лишения.  Он  давно уже
составил этот план  и жил  теперь  надеждой, заранее предвкушая ту роскошную
жизнь досужего богача, которую он будет вести там. Он даже так далеко ушел в
своих мечтаниях,  что жалел уже о том, что Америка слишком провинциальна,  и
что нигде в Новом Свете нет такого города, как его возлюбленный Брюссель.
     На третий день после их  бегства из Опара,  чуткое  ухо Тарзана уловило
звук  людских  шагов  позади них. Верпер  не  слыхал  ничего  кроме жужжания
насекомых и  птичьего гомона  в густой листве. Некоторое время  Тарзан стоял
неподвижно,  внимательно   прислушиваясь;  его  тонкие  ноздри  раздувались,
стараясь вдохнуть в себя каждую струйку воздуха. Потом он потянул Верпера за
собой в густые кусты и, притаившись там, стал ждать.
     Немного спустя  на тропинке, по которой шли перед тем  Тарзан и Верпер,
показался лоснящийся  черный  воин,  чуткий  и  осторожный. За  ним  гуськом
следовали около пятидесяти таких  же  чернокожих воинов.  Каждый из них  был
нагружен двумя  темно-желтыми  слитками,  привязанными  к  спине.  Верпер  с
первого  взгляда  узнал  войско,  которое  сопровождало  Тарзана в  Опар. Он
посмотрел  на Тарзана. Дикие глаза пристально вглядывались  в проходящих, но
Тарзан не узнал Басули и своих верных вазири. Когда все воины прошли, Тарзан
встал  и вышел на  тропинку.  Поглядев в ту  сторону,  куда ушли  негры,  он
обернулся к Верперу и сказал:
     -- Теперь мы пойдем за ними и убьем их.
     -- Зачем? -- спросил бельгиец.
     -- Они чернокожие, -- объяснил Тарзан, -- а человек, который убил Калу,
тоже был чернокожий. Они все враги Мангани.
     Верпер не  испытывал никакого  желания  вступить в бой с  Басули  и его
свирепыми воинами. Наоборот, он был от души рад, что встретил их, потому что
уже начинал сомневаться, найдет ли дорогу  через джунгли в  страну вазири, а
Тарзан совершенно  не интересовался тем, куда  они  направляются. Держась  в
некотором отдалении от воинов вазири, они легко  могли бы следовать за ними,
а там уже  Верпер нашел  бы  дорогу  к  стану  Ахмет-Зека. Была еще и другая
причина,  по которой бельгиец не хотел вступать  в драку  с  вазири: Верперу
хотелось, чтобы золото было отнесено туда, куда несли его вазири. Чем дальше
воины Басули унесут его, тем ближе будет ему и Ахмет-Зеку идти за ним.
     Поэтому  он  стал  отговаривать  Тарзана от  преследования  чернокожих,
говоря, что негры, наверное, выведут  из  лесу в богатую страну, изобилующую
дичью. После долгих разговоров ему удалось убедить Тарзана следовать за ними
издали.
     От  Опара  до  страны вазири был  большой переход.  Но наконец наступил
момент,  когда  Тарзан  и  бельгиец, следуя  по стопам воинов, поднялись  на
возвышенность и  увидели  перед  собой широкую равнину Вазири,  сверкавшую в
излучинах реку и далекие леса на севере и западе.
     Впереди  них,  как  большая  гусеница,  продвигалась по  равнине сквозь
высокую  траву  линия воинов  Басули.  Стада пасущихся  зебр и  оленей  были
разбросаны  там  и  тут  пестрыми  кучками. В  тростниках у  реки  буйвол  с
любопытством следил за приближающимися воинами, но  не выдержал и  убежал  в
темное  убежище леса.  Тарзан смотрел  на  хорошо знакомую  картину,  но  не
узнавал ее. Все  его  внимание  было занято пасущимися стадами;  он даже  не
взглянул на  то  место, где  был  его  дом. Когда же Верпер посмотрел в этом
направлении, на его лице отразилось полное недоумение. Заслонив глаза рукою,
он долго и пристально вглядывался туда, где раньше  стоял  дом. Он не  верил
своим собственным глазам: ни дома, ни амбаров, ни построек там уже  не было.
Конюшни, хлева, стога  сена --  все исчезло. Что бы  это  могло означать?  И
постепенно Верпер начинал понимать: очевидно, Ахмет-Зек побывал здесь.
     Басули  и  его  воины,   как  только  спустились  в  равнину,  заметили
опустошение, произведенное в их земле. Теперь они  спешили туда, возбужденно
разговаривая между собой.
