догнать основной  отряд лишь  тогда,  когда его большая  часть  уже
спускалась  с пограничных  скал.  Ни  угрозы,  ни  щедрые  посулы  не  могли
остановить бегство, закончившееся только в самом лагере.
     Зверев тут  же пригласил Абу Батна,  Дорского и Ивича на совещание. Это
была  первая  неудача  Зверева,  и  серьезная,  ввиду того,  что  он  сильно
рассчитывал на неисчерпаемые запасы золота  в  сокровищницах  Опара.  Первым
делом он отчитал Абу Батна и Китембо за трусость, помянув при  этом недобрым
словом их предков по материнской линии, но добился лишь того, что те впали в
злобное негодование.
     --  Мы  пошли с  тобой, чтобы  сражаться с  людьми,  а  не с демонами и
привидениями, -- сказал Китембо. -- Я  не боюсь. Я  бы пошел в город, но мои
люди со мной не пойдут, а один я не смогу разбить врага.
     -- Я  тоже,  -- подхватил Абу Батн, смуглое лицо  которого потемнело от
гнева.
     -- Знаю, --  усмехнулся Зверев. -- Вы оба храбрецы,  но бегаете гораздо
лучше, чем деретесь. Посмотрите  на нас. Мы  не  испугались. Мы сделали все,
как надо.
     -- Где товарищ Ромеро? -- с напором спросил Абу Батн.
     --  Наверное,  погиб,  --  предположил Зверев. -- А  чего бы вы хотели?
Выиграть сражение без потерь?
     -- Никакого сражения не было, -- возразил Китембо, -- а человек, дальше
других проникший в проклятый город, не вернулся.
     Вдруг Дорский вскинул голову.
     -- А вот и он! -- воскликнул Дорский, и взоры присутствующих обратились
к  тропе,  ведущей к Опару,  на  которой  показался Мигель Ромеро,  идущий в
лагерь беспечной походкой.
     --  Приветствую вас,  мои  отважные товарищи!  -- крикнул  он.  --  Рад
застать вас в живых. Я боялся, что вас всех хватит кондрашка.
     Шутка была  встречена мрачным молчанием, и  никто не проронил ни слова,
пока он не подошел и не уселся рядом.
     -- Где ты пропадал? -- напустился на него Зверев.
     --  Хотел  посмотреть,  что  там  за  внутренней  стеной,   --  ответил
мексиканец.
     -- И что же ты увидел? -- поинтересовался Абу Батн.
     --  Великолепные здания,  лежащие  в  руинах, --  поделился Ромеро.  --
Мертвый разрушающийся город из мертвого прошлого.
     -- А что еще? -- спросил Китембо.
     -- Видел отряд  странных воинов. Низкорослые кряжистые  люди  на кривых
ногах,  с длинными  могучими  руками  и волосатыми туловищами. Они  вышли из
большущего  здания,  наверное, храма. Их оказалось слишком много для меня. Я
не мог схватиться с ними в одиночку, поэтому ушел.
     -- Оружие у них было? -- задал вопрос Зверев.
     -- Дубины и ножи, -- ответил Ромеро.
     --  Вот  видите,  -- воскликнул Зверев.  -- Всего  лишь  шайка дикарей,
вооруженная дубинами. Мы могли захватить город без потерь.
     -- Как они выглядели? -- переспросил Китембо. -- Опиши их.
     Выслушав  Ромеро,  который   постарался  не  пропустить   ни   малейшей
подробности, Китембо покачал головой.
     -- Так я и думал, -- провозгласил он. -- Это не люди, это демоны.
     --  Люди или  демоны, но  мы  должны  вернуться и захватить  город,  --
яростно произнес Зверев. -- Мы обязаны завладеть золотом Опара.
     -- Вы, белый человек, можете идти, --  произнес Китембо, --  но пойдете
один. Я своих людей знаю и говорю вам, что  они не пойдут. Ведите нас против
людей  с белой,  коричневой или черной кожей, и мы  пойдем  за вами.  Но  не
против демонов и привидений.
     -- А ты, Абу Батн? -- сурово спросил Зверев.
     --  Я  переговорил  со своими людьми по  возвращении  из города,  и они
сказали, что туда не вернутся. Они не станут сражаться с нечистой силой. Они
слышали голос джинна, который предостерегал их, и теперь боятся.
     Зверев бушевал, грозил и увещевал, но безрезультатно. Ни арабский шейх,
ни африканский вождь не поддавались.
     -- И все же есть выход, -- предложил Ромеро.
     -- А именно? -- спросил Зверев.
