тело Тарзана из племени обезьян.
     - Бог Огня простер свою длань, чтобы отомстить  за оскверненный алтарь!
-  вскричал  верховный  жрец,  и  глаза  его вспыхнули  безумным  фанатичным
блеском.
     Но  другой   жрец,  может   быть,  более  практичный,  а  может,  более
осторожный,  склонился  над  телом человека-обезьяны  и приложил  ухо к  его
груди.
     - Он не умер, - прошептал он, - возможно, он просто спит.
     - Тогда  хватайте  его  скорее,  -  приказал  Кадж,  и  в ту же  минуту
несколько  волосатых   фигур  набросились   на   Тарзана.  Он  не   оказывал
сопротивления, даже не открывал глаз, и вскоре его руки были заломлены назад
и крепко связаны.
     -  Тащите  его на открытое  пространство,  где  глаз Пламенеющего  Бога
сможет взглянуть на него, - крикнул Кадж.
     Воины  выволокли Тарзана  на солнечный  свет,  и Кадж,  верховный жрец,
вытащил нож,  поднял  его над головой  и встал над распростертым телом своей
жертвы.  Сторонники  Каджа  сгрудились  вокруг  человека-обезьяны, а  другие
встали  за  спиной  верховного  жреца.  Они  чувствовали   себя  неуверенно,
переминаясь  с  ноги  на  ногу,  переводя  взгляды  с  Тарзана  на  Каджа  и
посматривая украдкой на солнце, стоящее высоко в небе и скрытое облаками. Но
какие бы мысли ни тревожили их полудикие мозги, среди них нашелся лишь один,
осмелившийся  подать  голос.  Это был жрец,  который днем  раньше  оспаривал
решения Каджа.
     - Кадж, - сказал он. - Кто ты  такой, чтобы  в одиночку совершить обряд
жертвоприношения Богу Огня? Это привилегия нашей  верховной жрицы и королевы
Лэ. Думаю, она не на шутку рассердится, когда узнает о твоем самоуправстве.
     - Замолчи,  Дуз! - закричал Кадж. - Я  - верховный жрец  и муж королевы
Лэ. Мое слово - закон в Опаре. И ты сохранишь пост жреца и саму жизнь,  если
будешь помалкивать.
     - Твое слово не закон, -  ответил Дуз сердито. - Если  ты вызовешь гнев
Лэ, верховной жрицы, или Бога  Огня, ты можешь быть  наказан так  же, как  и
любой другой.  Если ты  совершишь это жертвоприношение, ты можешь рассердить
их обоих.
     - Хватит! - перебил Кадж. - Бог Огня разговаривал со мной и потребовал,
чтобы я принес в жертву этого осквернителя храма.
     Он склонился над  человеком-обезьяной и, примериваясь, коснулся острием
кинжала его  груди, затем, подняв  оружие,  приготовился нанести смертельный
удар прямо в  сердце. В  этот миг солнце скрылось за облаком, и на них упала
тень. Окруживших Каджа жрецов охватила тревога.
     -  Смотри! - воскликнул Дуз.  - Бог Огня сердится. Он спрятал свое лицо
от людей Опара.
     Кадж  замер. Он бросил полувызывающий, полуиспуганный взгляд на облако,
скрывшее  солнце.  Затем  медленно  встал на ноги и,  подняв руки  кверху  к
скрывшемуся  Богу  Огня,  немного  помолчал, как бы  внимательно  к  чему-то
прислушиваясь. Затем резко повернулся к своим спутникам.
     - Жрецы Опара! -  крикнул он. - Бог Огня  говорил  со  своим  верховным
жрецом  Каджем.  Он  не сердится.  Он  желает  поговорить  со  мной  лично и
приказывает вам удалиться в заросли, пока  мы будем  беседовать. Потом я вас
позову. Ступайте!
