ят туземцы.  Какой-то
чернокожий  парень  выехал  на  нем  из  деревушки  и,  гребя  одним веслом,
неторопливо  направил  его к  середине  реки. Там  он пустил челн  плыть  по
течению, а сам беспечно улегся на дно своего челна.
     Не подозревая о том, что с  берега жадно  следят за ним чьи-то жестокие
глаза, молодой негр медленно плыл вниз по течению.  А в это время  по берегу
шел,  не  отставая  от  него,  Павлов.  Чернокожий  юноша проехал  небольшое
расстояние,  а затем направил лодку к берегу,  где  таился Павлов, к большой
радости последнего.  Павлов спрятался в кустарнике и  следил, куда  причалит
челнок.  В этом  месте течение  реки  было  очень медленное. Так же медленно
приближался  и  челнок.  Парень,  не  торопясь,  направил  свою  лодку   под
небольшое, свешивающееся над водой дерево.
     Павлов уподобился пресмыкающемуся:  он лежал на траве. Жестокие, хитрые
глаза были устремлены на желанный челн; он оценивал  взглядом  фигуру юноши,
взвешивал свои  шансы  на успех  в  случае возможного столкновения.  У  него
оставалось  уже очень  мало времени, чтобы попасть на "Кинкэд"  до рассвета.
Оставит ли когда-нибудь этот чернокожий болван свой челн? Павлов  выходил из
себя.  А  юноша, не торопясь, с  ленивой  медлительностью осмотрел  стрелы в
колчане, попробовал лук, вынул охотничий нож... Затем он потянулся и зевнул.
Посмотрел на  берег,  передернул  плечами  и  опять  улегся  на  дно,  чтобы
вздремнуть до заката солнца.
     Павлов  слегка  приподнялся.  Он  не  отрывал  глаз  от  своей  жертвы.
Чернокожий парень  закрыл глаза; он заснул.  Павлов встал на ноги.  Желанная
минута наступила...
     Павлов  подкрался  поближе. Ветка захрустела под  тяжестью  его ног,  и
юноша  беспокойно повернулся во сне. Павлов вытащил  револьвер и нацелился в
чернокожего.  Он застыл в  ожидании, но тот  уже  опять  крепко спал.  Белый
человек подполз  еще ближе. Он знал, что необходимо выстрелить  без промаха.
Близко  наклонившись  над спящим,  Павлов  приставил  дуло револьвера к  его
груди. Молодой  негр продолжал безмятежно спать; нежный пушок  лежал на  его
темных щеках; он улыбался во сне.
     Рука  Павлова не  дрогнула  при  виде  картины  счастливой  безмятежной
молодости.  С  усмешкой на  губах надавил он  на курок. Послышался негромкий
сухой треск,  слабо прозвучавший в сыром воздухе. Тело немного приподнялось.
Улыбавшиеся губы конвульсивно передернулись, и безвестный чернокожий мальчик
погрузился в глубокий, вечный сон.
     Убийца быстро вскочил в челн, схватил мертвого мальчика и  без зазрения
совести перебросил его за борт в темную, кишевшую крокодилами реку...
     Отвязать веревку было делом одной минуты. И, схватив весло, Павлов стал
лихорадочно грести по направлению к бухте  Угамби. Уже наступила ночь, когда
челн выехал из притока на реку Угамби. Павлов напрягал свое зрение, стараясь
пронизать быстро сгустившуюся темноту.
     Стоял ли  еще пароход  в водах  Угамби, или же Тарзан отважился выйти в
море?  Это  было  весьма  возможно, так как  ветер  утих. Эти вопросы сильно
тревожили  Павлова.  Ему  казалось  в  темноте, что  он  несется  с  большой
скоростью; поэтому он все больше  убеждался, что давно должен был достигнуть
места стоянки "Кинкэда".
     Но  вот перед ним показалась светящаяся точка  -- это был мигающий свет
корабельного фонаря.  Павлов перестал  грести,  предоставив  челну плыть  по
течению,  изредка  погружая  бесшумно  весло  в воду, чтобы  направить  свое
примитивное судно к борту парохода.
     Темная масса корабля  как-то  сразу выросла  перед  ним в  темноте.  Ни
единого звука  не доносилось с палубы.  Никем не замеченный,  Павлов подплыл
вплотную к  пароходу. Легкий  стук его  лодки, ударившейся о  борт "Кинкэда"
почти не нарушил молчания ночи.
