л, пока наконец не понял, что
потерял власть над людьми.  Может быть,  он и  пошел  бы за ней один, как он
твердил всем  каждую минуту, но был лишен  этой необходимости, когда  поздно
ночью эти двое пришли в лагерь вместе.
     При виде их Зверев успокоился и вместе с тем обозлился.
     -- Почему ты не осталась со мной? -- набросился он на Зору.
     -- Потому что я  не умею бегать так быстро, как ты,  -- ответила она, и
Зверев промолчал.
     Из вышины, откуда-то с дерева послышалось уже знакомое предупреждение:
     -- Покиньте белых!
     Последовало долгое молчание, нарушаемое только нервным шепотом  негров,
и тогда голос заговорил снова:
     -- Дороги в  ваши  страны  свободны  от  опасностей, а с  белыми людьми
всегда ходит смерть. Выбросьте свою форму и оставьте белых в джунглях на мое
попечение.
     Один  из чернокожих воинов вскочил на  ноги,  сорвал с себя французский
мундир и бросил его в ближайший костер. Моментально и другие последовали его
примеру.
     -- Прекратите! -- закричал Зверев.
     -- Молчать, белый человек! -- зарычал Китембо.
     -- Бей белых! -- крикнул обнаженный воин из племени базембо.
     Воины мгновенно  бросились к белым, сгрудившимся  вокруг Зверева, и тут
сверху раздался предупреждающий крик:
     -- Белые -- мои! Оставьте их мне!
     Воины на миг приостановились, но один из воинов, разъяренный ненавистью
и жаждой крови, снова двинулся вперед, угрожающе подняв винтовку.
     Сверху  зазвенела  тетива. Чернокожий  выронил  оружие  и  пронзительно
закричал, пытаясь вырвать стрелу, торчащую из его груди.  Как только он упал
лицом  вперед,  остальные чернокожие отступили, и белые остались одни. Негры
же сбились  кучкой в дальнем конце лагеря. Многие из них  дезертировали бы в
эту  ночь, если бы не боялись мрака  джунглей и угрозы того, кто скрывался в
вышине.
     Зверев  в  гневе шагал взад-вперед, проклиная судьбу, проклиная негров,
проклиная всех.
     --  Если бы мне помогали, -- бурчал он, -- этого не  случилось бы. Я же
не могу делать все один.
     -- Вы и добились всего этого один, -- съязвил Ромеро.
     -- Что ты имеешь в виду? -- вскинулся Зверев.
     -- А то, что вы выставили себя полнейшим ослом  и настроили против себя
всех в экспедиции, но даже и в этом случае они оставались бы с вами, если бы
были уверены в вашем мужестве. Но никому не хочется следовать за трусом.
     -- Ты  называешь  меня трусом, ты, желтая обезьяна! --  заорал  Зверев,
хватаясь за револьвер.
     -- Бросьте, -- произнес Ромеро. -- Вы у меня на мушке. И  вот что я вам
скажу -- если бы не сеньорита  Дрынова, я убил  бы вас на месте и избавил бы
мир по  крайней мере от  одного психопата. Сеньорита Дрынова однажды  спасла
мне  жизнь. Я не забыл этого, и поскольку она,  кажется,  любит вас, то вы в
безопасности, если только я не буду вынужден убить вас в порядке самозащиты.
     -- Это чистейшее безумие, -- вскричала Зора. -- Нас здесь только пятеро
среди неуправляемой  толпы негров, которые боятся  и  ненавидят нас. Завтра,
без  сомнения, они  нас  покинут.  Если  мы хотим выбраться когда-нибудь  из
Африки  живыми, то нам  следует держаться вместе.  Позабудьте  свои ссоры  и
давайте отныне  действовать  сообща, в полном согласии,  ради  нашего общего
спасения.
     -- Ради вас, сеньорита, я согласен, -- сказал Ромеро.
     -- Товарищ Дрынова права, -- проговорил Ивич.