     Большинство жрецов  безропотно  подчинились  приказу,  лишь Дуз  и  еще
несколько задержались, видимо, не вполне доверяя словам Каджа.
     -  Убирайтесь!  - повторил приказ верховный жрец,  и  так  сильна  была
привычка  к подчинению,  что колебавшиеся  в  конце  концов  ушли  вслед  за
остальными. Хитрая улыбка осветила лицо Каджа, когда последний  жрец скрылся
из виду, а затем он  снова обернулся к человеку-обезьяне. Однако, врожденный
страх перед божеством  заставил его поднять голову и вопрошающе взглянуть на
небо. Он  решил убить  Тарзана,  пока Дуз и остальные жрецы  отсутствуют, но
страх сдерживал его. Кадж подумал, что следует подождать немного. Пусть свет
божества вновь упадет на него, подтверждая, что задуманное им угодно богу.
     Большое облако  закрыло солнце, и Кадж нервничал, ожидая его появления.
Шесть раз поднимал он свой нож, чтобы нанести смертельный удар, и всякий раз
суеверное чувство удерживало  его. Прошло  пять, десять, пятнадцать минут, а
солнце все  еще оставалось закрытым. Наконец Кадж увидел, что облако вот-вот
уйдет, и склонился над  Тарзаном с  ножом  в  руках, готовый к тому моменту,
когда луч  солнца  в  последний раз  коснется еще живого  человека-обезьяны.
Глаза верховного жреца полыхали дьявольским огнем, еще мгновение, и Бог Огня
даст  знак   одобрения   готовящемуся  жертвоприношению.   Кадж  дрожал   от
нетерпения. Подняв  нож  повыше, он напряг  мускулы,  приготовившись вонзить
лезвие, как вдруг тишину джунглей нарушил женский крик.
     - Кадж!  -  послышалось  одно лишь слово, но  оно  поразило  верховного
жреца, как гром среди ясного неба.
     Все еще держа нож в руке, Кадж обернулся на звук и увидел у края поляны
фигуру Лэ, верховной жрицы, а за ней Дуза и несколько младших жрецов.
     -  Что это  значит,  Кадж?  -  требовательно  и  сердито  спросила  Лэ,
приближаясь к нему через поляну.
     Верховный жрец угрюмо поднялся.
     - Бог Огня потребовал жизнь этого нечестивца, - крикнул он.
     - Ты говоришь ложь! - возразила она. - Бог Огня говорит с людьми только
устами верховной  жрицы.  Ты  стал  слишком часто  нарушать  волю  королевы.
Напомню тебе, Кадж, что власть над жизнью и смертью своих подданных, которой
наделена королева, распространяется и  на тебя. Наши  легенды  гласят, что в
течение многих веков существования Опара на алтарь Бога Огня был вознесен не
один   верховный   жрец!   Вполне   вероятно,   что  еще  кое-кто,   слишком
самоуверенный,  может последовать  по их  пути...  Поэтому  мой  тебе совет:
обуздай тщеславие и властолюбие, чтобы они не привели тебя к гибели.
     Кадж сунул нож в ножны и неохотно  отошел,  бросив  злобный  взгляд  на
Дуза, которого  заподозрил  в  своей неудаче.  Было очевидно,  что внезапное
появление королевы на некоторое время выбило его из  колеи, но те,  кто знал
Каджа, не  сомневались,  что  он  не  откажется от  своего  намерения  убить
человека-обезьяну при первой же возможности. Среди жителей Опара у него было
немало сторонников, и вряд ли Лэ могла противостоять такой мощной оппозиции.
Конфликт носил  долгий  характер.  С  самого начала  Лэ  не скрывала  своего
отвращения к  Каджу и под разными  предлогами откладывала церемонию свадьбы.
Народ был  недоволен  таким нарушением  древних  обычаев,  а кроме того, это
служило явным доказательством ее страстной, доходящей до безрассудства любви
к человеку-обезьяне. В конце концов она вынуждена была дать согласие на брак
с Каджем, но женитьба не разрешила противоречий.
