном, и рассчитывал
пронзить сердце дикаря с первого раза.
     Пора!  Стимбол   взмахнул   ножом.  Человек  конвульсивно  дернулся.  В
безудержном  порыве  возбуждения  американец быстрыми ударами несколько  раз
подряд вонзил  нож  в живую плоть.  Он  почувствовал,  как на руку  брызнула
горячая кровь.
     Итак,  дело  было  сделано.  Стимбол выбрался  из  палатки.  Охваченный
паническим  страхом,  он  едва  держался  на ногах.  Чудовищность содеянного
парализовала волю американца.
     Словно  во  сне  добрался  Стимбол,  мертвенно-бледный,  с  выпученными
глазами, до шатра Ибн Яда, где рухнул перед самым входом. Вышедший из жилища
женщин шейх обнаружил трясущегося на земле человека.
     - Что ты здесь делаешь, неверный? - спросил Ибн Яд.
     - Я сделал это, Ибн Яд! - насилу выговорил Стимбол.
     - Что именно? - вскричал шейх.
     - Я зарезал Тарзана из племени обезьян.
     - О, горе!  -  запричитал Ибн  ЯД. -  Толлог! Где ты? Хирфа! Атейя! Все
сюда! Вы слышали, что сказал неверный?
     Примчались Хирфа с Атейей.
     -  Нет,  вы  слышали? Каково? - неистовствовал шейх.  -  Он  убил моего
доброго друга, великого шейха джунглей. Мотлог! Фахд! Ко мне!
     Ибн Яд постепенно повышал голос, пока не  дошел до истошных  воплей, на
которые стали сбегаться бедуины.
     Стимбол, и без  того потрясенный содеянным,  от такого  поведения шейха
буквально онемел и скорчился на земле.
     - Взять  его! - приказал шейх первому прибывшему. - Он убил  Тарзана из
племени обезьян, нашего большого друга, который хотел спасти нас и вывести с
этой опасной земли. Теперь  же все обратятся в наших врагов. Друзья  Тарзана
нападут на нас и растерзают. Аллах свидетель, что моя совесть чиста, и пусть
его гнев и гнев друзей Тарзана падет на преступника!
     Собравшиеся  втихомолку  удивились неожиданному  проявлению  дружеского
расположения шейха к Тарзану.
     -  Увести его! - приказал Ибн  Яд. - Утром соберемся и решим, что с ним
делать.
     Охваченного ужасом Стимбола потащили к  жилищу Фахда.  Когда  все ушли,
бедуин наклонился к Стимболу и шепотом спросил:
     - Ты действительно убил шейха джунглей?
     -  Меня толкнул на  это  Ибн Яд,  а сейчас я раскаиваюсь, - пробормотал
Стимбол.
     -  Завтра  тебя  казнят, чтобы  доложить  друзьям  Тарзана, что  убийца
наказан, - проговорил Фахд.
     - Спаси  меня, Фахд, - взмолился Стимбол. - Спаси меня,  и  ты получишь
двадцать миллионов  франков, клянусь тебе!  Как  только  я вырвусь  отсюда и
доберусь до ближайшей  европейской колонии, ты их получишь. Подумай об этом,
Фахд! Двадцать миллионов!
     - Что-то мне не верится, - отозвался Фахд.  -  Во всем свете  нет таких
денег!
     - Клянусь, что у меня их в десять раз больше. Если я обману, ты  убьешь
меня. Выручи, Фахд.
     -  Двадцать  миллионов франков... - пробормотал  Фахд. - Может,  он  не
лжет? Послушай,  неверный.  Не  ручаюсь, что спасу  тебя, но  попробую. Если
получится, а ты не сдержишь обещания, я тебя из-под земли достану. Понял?
     Ибн  Яд приказал двум рабам отнести тело Тарзана на  опушку леса и  там
похоронить.  Те отправились в палатку, завернули труп в  бурнус  и отнесли к
гигантскому  дереву,  под  которым выкопали  неглубокую могилу.  Затем  рабы
швырнули тело в яму, небрежно  присыпали  землей и ушли,  оставив могилу без
опознавательного знака.