     Зверев убрал руку  с револьвера и  угрюмо  отвернулся, в оставшуюся  же
часть ночи в дезорганизованном лагере заговорщиков царило если не  согласие,
то покой.
     Когда наступило утро, белые  увидели, что  негры все как один поснимали
французские  мундиры, а из  листвы  ближайшего дерева  это  тоже заметили  и
другие  глаза --  серые глаза,  в  которых мелькнуло  насмешливое выражение.
Чернокожие слуги и те отказались прислуживать белым, примкнув  к людям своей
крови, поэтому белым пришлось самим готовить завтрак после того, как попытка
Зверева призвать слуг к повиновению получила резкий отпор.
     Пока они ели, к ним приблизился Китембо в  сопровождении вождей  других
племен, входивших в состав экспедиции.
     --  Мы  уходим  со своими  людьми на родину, --  объявил вождь  племени
базембо. -- Оставляем вам пищу из расчета, чтобы ее хватило для возвращения.
Многие наши воины хотят убить  вас, и  мы  не  сможем  им помешать,  если вы
попытаетесь пойти с  нами, ибо они боятся мести духов,  которые сопровождают
вас уже много лун. Останьтесь здесь до завтра. После этого можете идти, куда
угодно.
     -- Но вы не можете бросить нас вот так, без носильщиков, без аскари, --
возразил Зверев.
     --  Вы  больше не  можете приказывать  нам,  белый человек,  --  сказал
Китембо, -- так как вас мало, а нас много, и ваша власть над нами кончилась.
Вы во всем потерпели провал. За таким руководителем мы не пойдем.
     -- Китембо,  ты  не  прав!  -- зарычал  Зверев. -- Вы все будете за это
наказаны.
     --  Кто  нас  накажет?  -- усмехнулся  негр.  --  Англичане?  Французы?
Итальянцы? Вы не посмеете пожаловаться им. Они  накажут вас, а не нас. Может
быть,  вы пойдете к Рас Тафари? Да  он вырежет  ваше сердце, а  тело  бросит
собакам, если узнает, что вы замышляли.
     --  Не можете  же вы  оставить эту белую женщину  в джунглях  без слуг,
носильщиков  и  достаточной  защиты, -- настаивал  Зверев, осознав,  что его
первый  аргумент  не  произвел впечатления на  черного вождя, который сейчас
держал в своих руках их судьбы.
     -- Я  не  намерен оставлять  белую  женщину,  -- сказал Китембо. -- Она
пойдет со мной.
     И только теперь белые впервые поняли, что вожди  окружили их и взяли на
прицел.
     Во время  разговора  Китембо подошел ближе к Звереву,  рядом с  которым
стояла Зора  Дрынова,  и  теперь чернокожий вождь  протянул  руку  и схватил
девушку за запястье.
     -- Пошли! -- сказал он, и  в тот же миг что-то пропело над их головами,
и  Китембо, вождь  племени базембо, схватился за стрелу,  вонзившуюся в  его
грудь.
     -- Наверх не глядеть, -- раздался голос в вышине. -- Смотреть на землю,
а  кто поднимет  глаза, тот умрет. Послушайте внимательно, что  я вам скажу,
черные люди. Расходитесь по домам,  а белых оставьте здесь. Не  трогайте их.
Они принадлежат мне. Я все сказал.
     Выпучив глаза и  дрожа, чернокожие вожди отшатнулись от  белых, оставив
Китембо корчиться на земле. Они поспешили через  лагерь  к  своим товарищам,
которые обезумели от ужаса, и прежде чем вождь племени базембо испустил дух,
чернокожие  туземцы  похватали  заранее  распределенную меж собой поклажу и,
толкаясь, поспешили выбраться  на звериную тропу, которая вела  из лагеря на
запад.
     Белые в ошеломлении наблюдали за бегством воинов, храня молчание до тех
пор, пока не скрылся последний чернокожий, и они остались одни.
