шему дереву.  Но грузный
Тантор догонял ее.
     С того места, где лежал Корак, все было  видно. Холодный пот выступил у
него  на спине. Сердце  его  замерло.  Мериэм, конечно, успеет  добежать  до
деревьев, но,  несмотря  на всю  ее  ловкость,  слон стащит  ее  вниз  своим
хоботом. Корак  ясно представил себе эту ужасную картину. Тантор проткнет ее
свирепыми клыками или раздавит тяжелой ногой.
     Слон  настигает  ее! Корак  хочет  закрыть  глаза,  но не может. У него
пересохло в  горле.  Всю жизнь прожил  он в  лесу,  среди  лютых  зверей, но
никогда еще не испытывал такого безумного страха. Да он  и не знал  никогда,
что такое страх.  А теперь! Вот, еще минута, и зверь растерзает ее. Страшное
мертвенное оцепенение ужаса охватило Корака.
     Но что  это? Корак широко раскрыл глаза от изумления. Странное существо
спрыгнуло с  дерева и встало  между девушкой  и  разъяренным слоном. Это был
белый  человек,  без  одежды,  огромного  роста.  Через  плечо  у него  была
перекинута веревка. К веревке  был привязан охотничий нож.  Никакого другого
оружия у белого человека не было. С голыми руками стоял  он перед взбешенным
Тантором. Краткое приказание сорвалось с его уст -- и чудовище остановилось,
как вкопанное. Мериэм вскочила на дерево. Она была спасена. Корак облегченно
вздохнул, но не мог прийти в себя от удивления. Он пристально  вглядывался в
лицо избавителя девушки и мало-помалу начинал  понимать, в чем дело. Нет, не
может быть! Слишком уж это невероятно!
     Тантор,  все еще свирепо рыча, стоял, перебирая  ногами,  перед высоким
белым человеком. Тот подошел  к нему и, стоя под самым  его  хоботом, сказал
ему  несколько повелительных  слов.  Зверь понял  человека.  Гневные огоньки
потухли  у  него  в  глазах.  Незнакомец  направился  к  Кораку.  Слон,  как
дрессированный, покорно и понуро шел за ним.
     Мериэм,  удивленная,  следила  за  ними  с   дерева.  Вдруг  незнакомец
обернулся к ней, как будто он только что вспомнил ее.
     -- Мериэм, иди сюда! -- крикнул он.
     --  Бвана!  --  воскликнула девушка.  Быстро спрыгнула она  с  дерева и
подбежала  к  нему.  Тантор  вопросительно  смотрел на Великого  Бвану,  но,
успокоенный его ответом, не возобновил нападения на девушку.
     Они вместе подошли к Кораку. В его  удивленных, широко раскрытых глазах
заблистала пламенная радость и в то же время мольба о прощении.
     -- Джек! -- вскричал Бвана, склоняясь над человеком-обезьяной.
     -- Отец! -- вырвалось из уст Корака. И он засмеялся от радости.  -- Как
хорошо, что  ты пришел  сюда. Никто, кроме тебя, во всех джунглях не мог  бы
остановить Тантора.
     В  один миг  веревки, связывающие Корака, были разрезаны. Юноша вскочил
на ноги и обнял отца.
     Тарзан строго обратился к Мериэм.
     -- Я, кажется, велел тебе  вернуться домой! Корак удивленно  смотрел на
них.  Ему  хотелось  обнять  девушку.  Но  он  вспомнил  другого,   молодого
англичанина,  вспомнил,   что   сам   он  всего   только   дикий   неуклюжий
человек-обезьяна, -- и удержался.
     Мериэм виновато взглянула в глаза Бваны и тихо сказала:
     -- Ты приказал мне идти к человеку, которого  я  люблю! И она взглянула
на Корака. Глаза ее наполнились
     удивительным светом, светом, который был предназначен
     для него одного, и который видел он один.
     Корак бросился к ней с протянутыми руками. Но вдруг
     опустился перед нею на колени, нежно прижал ее руку к
     губам и благоговейно поцеловал эту руку.
     ***
     Шум, поднятый Тантором, взбудоражил всех обитателей джунглей. Из листвы
вынырнула голова  большой обезьяны. Обезьяна с минуту пристально смотрела на
них, затем из ее глотки вырвался радостный крик. Она соскочила на землю и, в
сопровождении дюжины  своих  соплеменников,  подбежала  к  людям,  крича  на
первобытном обезьяньем языке:
     -- Тарзан вернулся! Тарзан, владыка джунглей! Это был Акут. Он прыгал и
восторженно  кувыркался  вокруг  них. Обыкновенные люди  подумали бы, что он
полон  самого  ужасного гнева, но люди-обезьяны понимали, что это были знаки
великого почтения и преданности.  Подданные подражали  ему. Каждый  старался
прыгнуть  выше всех  остальных  и  издать  звук,  какого  никто  не  мог  бы
повторить.
