ыстрела было бы  достаточно, с
такого короткого расстояния  она  не  могла  промахнуться.  Размышляя  таким
образом,  она,  тем  не  менее,  невольно  любовалась  атлетической  фигурой
Повелителя джунглей, его гладкой смуглой кожей и всем  его обликом, которому
мог бы позавидовать любой из древнегреческих героев.
     Волна внезапного чувства охватила  ее. Нет, она не могла этого сделать,
однако  было необходимо  освободиться  и  захватить  медальон. Берта  Кирчер
взмахнула  пистолетом  и,  почти  вслепую,  что  было  сил  ударила  Тарзана
рукояткой по затылку. Как подкошенный, он рухнул на землю.

        VI. ВОЗМЕЗДИЕ И МИЛОСЕРДИЕ

     Часом  позже  Шита-пантера  охотилась  и случайно  взглянула на голубое
небо. Ее внимание привлек Ска-гриф, медленно кружившийся над кустом примерно
на   расстоянии   мили.  Целую  минуту   желтые  глаза  следили  за  полетом
отвратительной птицы. Они видели, как  Ска нырял и взмывал вверх в  зловещем
кружении. Движения Ска были понятны Шите. Она догадалась, что гриф парит над
кем-то  живым: либо  над  зверем,  пожирающим  добычу,  либо  над  умирающим
животным,  на которого не решается  напасть.  В любом случае  для  Шиты  это
означало  мясо,  поэтому  осторожная кошка двинулась  окольным путем,  мягко
ступая своими низкими  с  подушечками лапами. Ее движения были  бесшумны, ни
птица,  ни жертва не должны  заметить ее приближения.  Затем, принюхиваясь к
каждому дуновению легкого ветерка, Шита-пантера  осторожно  поползла вперед.
Вскоре ее острый нюх уловил запах человека -- Тармангани.
     Шита  остановилась.  Она не охотилась на людей, до этого  она  избегала
неприятного соседства, но в последнее время начала привыкать к людям, потому
что  на ее охотничьей территории  появилось много солдат. Солдаты  распугали
всю дичь, и Шита была ужасно голодна.
     "Видимо, Ска решил, что этот Тармангани  беспомощен и уже  находится на
грани смерти,  иначе не кружил бы над своей жертвой с такой настойчивостью",
--  подумала  Шита.  Выйдя  из  густого  кустарника, она  со  злорадством  и
жадностью уставилась своими желто-зелеными  глазами на тело  полуобнаженного
гиганта Тармангани, лежащего лицом вниз на узкой тропе.


        x x x

     Нума, насытившись,  схватил обглоданную тушу лошади Берты Кирчер за шею
и оттащил  в кусты. Затем направился на восток к своему  логову, где оставил
самку.  Наевшись,  он  думал  только  об  отдыхе  и  шел  не  таясь,  ступая
величественно  и  смело.  За  поворотом тропы он увидел  странную  сцену:  к
лежащему  лицом  в  пыли  неподвижному  Тармангани  осторожно подкрадывалась
Шита-пантера. Нума внимательно вгляделся в полуобнаженного  гиганта и  узнал
его. Лев издал тихое рычание-предупреждение: это был его Тармангани. Положив
лапу  на   спину  Тарзана,  Шита  резко  обернулась,   чтобы  взглянуть   на
непрошенного гостя.
     О  чем  думали  эти  звери?  Кто   может  сказать?  Пантера,  казалось,
взвешивала,  стоит или не стоит вступать в схватку, чтобы отстоять добычу. А
Нума? Может, им овладела мысль о праве собственности? Тармангани принадлежал
ему, или  он  -- Тармангани? Разве не великая  белая  обезьяна унизила его и
подчинила себе?  Но, с другой стороны, он же  и накормил его?  Нума вспомнил
страх, который испытывал перед человеком-обезьяной и его острым копьем, но у
животных  страх  вызывает скорее  уважение,  нежели  ненависть, поэтому Нума
признал, что уважает человека, заставившего его испытать страх.
     Нума не собирался нападать, но  вид  Шиты,  осмелившейся оспаривать его
права, разжег  в  нем  ярость.  Его  глаза  налились  злобой,  хвост  нервно
вздрогнул, и с устрашающим рычанием лев бросился на противника.
     Атака  была  столь стремительной,  что Шита не  успела ни  убежать,  ни
увернуться.  При  первом же ударе  Шита  была сокрушена, и, хотя  она успела
упасть на  спину, намереваясь распороть когтями задних  лап брюхо льва, Нума
опередил ее, через секунду могучие  челюсти сомкнулись на горле  пантеры,  и
все было кончено. Лев встал, встряхнулся, взглянул на изувеченный труп Шиты.