     Когда они  прошли  наконец вытоптанный сад  и остановились перед грудой
обгоревших  обломков  на  месте, где  был  дом их хозяина, их самые страшные
опасения стали уверенностью.
     Остатки человеческих трупов, наполовину обглоданные гиенами, лежали  на
земле; на трупах было достаточно  остатков одежды и украшений,  чтобы Басули
мог  себе  ясно представить ужасные подробности несчастья, обрушившегося  на
дом его господина.
     -- Арабы! -- проговорил он.
     Вазири окружили Басули и оглядывались кругом в немой ярости.
     На каждом  шагу  они наталкивались  на новые  свидетельства  жестокости
безжалостного  врага,  который  воспользовался отсутствием  Великого  Бваны,
чтобы опустошить его владения.
     -- Что же они сделали с леди? -- спросил один из чернокожих.
     Они всегда так называли леди Грейсток.
     -- Женщин они, наверное, взяли с собой, -- сказал Басули, -- и наших, и
ее.
     Огромный негр, подняв копье  над головой, испустил дикий крик ярости  и
боли. Другие последовали его  примеру.  Басули  движением руки  приказал  им
замолчать.
     -- Теперь не  время  для  бесполезного шума! --  сказал  он. -- Великий
Бвана учил нас,  что дело  делается работой, а  не словами. Мы должны беречь
свои силы. Они пригодятся нам, чтобы нагнать арабов и отомстить им. Если еще
живы леди и наши женщины, мы должны поторопиться, а воины не могут пускаться
в путь с пустой грудью!
     Из-за тростников у реки  Верпер и Тарзан наблюдали за чернокожими.  Они
видели, как те пальцами и ножами вырыли  в земле канаву, опустили  туда свою
тяжелую золотую ношу и снова засыпали канаву песком.
     Тарзан  очень  мало интересовался этими действиями.  Верпер его уверил,
что  то, что они закапывали,  было непригодно  для еды.  Зато всем  этим был
очень заинтересован Верпер. Он много бы дал, чтобы иметь здесь с собой своих
спутников,  которые  помогли  бы  взять  с  собой  это  золото.  Верпер   не
сомневался, что вазири уйдут  с  этого места опустошения и смерти так скоро,
как это будет возможно.
     Зарыв  свое  сокровище,  негры  отошли  немного  в сторону от зловонных
трупов и  сделали привал, чтобы отдохнуть, прежде чем пуститься в погоню  за
арабами.
     Были сумерки. Верпер и Тарзан сидели в тростниках, доедая остатки мяса,
принесенного ими с собой. Бельгиец был занят  своими мыслями. Он был уверен,
что вазири  будут преследовать Ахмет-Зека.  Ему слишком хорошо были известны
военные  приемы дикарей и характер  арабов и их низких приспешников, и он не
сомневался,  что  они продадут, если уже  не продали,  всех женщин  вазири в
рабство.  Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать  немедленную месть
со стороны такого воинственного племени, как вазири.
     Верперу  нужно  было  найти  возможность  подоспеть  к  арабскому стану
раньше,  чем  придут  туда  вазири.  Он  спешил  предупредить  Ахмет-Зека  о
приближении Басули и о местонахождении золотого клада.
     О  том,  что станет делать  араб  с  леди Грейсток,  ввиду  умственного
расстройства ее мужа, Верпер нисколько не заботился.
     Золото, зарытое  неподалеку от сгоревшего дома Грейстоков, представляло
неизмеримо большую ценность, чем любой выкуп, который был бы назначен жадным
арабом за леди Грейсток, и если бы Верперу удалось уговорить Ахмет-Зека дать
ему хоть часть его, он был бы вполне удовлетворен.
     Неизмеримо  большую важность, по  крайней мере для Верпера, представлял
вопрос  о  несметных  богатствах, заключенных в маленькой  сумочке, висевшей
сбоку у  Тарзана.  О, если б он  мог завладеть  ею! Он  должен,  он добьется
своего!
     Глаза  Верпера  остановились  на  Тарзане. Они  смерили его  гигантскую
фигуру и круглые мускулы  его рук. На что мог надеяться Верпер,  если бы  он
попытался вырвать  драгоценные камни  у  их дикого обладателя?  Для него эта
попытка имела бы несомненно роковой исход.
     В отчаянии Верпер  кинулся на землю. Подложив одну  руку под голову, он
другой прикрыл лицо так, что глаза его были скрыты от взгляда  Тарзана, хотя
одним глазом из-под локтя все время следил за ним.