     Корак любовно положил руку своему отцу на плечо.
     -- На свете есть только  один Тарзан,  -- сказал он, -- второго быть не
может.
     Через  два дня  они выехали из леса. За широкой поляной виднелся дымок,
вьющийся над трубой большого дома.
     Тарзан, обезьяний царь, вытащил из-под дерева свой европейский костюм и
переоделся. Корак отказался идти дальше, пока ему не принесут одежду.  Он не
хотел, чтобы мать увидела его неодетым. Мериэм осталась с ним, боясь, как бы
он не передумал и  не  убежал опять в джунгли. Тарзану пришлось  одному идти
домой.
     Моя  Дорогая  встретила его  у ворот. Она  была печальна -- он вернулся
один, без Мериэм.
     --  Где она? -- спросила  она  дрожащим голосом. -- Мувири сообщил мне,
что она не послушалась тебя и побежала за тобой в джунгли. Ах, Джон, неужели
я и ее потеряю? Этого удара я не перенесу.
     И леди Грейсток заплакала, опустив голову на грудь того, кто не раз уже
утешал ее в ее страдальческой жизни.
     Лорд Грейсток  поднял  ее  голову  и  посмотрел ей  в глаза счастливыми
веселыми глазами?
     -- Что  случилось,  Джон?  -- вскричала она,  увидев  его взор.  --  Ты
вернулся с доброй вестью? Не томи меня, расскажи мне все поскорее.
     -- Я  не  скажу ни слова,  пока ты  не  приготовишься  выслушать  самую
приятную новость, какую тебе когда-либо приходилось слышать, -- сказал он.
     -- От радости не умирают, -- вскричала она. -- Ты нашел... ее?
     Ей не хотелось возбуждать в своем сердце напрасную мечту...
     -- Да, Джэн, -- сказал он сдавленным  от волнения голосом,  --  я нашел
ее, и, кроме того, -- его.
     -- Где он? Где они? -- вскричала она.
     -- В джунглях,  неподалеку отсюда. Он не хотел прийти к тебе полуголым,
в одной леопардовой шкуре. Он послал меня сюда за одеждой.
     Она всплеснула руками и бросилась к дому.
     -- Подожди! -- закричала она. -- Я сохранила  все его костюмы. Я сейчас
принесу тебе их.
     Тарзан расхохотался.
     --  Оставь  эти  костюмчики  в шкафу, --  сказал он. -- Лишь мой костюм
будет ему впору. Он вырос, твой маленький мальчик, Джэн!
     И  через час Корак вернулся домой  к матери,  образ которой  никогда не
погасал в его сыновнем сердце. Глаза ее были полны любви и прощения.
     Затем она взглянула на Мериэм, и лицо ее омрачилось.
     -- Милая моя девочка, -- сказала она. -- Тебя ждет большое горе. Мистер
Бэйнс скончался.
     В глазах у Мериэм засветилась печаль. Но это было не та печаль, которую
чувствует женщина, когда теряет любимого.
     -- Мне жаль его, -- сказала она просто. -- Он хотел причинить мне много
зла, но перед смертью искупил свою вину. Я думала одно время, что люблю его.
Сначала он мне нравился, потому что я никогда не видала таких людей. Потом я
стала уважать  его за смелость. Он не побоялся признаться в своем  нехорошем
отношении ко мне. Он бесстрашно смотрел в глаза смерти. Но я  не любила его.
Я никого не любила, пока не узнала, что Корак жив.
     И она улыбнулась тому, кто до сих пор носил имя Убийцы.
     Леди  Грейсток  взглянула  в глаза  своему сыну  --  сыну,  который был
наследником лорда  Грейстока.  Но она не думала о различии  их общественного
положения.  Она только хотела узнать, любит ли Джек эту сиротку.  Его взгляд
рассказал ей все. Она обняла их обоих и поцеловала каждого несколько раз.
     -- Наконец-то, -- воскликнула она, -- у меня в самом деле будет дочь!
     ***
     Ближайшая миссия была далеко, но там  они оставались недолго; тотчас же
после  венчания, они отправились к морю, сели на пароход и поехали в Англию.