Его  лоснящаяся  шкура  на  боку  была  поцарапана, и  хотя  рана  оказалась
незначительной,  вид  крови  привел победителя в  бешенство. Он схватил труп
своего врага и бросил его в сторону. Затем Нума подошел к неподвижному телу,
обнюхал  его  с головы до  ног, перевернул  лицом  вверх  и лизнул  шершавым
языком.
     Тарзан  открыл  глаза.  Над  ним возвышался  огромный  лев, его горячее
дыхание  било  в лицо,  шершавый  язык  лизал  щеку.  Человек-обезьяна часто
оказывался на волосок от гибели, но никогда еще смерть не стояла так близко.
Однако, постепенно  приходя в себя, Тарзан начал узнавать льва и понял,  что
тот не собирается нападать, по крайней мере, сию минуту.
     Положение человека-обезьяны было  затруднительным. Нума стоял над  ним,
широко  расставив лапы. Чтобы приподняться, нужно  было оттолкнуть  льва,  а
позволит ли  он это сделать  --  оставалось неясным. Ведь  зверь мог считать
человека уже  мертвым, и  в  этом  случае малейшее движение давало повод для
нападения.
     Тарзан  устал ждать. Кроме того, ему не давала покоя  мысль о  шпионке,
которая так подло обманула его и скрылась.
     Теперь Нума смотрел ему прямо в глаза, явно сознавая, что он живой. Лев
наклонил голову и тихо заурчал.  Тарзану  были  знакомы  эти  звуки,  они не
выражали чувство гнева или голода. Ободренный, Тарзан решил действовать.
     --   Подвинься,   Нума!   --   приказал  он   и,   положив  ладонь   на
рыжевато-коричневатое плечо, отодвинул льва  в сторону. Затем быстро вскочил
на  ноги, предусмотрительно  положив  ладонь на  рукоятку  ножа, и  замер  в
ожидании. Только теперь он  увидел растерзанное тело Шиты. Он повнимательнее
присмотрелся к  Нуме,  заметил его рану на боку  и  понял,  как  развивались
события. Невероятно! Нума спас ему жизнь!
     Это казалось  неправдоподобным, но факты свидетельствовали об обратном.
Он повернулся ко льву без страха и осмотрел царапину. Когда Тарзан склонился
над ним,  Нума  благодарно потерся  своим зудящим ухом об обнаженное смуглое
плечо. Человек-обезьяна на прощание похлопал его по огромной голове.
     Тарзан быстро  обнаружил  следы девушки. Они  вели на  восток. И только
сейчас Тарзан заметил, что  медальон, который висел у него  на груди, исчез.
Его лицо  не выразило никакой злобы,  он  лишь слегка сжал челюсти,  а когда
Тарзан ощупал шишку на затылке, легкая усмешка пробежала по его губам. Он не
мог не  признать,  что его здорово  надули.  Чтобы  сделать  то, что удалось
сделать ей,  нужно  было обладать немалым  мужеством. Пуститься в  дорогу по
незнакомой местности с одним пистолетом -- это был  храбрый поступок. Тарзан
уважал мужество. Он  был достаточно взрослым и умным, чтобы признать это,  и
восхищался мужеством даже немецкой шпионки. Но, в свою очередь, это качество
дополняло  ее сообразительность  и находчивость  и делало девушку  еще более
опасной,   поэтому  необходимо   было  как  можно   быстрее   догнать  ее  и
нейтрализовать. Тарзан решил перехватить ее на пути в Вильгельмсталь и пошел
размашистой  быстрой   походкой,  так  он  мог  идти  часами  без  признаков
усталости.
     Девушка не  могла добраться до города менее, чем за два дня,  поскольку
впереди лежало добрых тридцать  миль,  и  часть пути проходила  по холмистой
местности. Когда  Тарзан  подумал об этом, до  его слуха неожиданно  донесся
звук паровозного гудка.  Это означало,  что  движение  по  железной  дороге,
прерванное на  несколько дней, возобновилось. И  если  Берте  Кирчер удалось
выйти к железнодорожной ветке, теперь ей  ничего не стоило остановить поезд,
идущий на  юг. Тарзан бросился по следам  вперед и вскоре вышел к колее. Тут
следы обрывались. Вдали послышался шум уходящего поезда, и Тарзан понял, что
его  предположения подтвердились.  Ничего не  оставалось делать, как  идти в
Вильгельмсталь пешком в надежде встретить там Фрица Шнайдера, Берту Кирчер и
вернуть свой медальон.