     -- Как вы полагаете, что  имел в виду голос, говоря, что мы принадлежим
ему? -- хрипловато спросил Ивич.
     -- Откуда мне знать, -- проворчал Зверев.
     --  Может,  это  привидение  --  людоед?  -- предположил,  улыбнувшись,
Ромеро.
     -- Он нам так уже навредил,  -- сказал Зверев, -- что  мог бы на  время
оставить нас в покое.
     -- Не такой  уж он и злой, -- произнесла Зора,  -- ведь он спас меня от
Китембо.
     -- Спас, чтобы самому попользоваться, -- возразил Ивич.
     --  Ерунда!  --  воскликнул Ромеро.  -- Намерение  этого  таинственного
голоса столь же  очевидно, как и  тот факт, что это голос  человека.  Кто-то
хочет расстроить планы нашей экспедиции, и я думаю,  что Зверев был близок к
истине  вчера,  когда  сказал, что  за этим  стоят англичане  или итальянцы,
которые пытаются задержать нас, пока не соберут достаточно сил.
     -- И это доказывает то,  что я давно уже  подозревал, -- заявил Зверев.
-- Среди нас есть предатель и не один.
     Он многозначительно посмотрел на Ромеро.
     -- Это  означает  лишь то,  что  сумасбродные идиотские  теории  всегда
терпят крах на практике,  -- сказал Ромеро. -- Вы  полагали,  что все  негры
Африки  сбегутся  под  ваше  знамя  и  сбросят  всех  иностранцев  в  океан.
Теоретически вы, возможно, были  правы, а на практике же вашу мечту,  словно
мыльный  пузырь,  разрушил один-единственный человек,  знающий  то,  чего не
знаете вы -- психологию туземцев. Любая идиотская теория обречена на провал.
Такова реальность.
     -- Ты рассуждаешь, как предатель, -- угрожающе произнес Ивич.
     -- Ну и что вы сделаете? -- спросил мексиканец. -- Я по горло сыт всеми
вами и  вашим мерзким корыстным планом. Ни у тебя, ни у Зверева нет ни капли
чести. Насчет  Тони и  сеньориты Дрыновой я склонен сомневаться, так  как не
могу  представить  себе, что они мошенники. Их ввели  в заблуждение,  как  и
меня, а обманули нас вы и вам подобные, морочащие головы миллионам людей.
     -- Ты не единственный предатель среди нас, -- вскричал Зверев, -- и  не
один поплатишься за свою измену.
     -- Ни к чему сейчас об этом, -- сказал Мори. -- Нас и так слишком мало.
Если мы начнем выяснять  отношения и убивать  друг друга, то не выберемся из
Африки живыми. А если вы убьете Мигеля, то вам придется  убить и меня и я не
уверен, что вам это удастся. Может, я убью вас.
     -- Тони  прав, --  сказала девушка. -- Давайте заключим перемирие, пока
не выберемся к цивилизации.
     Итак, достигнув некоего вооруженного  перемирия, все пятеро отправились
на следующее утро назад в базовый лагерь, а тем  временем Тарзан и его воины
вазири, обогнав их на целый день пути, двигались кратчайшей дорогой к Опару.
     -- Может, Лэ там  и  нет, -- объяснил Тарзан Мувиро,  --  но  я намерен
наказать Оу  и Дуза за  их предательство  и тем самым подготовить  почву для
безопасного возвращения верховной жрицы, если она еще жива.
     --  А  как  насчет  белых  врагов,  которые  остались  в  джунглях?  --
поинтересовался Мувиро.
     -- Никуда они не денутся, -- ответил Тарзан. -- Они слабы и плохо знают
джунгли. Передвигаются медленно. Мы можем  нагнать их  в любой момент, когда
захотим. Больше всего  сейчас меня волнует Лэ,  потому что она -- друг, а те
-- всего лишь враги.