Эти дни были  полны для  Мериэм  самых  необычайных  чудес.  Ей никогда и не
снилось, сколько волшебных  изумительных  чар таит в себе  жизнь  культурных
людей.  Океанский  пароход со всем своим  комфортом внушал ей  благоговение.
Сутолока, грохот английских железнодорожных вокзалов ошеломили ее.
     По приезде в Лондон, когда Грейстоки пробыли у себя дома  около недели,
Грейсток-Тарзан  неожиданно  получил письмо из  Парижа  от своего старинного
друга д'Арно.
     В этом письме д'Арно  рекомендовал Тарзану своего  друга,  французского
генерала Армана Жако.
     Лорд  Грейсток много слышал о  генерале  Жако, и  в этом не было ничего
удивительного,  так как  каждый, кто  знает историю современной  Франции, не
может не знать генерала Жако. Подлинное имя генерала -- принц де Кадренэ. Но
будучи республиканцем,  принц  навсегда  отрекся  от  этого громкого  имени,
которое его предки носили со славою в течение многих столетий.
     -- Принцам не место в республике! -- обычно говаривал он.
     У  генерала были  седые  усы  и горбатый ястребиный нос. Лорд  Грейсток
принял  его  у себя  в кабинете,  и после первых же  слов, и гость, и хозяин
почувствовали искреннюю симпатию друг к другу.
     -- Я приехал к вам вот  по какому поводу, -- объяснил  генерал Жако. --
Наш дорогой  адмирал д'Арно утверждает,  что в мире  нет  другого  человека,
который знал  бы центральную Африку  так основательно, как  ее знаете вы. Вы
спросите: зачем мне понадобилась центральная  Африка?  Позвольте  рассказать
вам по порядку. Дело в том, что лет пятнадцать  назад я служил в иностранном
легионе в Алжире, и там у  меня похитили  мою единственную малолетнюю  дочь.
Кто похитил?  Вероятно, арабы. Мы  приняли все  меры, чтобы  вернуть  ее, но
напрасно.  Она  словно в  воду  канула. Мы поместили  ее фотографию во  всех
больших газетах всего мира, но не нашлось ни одного человека, который мог бы
указать нам  ее след... И, вот, неделю тому назад является ко  мне в  Париже
какой-то араб, который  именует  себя Абдулом  Камаком,  и заявляет,  что он
отыскал мою дочь  и может  указать  мне  ее местопребывание. Я  привел этого
араба к  адмиралу  д'Арно,  который  в  свое  время немало путешествовал  по
Африке. Выслушав  араба,  адмирал  пришел к  заключению,  что то  место, где
скрывали  мою  дочь, находится  неподалеку  от  вашей  африканской  усадьбы.
Адмирал посоветовал мне, не теряя времени, повидаться  с вами  и  спросить у
вас, не знали ли вы где-нибудь по соседству маленькой белой девочки?
     -- А какие у араба доказательства, что та девочка -- действительно ваша
дочь? -- спросил лорд Грейсток.
     -- Никаких,  --  ответил Жако.  -- Вот почему я и решил  перед тем, как
организовать  экспедицию,  посоветоваться с  вами. У этого субъекта только и
есть,  что  фотография моей погибшей дочери, вырезанная из  старой газеты. К
этой фотографии приложено  описание примет моей девочки и тут  же объявлено,
какую награду получит  тот,  кто найдет ее или  укажет ее местопребывание. Я
боюсь, что араб нашел где-то старую  газету, увидал  в  ней наше объявление,
соблазнился  обещанной суммой и теперь желает всучить  нам первую попавшуюся
белую девушку.  Очевидно, он строит свои расчеты на том,  что  по прошествии
стольких лет мы будем не в состоянии узнать, наша это дочь или не наша.
     -- А этот фотографический снимок при вас? -- спросил лорд Грейсток.
     Генерал  вынул из кармана  конверт,  в  котором  хранилась  пожелтевшая
газетная вырезка. Слезы  заблестели у него на глазах, когда взор его упал на
изображение его маленькой исчезнувшей дочери.
     Недолго   разглядывал   лорд  Грейсток   фотографию  девочки.  Странное
выражение появилось у него на лице. Он нажал кнопку звонка. Появился лакей.
     -- Спросите у жены моего сына, не будет ли она так
     Добра пожаловать ко мне в кабинет?
     Ни  гость,   ни  хозяин  не   сказали  ни  слова.  Жако,  как   человек
благовоспитанный, даже и виду не
     показал, что  странное поведение лорда уязвило  его. Он решил, что чуть
только  появится  приглашенная  дама,  он,  после  первых  же   приветствий,
откланяется.
     Через минуту в комнату вошла Мериэм.