     Было  уже темно, когда  Тарзан  добрался до окраины Вильгельмсталя.  Он
бродил по пригороду,  размышляя,  как  может  почти обнаженный белый человек
пройти по улицам, не  вызвав  подозрений.  Город  хорошо охранялся -- Тарзан
заметил множество сторожевых постов.
     Продвигаясь  вперед  ползком,  используя малейшие  укрытия,  замирая  в
неподвижности, когда часовой поворачивался  к нему лицом, Тарзан добрался до
спасительной  тени   дома,  расположенного  в   самом   конце  улицы.  Вдруг
послышалось  сердитое  рычание, прямо на него шла большая  собака, угрожающе
оскалив  клыки. Тарзан неподвижно стоял у  дерева.  Он видел свет в  окнах и
людей в  форме, сновавших  взад-вперед.  Он надеялся, что  собака не залает.
Собака  не залаяла, а зарычала еще более грозно.  В  этот  момент  открылась
задняя дверь, и на порог вышел человек в офицерской шинели. Собака бросилась
на Тарзана. Это было крупное животное, почти как  Данго-гиена, и набросилось
оно со свирепостью Нумы-льва. Когда собака  приблизилась, Тарзан наклонился,
и  она стрелой метнулась к нему,  целясь  в  горло, но  перед  ней стоял  не
человек.  Ее   стремительность  не  могла  сравниться   со  стремительностью
Тармангани: зубы клацнули, хватая пустоту, а стальные пальцы уже сжимали шею
собаки. Она  успела издать  лишь удивленный визг  и,  бездыханная, упала  на
землю. В то же время голос из открытой двери позвал:
     -- Симба!..
     Ответа  не  было.  Повторив  зов,  человек  спустился  со   ступенек  и
направился  к  дереву.  Тарзан рассмотрел  высокого широкоплечего  немецкого
офицера.  Человек-обезьяна  затаился  в  тени   -древесного  ствола.   Немец
подходил, все еще окликая собаку. Когда расстояние между ними сократилось до
десяти футов, Тарзан бросился  на него,  как бросается Сабор-львица  на свою
жертву.  Стремительностью  атаки и весом собственного тела  человек-обезьяна
сбил  противника  с  ног, и после  недолгого сопротивления тот затих рядом с
бездыханным трупом собаки.
     Когда Тарзан стоял над поверженным врагом, сожалея, что не может издать
свой  победный клич, вид  военной формы  подсказал  ему  способ,  с  помощью
которого можно было бы безбоязненно пройти через весь  Вильгельмсталь. Через
десять  минут со двора  дома вышел высокий широкоплечий офицер  и направился
вдоль  по улице. Идущие навстречу  не догадывались, что под немецкой шинелью
билось  сердце дикаря, пылающее ненавистью к  гуннам.  Прежде  всего  Тарзан
решил разыскать гостиницу,  ибо там рассчитывал  обнаружить  Берту Кирчер. А
где  будет Берта Кирчер,  там  будет и  Фриц  Шнайдер.  Кем он ей доводился?
Коллегой по работе? Любовником? Или тем и другим одновременно?
     Наконец  Тарзан  разыскал  гостиницу  -- низкое  двухэтажное  здание  с
верандой.  Окна  обоих  этажей   ярко  светились,  и  Тарзан   хорошо  видел
находящихся внутри людей, в основном военных. Человек-обезьяна хотел войти в
холл и порасспрашивать о тех, кого искал, но затем решил  сначала произвести
разведку. Он обошел здание, заглядывая в окна первого  этажа, но  никого  из
нужных  ему  людей  не обнаружил.  Затем  взобрался на  веранду  и продолжил
исследование на уровне второго этажа.
     Окна  угловой комнаты  были  задернуты шторами.  Тарзан  уловил  внутри
чьи-то шаги и заметил смутный силуэт.  Ему  показалось, что  это женщина. Он
подполз  к  окну и  прислушался. Судя по голосам, там  находились мужчина  и
женщина, но слов Тарзан не мог разобрать, так как они разговаривали шепотом.
     В  соседней  комнате  было  темно.  Тарзан  подполз  к  окну,  подергал
шпингалет  и прислушался.  Все  тихо.  Он  осторожно  открыл  раму  и  снова
прислушался  -- абсолютная тишина.  Перекинув ногу  через подоконник, Тарзан
проскользнул внутрь и быстро огляделся. Никого. Подойдя к двери, он выглянул
в коридор.  Коридор  был  пуст. Тарзан  вышел и  подкрался к  двери соседней
комнаты, где находились мужчина  и  женщина. Теперь  голоса  звучали громче,
похоже, те двое о чем-то спорили. Говорила женщина:
     --  Я  предъявила  медальон, как  мы и условились  с  вами  и генералом
Крафтом.  Это  -- мой опознавательный  знак,  никаких  других  удостоверений
личности я не ношу. Вы должны передать  мне бумаги и  оставить меня в покое.