     Дрожа от нервного возбуждения, Павлов несколько минут сидел  неподвижно
в  лодке. Наверху было все  спокойно,  ничто не свидетельствовало о том, что
его заметили.  Тогда он осторожно направил челн вдоль борта, пока веревочная
лестница не оказалась как раз над  ним.  Привязав лодку, он вылез  из  нее и
поднялся, никем не замеченный, на палубу
     Он  чувствовал  сильное  нервное  напряжение.  Невольно  подумал  он  о
страшной команде, которая сейчас находилась  на пароходе, и мурашки забегали
у него по спине. Но кругом  все было пусто и тихо.  Даже вахтенного  не было
нигде видно.
     Павлов  бесшумно подкрался к матросской каюте. Там тоже было тихо.  Люк
был поднят. Заглянув  вниз, Павлов увидел матроса: последний читал там книгу
при свете фонаря.  Павлов  хорошо знал  этого  матроса. Это  был отъявленный
мошенник. На него-то, главным  образом,  он и  рассчитывал  при  составлении
своего адского плана.
     Осторожно спустился он  по узкой и крутой лестнице в  каюту. Матрос был
так углублен в чтение,  что  не  заметил вошедшего.  Только когда тот позвал
матроса  по имени, последний поднял  голову.  Его глаза широко раскрылись от
удивления  при виде знакомого лица, но в следующую секунду он  нахмурился  и
воскликнул:
     -- Черт возьми! Откуда вы явились? Мы думали, что вы уже давно подохли.
Лорд будет очень рад вас видеть, прикажете доложить?
     Павлов подошел к матросу с дружеской улыбкой и протянутой рукой с таким
видом, как будто встретился с  дорогим приятелем. Матрос не обратил внимания
на протянутую руку и не улыбнулся в ответ.
     --  Я пришел  вам помочь! --  объяснил Павлов. --  Я  хочу  помочь  вам
отделаться  от  этой английской обезьяны и его страшной команды,  тогда  нам
нечего будет  бояться  правосудия, если вернемся опять на  родину.  Мы можем
напасть на них ночью, когда они спят, а затем нетрудно будет справиться и со
зверями. Кстати, где они?
     -- Они внизу, -- ответил матрос.  -- Только знаете что, Павлов! Если вы
думаете  восстановить нас  против нашего нового  капитана, то это ровно ни к
чему не поведет. Мы  уже достаточно натерпелись от вас и от скотины  Рокова.
Он съеден пантерой, и я готов биться о заклад, что и  вас скоро постигнет та
же участь. Вы оба обращались с нами, как с собаками, и если вы рассчитываете
на нашу привязанность, то очень ошибаетесь.
     Павлов спросил:
     -- Вы хотите сказать, что вы меня выдадите? Матрос утвердительно кивнул
головой, но после небольшой паузы добавил:
     -- Если  вы сумеете меня  кой-чем заинтересовать, то я, пожалуй,  так и
быть позволю вам выбраться отсюда...
     --  Надеюсь,  вы не  вздумаете  выбросить  меня  на произвол  судьбы  в
африканские джунгли? -- сказал Павлов. -- Я через неделю там погибну!
     Матрос возразил:
     -- И все-таки у вас больше шансов спастись  там, чем здесь. Здесь стоит
только мне разбудить товарищей, как они перережут вам глотку раньше, чем вас
увидит наш новый капитан. Вам необыкновенно повезло, что сегодня дежурный я,
а не кто-нибудь другой.
     -- Да вы с ума сошли! --  воскликнул  Павлов. -- Разве вы не понимаете,
что при первой возможности англичанин вас выдаст правосудию, и вы все будете
повешены!
     Матрос улыбнулся.
     --  Ничего  подобного! Он нам при всех  объявил, что Роков и вы во всем
виноваты, а мы были только слепым орудием в ваших руках! Поняли?
     Павлов бесконечно долго упрашивал матроса; то  он обещал ему  сказочные
награды, то стращал его ужасными карами. Матрос был неумолим.
     Он заявил Павлову, что  перед  ним  только два решения: или остаться на
пароходе,  и тогда  он будет немедленно выдан лорду Грейстоку, или заплатить
матросу  за  позволение  покинуть незамеченным  "Кинкэд"  и  убраться долой!
Матрос требовал за это все деньги и все ценности, которые были у Павлова при
себе и в его каюте.
     -- Решайте поскорее! -- прибавил матрос. -- Я хочу спать!
     -- Вы поплатитесь за вашу глупость! -- сердито промолвил Павлов.
     -- Замолчите!  --  крикнул  на  него матрос.  --  Если  вы будете много
разговаривать, я могу передумать и не выпущу вас совсем!