     Ранним  утром следующего  дня Ибн Яд созвал старейшин  рода. Когда  все
собрались, оказалось, что Толлога нет. Его искали повсюду, но не нашли. Фахд
высказал предположение, что Толлог, видимо, отправился на охоту.
     Ибн  Яд  разъяснил  присутствующим,  что,  во  избежание  гнева  друзей
Тарзана,  необходимо   немедленно  что-то  предпринять.  Главное  -  отвести
подозрение  от  бедуинов,  а  это   возможно  тольки  если  убийца   понесет
заслуженное наказание.
     Собравшихся  не  пришлось  долго  убеждать,  и  лишь  один  пребывал  в
сомнении.
     Человек этот был Фахд.
     - Неверного нельзя убивать по двум причинам, Ибн Яд, - заявил Фахд.
     - Ради аллаха! Нет такой причины, по которой истинному верующему нельзя
убивать неверного! - воскликнул один из старейшин.
     - Выслушайте меня, - настаивал Фахд, - и я уверен, что вы признаете мою
правоту.
     - Говори, Фахд, - сказал шейх.
     - Неверный очень богатый  и влиятельный человек у  себя на родине. Если
пощадить его, то он даст нам  большой выкуп. Допустим, друзья Тарзана узнают
о его смерти после того, как мы уберемся с этой проклятой земли. Какой тогда
смысл убивать  Стимбола? Если же его убить сейчас, какая у нас гарантия, что
нам поверят, будто Тарзана зарезал он, а мы его казнили за  злодеяние? А вот
если оставить  Стимбола  в живых, то, встретив случайно  друзей Тарзана,  мы
всегда  сможем  сказать,  что  не  тронули  иноверца потому,  что собирались
передать его в их руки для совершения возмездия.
     - Твои слова не лишены здравого, смысла, - проговорил Ибн Яд. - Но если
неверный станет лживо  утверждать, что Тарзана  убили мы? Не поверят  ли ему
скорее, чем нам?
     -  Это не  проблема, -  вмешался все  тот  же старейшина. - Отрежем ему
язык, и он не сможет очернить нас.
     - Мудрые слова! - одобрил Ибн Яд.
     - Ради  аллаха, нет! - вскричал Фахд. - Чем лучше с ним обращаться, тем
больше денег он нам отвалит.
     - Подождем до последнего момента, - решил шейх. - Если увидим, что дела
совсем плохи, тогда и отрежем ему язык.
     Так судьба Уилбера Стимбола была вручена богам, и  Ибн Яд,  избавившись
от Тарзана, занялся наконец неотложными  делами. Взяв с собой большую свиту,
он лично отправился к вождю галла на переговоры.
     Миновав  раскинувшийся  рядом  с  деревней  Батандо  лагерь  с  тысячью
воинами,  шейх окончательно  укрепился в  недобрых  предчувствиях. Теперь он
воочию убедился в  том, что положение его  чрезвычайно шаткое и что придется
сделать хорошую мину при плохой игре, принимая условия старого вождя.
     Батандо встретил его приветливо, не  забывая, впрочем, подчеркнуть свое
высокое положение, и обещал в  следующий же день  провести Ибн Яда к входу в
долину, но прежде потребовал освободить всех рабов галла.
     - Но тогда мы окажемся без носильщиков и слуг, и мои люди выдохнутся, -
возразил Ибн Яд. В ответ Батандо лишь пожал плечами.
     - Погоди хотя бы до нашего возвращения из долины, - попросил шейх.
     - Ни один галла не пойдет с тобой, - сказал Батандо  тоном, не терпящим
возражения.
     Ранним утром  следующего  дня  Ибн Яд с  арабами выступили  в  путь под
надзором  воинов  галла,  державшихся   в  некотором  отдалении.  Фекхуан  и
вчерашние рабы шли среди своих, наслаждаясь  ощущением долгожданной свободы.