     Некоторое время он лежал  таким образом, глядя  на Тарзана и придумывая
способ ограбить его. Но все планы, приходившие ему в голову, он отвергал как
непригодные.
     Теперь Тарзан перевел свои глаза на Верпера. Бельгиец почувствовал, что
за ним следят,  и лежал очень спокойно. Через несколько минут он притворился
спящим и стал дышать ровно и глубоко, как крепко уснувший человек.
     Тарзан думал.  Он  видел,  как  вазири  зарывали  свое  золото.  Верпер
объяснил ему, что они это делают для того, чтобы кто-нибудь  не нашел  его и
не забрал  с собой. Это показалось  Тарзану великолепным  способом сохранить
ценности. С  того вечера, как Верпер выразил желание поглядеть  на блестящие
камешки,  Тарзан  с  подозрительностью  дикаря  оберегал  свою  сумочку.  Ее
настоящая  ценность  была  ему  совершенно  неизвестна,  но тем не менее  он
оберегал  ее  с  такой  тщательностью,  словно   ее  потеря  была  для  него
равносильна смерти.
     Довольно долго Тарзан наблюдал за своим товарищем. Наконец, уверенный в
том, что тот спит, он  вынул из-за пояса свой охотничий нож и  начал  копать
ямку.  Раскопав  землю  ножом,   он   руками  стал  выгребать  ее,  пока  не
образовалась  ямка  нескольких  дюймов  в диаметре  и пяти  или шести дюймов
глубины. Туда он опустил сумку с драгоценными камешками. Верпер, увидев, что
делает Тарзан,  чуть не вскрикнул от радости  и совсем  забыл, что он должен
дышать как спящий.
     Тарзан внезапно остановился. Его чуткий слух сразу  заметил прекращение
равномерного дыхания его товарища. Сузившиеся  глаза пристально вглядывались
в Верпера. Верпер понял, что он пропал. Он вздохнул, протянул руки вперед  и
повернулся на спину, бормоча что-то, словно встревоженный дурным сном. Через
минуту он уже снова дышал спокойно и глубоко как спящий.
     Теперь  он уже не мог следить за Тарзаном,  но  он долго  чувствовал на
себе его внимательный взгляд.  Потом  Верпер услышал  слабый  звук падающего
песка и похлопывания руки  о землю.  Тогда он понял, что драгоценный мешочек
был зарыт.
     В течение  целого  часа  Верпер лежал неподвижно, боясь пошевельнуться.
Потом повернулся  на бок  лицом к Тарзану и открыл  глаза.  Человек-обезьяна
спал.  Протянув  руку,  Верпер мог достать  до  того места, где была  зарыта
сумочка.
     Долгое время он лежал, прислушиваясь,  потом стал ворочаться, умышленно
производя  шум.  Но  Тарзан  не  просыпался.   Верпер  вытащил  из-за  пояса
жертвенный нож  и  опустил  его в  землю.  Тарзан не  шевельнулся.  Бельгиец
осторожно   проталкивал  нож  вниз   сквозь   неплотно  лежащую   землю.  Он
почувствовал,  что  кончик  ножа  уперся в  твердую кожу сумочки.  Тогда  он
надавил на ручку ножа. Маленькая песочная горка поднялась и раздвинулась,  и
из-под нее выглянул  краешек  кожаной  сумочки.  Верпер  схватился  за него,
вытащил сумочку и спрятал ее у себя на груди.
     После этого он засыпал ямку песком и придавил ее, как она была  раньше.
Жадность толкнула  Верпера на этот безумный шаг.  То, что  он сейчас сделал,
могло  иметь для него самые ужасные последствия, если бы только Тарзан в это
время проснулся. Верперу  казалось, что он  уже  чувствует, как  эти крепкие
белые клыки вонзаются ему в шею, и он содрогнулся от ужаса.
     Далеко на другом конце равнины заревел леопард,  а в  густых тростниках
за  спиной Верпера  какой-то  большой зверь  крался на мягких  лапах. Верпер
боялся  этих  ночных хищников, но  несравненно  больше боялся  справедливого
гнева того зверя-человека,  который спал подле  него  спокойным сном. Верпер
поднялся  с величайшей  осторожностью.  Тарзан  не  двинулся. Верпер  сделал
несколько шагов по направлению к  равнине, но остановился и схватил рукоятку
длинного ножа, висевшего у него за поясом. Он повернулся и преступным взором
взглянул вниз на спящего.
     "Почему бы нет?" -- подумал он.
     Он вернулся и наклонился над Тарзаном. В руке  его был  сжат жертвенный
нож верховной жрицы огненного бога.