Что вам еще надо?
     Мужчина что-то тихо ответил, но Тарзан не разобрал слов. Вновь зазвучал
женский голос, но  теперь в нем слышались  нотки презрения,  а,  возможно, и
страха.
     -- Вы  не посмеете этого сделать, капитан Шнайдер! Уберите ваши грязные
руки!
     Тарзан распахнул  дверь  и вошел  в  комнату. Там он  увидел  немецкого
офицера,  который, обхватив одной рукой Берту  Кирчер  за талию, пытался  ее
поцеловать.  Девушка  отчаянно  сопротивлялась, и  по  мере  того, как  губы
мужчины приближались к ее губам, она все сильнее выгибалась назад.
     Услышав  звук  открывшейся двери, Шнайдер оглянулся. При виде странного
офицера он выпустил девушку и выпрямился.
     -- Что означает это вторжение, лейтенант? --  требовательно спросил он,
взглянув на погоны вошедшего. -- Немедленно покиньте помещение!
     Тарзан не  произнес  членораздельного ответа,  но  в  комнате раздалось
тихое  грозное рычание, от  которого у девушки по телу  пробежали мурашки, а
лицо  гунна побледнело.  Он  выхватил пистолет,  но  через  мгновение оружие
полетело через окно во двор.
     -- Вы -- гауптман Шнайдер? -- спросил Тарзан у немца.
     -- Ну и что с того? -- пробурчал тот.
     -- Я -- Тарзан из  племени обезьян! -- ответил Повелитель джунглей.  --
Теперь вы знаете, зачем я пришел?
     С этими  словами  он сбросил офицерскую  шинель,  обнажив  свой могучий
торс. Теперь и девушка его узнала.
     -- Уберите вашу руку от пистолета, -- предупредил он ее. Ладонь замерла
в воздухе.  -- Теперь  подойдите сюда.  --  Девушка безропотно повиновалась.
Тарзан  вынул  ее  пистолет из  кобуры и выкинул в окно. Затем повернулся  к
Шнайдеру,  чье  лицо  было  покрыто  смертельной  бледностью.  Наконец-то он
отыскал настоящего убийцу, наконец-то его жена хоть частично  будет отомщена
-- никогда Тарзан не сможет отомстить за ее смерть полностью.
     -- Что вам от меня надо? -- спросил Шнайдер.
     --  Вы  заплатите за  то,  что совершили  в маленьком  бунгало в стране
Вазири! -- сказал Тарзан и, обратившись к девушке, спокойно добавил: -- А вы
не подходите близко, сейчас Тарзан из племени обезьян будет убивать!
     Шнайдер взмолился:
     -- У меня жена, дети, не убивайте меня, я ни в чем не виноват!
     --  Вы умрете так,  как умирают все вам подобные: с кровью на руках и с
ложью на устах, -- ответил Тарзан и двинулся на немца.
     Гауптман Шнайдер, крупный  плотный человек, был примерно одного роста с
Тарзаном, но значительно тяжелее. Поняв, что  угрозы и мольбы бесполезны, он
приготовился  к бою,  как борются за  жизнь загнанная  в  угол  крыса и  все
животные, подчиняясь главному инстинкту природы.
     Набычив  свою большую голову, он бросился на  человека-обезьяну, и  они
сцепились  в  центре комнаты.  На короткий  миг противники замерли, обхватив
друг  друга, но вскоре Тарзану удалось повалить своего врага спиной на стол.
Не выдержав тяжести двух борющихся тел, стол рухнул.
     Девушка   стояла,   забившись   в   угол,   и  наблюдала  за   схваткой
расширившимися от страха глазами. Она  видела, как  двое  мужчин катаются по
полу, с ужасом  слышала тихое рычание, срывающееся  с губ человека-обезьяны.
Шнайдер пытался схватить своего противника за горло, Тарзан  норовил впиться
ему в шею зубами.
     Шнайдер, кажется, тоже понял это и удвоил усилия. Наконец, ему  удалось
оказаться сверху  и вырваться  из стальных  объятий.  Он вскочил  на ноги  и
рванулся к  окну, но не успел  он перевалиться через подоконник, как тяжелая
рука схватила его за  плечо и  отбросила  назад.  Шнайдер отлетел через  всю
комнату  к  противоположной  стене.  Тарзан  бросился  за  ним, и они  снова
схватились,  нанося  друг  другу  ужасные удары. В конце  концов Шнайдер  не
выдержал и завопил: "На помощь! На помощь!"