Стимбол, от  которого  все  отвернулись,  устало тащился под присмотром двух
молодых бедуинов,  ничего не  соображая  от  страха. Он все  время  с ужасом
вспоминал  об  убитом  им  человеке,  оставшемся  позади  в  своей  одинокой
безымянной могиле.
     На исходе второго дня после того, как был разбит лагерь, Батандо указал
Ибн Яду на скалистый проход в горах.
     - Там есть тропа,  которая ведет в долину, - объявил вождь и добавил: -
Здесь мы вас оставим, а утром разойдемся по деревням.
     На рассвете однако обнаружилось, что галла ушли ночью.
     Не теряя  времени, Ибн Яд велел укрепить  лагерь,  в котором  собирался
оставить  до своего возвращения  женщин и детей.  В  полдень, поручив охрану
лагеря нескольким старикам и юношам, Ибн Яд с бедуинами отправились в путь.

XV. БОЛЬШОЙ ТУРНИР
     Шел  третий день,  как  король  Богун  находился  в  пути с  множеством
рыцарей,  оруженосцев  и   слуг.  Покинув   свой   замок,  расположенный  на
возвышенности над городом Сеполькро, Богун отправился в Ниммр,  где в первое
воскресенье  поста  начинался ежегодный Большой Турнир продолжительностью  в
три дня.
     Колонна  двигалась  сплоченным  строем.  На  ветру  развевались  тысячи
праздничных знамен.  Сверкала на солнце богато разукрашенная конская упряжь.
На спинах у всадников  ярко рдели  красные кресты в знак  прибытия в  Святую
Землю и, соответственно, окончания паломничества.
     Внешне рыцари  Богуна  почти не отличались  от отважных рыцарей Ниммра,
разве что кожаным покрытием шлемов и иной окраской щитов.
     Крепкие вьючные лошади, не уступавшие боевым по праздничному убранству,
везли  шатры и палатки, в  которых разместятся  рыцари  на время  турнира, а
также   предметы   личного  пользования,  запасное   оружие   и  необходимое
продовольствие, так как, согласно традиции, рыцарям обеих враждующих  сторон
запрещалось есть из общего котла.
     Большой  Турнир  являлся  лишь коротким  перемирием,  вовремя  которого
соперники  продолжали  сражаться,  но  уже по иным правилам. Боевые действия
превращались на время в праздничный спектакль  и  демонстрацию удали,  тогда
как зрители  могли не беспокоиться за собственную безопасность. Вместе с тем
дружеские контакты между  обеими группировками не допускались, поскольку это
противоречило серьезности  происходящего;  во  время  турнира  бывало немало
убитых, среди них в основном те, кому предназначался приз.
     Приз этот вручался с целью обострения разногласий, разделявших Передних
и  Задних в  течение вот  уже семи  с  половиной веков, и не мудрено, ведь в
качестве приза выступали пятеро девушек, которых победители увозили с собой,
навсегда разлучая  с  друзьями и  родителями. Боль  разлуки смягчалась  лишь
сознанием того,  что девушек ожидало  достойное обращение  в  соответствии с
канонами рыцарства. И все же на душе оставался горький осадок  от поражения.
Как бы  то  ни  было,  по  окончании  турнира  девушки  передавались  королю
победившей  стороны  и впоследствии  становились  почтенными супругами  пяти
достойных рыцарей.
     Этот  обычай  был  первоначально задуман с благородной целью сохранения
рода обеих сторон путем вливания новой крови, а, возможно, и для того, чтобы
нивелировать различия в нравах, образе жизни и языке.
     Как правило, девушки находили свое счастье  на чужбине и  на судьбу  не
жаловались.  Любая почитала за  честь быть отобранной в  пятерку, и желающих
было гораздо больше, чем того требовалось.
     Выдвинутые городом  Сеполькро в качестве приза  девушки ехали верхом на
белых боевых конях в сопровождении почетного караула в серебряных кольчугах.