     X
     АХМЕТ-ЗЕК ВИДИТ СОКРОВИЩЕ ВЕРПЕРА
     Мугамби, истекая кровью, с трудом плелся вслед за удалявшимися арабами.
Он продвигался очень медленно, часто отдыхая в пути, но свирепая ненависть и
дикая  жажда мести  гнали  его вперед.  Между тем время  шло,  раны  Мугамби
заживали, силы восстанавливались, и постепенно его  могучее тело обрело  всю
свою прежнюю мощь. Теперь он мог двигаться быстрее, но арабы  на своих конях
успели пройти уже большое расстояние за то время, пока негр полз за ними.
     Они  достигли  уже   своего  укрепленного  лагеря,  и  здесь  Ахмет-Зек
остановился   в  ожидании  Альберта  Верпера.  В   течение   всего  долгого,
утомительного путешествия  Джэн Клейтон больше страдала  от опасений за свою
судьбу, чем от неудобств  и  утомительной  дороги. Ахмет-Зек не  счел нужным
сообщить ей, что он намерен сделать с нею. Это было бы уже счастьем для нее,
если  бы она знала,  что  арабы  увезли  ее, рассчитывая только  на выкуп; в
последнем случае они не причинили бы ей никакого вреда. Но,  может быть, они
готовили ей совсем другую судьбу? При одной мысли об этом волосы становились
дыбом  на  голове  леди  Грейсток.  Ей  не раз  приходилось слышать о  белых
женщинах, проданных  такими  злодеями,  как  Ахмет-Зек,  в  рабство в черные
гаремы, или уведенных на  север,  чтобы там сделать  их достоянием  турецких
сералей.
     Джэн Клейтон была  смелая и решительная женщина.  Она не падала духом и
не  терялась  в трудные  минуты  жизни. Она надеялась на лучший исход,  пока
можно было надеяться, и смотрела на самоубийство, как на последнее средство,
чтобы избегнуть  бесчестия  и позора. Пока был  жив  Тарзан, у нее  были все
основания надеяться  на спасение. Ни  один  человек,  ни  один  зверь  диких
джунглей не обладал умом и силой ее супруга. В ее глазах Тарзан был всесилен
и  всемогущ  в этом  родном  ему мире --  мире диких  зверей и людей. Тарзан
придет,  освободит и  отомстит за нее, в этом она была убеждена. Она считала
дни,  которые должны были пройти  до его возвращения из Опара. Он вернется и
увидит, что произошло  за время его отсутствия.  После этого ему понадобится
уже немного времени, чтобы  окружить  укрепленный лагерь арабов  и истребить
разношерстную толпу его обитателей.
     В том, что он найдет ее, она ни на минуту не сомневалась. Никакой след,
как бы он ни был слаб и незаметен, не мог ускользнуть от чуткой бдительности
Тарзана. Для  него  следы,  оставленные разбойниками, будут так  же  ясны  и
многозначительны, как для нее печатная страница открытой книги.
     В  то  время как  она  жила  надеждой  и ожиданием,  к стану Ахмет-Зека
пробирался сквозь  джунгли  Верпер. Охваченный  ужасом,  вздрагивая от  шума
собственных шагов,  он  подходил к лагерю. Десятки  раз  ему каким-то  чудом
удавалось  ускользнуть от  когтей и  клыков  огромных хищников.  Вооруженный
одним только ножом, унесенным им из Опара,  он пробивался сквозь самую дикую
страну, какая только существует на земном шаре.
     Ночью он забирался на деревья.  Днем пугливо пробирался вперед, залезая
на  дерево  всякий  раз,  как  только  малейший  звук   предупреждал  его  о
приближающейся опасности.  Наконец издалека он  увидел частокол,  окружавший
деревню арабов.
     Почти одновременно  с ним подошел к частоколу и Мугамби.  Спрятавшись в
тени большого дерева, он следил  за приближавшимся бельгийцем. В ободранном,
взъерошенном белокожем  он сразу узнал гостя  своего хозяина, который выехал
из  дома  Грейстоков  накануне  ухода  Тарзана в  Опар.  Мугамби  уже  хотел
окликнуть  бельгийца,  но  что-то  остановило его.  Он  видел,  как  смело и
уверенно Верпер приближался к воротам деревни через открытую поляну. Ни один
здравомыслящий  человек не  подходил таким  образом к  деревне  в этой части
Африки, если не был заранее уверен  в дружеском приеме. Мугамби ждал. В душе
его зародилось подозрение.