     Тарзан  схватил немца  за горло и вытащил  свой охотничий  нож. Шнайдер
стоял спиной к стене, и, хотя колени его  подгибались, в таком положении его
удерживал Тарзан. Он поднес острие ножа к животу немца.
     --  Так  ты  зарезал  мою  жену, -- прошипел человек-обезьяна,  --  так
сдохнешь и сам! Девушка кинулась вперед.
     -- О  Боже, нет! -- вскричала она.  -- Только  не  это! Вы мужественный
человек, вы не можете быть таким зверем!
     Тарзан обернулся.
     --  Что ж,  -- сказал он.  -- Пожалуй, вы правы, я  не  немец и не могу
поступать, как они.
     С этими словами  Тарзан поднял лезвие и вонзил его прямо в сердце Фрица
Шнайдера. Хлынула кровь. Задыхаясь, немец успел прошептать:
     -- Я не делал этого! Он  не тут... Тарзан вновь повернулся к  девушке и
требовательно протянул руку.
     -- Мой медальон, -- сказал он.
     Девушка жестом указала на труп Шнайдера.
     -- Он у него.
     Тарзан обыскал немца и нашел медальон.
     -- А теперь, -- продолжил он, -- документы. Безропотно девушка передала
ему  сложенные бумаги.  Он долго стоял и  смотрел  на  нее, прежде чем вновь
заговорить.
     -- Я пришел также и за вами, -- промолвил он. -- Я  не могу забрать вас
с  собой.  В этом случае я собирался убить вас,  так как поклялся уничтожать
всех представителей вашей нации, но вы  были правы, когда сказали,  что я не
такой зверь,  как этот  убийца женщин.  Я не смог убить его тем же способом,
каким он убил мою жену, тем более не смогу лишить жизни вас -- женщину.
     Он  подошел  к окну и  спустя миг  растворился в  темноте.  После этого
фрейлейн Берта Кирчер быстро подошла к трупу, распростертому на полу, сунула
руку в  потайной карман  и вытащила маленький  листок  бумаги.  Она  надежно
спрятала его и лишь затем подошла к окну и позвала на помощь.

        VII. ЗОВ КРОВИ

     Тарзан из  племени обезьян корил себя за то,  что пощадил Берту Кирчер,
немецкую шпионку. Он, который  убил гауптмана Шнайдера и молодого лейтенанта
фон  Госса; он, который  разными способами  отомстил  убийцам,  грабителям и
насильникам,   орудовавшим  в   его  бунгало   в   стране  Вазири.  Осталось
расквитаться с последним офицером -- лейтенантом Обергатцем -- но тот как  в
воду канул. По  слухам, немцы послали  его то ли  в Африку,  то ли обратно в
Европу.  Уточнить его местонахождение не удалось, те, у кого он  справлялся,
либо ничего толком не знали, либо не желали разглашать военную тайну.
     Тарзан никак не  мог объяснить своего  поведения по  отношению к  Берте
Кирчер. Он стыдился  своей  слабости,  несмотря  на  то,  что содержащиеся в
захваченных  документах   сведения  позволили  англичанам  сорвать  немецкое
фланговое наступление.  Человек-обезьяна не переставал  досадовать  на себя,
ибо подспудно подозревал, что, доведись ему вновь встретить Берту Кирчер, он
снова  не  сумел  бы  причинить  ей  зла,  как  это случилось  в ту  ночь  в
Вильгельмстале.
     Бичуя  себя  за  непростительную  слабость,   Тарзан  мотивировал  свой
поступок тлетворным влиянием цивилизации. В  глубине  души  он презирал  как
собственно цивилизацию, так  и ее  представителей --  и  мужчин,  и  женщин.
Будучи существами  слабыми, порочными, лицемерными и тщеславными,  они резко
отличались от своих простодушных и примитивных  диких сородичей из джунглей.
И  вместе  с  тем в большом  сердце  человека-обезьяны наряду  с  презрением
коренилось и другое  сильное чувство  --  любовь  и преданность, которые  он
испытывал к своим друзьям из цивилизованного мира.
     Воспитанный диким зверем и выросший  среди  лесных животных, Тарзан  не
спешил сближаться с кем бы то ни было. Знакомых у него были сотни, друзей же
наперечет. Ради последних он не задумываясь отдал бы жизнь,  как, впрочем, и
они  за  него. Но в британских  войсках, расположенных в Восточной Африке, у
Тарзана  не  было  н