     Во многих милях  от  Тарзана предмет его дружеской заботы приближался к
поляне в джунглях, -- поляне, вырубленной  человеком и предназначавшейся для
стоянки многочисленного отряда, но сейчас несколько грубых хижин были заняты
горсткой негров.
     Рядом с женщиной  шел Уэйн Коулт, полностью восстановивший свои силы, а
за ними по пятам -- Джад-бал-джа, Золотой Лев.
     -- Наконец-то мы нашли лагерь, -- сказал Коулт. -- Благодаря вам.
     -- Да, но он покинут, -- ответила Лэ. -- Все ушли.
     -- Нет, -- возразил Коулт. -- Вон там, справа, возле хижин сидят негры.
     -- Очень хорошо, -- сказала Лэ. -- А теперь я должна покинуть вас.
     В ее голосе прозвучала нотка сожаления.
     -- Не хочется прощаться,  -- сказал мужчина,  -- но  я знаю,  что  ваше
сердце далеко отсюда и что ваша доброта  задержала  ваше возвращение в Опар.
При всем желании я не могу словами выразить мою благодарность,  но думаю, вы
понимаете, что у меня на душе.
     -- Да, -- ответила женщина,  -- и этого  достаточно, чтобы знать, что я
нашла себе друга, я, у которой так мало верных друзей.
     -- Позвольте мне пойти с вами в Опар,  --  предложил Коулт. -- Вас  там
поджидают враги, и моя скромная помощь может вам пригодиться.
     Лэ покачала головой.
     -- Нет, это  невозможно,  -- ответила она. --  Кое-кто из моего  народа
стал  относиться  ко  мне  с  недоверием  и даже  ненавистью  из-за дружбы с
человеком  из  другого  мира. Если вы  вернетесь  со  мной  и  поможете  мне
завладеть  троном,   это   еще  больше  усилит   их  подозрительность.  Если
Джад-бал-джа и я не сможем добиться  успеха  вдвоем, то и втроем мы вряд  ли
способны на большее.
     -- Но  тогда  хотя  бы  останьтесь  на день,  будьте  моей гостьей,  --
попросил Коулт. -- Правда, я не смогу предложить вам особого гостеприимства,
-- добавил он, грустно улыбаясь.
     --  Нет,  друг  мой,  --  сказала  она.   --  Я  рискую  остаться   без
Джад-бал-джа,  а вы без  негров.  Боюсь,  что  им нельзя находиться вместе в
одном лагере.  До свидания, Уэйн  Коулт. Но не говорите, что  я иду одна. Со
мной Джад-бал-джа.
     Лэ  знала дорогу из  базового лагеря в Опар, и Коулт  глядел ей вслед с
комком  в  горле,  ибо  прекрасная  девушка  и  огромный  лев  казались  ему
воплощением красоты, силы и одиночества.
     Он  со вздохом вернулся в лагерь и пошел к неграм, которые тем временем
улеглись спать на полуденной жаре.  Он разбудил их, и  они опешили,  так как
участвовали в походе  с побережья  и  немедленно его  узнали.  Давно  считая
Коулта  погибшим,  они  сначала  испугались,  пока  не  убедились,  что  это
действительно он, а не привидение.
     Со  времени гибели  Дорского  у них не было хозяина, и  они  признались
Коулту,  что  всерьез  подумывали  покинуть  лагерь  и  пробираться   домой,
поскольку  не  в  состоянии  забыть  те  таинственные  и  сверхъестественные
происшествия, свидетелями  которых им довелось стать в этой чужой местности,
где они чувствовали себя одинокими  и беспомощными без руководства и  защиты
белого хозяина.


        x x x


     Через равнину Опара к разрушенному  городу шла девушка  и лев, а позади
них,  на вершину скалы, с которой  они спустились, поднялся мужчина и, глядя
на равнину, заметил их вдали.
