.."

        IX. СПУСТИВШИЙСЯ С НЕБЕС

     Лейтенант Гарольд  Перси  Смит  Олдуик  из  королевских  ВВС  сидел  за
штурвалом  самолета-разведчика. До британского штаба  в Германской Восточной
Африке дошли  сведения,  вернее, слухи  о том,  что противник  высадился  на
западном  побережье  и движется через  черный континент, чтобы  пополнить  и
вооружить свои  колониальные  войска.  Судя по  всему, появления  неприятеля
следовало ожидать дней через десять-двенадцать, поэтому нужно было проверить
сведения.
     Поэтому лейтенант Гарольд  Перси Смит  Олдуик летел  низко  над землей,
зорко выискивая следы  пребывания армии гуннов. Внизу  простирались обширные
лесные массивы, где вполне мог укрыться противник. Джунгли сменялись горами,
горы долинами и пустынями, но ни разу молодой лейтенант не заметил признаков
присутствия человека.
     Лейтенант Олдуик продолжал полет до самого полудня, надеясь  обнаружить
хоть какие-нибудь следы  продвижения вражеской армии: брошенный грузовик или
покинутый бивуак.  Сплошные  джунгли кончились,  и теперь самолет летел  над
равниной,  по которой  извивалась  лента реки. Пора было возвращаться, чтобы
успеть  до  темноты.  Внезапно  двигатель,  чихнув  несколько  раз,  заглох.
Пришлось идти  на вынужденную посадку. К счастью, самолет  летел невысоко  и
местность была  ровная. Посадив самолет неподалеку от берега реки, лейтенант
попытался первым делом исправить повреждение.
     Работая, он  напевал популярную  песенку, будто находился  в  привычной
обстановке, среди товарищей, а не в дикой африканской  глубинке. Ему  вообще
было свойственно  глубочайшее  безразличие  к  окружающей  обстановке,  хотя
внешне он не производил впечатление  героического  человека.  Светловолосый,
стройный, с голубыми  глазами и юношеским румянцем, лейтенант  Гарольд Перси
Смит  Олдуик вырос  в  роскоши,  праздности и  беззаботности,  что  наложило
отпечаток и на его характер. Из-за своей беспечности он даже не задумывался,
что  здесь  на каждом  шагу  его  могут подстерегать  опасности. Он  увлекся
работой, лишь  изредка бросая по сторонам рассеянные взгляды. Подступавшие к
реке  джунгли  не вызывали  в  нем  ни  малейшего интереса  или  тревоги,  а
напрасно.
     Впрочем, даже если  бы он огляделся  повнимательнее, вряд ли заметил бы
несколько десятков человеческих фигур, вжимавшихся в землю у самой опушки.
     Есть  люди,  которые   обладают  так  называемым  шестым   чувством  --
разновидностью   интуиции,  предупреждающей  о   грозящей  опасности.   Они,
например,  испытывают смутное  беспокойство, ощущая на себе чужой  взгляд. В
данном  случае на  лейтенанта Олдуика были устремлены  не менее двадцати пар
глаз, однако он ни сном ни  духом не ощущал приближения опасности. Продолжая
безмятежно напевать, он устранил неполадки, проверил работу двигателя, затем
спрыгнул на землю, чтобы покурить и отдохнуть перед обратным полетом. Только
теперь он  обратил  внимание  на окружающий  ландшафт, невольно любуясь  его
дикой  красотой.  Равнина  с редкими  деревьями чем-то  напоминала  типичный
английский  парк,  а то,  что здесь  могут  водиться дикие звери  и  обитать
туземцы, казалось и вовсе невероятным.
     Заинтересовавшись  роскошными цветами на  кусте, он, закурив  сигарету,
направился туда, чтобы полюбоваться сочетанием красок.
     В  тот момент,  когда лейтенант наклонился  над кустом,  вдыхая  чудный
аромат,  позади  него раздался хор  диких  голосов.  Обернувшись, он  увидел
бегущих  в  его  сторону чернокожих  воинов. Мгновенно оценив  ситуацию,  он
понял,  что не сумеет добежать до самолета.  Дикари,  вооруженные копьями  и
луками,  были  настроены  воинственно,  и,  хотя  лейтенант  имел  при  себе
пистолет, вряд ли оружие выручило  бы его в этой ситуации. Кроме того, он не
знал  тактики  туземцев,  которая  заключалась  в  том,  что  при  первом же
сопротивлении они пятились назад, начинали выкрикивать угрозы и, лишь доведя
себя до исступления, бросались в решающую атаку.