     У  Павлова  не  было ни малейшего желания попасть в руки Тарзана.  Даже
ужасы джунглей казались ему  легче, чем  смерть, которая его  ждала от  руки
человека-обезьяны.
     -- Кто-нибудь спит в  моей каюте?  -- спросил  Павлов.  Матрос  покачал
головой и сказал:
     -- Нет! Лорд и леди спят в  каюте капитана, помощник у себя, а в  вашей
никого нет.
     --  Прекрасно! -- промолвил Павлов.  -- Я  спущусь туда  и  принесу вам
деньги и драгоценности.
     -- Я пойду с вами! -- сказал матрос и поднялся вслед за ним на палубу.
     У дверей каюты  матрос  остался сторожить, а Павлов вошел один  в  свою
каюту. Он собрал вещи,  за которые хотел купить свою сомнительную свободу, а
затем приступил к выполнению своего  дьявольского плана. Лицо его осветилось
злорадной усмешкой...
     Убедившись в  том,  что  его  никто  не видит,  Павлов  открыл потайное
отделение бюро и вынул из него небольшой черный ящик и открыл его. Ящик имел
два отделения: в  одном из  них был часовой механизм, а в  другом  небольшая
батарея.  Соединив провода, он стал  ключом заводить механизм, прикрыв  ящик
пледом, чтобы заглушить шум. Затем установил стрелку на циферблате и, закрыв
ящик крышкой, поставил машину опять на прежнее место.
     Все с той же злорадной улыбкой Павлов собрал вещи, задул лампу  и вышел
из каюты к ожидавшему его матросу.
     -- Вот все мои драгоценности! -- сказал он. -- Теперь выпустите меня!
     Матрос промолчал.
     -- Хорошо! Но сначала нужно осмотреть еще ваши карманы!
     Павлов поморщился.
     -- Это еще зачем? Матрос усмехнулся.
     -- А, может быть, вы там имеете что-либо такое, что в
     джунглях вам не потребуется, а в Лондоне мне пригодится?
     Ага! Так и есть!
     Матрос вытащил у  Павлова из  кармана пачку денег. Павлов выругался. Он
утешался только тем, что матрос никогда не достигнет Лондона и не насладится
плодами своего грабежа.
     Немного погодя, он  уже греб  к берегу. Его  там ожидала первая  жуткая
ночь в  джунглях. Если бы он мог хоть немного  предвидеть, что его ожидает в
последующие долгие годы, он бы предпочел броситься в море.
     Убедившись  в  том,  что Павлов  отчалил,  матрос вернулся в  каюту  и,
спрятав свою неожиданную добычу, мирно улегся спать.
     В  бывшей  каюте  Павлова  в  тишине  ночи равномерно  тикал  небольшой
механизм  в черном  маленьком ящике:  там  таилась  бомба.  Она  должна была
взорваться  в  известное время  и  мгновенно уничтожить "Кинкэд" со всем его
экипажем.
     XIX
     ГИБЕЛЬ "КИНКЭДА"
     Вскоре  после  рассвета  Тарзан вышел  на  палубу, чтобы  узнать  какая
погода.  Ветер  стих.  Небо было безоблачное. Условия  для путешествия  были
вполне  благоприятные, и Тарзан решил немедленно отплыть на Остров Джунглей,
чтобы высадить зверей. А затем в Англию!
     Человек-обезьяна  разбудил  своего помощника  и приказал поторопиться с
отплытием. Матросы, которых  лорд Грейсток уверил, что они не будут отвечать
за поступки Рокова и Павлова, взялись с радостью за свое привычное дело.
     Звери,  выпущенные  из своего заключения,  прогуливались  по  палубе  к
немалой  тревоге экипажа. Матросы слишком  хорошо еще помнили жуткую картину
ночной борьбы,  когда  столько  людей нашли  смерть от клыков и  когтей этих
самых  зверей. Им  казалось, что  звери и сейчас  высматривают себе  добычу.
Однако под  бдительным взором Тарзана и  Мугамби обезьяны и Шита должны были
смирять свои инстинкты, и матросы работали на палубе среди зверей.
     Наконец, "Кинкэд" поднял  якорь и  вышел  из бухты Угамби  и поплыл  по
водам Атлантического океана. Тарзан  и Джэн Клейтон  внимательно следили  за
зеленой   береговой  линией,   удалявшейся   от   них,   и   в   первый  раз
человек-обезьяна покидал свою родную землю без малейшего сожаления.