     Тех, чье положение в городе зависело от благосклонности королевы, очень
тревожил вопрос, как долго продержится она на троне. Все эти обстоятельства,
естественно, учитывал и Кадж, и нет ничего странного в том, что он вынашивал
коварные замыслы. Его союзницей  стала  жрица по имени Оу,  которая  мечтала
занять  положение Лэ. Если бы удалось убрать  Лэ, Кадж смог  бы сделать так,
чтобы Оу стала верховной жрицей, а она, в свою очередь, пообещала ему  выйти
за него замуж и передать в его руки реальную власть над Опаром. Заговорщиков
сдерживал лишь суеверный страх  перед божеством,  но достаточно  было искры,
чтобы  вокруг  королевы  вспыхнуло  пламя  измены.  Пока  ее  жизнь  была  в
безопасности,  и  у  нее  хватило власти предотвратить кровавую расправу над
Тарзаном, но ее судьба, ее собственная  судьба теперь висела на волоске и во
многом зависела от  того,  как  она будет  относиться  к пленнику.  Либо она
пощадит его и обнаружит свои  чувства,  либо не подаст вида, что сохраняет к
нему  великую  любовь, в которой  она  никогда открыто  не  признавалась,  и
обречет его на гибель.
     Кадж  и его приспешники теперь очень  внимательно  следили  за ней. Она
подошла к Тарзану и, посмотрев на него несколько секунд, спросила:
     - Он мертв?
     - Он был жив, когда Кадж отослал нас  отсюда, -  ответил Дуз. - Если он
мертв, значит, Кадж убил его во время нашего отсутствия.
     -  Я его  не убивал, -  отозвался Кадж. -  Это право  я  передаю  нашей
королеве. Ты  должна совершить  акт  жертвоприношения,  Лэ. Глаз  Бога  Огня
смотрит  на  тебя, верховная  жрица Опара. Нож у твоего бедра, жертва  перед
тобой. Действуй!
     Лэ  не  обратила  внимания  на  слова  мужа. Она повернулась  к  Дузу и
сказала:
     - Если он еще жив, соорудите носилки и отнесите его в город.
     Так Тарзан снова прибыл в древний Опар.  Действие наркотического зелья,
которое Краски влил в кофе, не  проходило в течение многих часов. Была ночь,
когда Тарзан открыл глаза, на  мгновение  он  был сбит  с  толку  темнотой и
молчанием, окружившим его. Сначала он понял  лишь то, что лежит  на звериных
шкурах  и что  он невредим,  ибо не  чувствовал боли.  Медленно сквозь туман
наркотического   опьянения   в  его   сознании   восстанавливалась   картина
предшествующих  событий.  Внезапно он  понял,  какую  коварную шутку  с  ним
сыграли, но не мог представить,  как  долго находился  он без сознания и где
теперь пребывает.  Осторожно  встав на ноги,  Тарзан не почувствовал ничего,
кроме легкого головокружения. Вытянув руки перед  собой он наощупь  двинулся
вперед. Вскоре его пальцы наткнулись на каменную стену, и, пройдя вдоль нее,
Тарзан  понял,  что  находится   в  небольшой  комнате   с  двумя  выходами,
расположенными  друг  против друга. Он  мог пользоваться  только осязанием и
обонянием,  и  они  подсказали   человеку-обезьяне,  что   он   находится  в
подземелье.  По мере  того,  как  действие  наркотика  проходило,  к Тарзану
возвращалась  острота  ощущении,  и  вскоре  он  почувствовал,  что  запахи,
окружавшие его, были знакомыми.
     Вдруг  сверху  сквозь каменную кладку до его  слуха  донесся  отголосок
жуткого  крика,  приглушенного  и  неотчетливого, но  достаточного, чтобы  в
сознании Тарзана вспыхнул поток  воспоминаний и ассоциаций, а знакомый запах
подсказал, что он находится в темнице Опара.