     -- Когда прибудет  гринго и  филиппинец, мы будем уже вшестером  --  не
арабы и не африканцы. Вшестером мы сможем захватить Опар.
     Пол Ивич сделал кислую мину, а Зверев прокашлялся.
     --  Если  нас  убьют, --  сказал Зверев, -- весь наш план  сорвется. Не
останется никого, кто смог бы продолжить дело.
     Ромеро пожал плечами.
     -- Я только предложил, -- сказал он, -- но, конечно, если вы боитесь...
     -- Я не боюсь, -- вспылил Зверев, -- и в то же время я не дурак.
     Губы Ромеро скривились в плохо скрытой усмешке.
     -- Я пошел обедать, -- произнес он и ушел.


        x x x


     На  второй  день  своего  пребывания в лагере заговорщиков  Уэйн  Коулт
составил длинную шифровку и отправил  ее на побережье с одним из своих слуг.
Из  своей палатки Зора  Дрынова  видела,  как  бою передали  послание. На ее
глазах  юноша засунул его в конец  расщепленной  палки и двинулся  в  долгий
путь. Чуть  позже Коулт  присоединился к девушке, перешедшей в тень большого
дерева рядом с палаткой.
     -- Вы только что отправили донесение, товарищ Коулт, -- сказала она.
     Он метнул на нее быстрый взгляд.
     -- Да, -- ответил американец.
     --  Возможно, вам следует знать,  что только товарищу Звереву разрешено
посылать сообщения из лагеря, -- сказала она.
     -- А я и не знал. Это  просто насчет денег, которые должны были ожидать
меня,  когда  я  высадился на побережье. Я их  не  получил и послал  за ними
слугу.
     --  Ах вот оно  что,  -- произнесла Зора, и разговор перешел  на другие
темы.
     Во второй половине дня Коулт взял винтовку и отправился на охоту.  Зора
пошла вместе с  ним,  и вечером они  снова ужинали  вдвоем,  но  на  сей раз
хозяйкой  была она.  Так проходили дни,  пока не настало  утро, когда лагерь
разбудил  взволнованный  туземец,  сообщивший   о  возвращении   экспедиции.
Остававшиеся в лагере  без слов поняли, что  маленькая  армия вернулась  без
победы  на  знаменах.  Лица  вожаков  явственно  говорили о  неудаче. Зверев
приветствовал Зору и Коулта и представил последнего своим спутникам, а когда
вернувшимся воинам представили также Тони, все разошлись отдыхать.
     За общим ужином обе  группы поделились приключениями,  выпавшими на  их
долю. Коулта и Зору заинтриговали рассказы о таинственном Опаре, но не менее
таинственным выглядел и их рассказ о смерти Рагханата Джафара, его похоронах
и сверхъестественном возвращении.
     -- После этого никто  не смел дотронуться до его тела,  -- рассказывала
Зора. -- Пришлось Тони и товарищу Коулту самим закопать его.
     -- Надеюсь, на этот раз вы постарались на славу, -- сказал Мигель.
     -- Пока еще он не возвращался, -- усмехнулся Коулт.
     -- Кому могло прийти в голову выкопать его? -- грозно спросил Зверев.
     --  Конечно, не нашим слугам, --  ответила Зора. -- Они и без того были
напуганы странными обстоятельствами его смерти.
     -- Должно  быть, это сделало то же  существо,  которое его и  убило, --
предположил Коулт. -- Но кто бы  он ни был, он обладает нечеловеческой силой
-- затащить труп на дерево и сбросить его на нас вниз.
     -- А  меня в этой  истории больше всего  потрясло то, что  все это было
проделано в абсолютной тишине. Могу поклясться, что даже листик на дереве не
шелохнулся, как вдруг на стол грохнулось тело.
     -- Такое под силу только мужчине, -- произнес Зверев.
     -- Несомненно, -- подхватил Коулт, -- и вдобавок настоящему силачу!
     Позже, когда люди стали расходиться по палаткам, Зверев жестом задержал
Зору.
     -- На минутку, Зора, хочу  с тобой поговорить,  -- сказал он, и девушка
снова уселась.  -- Что  ты  думаешь об этом  американце? У тебя была хорошая
возможность присмотреться к нему.
     -- С ним полный порядок. Очень приятный малый, -- ответила Зора.
     -- И он ни словом ни поступком не вызвал у тебя подозрения?
     -- Нет, ровным счетом ничем.
     -- Вы пробыли вместе не один день, -- продолжал Зверев. -- Он относился
к тебе с должным уважением?
     -- Куда более уважительно, чем твой друг Рагханат Джафар.