     Ему казалось, что  даже самый  быстроходный пароход в мире не мог  бы с
достаточной  быстротой увезти его  из дикой  Африки... С  таким  нетерпением
рвался Тарзан в Лондон, чтобы возобновить там поиски сына. "Кинкэд" со своим
медленным ходом представлялся  нетерпеливому Тарзану настоящей черепахой! По
мнению Тарзана, он совсем не двигался...
     Однако "Кинкэд" все-таки  шел вперед, и  вскоре на  западном  горизонте
показались низкие холмы Острова Джунглей.
     В  бывшей каюте Павлова механизм в  черном ящике продолжал тикать,  и с
каждой минутой  стрелки  приближались все ближе  к  роковому моменту,  когда
провода должны были соединиться и произвести взрыв.
     Джэн  и Тарзан стояли  на  мостике  парохода и  беззаботно смотрели  на
приближающийся   берег.  Матросы  собрались  на  носу  парохода,  следя   за
выплывающей  из-за  океана  землей.  Звери  забрались  в тень  на палубе  и,
свернувшись, спали. Все было тихо и спокойно и на корабле, и на воде...
     Внезапно  грянул оглушительный треск... Крыша над каютами  взлетела  на
воздух; высоко вверх  взвился столб густого  дыма. Затем последовал страшный
взрыв, от которого пароход содрогнулся от носа до кормы.
     На палубе произошла паника. Обезьяны, перепуганные взрывом, бегали взад
и вперед,  рыча и ревя. Шита  бросалась в разные стороны,  издавая отчаянный
вой... Мугамби  трясся  всем  телом... Только Тарзан и  его  жена  сохранили
присутствие  духа. Тарзан немедленно  очутился среди  зверей, успокаивал их,
разговаривал с ними спокойным тоном, гладя их мохнатые тела и уверяя их, что
ничего страшного нет.
     Через несколько  минут стало ясно,  что  главная опасность  заключается
теперь   в  пожаре.   Пламя  лизало  расщепленные  доски  каюты   и   оттуда
перебросилось уже на  палубу.  Каким-то чудом ни один человек на пароходе не
пострадал от  взрыва; причины его никто на пароходе не знал...  Никто, кроме
одного матроса. Последний  сразу догадался, что это дело рук Павлова, однако
никому об этом не говорил. Он решил лучше умолчать об этом.
     Между  тем  пламя  все  разгоралось. Тарзану  стало  ясно,  что  им  не
справиться с огнем. Чем больше они заливали пламя водой, тем оно становилось
сильнее, словно в  горевшей каюте был какой-то секрет,  превращавший  воду в
огонь...
     Прошло с  полчаса.  Над  обреченным  пароходом  вздымались черные клубы
дыма. Пламя достигло уже машинного  отделения, и пароход остановился. Судьба
"Кинкэда" была решена.
     Тарзан сказал своему помощнику:
     --  Оставаться на пароходе бессмысленно! Нужно  спустить  шлюпки и,  не
теряя времени, высадиться на берег.
     Другого выхода не было.  Почти весь  пароход был охвачен огнем. Матросы
успели  вынести свои  пожитки;  Другие  каюты  уже  пылали. Немедленно  были
спущены  две  лодки. Море  было  спокойно, переправа на берег  произошла без
затруднений. Встревоженные звери при приближении к  берегу жадно втягивали в
себя родной воздух; как только шлюпки пристали, Шита и обезьяны перепрыгнули
через борт и помчались в джунгли.
     С грустью посмотрел Тарзан им вслед.
     --  Прощайте, друзья мои! -- промолвил он.  -- Вы были хорошими верными
товарищами, и мне без вас будет скучно!
     -- Они еще вернутся, дорогой мой? Не правда ли? -- утешала его Джэн.
     -- Это неизвестно! -- ответил Тарзан. -- Им было очень не по себе с тех
пор, как они попали  в такое многочисленное людское общество. Мугамби и я --
мы их меньше стесняли, но ведь мы только наполовину люди. А ты,  мой друг, и
матросы,  вы слишком культурны для моих зверей -- они убежали именно от вас?
Вероятно, они  боялись как-нибудь  ненароком соблазниться, видя  перед собой
такую чудесную пищу...
     Джэн засмеялась и сказала:
     -- А я думаю, они  убегают от тебя. Ты так часто  не позволял им делать
того, что им казалось  вполне естественным. Им,  как детям,  захотелось дать
стрекача от родительской опеки!
     Смеясь, она прибавила:
     -- Во всяком случае, я надеюсь, что они не вернутся к нам ночью!
     -- Или голодными, не  правда ли? --  засмеялся Тарзан. Небольшая группа
людей  целых два часа стояла на берегу и смотрела на горевший пароход. Затем
донесся  слабый звук второго  взрыва,  и  почти  немедленно  вслед  за  этим
"Кинкэд" погрузился в воду.