     Лорд  Грейсток  и  генерал Жако  встали. Англичанин молчал. Он даже  не
представил  старика  жене  Джека.  Он  хотел   заметить,  какое  впечатление
произведет на француза лицо Мериэм.
     Дело в том, что у лорда  Грейстока, чуть он увидел в газете  фотографию
Жанны Жако, возникло в уме некоторое невероятное предположение.
     Генерал Жако окинул беглым  взглядом лицо Мериэм и тотчас же, сдерживая
волнения, обратился к лорду Грейстоку.
     -- Вы давно знали это?
     -- Нет! Мне это пришло в голову всего минуту тому назад, когда я увидел
фотографию!
     -- Это она! --  воскликнул Жако, -- но она не узнает меня. И немудрено!
Она не может узнать... И, обратившись к Мериэм, он сказал:
     -- Милое дитя, я твой...
     Она  не  дала ему  договорить. Она бросилась  к  нему  с распростертыми
объятиями.
     -- Я знаю, я знаю... -- закричала  она. -- Теперь я  помню, я вспомнила
все!
     Грейсток пригласил в кабинет свою жену и Джека; и все были вне себя  от
радости, что Мериэм нашла своих родителей.
     -- Вот видишь, -- сказала Мериэм мужу, -- ты думал, что  ты женишься на
какой-то арабской девчонке без роду и племени,  а  теперь  тебе не  придется
краснеть за меня. Это хорошо? Неправда ли?
     -- Ты для меня все самое лучшее в жизни! -- ответил Корак. -- Я женился
на моей  малютке  Мериэм, и для  меня  безразлично: Тармангани  ли она,  или
арабка без роду и племени.
     -- Важно не то, что она принцесса, -- сказал генерал Жако. -- А то, что
она -- героиня.



   Эдгар Берроуз.
   Приключения Тарзана в джунглях

     Полный  перевод с последнего  английского издания Л. и Н. Чуковских, Ф.
Маркушевич.
 OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX


     I
     ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ТАРЗАНА
     В томной позе  разлеглась  Тика в  тени  тропического  леса.  Она  была
обольстительна  и  женственно  прекрасна!  Так,  по  крайней  мере, казалось
Тарзану  -- человеку-обезьяне,  который сидел,  притаившись на нижних сучьях
дерева и не спускал с нее глаз. Если бы вы видели, как  уверенно сидел он на
качающемся суку гигантского дерева в девственной чаще  джунглей, если бы  вы
видели его темную от загара кожу, палимую яркими лучами тропического солнца,
которое светило сквозь пышную,  зеленую листву, шелестевшую  над ним, -- его
стройное, мускулистое тело,  приникшее к древесному  стволу, сосредоточенное
выражение  его  склоненного вниз тонкоочерченного  лица и  томный  блеск его
умных, серых  глаз  -- вы бы приняли его  за воскресшего полубога  античного
мира.
     Вы  бы  не  поверили,  что  он  младенцем  сосал грудь вскормившей  его
отвратительной, волосатой  обезьяны, и что со времени смерти его родителей в
хижине  на далекой  окраине  джунглей,  у него не было других  друзей, кроме
упрямых самцов и злых самок из племени гигантских обезьян Керчака. И если  б
вам удалось прочесть мысли, копошившиеся в его здоровом, нетронутом мозгу --
те тайные желания и мечты, которые проснулись в нем при виде Тики, --  вы бы
сочли  историю  происхождения Тарзана сплошным  вымыслом. Разве мог страстно
полюбить  обезьяну  сын  кроткой  леди  и  гордого  английского  аристократа
старинного славного рода?
     Тарзан и сам  не знал тайны своего происхождения. Не знал, что он  Джон
Клейтон, лорд Грейсток, имеющий почетное место в палате лордов.  Да если б и
знал, он бы этого не понял.
     Как, однако, была  прекрасна Тика! Конечно, Кала  была прекрасна, как и
все матери,  но Тика  была прекрасна  по-своему  -- той  особой, невыразимой
прелестью, силу которой Тарзан стал смутно постигать.
     Много  лет Тарзан и  Тика  провели  бок  о  бок. Они были товарищами  в
детских  играх,  а  Тика  еще  и  теперь  любила  пошалить,  тогда   как  ее
сверстники-самцы стали угрюмыми и  мрачными обезьянами. Из всех былых друзей
детства, только они оба -- Тарзан и она -- сохранили природную свою  живость
и игривость.  Этим обстоятельством  Тарзан (если б  он  стал  размышлять)  и
объяснил бы свое растущее влечение к молодой самке. Но сегодня, глядя на нее
сверху,  с дерева, он в первый раз  в жизни  обратил внимание на ее красоту.