     Впереди  всех  бежал Нумабо,  вождь племени  вамабо, выделяющийся своим
внушительным  ростом  и  воинственной  внешностью  и представлявший  поэтому
прекрасную мишень. На  беду, лейтенант промахнулся.  Попади  он  в вождя,  и
туземцы  разбежались  бы.  Но пуля попала  в  грудь воина,  бежавшего позади
Нумабо, и тот с воплем рухнул на землю. Остальные на  мгновение  замерли  и,
развернувшись,  бросились  назад,  но не к лесу, а  к  самолету.  На полпути
чернокожие  остановились  и о  чем-то громко  заспорили. Затем  один  из них
подпрыгнул вверх,  потрясая  копьем и издавая дикие, воинственные крики. Его
поведение произвело впечатление на окружающих. Они также принялись прыгать и
приседать,  сопровождая дикие  телодвижения  яростными  воплями  --  все это
делалось для того, чтобы настроить себя на воинственный лад.
     В  результате второй  атаки  туземцы  потеряли еще одного воина,  в  то
время, как брошенные в  англичанина три копья  не  достигли  цели.  Теперь у
лейтенанта оставалось пять патронов на восемнадцать солдат противника.
     Вамабо не спешили с новой атакой, и  решили избрать  новую тактику. Они
разделились на три группы и  одновременно  двинулись на лейтенанта с  разных
сторон.
     Отстреливаясь,  Гарольд  Олдуик быстро истратил патроны и через секунду
оказался в  плотном  кольце. Воины  вамабо  явно намеревались захватить  его
живым. Две или три минуты негры кружили вокруг него, затем раздалась команда
Нумабо, и туземцы бросились  на англичанина. Молодой лейтенант отбивался что
было сил, но вскоре оказался на земле, поверженный противниками.
     Пленнику  связали руки,  рывком  поставили на  ноги и, толкая  в спину,
погнали в сторону джунглей.
     Идя по узкой тропе, лейтенант Олдуик не переставал удивляться тому, что
туземцы сохранили ему жизнь. Вряд ли  в такой глуши его  военная форма могла
что-либо значить для этих дикарей, которые наверняка даже не знали о мировой
войне.  Он оказался в плену  у туземцев,  и  теперь  его судьба зависела  от
прихоти их властелина.
     Спустя  примерно  час  англичанин   увидел   на  берегу  реки  деревню,
окруженную крепким частоколом, куда и  повели его туземцы. На  улице его тут
же окружила возбужденная толпа  женщин, детей  и  воинов, настроенных крайне
враждебно. По  приказу  Нумабо толпу  оттеснили, и  тут Смит  Олдуик заметил
шедших  в его сторону туземных  воинов, одетых в обтрепанную немецкую форму.
Англичанин  нисколько не  удивился,  предположив,  что это, вероятно,  часть
армии,  слух  о  которой  достиг  британского  штаба.  Именно  их  следы  он
разыскивал в джунглях.
     Гарольд  Олдуик  грустно улыбнулся,  вспомнив  печальный  финал  своего
полета, но решил не отчаиваться,  а постараться использовать любой шанс  для
побега.
     Среди подошедших выделялся крепыш в форме сержанта.  Увидев британского
офицера, он испустил громкий торжествующий крик, подхваченный остальными.
     --  Откуда взялся англичанин? -- спросил сержант Усанга у вождя Нумабо.
-- Он один?
     --  Он  спустился с  небес,  -- ответил  вождь, --  вышел  из странного
предмета,  летающего, как птица. Сперва мы  испугались, но, присмотревшись к
птице, поняли, что она  не  живая. Белый вышел из нее, и  мы напали на него.
Правда,  он  убил несколько  наших, но мы схватили его,  так как  мы  смелые
мужчины и великие воины!
     Усанга вытаращил глаза.
     -- Он прилетел с неба? -- переспросил он.
     -- Да, --  подтвердил Нумабо. -- В большом предмете,  похожем на птицу.
Этот предмет остался там, у второй излучины реки, возле четырех деревьев. Мы
не стали его  трогать, мало ли что. Там он и остался,  если только снова  не
улетел.
     --  Он не улетит без  этого  человека, --  рассмеялся  Усанга.  --  Это
страшный  предмет,  он летал над  нашим  лагерем  ночью и  сбрасывал  бомбы.
Хорошо, что  ты  поймал этого  белого, Нумабо. Иначе  он пролетел бы сегодня
ночью над твоей деревней и  поубивал бы  всех жителей.  Англичане  --  очень
жестокие люди.