Юные создания - одна краше другой - были одеты в роскошные  платья и усыпаны
драгоценностями.
     Многодневные  приготовления  к   турниру  близились   к   концу.  Арену
разровняли  граблями  и  укатали  тяжелыми  деревянными  катками.  Старинные
каменные  трибуны  были  подремонтированы  и  вымыты  дочиста.  Над  ложами,
предназначавшимися для знати, были установлены балдахины. По периметру  поля
были воткнуты шесты для тысячи вымпелов.
     Этим и еще многим другим занималась специальная бригада, а в обнесенном
стенами городе  и  в самом  замке день  и ночь стучал  молоток кузнеца - там
ковались доспехи и оружие.
     Получив  разрешение  на  участие  в  Большом  Турнире, Блейк ожидал его
начала  с таким же нетерпением,  с каким,  будучи студентом, ожидал большого
матча в регби.  Сейчас его  включили  в  два состязания на мечах:  в  первом
заходе в  поединке  пять  на пять,  во втором -  один на один. Блейку  также
предстояло сразиться на копьях в составе сотни Передних против сотни Задних,
но уже в финале турнира,  ибо Гобред, не поощрявший легкого оружия,  отложил
этот вид состязаний на самый конец.
     Король Богун и его  рать разбили лагерь в дубовой роще примерно  в миле
от арены и никуда не  отлучались.  Правила  Большого  Турнира  запрещали  им
приближаться к арене вплоть до начала состязаний.
     Готовясь к участию в турнире, Блейк постарался учесть правила сочетания
цветов, принятых  у рыцарей Ниммра. В итоге, латы американца, его кольчуга и
сбруя лошади  были  одного  цвета  -  черные.  Единственное  разнообразие  в
цветовой  гамме  составляли леопардовое  покрытие шлема,  серебристо-голубой
вымпел  на копье,  кайма того  же цвета на  попоне и красный  крест  как  на
упряжи, так и на груди Блейка.
     Наконец   наступило   долгожданное   утро  турнира.  Выйдя   наружу   в
сопровождении Эдварда, который нес копье и  щит, Блейк оказался среди  ярких
доспехов рыцарей  и  ослепительно разодетых  дам, на  фоне которых выделялся
своим траурным видом.
     Черные доспехи Блейка моментально привлекли всеобщее внимание. Сразу же
вокруг  него образовалась  толпа,  что говорило о чрезвычайной  популярности
Блейка. Не все однако одобрили его  одеяние, считая, что черный цвет слишком
мрачен и удручающ.
     Блейк отыскал глазами Гвинальду. Принцесса сидела на скамье,  беседуя с
девушкой, отобранной в качестве приза от Ниммра.  Американец раздвинул людей
и направился  к  ней. При  виде  Блейка Гвинальда слегка  наклонила  голову,
отвечая на его поклон, затем возобновила прерванный разговор.
     Поведение  Гвинальды  не  оставляло сомнений  в том,  что  принцесса им
недовольна, однако Блейк решил не уходить,  не выяснив причины. Не  могла же
она в самом деле сердиться на  него из-за  того,  что он нечаянно выдал свои
чувства. Причина была явно иная.
     Блейк не уходил,  хоть девушка  и продолжала его игнорировать. Он стоял
молча, дожидаясь, когда на него обратят внимание.
     Вскоре принцесса и ее собеседница стали проявлять признаки нервозности.
В  их разговоре  появились  паузы.  Гвинальда раздраженно  топнула  ногой по
настилу, щеки  ее  зарделись от возмущения.  Ее  соседка  нервно  затеребила
складку  своего  плаща.  Наконец  она поднялась и,  поклонившись  принцессе,
попросила разрешения попрощаться.
     Гвинальда простилась с ней и, оставшись наедине с Блейком, не выдержала
его присутствия и резко повернулась к нему.
     - Я была права! - обрушилась на него Гвинальда.  - Ты  дерзкий грубиян.
Что ты  стоишь и пялишься, раз я ясно дала понять, что не желаю тебя видеть!
Уходи!