     Причина  второго  взрыва  не  заключала  в себе  ничего  таинственного.
Помощник  объяснил,  что  огонь достиг паровых котлов,  и  их разорвало.  Но
отчего произошел первый взрыв? Потерпевшие кораблекрушение долго и бесплодно
рассуждали об этом...
     XX
     СНОВА НА ОСТРОВЕ ДЖУНГЛЕЙ
     Маленькое общество прежде всего позаботилось о том, чтобы найти пресную
воду для питья и разбить лагерь. Все понимали, что пребывание их  на Острове
Джунглей может затянуться на месяцы и даже годы.
     Тарзан знал  расположение ближайшей речки и повел к ней немедленно  всю
партию.  Здесь  мужчины  тотчас  же  принялись   за  постройку  жилья  и  за
изготовление  кое-какой  грубой мебели. Тарзан  пошел  в  джунгли  за пищей,
оставив  Джэн  на  попечение  верного  Мугамби  и  негритянки.  На  матросов
"Кинкэда" он положиться не мог
     Леди Грейсток страдала нравственно больше других, потерпевших крушение.
Ей казалось, что поиски ее сына бесполезны, и его положение, рисовавшееся ей
всегда в  самых мрачных красках, не будет улучшено. Более того: ей думалось,
что она никогда не узнает ничего о судьбе маленького Джека.
     Общество  разделило  между собой  разные  обязанности. Было установлено
постоянное   дежурство  на  высоком   холме,  откуда  виднелось  на  далекое
расстояние море. Здесь была собрана огромная куча сухого  валежника, чтобы в
любой момент развести сигнальный костер.  На высоком  шесте, вбитом в землю,
развевался  сигнальный  флаг.  Его смастерили  из красной  рубахи  помощника
"Кинкэда".
     Но на горизонте не показывались  ни паруса, ни дым, и напряженные глаза
часовых безнадежно смотрели на пустое, безбрежное пространство океана.
     Тарзану пришла мысль построить судно,  на котором они могли бы  отплыть
обратно на материк. Он  показал матросам, как смастерить грубые инструменты,
и  все  горячо  принялись  за  работу. Однако,  чем  дальше,  тем  очевиднее
становилось, что эта работа не под силу такой горсточке людей. Матросы стали
раздражаться,  и  к  прежним   невзгодам  присоединились   еще   раздоры   и
подозрительность.
     И более, чем  когда-либо, Тарзан боялся теперь оставлять Джэн с грубыми
матросами. Но ему волей-неволей приходилось по временам покидать ее, уходя в
джунгли  на  охоту:  никто  не  приносил так много дичи, как он.  Иногда его
заменял  Мугамби, но копье и  стрелы чернокожего не давали  тех результатов,
как аркан и нож человека-обезьяны.
     В конце  концов матросы  побросали свою  работу и  тоже стали уходить в
джунгли для охоты. Все это время в лагере не показывались ни Шита, ни  Акут,
ни другие большие обезьяны.  Но Тарзан иногда встречал  их во время охоты  в
джунглях.
     ***
     В лагере злополучных  пассажиров "Кинкэда" дела с  каждым днем  шли все
хуже и хуже.
     Их лагерь находился на восточном берегу Острова Джунглей. А к северу от
них в это время расположился другой лагерь. Здесь, в небольшой бухте, стояла
на якоре парусная шхуна  "Каури". Несколько дней тому назад на ней произошел
бунт  матросов,  окончившийся  убийством офицеров и  капитана.  Тяжелые  дни
пришлось пережить  "Каури" с тех  пор, как  на ее  борт  в числе  матросской
команды попали такие люди, как швед Густ, араб Момулла Маори и самый главный
негодяй во всей этой компании -- китаец Кай-Шанг.
     Матросов было десять.  Это были  настоящие отбросы южных гаваней. Густ,
Момулла и  китаец  Кай-Шанг  были  заправилами и душою их кружка.  Бунт  был
организован ими.  Они  подстрекали матросов перебить  начальство,  захватить
шхуну и разделить между собой улов жемчуга, составлявший богатство "Каури".
     Кай-Шанг  убил  спящего капитана, а Момулла Маори  напал на офицеров  и
часовых.  Густ  всегда находил предлоги отказаться от активного выступления,
но зато, умело воспользовавшись обстоятельствами, произвел себя в начальники
над мятежниками. Он присвоил себе  все вещи убитого капитана "Каури" и  даже