     -- Больше он  летать  не  будет,  -- произнес  Нумабо.  --  Человеку не
положено летать, и я,  вождь  Нумабо,  позабочусь о том,  чтобы  этот  белый
больше так не делал,
     С этими  словами  он  свирепо  толкнул молодого  лейтенанта  в  хижину,
расположенную в центре деревни. К пленнику приставили двух охранников.
     В течение часа или больше  узник был предоставлен  самому себе. Все это
время  он безуспешно пытался  развязать  руки. Его усилия прервало появление
чернокожего сержанта Усанги, который по-хозяйски вошел в хижину.
     ---- Что они намерены сделать со  мной? -- спросил англичанин.  --  Моя
страна  не воюет с этими туземцами. Ты говоришь на  их  языке, растолкуй им,
что мой народ дружит с черными людьми, пусть меня отпустят.
     Усанга усмехнулся.
     -- Они не в состоянии отличить англичанина от немца. Для них все равно,
какой ты национальности, главное, что ты белый, а значит враг.
     --  Тогда  почему  они  взяли   меня  в  плен?  --  недоуменно  спросил
англичанин.
     -- Выйди-ка, -- ответил Усанга и распахнул дверь. -- Гляди!
     Сержант  указал черным  пальцем на  окраину  деревни,  где  на  пустыре
копошились негритянки, обкладывающие хворостом столб и разжигающие огонь под
большими котлами. Зловещий смысл  происходящих приготовлений  не укрылся  от
лейтенанта.
     Усанга внимательно наблюдал  за реакцией белого офицера, однако если он
рассчитывал  насладиться  выражением  испуга  на  его лице, то  был вынужден
испытать разочарование. Молодой человек лишь пожал плечами.
     -- Вы что, дикари, действительно собираетесь съесть меня?
     -- Только  не мои люди, -- ответил  Усанга. -- Мы человеческое  мясо не
едим, а вот вамабо едят. Съедят они, а убьем мы.
     Англичанин  остался  стоять на  пороге, наблюдая  за приготовлениями  к
оргии, которая завершит его земное существование. Трудно поверить, что он не
испытывал страха, но  чувства были надежно спрятаны под непроницаемой маской
хладнокровия. Даже жестокого Усангу поразило бесстрашие молодого летчика.
     Через  несколько минут  сержант  с группой  воинов покинул  деревню,  а
лейтенант принялся лихорадочно обдумывать возможные варианты побега.


        x x x

     В  нескольких  милях к северу  от  деревни,  где  возле реки  кончались
джунгли, раскинулась небольшая поляна  с редкими  деревьями. Здесь  работали
двое -- мужчина  и женщина,  занятые строительством  хижины.  Трудились  они
молча, лишь  изредка  перебрасываясь отдельными фразами.  Мужчина был одет в
набедренную повязку,  его  тело  покрывал темный  загар. Человек двигался  с
изящной легкостью обитателя джунглей,  а  когда поднимал тяжести, делал  это
легко, без видимых усилий.
     Девушка исподтишка бросала  на напарника недоуменные  взгляды,  пытаясь
разгадать загадку этого человека.  Откровенно  говоря,  она испытывала перед
ним благоговейный страх,  обнаружив  в  нем  за короткое  время удивительное
сочетание сверхчеловека и дикого зверя.
     Поначалу она  попросту боялась его.  Оказаться в дебрях Африки рядом  с
первобытным  дикарем -- было от чего прийти в ужас, а если к тому же учесть,
что этот  человек --  ее  кровный враг,  ненавидящий ее и весь ее  народ, то
опасения не казались напрасными.
     Снова и снова она вспоминала, как он появился в штабе немецких войск  и
похитил незадачливого майора  Шнайдера, об участи которого  ей и по сию пору
ничего не было известно. Потом он спас ее от  когтей льва и сохранил жизнь в
Вильгельмстале, хотя мог бы и отомстить за ее коварство. Нет,  она была не в
состоянии понять его. Он ненавидит ее и в то  же  время охраняет;  это стало
очевидным, когда он не  позволил обезьянам  растерзать ее.  Почему? С  каким
тайным умыслом? Берта  Кирчер старалась не  думать  об  ожидавшей ее участи,
однако тревога не проходила, несмотря на то, что поведение Тарзана не давало
повода  для беспокойства. Ведь Берта Кирчер судила о нем по меркам, принятым
среди людей -- так она была воспитана -- и видела в нем лишь дикое существо.