Никогда он  об  этом раньше не думал.  Прежде,  играя с нею  в  пятнашки или
прятки,  он, как и все обезьяны  их племени, восхищался лишь ее  ловкостью и
быстротой в беге, ее уменьем прятаться в густых зарослях джунглей.
     Тарзан  стал почесываться, глубоко запустив пальцы в шапку своих темных
волос,  обрамлявших его красивое, молодое лицо.  Он глубоко вздохнул. Только
что открытая им красота Тики повергла его  в уныние. С завистью глядел он на
мягкую  красивую шерсть, покрывавшую  ее  тело.  Свою  собственную, гладкую,
коричневую  кожу, он ненавидел всей силой своей души. Он  и  ненавидел ее, и
презирал,  и питал  к ней  глубокое отвращение. Долгие годы он лелеял мечту,
что  со  временем и  его гладкая кожа обрастет волосами, как у братьев его и
сестер, но  теперь он уже не надеялся более. И большие зубы Тики, хотя  и не
такие крупные,  как у самцов, были во сто  крат больше и красивее  крохотных
зубов  Тарзана. А  ее морщинистый лоб, ее  широкий, плоский нос,  а  ее рот!
Тарзан собрал свой рот в комочек,  затем, надув щеки, принялся быстро-быстро
мигать  глазами.  Он, однако,  ясно  сознавал, что  эта  грубая  имитация не
передает и в слабой степени подкупающей красоты и грации мимики Тики.
     В этот солнечный полдень, когда он любовался  ею, показалась на лужайке
еще одна обезьяна: Тог -- молодой самец.
     Неуклюже топтался Тог  по сырой траве почти на одном  и  том же  месте.
Очевидно, он отправлялся в  поиски  за  пищей,  но  мимоходом стал  медленно
приближаться к дереву, под которым отдыхала Тика. Многие обезьяны из племени
Керчака  находились тут  же, поблизости.  Одни бесшумно  бродили  по  траве,
другие искали в тени деревьев прохлады от горячего полуденного зноя. Изредка
та или иная  обезьяна подходила близко  к  Тике, но Тарзан не обращал на это
никакого внимания. Почему же он грозно сдвинул брови и судорожно напряг свои
крепкие мускулы, когда Тог остановился позади  молодой самки и стал  затем к
ней подползать?
     Тарзан всегда дружил  с Тогом. В детстве они играли и резвились вместе.
Много  часов подряд  проводили они у  воды, лежа  рядом,  готовясь  схватить
своими  цепкими  сильными  пальцами  Низу,  рыбу, как только эта  осторожная
обитательница темной пучины показывалась на водной поверхности.
     Вместе дразнили  они Тублата и выводили из терпения Нуму,  льва. Почему
же  встали  дыбом короткие волосы на затылке Тарзана, как только Тог подошел
вплотную к Тике?
     Правда,  Тог не  был уже теперь  той  резвой и  веселой  обезьяной, что
прежде.  При  виде его оскаленной пасти  и  гигантских клыков, нельзя было и
предположить, что Тог когда-то играл с Тарзаном, барахтался и валялся  с ним
в  зыбком  торфе.  Теперь это был огромный угрюмый  самец, мрачный  и  вечно
огрызающийся. Однако с Тарзаном он никогда не ссорился.
     Тарзан в течение нескольких минут наблюдал, как Тог приближался к Тике.
Он видел, как Тог своей огромной лапой дотронулся до мягкого плеча самки. Но
вдруг  Тарзан-обезьяна вскочил и мягкими, кошачьими шагами  подкрался к ним.
Верхняя  губа  его  поднялась,  открыв ряд крепких  зубов и в  то  же  время
свирепое рычанье  вырвалось из его широкой груди.  Тог повернулся с налитыми
кровью глазами.  Тика приподнялась и  взглянула на  Тарзана. Угадала  ли она
причину его  ярости? Кто может  ответить на это?  Во всяком случае, она была
самкой. Она привстала и ласково почесала Тога за ухом.
     Тарзан заметил  это и в тот  же миг почувствовал, что Тика для  него не
прежняя  подруга детских  лет,  а  новое,  необыкновенное существо  -- самое
необыкновенное на  свете -- из-за которой  он готов был драться не  только с
Тогом, но со всеми, кто посягнул бы на нее.
     Согнувшись, напружинив  мускулы и повернув  к врагу свое могучее плечо,
Тарзан  подвигался все