     -- Не называй при  мне  имени  этой скотины,  -- воскликнул  Зверев. --
Жаль, что меня здесь не было, а то убил бы его собственными руками.
     -- Я так ему и сказала, что убьешь,  когда  вернешься,  но кто-то  тебя
опередил.
     Они замолчали. Было заметно, что Зверев пытается облечь в слова то, что
его беспокоит. Наконец он сказал:
     -- Коулт -- очень  симпатичный молодой человек.  Смотри,  не  влюбись в
него, Зора.
     -- А  почему бы и  нет?  -- вскинулась Зора. -- Я отдала делу  свой ум,
свою силу,  свой талант и  почти  без остатка свое  сердце.  Но в  нем  есть
уголок, которым я могу распоряжаться, как мне заблагорассудится.
     --  Не хочешь  ли  ты сказать,  что  влюбилась в него?  -- насторожился
Зверев.
     -- Конечно, нет. Ничего похожего. Такая мысль  не могла и в голову  мне
прийти. Просто я хочу, чтобы ты  знал, Питер,  что в делах такого рода ты не
можешь мне диктовать.
     -- Послушай,  Зора. Тебе прекрасно известно, что я люблю тебя, и, более
того, ты будешь моей. Я всегда своего добиваюсь.
     -- Опять ты за свое,  Питер. Сейчас не  время для таких глупостей,  как
любовь. А вот когда мы выполним задуманное, может, я и подумаю об этом.
     -- Я  требую,  чтобы ты подумала сейчас и подумала хорошенько, Зора, --
настаивал Зверев. --  Есть некоторые детали относительно  этой экспедиции, о
которых я  тебе не рассказывал. Я  никого в них не посвятил,  но теперь хочу
рассказать тебе, потому  что  люблю тебя и ты  будешь  моей  женой. На карту
поставлено больше, чем  ты думаешь.  После  такого  умственного  напряжения,
такого риска и таких лишений я  не намерен  уступать кому бы  то ни было той
власти и богатства, которые я вскоре завоюю.
     -- И даже нашему делу не уступишь? -- спросила она.
     -- Да, даже нашему  делу, с  той лишь разницей, что буду использовать и
то, и другое во благо.
     -- Но что же ты намерен делать? Я тебя не понимаю.
     -- Я  намерен стать императором Африки, -- провозгласил  он, -- а  тебя
намерен сделать императрицей.
     -- Питер! -- вскричала девушка. -- Ты спятил?
     -- Да, я жажду власти, богатства и тебя.
     --  У  тебя  ничего  не  получится, Питер. Ты  же  знаешь,  как  далеко
простираются  щупальца тех,  кому  мы  служим.  Если ты  их подведешь,  если
станешь предателем, эти щупальца достанут тебя и уничтожат.
     -- Когда я добьюсь  своего,  я буду столь же могуществен, как и  они, и
тогда мне сам черт не брат.
     --  Но как же остальные люди, верно  служащие  делу,  которое, как  они
считают, ты представляешь? Они же на куски тебя разорвут, Питер?
     Зверев рассмеялся.
     --  Ты  их не знаешь, Зора.  Они все одинаковы. Все мужчины  и  женщины
одинаковы.  Если я предложу им по титулу Великого Князя и подарю по дворцу и
гарему, да они перережут горло  собственной матери,  лишь бы получить  такую
награду.
     Девушка встала.
     --  Я потрясена,  Питер. А  я  думала, что  уж ты-то, по крайней  мере,
искренен.
     Зверев вскочил и схватил ее за руку.
     -- Послушай, Зора, -- свистящим шепотом просипел  он. -- Я люблю тебя и
поэтому доверил тебе свою жизнь. Но если ты меня  выдашь,  как  бы я тебя ни
любил, я тебя убью. Знай это и не забывай.
     -- Мог бы этого и не говорить, Питер. Я прекрасно все поняла.
     -- И ты не предашь меня?
     -- Не имею привычки предавать друзей, Питер.
     На утро  следующего  дня Зверев  принялся за  разработку  плана  второй
экспедиции в Опар, основываясь на предложениях Ромеро. Было решено,  что  на
этот раз они привлекут добровольцев, и поскольку европейцы, двое американцев
и филиппинец уже выразили готовность  принять  участие в  авантюре, осталось
только  завербовать часть чернокожих и  арабов, и с этой целью Зверев собрал
всех  на собрание.  Он  объяснил суть дела,  а также подчеркнул, что товарищ
Ромеро  видел  жителей города,  которые представляют собой ущербных дикарей,
вооруженных  одними палками.  Он красноречиво живописал,  как легко их будет
одолеть с помощью винтовок.