Она понимала, что ей  не  следует ожидать от него особого  рыцарства, хотя и
признавала,  что  ее  знакомые по Берлину,  окажись на его месте,  повели бы
себя, отбросив условности цивилизации, в том числе и рыцарство.
     Фрейлейн Кирчер по природе своей обладала общительным и веселым нравом.
Ей   не   была   свойственна   болезненная   мнительность   или   чрезмерная
подозрительность. Больше всего она ценила общение и возможность обмениваться
мыслями с себе подобными.  Тарзан же довольствовался одиночеством. Мысль его
никогда  не  бездействовала,  но  хода  его  мыслей  нельзя   было  угадать.
Человек-обезьяна  не испытывал потребности делится ими с кем бы то ни  было.
Неприязнь, которую он чувствовал  к девушке, служила достаточным основанием,
чтобы не  открывать лишний раз рта, поэтому  работали  они в основном молча.
Берта Кирчер  томилась от  вынужденного молчания. Страх перед этим человеком
вскоре  прошел, и  девушку  стало одолевать любопытство.  Ее так и подмывало
задать  ему массу вопросов. Прежде всего, о  его планах на будущее, ведь это
касалось  и ее  тоже, а  кроме  того,  о  его  прошлом, о странной  жизни  в
джунглях, о непонятной дружбе с обезьянами и о многих других вещах.
     Наконец девушка рискнула  нарушить молчание и спросила Тарзана, что тот
собирается делать после того, как они построят хижину.
     -- Вернусь на западное побережье, на свою родину, -- ответил Тарзан. --
Но когда, не  знаю. Вся жизнь впереди,  а в джунглях спешить не принято,  не
то, что у вас, людей. Я  пробуду здесь сколько потребуется, но сначала нужно
убедиться в том, что у вас есть ночлег и вы сможете добывать пропитание. Это
займет время.
     --  Вы  собираетесь  оставить  меня  здесь?  --  испуганно  воскликнула
девушка.  --  Оставить  одну в этих  ужасных  джунглях на растерзание  диким
зверям и злым людям?
     -- А почему нет? -- отозвался Тарзан. -- Не я же привел вас сюда. Разве
кто-нибудь из ваших знакомых оказал бы больше внимания врагу?
     --  Да!  -- воскликнула  Берта Кирчер. -- Никто  из них  не  бросил  бы
беззащитную белую женщину на произвол судьбы в этом жутком месте!
     Тарзан пожал могучими плечами.  Разговор казался бесполезным и  был еще
неприятен  по  той причине, что велся  на  немецком -- языке, к которому  он
испытывал отвращение,  как и  к народу,  на нем  говорящему. Он предпочел бы
вести разговор на английском, который она наверняка знала, коль скоро сумела
втереться в британский лагерь для сбора сведений, и Тарзан напомнил об этом.
     -- Ну конечно, я говорю по-английски, -- удивилась девушка.  -- Но я не
предполагала, что и вы им владеете.
     Тарзан промолчал, недоумевая, почему девушка не может предположить, что
англичанин владеет английским языком,  но тут до него дошло, что она видит в
нем лишь дикаря, случайно выучившего несколько немецких фраз за  время своих
рейдов по тылам германских войск.
     "Что ж, -- подумал  Тарзан, -- чем меньше она будет обо мне знать,  тем
больше  я  сумею  выведать у нее  сведений  о  методах  и  приемах  немецкой
разведки. Пусть  она воспринимает  меня таким, каким  я ей представляюсь, --
дикарем, ненавидящим всех белых, независимо от национальности".
     Берта  Кирчер воспринимала  его именно таким, и  именно этими причинами
объясняла нападение Тарзана на майора Шнайдера и его брата Фрица.
     Они  вновь  принялись  за  работу.  Девушка  продолжала  трудиться  над
возведением ограды  из колючего кустарника. Руки ее кровоточили  и болели от
острых шипов, и,  хотя она являлась врагом Тарзана, человек-обезьяна пожалел
ее и велел прекратить работу.
     -- Почему? -- возмутилась  она. -- Мне ничуть  не  больнее, чем было бы
вам. А раз уж все это делается ради меня, то почему бы мне не выполнить свою
часть работы?
     --  Вы --  женщина, -- ответил Тарзан, -- а это не женская работа. Если
вам  не сидится без дела, принесите из реки воды. Вон бутылки из тыкв,  я их
принес утром. Вода может вам пригодиться, когда я уйду.
     -- И как скоро? -- спросила Берта Кирчер.