     - Дело в том... - замялся Блейк. - Дело в том, что я люблю тебя!
     - Милорд! - воскликнула Гвинальда, вскакивая на ноги. - Как ты смеешь!
     - Ради  тебя,  моя принцесса, я осмелюсь на  все, что угодно, - ответил
Блейк, - потому что люблю тебя!
     Гвинальда посмотрела ему в глаза, затем сделала презрительную гримасу.
     - Ты лжешь! - сказала она. - Мне известно, что ты обо мне говорил!
     И  принцесса,  не  дожидаясь ответа,  стремительно  ушла. Блейк ринулся
вдогонку.
     -  Что я такого говорил? Ничего, чего  бы  не смог повторить перед всем
Ниммром.  Я даже сэру  Ричарду, своему лучшему другу,  не осмелился сказать,
что люблю тебя. Это слышала ты одна.
     - Меня не проведешь, - рассердилась Гвинальда. - И довольно об этом!
     - Но... - начал Блейк.
     В  тот  же  миг  прозвучала  труба,  сигналя рыцарям  седлать  лошадей.
Подбежал паж Гвинальды,  уговаривая  ее  присоединиться к отцу. Появился сэр
Ричард и схватил Блейка за руку.
     - Пойдем,  Джеймс!  Нам пора  уже  быть  в седле.  Сегодня  мы в первой
шеренге.
     И Блейку  пришлось  уйти, так и не  получив объяснения от принцессы  ее
непонятного поведения.
     Многоцветная,  живописная  толпа,  состоящая  из дам,  рыцарей,  пажей,
оруженосцев, конюхов, вооруженных  воинов и всадников, заколыхалась, придя в
движение.
     С полчаса вокруг замка царил хаос, пока наконец организаторам, насквозь
промокшим от пота,  и кричащим  герольдам  удалось выстроить кортеж, который
медленно и торжественно прошествовал по извилистой дороге, ведущей к арене.
     Впереди  выступали  церемониймейстеры  и  герольды,  за  ними  двадцать
трубачей,  затем следовал Гобред верхом на коне, возглавляя группу рыцарей с
яркими вымпелами,  реющими на  ветру.  Вслед за  ними шествовали дамы, потом
снова рыцари. В арьергарде шагали воины с арбалетами, копьями и секирами.
     Тем  временем рыцари Богуна,  покинув лагерь, строем  подошли  к арене.
Церемониймейстеры  организовали движение  таким  образом, чтобы  обе стороны
вступили на поле одновременно.
     Покинув кортеж, дамы  Ниммра  поднялись  на  трибуну.  Пятерых  девушек
Ниммра  и  пятерых  из  Сеполькро  отвели  на  помост в  конце  арены. Затем
участники  выстроились  плотным  строем  - рыцари Ниммра на  южной  стороне,
рыцари Сеполькро на северной.
     Гобред и Богун  вышли на середину, где встали лицом к лицу. Затем Богун
размеренно-торжественным голосом бросил традиционный  старинный вызов, после
чего протянул  Гобреду перчатку.  Тот принял перчатку,  а тем самым и вызов.
Итак, турнир был официально открыт.
     Как  только Гобред и Богун вернулись к своим, на поле вышли  рыцари. Те
же,  кому  предстояло  участвовать  в  последующие  дни,  ушли  на  трибуну,
остальные  выстроились для  совершения  круга вокруг арены. Делалось  это  с
двоякой целью: с  одной  стороны,  показать  себя  противнику и  зрителям, с
другой,  - посмотреть  на выставленные  соперником призы. В числе  последних
были  не  только  девушки,  а  и  богатые украшения  из  драгоценных камней,
доспехи, мечи, копья, щиты, кони - все то,  что имело большое  значение  для
рыцарей и что могли оценить дамы.
     Сначала парадным  строем прошли  рыцари  Сеполькро во главе  с Богуном.
Проезжая мимо трибуны, король вовсю пялился на  женщин,  что сразу бросилось
всем в  глаза. Богун был мол