     Практически все выразили готовность идти до стен Опара, но нашлось лишь
десять воинов, вызвавшихся войти  в город вместе с белыми, и все они были из
числа аскари, оставленных охранять лагерь, и из тех, кто сопровождал  Коулта
с побережья, -- то  есть те, кому  не довелось испытать ужасов Опара. Те же,
которые  слышали  жуткие  крики, раздававшиеся  из руин,  наотрез отказались
входить в город. Среди  белых  возникло  опасение, что  десять  добровольцев
могут оробеть, когда перед ними возникнут мрачные порталы Опара и послышится
жуткий предупреждающий крик его защитников.
     Несколько дней  ушло  на  тщательную  подготовку  к  новой  экспедиции.
Наконец  все было  готово,  и ранним  утром Зверев и  его  сподвижники вновь
выступили к Опару.
     Зора  Дрынова  хотела  пойти  вместе  с  ними, но так как Зверев ожидал
сообщений от  своих  многочисленных агентов со всей  северной  Африки, то ей
пришлось остаться в лагере.  Охрану поручили Абу Батну  и  его воинам. Они и
несколько чернокожих слуг не решились сопровождать экспедицию.
     После провала первой экспедиции и фиаско у ворот Опара между Абу Батном
и  Зверевым  сложились  напряженные отношения. Шейх и его воины,  уязвленные
обвинениями в трусости, стали держаться  особняком, и хотя сами не вызвались
идти в  город, их самолюбие было сильно задето тем, что  именно  их оставили
охранять  лагерь. И когда экспедиция тронулась в путь,  арабы с  недовольным
видом уселись пить крепкий, густой кофе, переговариваясь при этом шепотом.
     Они  не соизволили  даже взглянуть в сторону уходящих  товарищей, между
тем  как  пребывавший в молчаливой задумчивости  Абу Батн не  сводил  глаз с
хрупкой фигуры Зоры Дрыновой.

        VI. ПРЕДАТЕЛЬСТВО

     Сердце  малыша  Нкимы, следившего с  вершины холма,  как Мигель  Ромеро
уходил  из города  Опара,  разрывалось  от  противоречивых чувств. Глядя  на
отважных Тармангани, вооруженных смертоносными грохочущими палками и, тем не
менее,  поспешно покидающих руины, он  решил, что  с его  хозяином стряслась
беда. Верное  сердечко подсказывало  вернуться и разузнать  что  к  чему, но
Нкима был всего  лишь маленьким ману, и этот маленький  ману очень боялся. И
хотя  он  уже  дважды   порывался  отправиться   в  город,  но  каждый   раз
останавливался  на  полпути,  будучи  не в  силах преодолеть страх.  В конце
концов, жалобно поскуливая, он  пустился назад по равнине в сторону мрачного
леса, где, по крайней мере, опасности были знакомыми.


        x x x


     Тарзан шагнул  в темное помещение, придерживая дверь руками,  и в ту же
секунду раздалось угрожающее рычание льва. Ситуация становилась критической.
Быстр и проворен лев Нума,  но с еще  большей  быстротой сработала  голова и
мускулы Тарзана из  племени  обезьян. И в тот  миг,  когда лев уже собирался
прыгнуть,  в  сознании  человека-обезьяны вспыхнула вся  картина целиком. Он
увидел  неуклюжих  жрецов Опара, движущихся по коридору.  Он  увидел тяжелую
дверь, открывающуюся  внутрь. Он увидел изготовившегося  для  прыжка льва  и
сложил эти  разные  элементы воедино.  Получилась  на  удивление  выигрышная
ситуация. Резко толкнув дверь вперед, он  моментально юркнул за нее. Как раз
в  этот момент лев прыгнул, в  результате чего зверь то ли по инерции, то ли
почуяв  спасение,  вылетел в  коридор прямо на подоспевших жрецов, и в ту же
секунду Тарзан захлопнул за собой дверь.
     Он не мог видеть,  что происходит в  коридоре, но по быстро удаляющимся
крикам и рычанию сумел  представить себе картину, вызвавшую у него улыбку. А
секундой  позже  раздался  душераздирающий вопль,  объявивший  об участи  по
крайней мере одного из пытавшихся спастись жрецов.
     Поняв, что дальнейшее пребывание в помещении ничего ему не даст, Тарзан
решил уходить и отыскать выход из запутанного лабиринта подземелья Опара. Он
знал,  что, следуя уже знакомым  маршрутом, непременно наткнется на льва  и,
если потребуется, вступит  с ним в поединок,  хотя предпочел бы не рисковать
бессмысленно.  Однако,  когда он  попытался  открыть  тяжелую  дверь,  та не
поддалась. Тарзан понял,  что произошло: он снова  очутился в темнице Опара.