     --  Как  только закончим. Пойду  добывать мясо. А завтра возьму  вас  с
собой. Буду учить, как это делается, чтобы потом вы смогли справиться одна.
     Без единого слова Берта Кирчер подхватила сосуды и направилась  к реке.
Наполняя бутыли, она обреченно представила свое будущее. Тарзан оставляет ее
на  верную  гибель,  это будет лишь вопросом  времени,  причем времени очень
короткого...
     Девушка  была  так  поглощена невеселыми  думами,  что не слышала и  не
видела  ничего вокруг. Наполнив машинально бутыли, она собралась уходить, но
вдруг  с  дерева  на землю спрыгнула  фигура,  преградившая  путь к  хижине.
Девушка сдавленно вскрикнула от испуга.
     Перед  ней  стоял   Го-Лаг,  король  обезьян,  вышедший  поохотиться  и
приметивший  идущую за водой женщину. С точки  зрения  человека, Го-Лаг  был
отнюдь не красавцем, хотя самки его племени считали  его настоящим Адонисом,
особенно  восхищаясь его  черной шерстью, огромными  руками,  свисающими  до
колен, круглой  головой, посаженной на мощные плечи. А уж  от злых,  налитых
кровью  глаз, плоского  носа,  широкого  рта и  огромных клыков они  и вовсе
впадали в любовный экстаз.
     Судя  по всему, в  маленьком диком мозгу не возникло и  тени сомнения в
том,  что  эта незнакомая самка  Тармангани ослеплена его красотой. Но Берта
Кирчер  видела  лишь  омерзительное  животное  --  чудовищную  карикатуру на
человека. Сумей Го-Лаг прочесть ее мысли, он был  бы немало удивлен, впрочем
приписал бы это неразвитому эстетическому вкусу женщины.
     Услышав  крик,  Тарзан перемахнул через  ограду  и припустил к девушке.
Го-Лаг  топтался   вокруг  Берты  Кирчер,  выражая  свои  чувства  пугающими
гортанными  звуками.  Подбегая,  Тарзан  обратился  к  обезьяне,  и  девушка
услышала те же страшные звуки, что издавал и антропоид.
     -- Я не трону твою самку, -- заверил Го-Лаг.
     -- Знаю,  -- ответил  человек-обезьяна. -- Но она-то не понимает этого,
она не знает твоего языка. Тарзан подскочил к девушке.
     --  Не  бойтесь  его.  Он  не  осмелится выступить  против  Тарзана  --
повелителя джунглей. Он не тронет ту, которая принадлежит Тарзану.
     Девушка испытующе посмотрела на Владыку  джунглей и увидела, что тот не
имеет в виду ничего двусмысленного.
     -- Но я его боюсь, -- сказала девушка.
     --  Нельзя   показывать   свой  страх.  Среди   обезьян  вы  будете   в
безопасности. Перед уходом я научу, как защищаться от них. Но на вашем месте
я стал бы держаться к ним поближе, на великих  обезьян  мало кто из животных
решится   напасть.   Если   они   почувствуют,   что  вы  их  боитесь,   вам
непоздоровится. Я скажу  им,  что у вас есть оружие  против них. Они  станут
уважать и бояться вас.
     -- Постараюсь учесть  ваши советы, -- сказала девушка, -- но это  будет
непросто. Этот самец -- омерзительнейшее существо.
     -- Возможно, то же самое он думает о вас, -- улыбнулся Тарзан.
     Тем  временем  к  месту  происшествия подошла группа обезьян.  Движимые
любопытством, они обступили Берту Кирчер,  а  самки принялись дергать ее  за
одежду, обсуждая между  собой детали ее туалета. Девушка с  честью выдержала
испытание, не выказав ни  страха, ни отвращения.  Наблюдавший за ней  Тарзан
прекрасно понимал, что для нее это было сущей пыткой, и хотя он не испытывал
к немке жалости, все же не мог не восхищаться ее самообладанием.
     --  Тарзан  идет  на  охоту,  --  обратился  человек-обезьяна  к  своим
сородичам. -- А самка останется здесь. Не обижайте ее.
     -- Мы ее и пальцем не тронем, -- пообещал Го-Лаг.
     -- Верю, -- сказал Тарзан. -- А того, кто посмеет обидеть ее, я убью!
     Тарзан проводил девушку  до ограды, посоветовав не отлучаться из хижины
и оставив ей на всякий случай свое копье.
     Берта  Кирчер  глядела  ему  вслед, невольно  любуясь