     За  ним на  скалистый утес  вскарабкалась сотня  воинов.  Они  окружили
высокого человека, и тот показал пальцем и сказал: "Лэ!"
     -- И Нума! -- добавил Мувиро. -- Странно, бвана, что он не нападает.
     -- Он и не нападет, --  ответил Тарзан. --  Почему, не знаю, но уверен,
что не нападет, потому что это Джад-бал-джа.
     -- Глаза Тарзана, как  глаза орла, --  сказал  Мувиро. -- Мувиро  видит
только женщину и льва, а Тарзан видит Лэ и Джад-бал-джа.
     -- Мне не нужны глаза, -- сказал человек-обезьяна. -- У меня есть нос.
     -- У  меня тоже  есть  нос, --  возразил Мувиро, --  но это  лишь кусок
плоти, торчащий на моем лице. Толку от него никакого.
     Тарзан улыбнулся.
     -- В детстве тебе не приходилось полагаться на чутье, чтобы спасти свою
жизнь  или добыть пищу, -- объяснил он, -- а мне приходилось всегда, тогда и
теперь. Пойдемте, дети мои. Лэ и Джад-бал-джа обрадуются, когда увидят нас.
     Джад-бал-джа  первым  уловил  слабые  звуки  сзади.  Он  остановился  и
обернулся. Огромная голова его величественно поднялась, уши напряглись, кожа
на  носу  наморщилась,  чтобы  помочь  обонянию.  Лев издал  низкий  рык. Лэ
остановилась и поглядела назад, чтобы выяснить причину его недовольства.
     Увидев приближающуюся  колонну,  Лэ  почувствовала,  как сердце  у  нее
сжалось. Даже  Джад-бал-джа  не  смог бы  защитить  ее от такого  количества
врагов.  Тогда она решила  попытаться  раньше их достигнуть города, но когда
снова взглянула  на  разрушенные  стены  на краю  долины,  поняла,  что  это
бесполезно.  У нее  не  хватит  сил пробежать такое расстояние, а среди этих
черных  воинов наверняка  немало тренированных бегунов, которые с  легкостью
настигнут ее. Поэтому, покорившись судьбе, она стояла и ждала, между тем как
Джад-бал-джа,  пригнув  голову  и   подрагивая  хвостом,  медленно  двинулся
навстречу  людям, и по мере приближения,  его  злобное рычание перерастало в
оглушительный  рев,  от  которого  дрожала  земля.  Так  он пытался  отвести
опасность от своей любимой хозяйки.
     Но  люди  продолжали  идти,  и  вдруг Лэ  заметила, что шедший  впереди
человек был  светлее остальных, и сердце ее затрепетало. А когда  она узнала
его, то на глаза дикарки, верховной жрицы Опара, навернулись слезы.
     --  Это  Тарзан!  Джад-бал-джа,  это  Тарзан!  --  крикнула  она,  и ее
прекрасные черты озарились светом великой любви.
     В тот же  миг лев также, видимо,  узнал своего хозяина, ибо его рычание
стихло, глаза перестали  сверкать, и, вскинув голову, он потрусил  навстречу
Тарзану  и, словно  большая собака,  встал перед  ним на задние  лапы. Малыш
Нкима  с  криком  ужаса спрыгнул с плеча  человека-обезьяны и,  пронзительно
визжа, задал стрекача назад, к  Мувиро, так как  нутром чуял,  что Нума есть
Нума. Положив громадные лапы на плечи Тарзана, Джад-бал-джа лизнул бронзовую
щеку,  а затем Тарзан отстранил его  и быстро  подошел к Лэ.  Нкима  же, чей
страх уже улегся, неистово скакал на плече Мувиро, награждая льва множеством
бранных кличек за пережитое волнение.
     -- Наконец-то! -- воскликнул Тарзан, глядя в глаза Лэ.
     -- Наконец-то, -- повторила девушка, -- ты вернулся со своей охоты.
     -- Я вернулся в тот же день, -- ответил Тарзан, -- но ты уже ушла.