Засов на двери открывался не вбок, а вверх. Когда он вошел, то поднял засов,
а  тот, когда  дверь  захлопнулась,  упал  вниз  под  собственной  тяжестью,
заключив  его в  тюрьму  столь же действенно,  как если бы это  сделала рука
человека.
     В  отличие  от  первой  камеры  здесь  было чуть  посветлее,  и, хотя в
помещении  царил  мрак, света было достаточно, чтобы разглядеть  конструкцию
вентиляционного отверстия в двери,  состоящего из  маленьких  круглых дырок,
диаметр которых не позволял просунуть наружу руку и поднять засов.
     Тарзан на миг застыл, обдумывая возникшее осложнение, как  вдруг где-то
в глубине мрака раздался  робкий шорох. Тарзан быстро обернулся, выхватив из
ножен охотничий нож. Он не стал задаваться вопросом, кто мог произвести этот
звук, ибо  знал, что единственное живое существо, делившее  помещение с  его
прежним обитателем -- также  лев. Почему  зверь  не напал на  него  в  самом
начале -- этого он уразуметь не мог, но то, что рано или  поздно его атакуют
-- не вызывало сомнений.  Небось сейчас подкрадывается. Тарзан жалел, что не
видит в темноте и не может поэтому должным образом приготовиться к отражению
нападения. В прошлом на него не раз нападали львы, но  тогда он прежде видел
их быстрый  бросок и  ловко уклонялся от  могучих когтей. Сейчас же ситуация
складывалась иная,  и  Тарзан  из племени  обезьян  впервые  в жизни  ощутил
неотвратимость смерти. Он понял, что час его пробил.
     Тарзан  не боялся. Он просто знал,  что не хочет умирать и что цена, за
которую он отдаст жизнь, будет  слишком дорога для его противника. Он  молча
ждал.  Воздух  в помещении  был  насыщен  зловонием хищника.  Вновь раздался
тихий, но зловещий звук. Где-то далеко  в коридоре послышалось урчание льва,
занявшегося своей добычей, и вдруг тишину нарушил голос.
     -- Кто вы? -- спросил голос. Голос принадлежал женщине и шел из глубины
помещения, в котором оказался человек-обезьяна.
     -- Где вы? -- повелительно спросил Тарзан.
     -- Здесь, в углу, -- ответила женщина.
     -- А где лев?
     -- Он выскочил, когда вы распахнули дверь, -- ответила она.
     -- Знаю, -- сказал Тарзан. -- А второй? Где он?
     -- Другого нет. Здесь был  только один лев,  и  он  ушел.  Ой,  а я вас
узнала! -- воскликнула она. -- По голосу! Вы -- Тарзан из племени обезьян.
     -- Лэ! -- обрадовался человек-обезьяна и  пошел  на голос. -- Как  тебе
удалось уцелеть в одной камере со львом?
     -- Я  в соседней  комнате, которую от  этой отделяет дверь  из железных
прутьев, -- ответила Лэ, и Тарзан услышал  скрип железных петель. --  Она не
заперта. Ее не запирали, потому что она открывается в ту, другую камеру, где
находился лев.
     Идя впотьмах наощупь, они наконец коснулись друг друга руками.
     Лэ прильнула к мужчине. Она дрожала.
     -- Мне было страшно, -- сказала она, -- но теперь я уже не боюсь.
     --  Вряд ли  я сумею  тебе помочь, --  ответил Тарзан.  -- Я ведь  тоже
пленник.
     -- Знаю, -- произнесла Лэ. -- Но рядом с тобой я всегда чувствую себя в
безопасности.
     -- Расскажи,  что произошло, -- попросил Тарзан. -- Как получилось, что
Оу  выдает  себя  за  верховную  жрицу, а ты  стала  пленницей в собственных
темницах?
     -- Я простила  Оу ее измену, когда она сговорилась с Каджем лишить меня
власти,  -- пояснила  Лэ,  -- но  она не могла жить без интриг и  лицемерия.
Чтобы  Удовлетворить  свои  амбиции,  она  совратила  Дуза,  занявшего  пост
верховного  жреца после того,  как Джад-бал-джа растерзал  Каджа.  Они стали
распространять про меня по  городу всякие небылицы, а поскольку мой народ не
смог простить  мне дружбы  с тобой,  им удалось подговорить людей  свергнуть
меня и бросить в  темницу.  Все идеи шли от Оу, так  как Дуз и другие жрецы,