     Над ним в своей комнате в храме Лэ, верховная жрица,  металась без сна.
Она слишком хорошо  знала характер  своих подданных и  вероломство Каджа. Ей
был   известен   религиозный   фанатизм,   заставлявший   звероподобных    и
невежественных  жителей   Опара   совершать  необдуманные  поступки,  и  она
догадывалась, что Кадж сыграет  на этом, если она  и на сей раз  не совершит
ритуал жертвоприношения человека-обезьяны  Богу Огня. Попытки найти выход из
создавшегося положения и были причиной бессонницы, ибо в глубине сердца  она
не хотела лишать жизни Тарзана из племени обезьян. Верховная жрица жестокого
божества  хотя  и  была  королевой племени  полулюдей-полуживотных,  все  же
оставалась женщиной,  отдавшей свою любовь  бесподобному  человеку-обезьяне,
который волею  судьбы вновь оказался в ее власти. До этого дважды он избегал
ее жертвенного кинжала, но всякий раз любовь побеждала смерть.
     Нынешняя же  ситуация  казалась  Лэ  неразрешимой. Тот  факт,  что  она
являлась законной  женой  Каджа,  лишал ее всякой надежды выйти когда-нибудь
замуж за Тарзана.  Тем  не менее она  решила во что  бы  то ни стало  спасти
Тарзана, если появится хоть малейшая возможность.  Дважды он спасал жизнь ей
самой. Первый раз защитил ее от сумасшедшего жреца, второй - от обезумевшего
Тантора. Тогда она дала слово, что если человек-обезьяна когда-либо вернется
в Опар,  он всегда найдет радушный  прием,  но времена изменились, и влияние
Каджа  возросло, и она знала, что неистребимая ненависть к  Тарзану  глубоко
укоренилась в  его сердце. Недобрые предзнаменования видела она в косых злых
взглядах, которые бросали на нее. Раньше или позже они осмелятся  осудить ее
и выйдут из подчинения. Нужно было пойти на  небольшую уступку, и теперь все
ждали, как поведет она себя с Тарзаном. Было уже далеко за полночь, когда  к
ней вошла одна из жриц, охранявших вход в ее спальню.
     - С вами хочет поговорить Дуз, - шепнула служанка.
     - Уже поздно, - ответила Лэ, - и мужчинам запрещено входить в эту часть
храма. Как он попал сюда и зачем?
     - Он  сказал,  что пришел, чтобы помочь Лэ,  которой  угрожает  большая
опасность, - ответила жрица.
     -  Тогда пусть войдет, - согласилась Лэ, - но запомни, если тебе дорога
твоя жизнь, ты должна молчать.
     - Я  буду  молчать, как камни  алтаря, - отозвалась девушка и  вышла из
комнаты.
     Спустя минуту она вернулась в сопровождении Дуза, который остановился в
нескольких футах перед верховной жрицей, приветствуя ее. Лэ сделала служанке
знак удалиться и вопросительно повернулась к мужчине.
     - Говори, Дуз, - приказала она.
     - Мы все знаем о любви Лэ к неизвестному человеку-обезьяне, - начал он,
- но не мне, простому жрецу,  знать мысли верховной жрицы. Мое дело - честно
служить тебе и  сделать все, чтобы предупредить о заговоре, который плетется
вокруг тебя.
     - Что ты имеешь в виду, Дуз? Кто готовит заговор против меня?
     - В данное время Кадж, Оу и еще несколько жрецов и  жриц  разрабатывают
план твоей  гибели. Они повсюду расставили  своих шпионов,  чтобы следить за
каждым твоим шагом. Зная, что ты желаешь освободить  Тарзана, они подошлют к
тебе человека, который вызовется  помочь  организовать  его  побег.  Если ты
согласишься, шпионы  тут  же сообщат всем о твоем намерении.  Если же Тарзан
все-таки  выберется  из темницы,  на  тропе,  ведущей  из города,  Кадж и Оу
расставили  своих людей, которые  нападут на человека-обезьяну и  убьют  его
прежде, чем  Бог Огня дважды скроется  в  западном  лесу.  Есть  только один
способ спасти себя, моя госпожа.