     -- Вернулся? -- переспросила девушка.
     -- Да, Лэ, -- повторил  он.  -- Я прошел долгий путь,  прежде чем нашел
добычу, но наконец добыл мясо и принес его тебе, а тебя уже не было, и дождь
смыл твои следы, и хотя я искал тебя много дней, но найти не смог.
     -- Знай я, что ты намерен вернуться, -- произнесла она, -- то дождалась
бы тебя.
     -- Тебе следовало бы  знать,  что  я  не оставляю  друзей,  --  ответил
Тарзан.
     -- Лэ огорчена, -- сказала она.
     -- И в Опар ты с тех пор так и не возвращалась? -- спросил он.
     -- Мы  с Джад-бал-джа как раз идем туда. Я долго плутала и лишь недавно
нашла  дорогу  в Опар. А кроме того, мне  встретился  белый человек, который
заблудился и был болен. Я оставалась  с ним, пока у  него не прошел жар и не
восстановились силы, потому что думала, что он, наверное, друг Тарзана.
     -- Как его имя? -- спросил человек-обезьяна.
     -- Уэйн Коулт, -- ответила она. Человек-обезьяна улыбнулся.
     -- Оценил ли он то, что ты сделала для него? -- спросил Тарзан.
     -- Да, он хотел пойти со мной в Опар и помочь мне вернуться на трон.
     -- Значит, он тебе понравился, Лэ?
     -- Очень понравился. Но совсем не так, как нравится мне Тарзан.
     Тарзан коснулся ее плеча, словно хотел погладить.
     --  Верная Лэ!  -- пробормотал  он, затем резко вскинул голову,  словно
желая прогнать грустные мысли, и повернулся лицом к Опару.
     -- Пошли, -- сказал он. -- Королева возвращается на свой трон.
     Невидимые глаза Опара наблюдали за приближением колонны. Они узнали Лэ,
Тарзана  и  вазири,  а  некоторые узнали  Джад-бал-джа.  Оу  испугалась, Дуз
задрожал, а юная Нао, которая ненавидела Оу, была почти счастлива, насколько
может быть счастлив тот, у кого разбито сердце.
     Оу правила деспотически, а Дуз был слабовольным глупцом, которого никто
уже  не воспринимал всерьез. И сейчас среди  руин  пронесся  шепот,  который
напугал бы Оу и Дуза, если бы они слышали его, и шепот распространился среди
жриц и воинов-жрецов, вследствие чего,  когда  Тарзан и Джад-бал-джа провели
вазири во двор  храма, там не оказалось никого, кто оказал бы сопротивление.
Вместо этого  из темных арок галерей послышались голоса, молившие о пощаде и
заверявшие в верности Лэ.
     Двинувшись дальше,  они услышали в глубине храма внезапный  взрыв шума.
Высокие голоса прорывались  громкими криками, затем наступила  тишина. Когда
же они вошли  в  тронный зал, стала очевидной и причина  шума: в  луже крови
плавали трупы  Оу и Дуза, а также  нескольких жрецов и жриц, остававшихся им
верными. Кроме трупов, в тронном зале никого не было.
     И тогда Лэ, верховная жрица Пламенеющего Бога, снова взошла на трон как
королева Опара.
     В  эту  ночь Тарзан,  Повелитель джунглей, снова ел  из золотых тарелок
Опара,  а  молодые  девушки,  готовившиеся  в скором  времени  стать жрицами
Пламенеющего Бога,  подавали ему  мясо  и фрукты,  а также  вина,  настолько
старые,  что  никто из ныне живущих  не  знал, какой они выдержки и в  каком
забытом винограднике вызрели гроздья, из которых они были сделаны.
     Но  подобные  вещи  мало  занимали  Тарзана,  и  он был  рад,  когда на
следующий день смог сменить обстановку и  повести воинов вазири через долину
Опара к  ограждавшим город скал