     Верпер  крикнул. Ворота  сразу распахнулись, и  Мугамби стал свидетелем
радушной  встречи, которую  арабы  устроили  недавнему  гостю лорда  и  леди
Грейсток. И негру сразу все  стало ясно: этот  белый был шпион и  предатель.
Именно ему вазири были обязаны набегом арабов в отсутствие Великого Бваны. И
к злобе негра против арабов прибавилась жгучая ненависть к белому шпиону.
     Войдя в деревню, Верпер торопливо направился  к палатке Ахмет-Зека. При
виде своего лейтенанта,  Ахмет-Зек  поднялся и  с удивлением оглядел рубище,
покрывавшее тело бельгийца.
     -- Что случилось? -- спросил он.
     Верпер  рассказал   все  по  порядку.  Он  пропустил  только  маленькую
подробность о  сумочке, которая  была  плотно привязана  к  его  кушаку  под
одеждой.  Глаза  араба  сузились  от  жадности,  когда он услышал о  золоте,
которое вазири закопали около развалин дома Грейстоков.
     -- Теперь уже нетрудно вернуться за ним и привезти его сюда! --  сказал
Ахмет-Зек. -- Но сначала мы подождем здесь быстрых вазири. Когда мы  всех их
перебьем, мы  подумаем и о  золоте. Оно от  нас не  уйдет, потому  что мы не
оставим в живых никого из тех, кто знает о его существовании.
     -- А женщина? -- спросил Верпер.
     --  Теперь ничего  не  остается  другого,  как продать ее  на север, --
ответил разбойник. -- За нее дадут хорошие деньги.
     Бельгиец одобрительно  кивнул  головой.  Мысли быстро  сменялись  в его
мозгу. Если  ему  удастся уговорить Ахмет-Зека послать его во главе  отряда,
который  повезет леди Грейсток на север, он сможет воспользоваться случаем и
улизнуть от своего хозяина. Он с радостью отказался бы от своей доли золота,
лишь бы только уйти подобру-поздорову со своей заветной сумочкой.
     Он уже  достаточно ознакомился с  приемами  Ахмет-Зека. Он знал, что ни
один член его шайки никогда  не  бывает добровольно  освобождаем от  службы.
Большинство бежавших  снова  попадались  в  его руки. Верпер  не раз  слышал
ужасающие крики этих дезертиров, когда их пытали  перед казнью. У  бельгийца
не  было ни малейшего желания  подвергнуться риску быть  пойманным  и  вновь
приведенным сюда.
     -- Кто пойдет на север  с женщиной? -- спросил  он. Ахмет-Зек на минуту
задумался.  Золото,  зарытое   у  дома  англичанина,  представляло  из  себя
значительно большую ценность, чем та  сумма, которую можно  было выручить за
эту  женщину.  Ему необходимо  было избавиться от нее как можно скорее, но и
золото  надо  было забрать не откладывая.  Из  всех  приближенных Ахмет-Зека
Верпер  был  самый подходящий для выполнения одного из этих  неотложных дел.
Араб,  знающий все  дороги и  племена  страны  так  же  хорошо,  как  и  сам
Ахмет-Зек,  легко  сможет  скрыться  на севере  с  деньгами,  вырученными за
продажу  женщины. Верперу  же  вряд  ли  удастся скрыться  в  стране,  столь
враждебной  европейцам, а  Ахмет-Зек со  своей  стороны  постарается,  чтобы
отряд,  который будет  сопровождать  бельгийца,  был составлен  из  надежных
людей, которые не  перешли бы  на сторону Верпера, если бы последний вздумал
дезертировать от своего господина. Наконец Ахмет-Зек заговорил:
     --  Я  не  вижу  необходимости нам  обоим  возвращаться за золотом.  Ты
поедешь  на север  с  женщиной. Я дам тебе письмо  к одному  моему приятелю,
который знает все рынки для этого товара. А я тем временем поеду за золотом,
и мы встретимся здесь после того, как покончим со своими делами.
     Верпер с трудом скрыл свою  радость, услыхав слова Ахмет-Зека. Впрочем,
неизвестно, удалось  ли еще  ему в самом деле скрыть ее от  подозрительного,
всевидящего ока араба. Тем не менее на этом порешили. Ахмет-Зек  и лейтенант
принялись  затем обсуждать подробности предстоявших им  путешествий, а после
того Верпер простился и удалился в свою палатку. Он давно уже мечтал о ванне
и  теперь  поторопился к  себе.  Приняв ванну, он прикрепил небольшое ручное
зеркальце  к задней  стене палатки  и, придвинув грубый Стул к  неотесанному
ст