     - Какой? - спросила Лэ.
     - Ты должна собственноручно  принести человека-обезьяну  в  жертву Богу
Огня на алтаре нашего храма.
VIII. ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
     На следующее утро,  когда  Лэ позавтракала и  отправила Дуза с едой для
Тарзана, к ней  на прием напросилась  молодая жрица, сестра  Оу. Прежде  чем
девушка  заговорила,  Лэ  догадалась,  что  она  является  агентом  Каджа, и
вероломный  план, о  котором  ее предупредили,  начал  действовать.  Девушка
чувствовала себя  явно  неловко и  выглядела испуганной, так как побаивалась
королеву и знала, что в ее власти в любой момент предать ее смерти.
     Лэ за ночь сумела придумать  контрплан, который, по ее расчетам, должен
был  ошеломить  Каджа  и  его  сообщников. Она  молча ждала,  когда  девушка
заговорит о главном, но та долгое время не могла на это решиться и болтала о
разных пустяках. Верховная жрица забавлялась, глядя на ее смятение.
     - Не  так уж часто, -  сказала Лэ, - сестра Оу приходит во дворец своей
королевы без приглашения. Я рада видеть, что она наконец-то осознала услугу,
которой обязана верховной жрице Пламенеющего бога.
     - Я  пришла  сказать  тебе, -  начала девушка,  набравшись  мужества  и
произнося заученные  фразы, - что  я нечаянно  услышала разговор, содержание
которого может представлять для тебя интерес, и, я уверена, обрадует тебя.
     - Да? - удивилась Лэ, подняв свои дугообразные брови.
     - Я нечаянно услышала, как Кадж беседовал со своими младшими жрецами, и
отчетливо слышала, что он сказал, будто был бы рад, если бы человек-обезьяна
совершил  побег,  поскольку   это  вывело   бы  тебя   и  самого   Каджа  из
затруднительного  положения.  Я  подумала,  что Лэ, королева Опара,  была бы
счастлива  узнать  об  этом,  ибо  всем  известно,  что она  обещала  дружбу
человеку-обезьяне и не желает приносить его в жертву Пламенеющему богу.
     - Я вполне сознаю свой долг, - произнесла Лэ надменным тоном, - и  я не
нуждаюсь в  том, чтобы Кадж или кто-нибудь из  жрецов или служанок напоминал
мне о нем. Я знаю права верховной жрицы,  и одно  из них  -  право приносить
жертвы. Именно  поэтому я не позволила  Каджу  совершить этот  обряд.  Ничья
рука,  кроме  моей,  не  может  отдать  кровь  жертвы Пламенеющему  богу,  и
послезавтра человек-обезьяна умрет под моим ножом на алтаре нашего храма!
     Эффект этих слов, произведенный  на девушку, был именно таким, на какой
рассчитывала  Лэ.  На  лице  сообщницы Каджа  промелькнуло  разочарование  и
огорчение, она даже не нашла,  что ответить,  ибо в данной ей  инструкции не
предвиделось такое поведение Лэ. Она  едва  сумела придумать какую-то слабую
отговорку, чтобы побыстрее покинуть  дворец.  Лэ проводила ее с улыбкой. Она
не собиралась убивать  Тарзана, но  об  этом сестра Оу, конечно, не знала  и
поэтому,   вернувшись,  принялась   пересказывать   Каджу   весь   разговор,
старательно   воспроизводя  все  подробности.  Верховный  жрец  был  глубоко
раздосадован,  ибо его план рушился на глазах. Присутствовавшая  при  беседе
Оу, закусила губу  от разочарования.  Никогда еще она не была так  близко от
вожделенной  цели  стать  верховной жрицей.  В течение нескольких минут  она
расхаживала   взад-вперед  в   глубокой   задумчивости,  а  затем   внезапно
остановилась перед Каджем.
     - Лэ любит  этого  человека,  - сказала она.  - Даже  если она  решится
принести  его  в жертву,  это будет продиктовано лишь страхом перед жителями
Опара. Она все еще любит его,  Кадж, как ни обидно тебе это  слышать. Тарзан
знает об этом и доверяет ей, а  раз  так, есть способ... Послушай,  Кадж, мы
подошлем кого-нибудь к  человеку-обезьяне,  и он  скажет, что пришел  от Лэ,
которая  приказала  освободить его  и  помочь  бежать. Этот  некто  приведет
Тарзана прямо к  нашей  засаде,  а  когда  он  будет  убит, мы  обвиним Лэ в
вероломстве.  Наш человек скажет всем, что  Лэ  приказала вывести Тарзана из
города, и это вызовет массовое недовольство. Вот тогда ты и потребуешь жизнь
Лэ во имя искупления греха. Таким образом мы легко избавимся от них обоих.
     - Отличная мысль!  - воскликнул Кадж.  - Надо  будет провернуть все это
завтра  на  рассвете,  и,  прежде  чем  Пламенеющий  бог  спустится  в  свою
опочивальню, он успеет взглянуть на новую верховную жрицу Опара.
     Ночью Тарзан был разбужен  стуком в одну из дверей темницы. Он услышал,
как отодвигают  засов, затем дверь, чуть  скрипнув, медленно приоткрылась. В
темноте он  не  мог  разглядеть пришедшего,  до  его  слуха  доносились лишь
осторожные  шаги, обутых в сандалии ног, потом в темноте прозвучало его имя.
Голос был женский.
     - Я  здесь, -  отозвался он. - Кто ты, и что тебе  нужно  от Тарзана из
племени обезьян?
     - Твоя жизнь в опасности, - ответил голос. - Иди следом за мной.
     -  Кто  послал  тебя?  - спросил человек-обезьяна;  его  чувствительное
обоняние  пыталось  определить,  кем  был ночной гость,  но воздух  был  так
насыщен  ароматом  благовоний,  которыми  было  умащено  тело  женщины,  что
невозможно было разгадать, принадлежит ли она к сословию  жриц  или к какому
другому.
     -  Меня  послала  Лэ, - ответила незнакомка,  -  чтобы  вывести тебя из
темницы на свободу во внешний мир за городскими стенами.
     Ощупью в темноте она наконец нашла его.
     -  Вот  твое  оружие,  -  сказала  она,  передавая  ему  нож, а  затем,
повернувшись, взяла  его за руку и  повела через  длинный  извилистый темный
коридор.  Они  спускались  по ступенькам,  проходили  сквозь  многочисленные
двери,  которые  скрипели на  ржавых  петлях,  и вскоре  Тарзан  уже не  мог
сообразить, в  каком  направлении они движутся и  как далеко  успели пройти.
Когда  Дуз принес  ему  еду, Тарзан понял  из отрывистых  фраз жреца, что Лэ
расположена к  нему  дружески  и  что она спасла его  от  Каджа,  когда  тот
обнаружил  его  в лагере  европейцев,  опоивших его  зельем  и  бросивших на
произвол судьбы. Поэтому, когда незнакомка  сказала, что  она от  Лэ, Тарзан
сразу   доверился   ей.   Невольно   он   вспомнил  предостережение   Джейн,
отговаривавшей его от третьего путешествия в Опар, и хотя он не  предполагал
входить в сам город, но, видимо, над Опаром  витал  некий демон,  угрожавший
жизни  каждого,  кто  осмеливался  приблизиться   к  запретному  горо