очень странно. Этого,
конечно, не может быть.
     Она замолчала и уже больше не возвращалась к этой теме.
     Гансон  не  пожелал  перенести свой  лагерь  поближе  к  дому, как  ему
советовал Бвана. Он говорил,  что его слуги  --  народ  задорный, сварливый,
вечно ссорятся, и  что лучше их  держать подальше  от дома. Сам он все время
избегал  встречаться с  дамами,  навлекая на себя общие  насмешки над  своей
застенчивостью. Зато он часто сопровождал  мужчин  на  охоту и выказал  себя
отличным охотником. Вечера он проводил большей частью с приказчиком Бваны. В
общении с  этим малообразованным человеком он находил  больше  интереса, и у
него оказалось  с  ним  больше общего,  чем с  просвещенными гостями  Бваны.
Гансон надолго уходил из дома и бродил по окрестностям. Нередко он захаживал
в сад, который был гордостью и радостью Моей  Дорогой и Мериэм: в саду  было
множество  Цветов. Если  он  встречал  в  саду дам,  он смущался, краснел  и
говорил  в  замешательстве,  что  он  приходит сюда  только для того,  чтобы
посмотреть  на  цветы  северной  Европы,  которые  Моя  Дорогая  так  удачно
взрастила на африканской почве.
     Но  неизвестно,  кто  привлекал  его:  запах  цветов  или  черноволосая
смуглянка Мериэм?
     Гансон пробыл  здесь  три недели.  Он уверял,  что  его  молодцам  надо
отдохнуть  и собраться с  силами после ужасного  путешествия по непроходимым
джунглям юга.
     Сам он, по его  словам, тоже отдыхал и  предавался беззаботной лени.  В
действительности, это было не совсем так: Гансон вовсе не был так свободен и
беззаботен,  как казался. Не привлекая  постороннего  внимания, он  разделил
свой отряд  на две части и во главе  каждой  поставил верных,  преданных ему
людей.  Их он посвятил  в задуманный им план и обнадежил их, что они получат
хорошее  вознаграждение  в  случае удачи.  Одну  часть отряда он отправил на
север к  месту пересечения всех  караванных путей, идущих  в Сахару  с  юга.
Другую часть послал на запад и велел им разбить  лагерь  у большой реки,  за
которой начинались земли Великого Бваны.
     Бване Гансон сообщил только о людях, посланных на север, о посланных же
на запад умолчал. В другой раз, как  бы случайно, к слову он сказал ему, что
часть  его  подчиненных разбежалась.  Сказал он  это  потому, что  несколько
охотников Бваны  отправились в  его северный лагерь,  и  он боялся,  что они
будут удивлены, не найдя там многих людей из его отряда.
     ***
     Однажды, в жаркую ночь, Мериэм, которой не  спалось, вышла побродить по
саду.  Морисон  перед  этим  опять  говорил  ей  нежные  слова,  и  это  так
взволновало ее, что она не могла заснуть.
     В  саду за большим  пышно цветущим  кустом лежал Гансон. Он  смотрел на
звезды и  чего-то ждал. Чего?  Или вернее, кого?  Он услышал  приближающиеся
шаги девушки и чуть-чуть приподнялся на локте. За десять шагов отсюда стояла
его лошадь. Она была привязана к одному из столбов забора.
     Мериэм  медленно  приближалась  к кусту,  за которым притаился  Гансон.
Гансон  вынул  из кармана шелковый  ярко-красный платок и бесшумно  встал на
колени.  Внизу, в конюшне,  заржала лошадь. Откуда-то  издалека, из  глубины
джунглей, доносилось рычание льва. Гансон, все еще не  разгибая спины, встал
на ноги, готовый выпрямиться каждую минуту.
     Снова заржала  лошадь --  на  этот раз ближе.  Слышно  было,  как  она,
проходя мимо изгороди, задевает кустарник.  Гансон  с удивлением раздумывал,
откуда  могла взяться эта  лошадь?  Ведь  она только что  перед этим ржала в
конюшне.  Он повернул голову и  взглянул  на  животное.  То, что  он увидел,
заставило его снова юркнуть в кусты и прижаться к земле, он увидел, что идет
мужчина и ведет под уздцы двух оседланных коней.
     Через минуту к Мериэм подошел Морисон Бэйнс. Мериэм взглянула на него с
изумлением. Мистер Морисон улыбнулся -- довольно принужденно и робко.
     --  Я  не  мог заснуть,  -- сказал  он, --  и хотел немного  покататься
верхом. Но зашел в сад и увидел вас. Мне пришло в голову, что, может быть, и
вы  непрочь  предпринять вечернюю прогулку. Это очень приятная  вещь, уверяю
вас! Поедемте!
     Мериэм засмеялась. Эта затея была ей по душе.
     -- Что ж, едем! -- сказала она. Гансон негромко выругался. Молодые люди
повели коней к воротам и лишь тогда заметили лошадь Гансона.
     -- Это лошадь того купца! -- сказал Бэйнс.
     -- Должно быть, он  приехал поговорить с  приказчиком Бваны, -- сказала
Мериэм.
     -- Немножко  поздновато, не так ли? -- сказал Морисон. -- Признаюсь, на
его  месте я не решился бы в такую позднюю пору пробираться  через джунгли к
лагерю.
     Словно подтверждая  его  слова,  лев снова зарычал в  далеких джунглях.
Мистер  Морисон  вздрогнул и посмотрел  на девушку, как подействовал  на нее
этот зловещий звук. Но, казалось, она даже не слышала рычанья.
     Через минуту  молодые люди сели на  коней и  быстро поехали по равнине,
залитой лунным сиянием.
     Мериэм вдруг  повернула своего коня  прямо  в джунгли. Опять  раздалось
рычанье голодного льва.
     -- Не лучше ли нам поехать  в другую сторону, подальше от  этого зверя?
-- предложил смущенный Морисон. -- Вы, кажется, не слышите, как он рычит?
     --  Слышу,  -- сказала,  смеясь,  Мериэм.  --  Поедемте скорее в лес  и
подразним его.
     Морисон натянуто улыбнулся.  Ему вовсе  не  хотелось  ехать к голодному
льву,  но  он боялся, что Мериэм сочтет  его  за труса, и потому согласился.
Правда, у  него было с  собой  ружье, но свет луны  мешал  ему взять  верный
прицел. Морисону было очень не по себе. И только когда лев  перестал рычать,
к  Морисону  понемногу  вернулось  мужество.  Они  ехали  по ветру,  прямо в
джунгли. Лев залег в небольшой  лощине, направо от всадников. Это был старый
лев. Две ночи он ничего не ел,  потому что уже не мог охотиться так успешно,
как  прежде: его прыжок не был таким быстрым, ловким  и мощным,  как в былое
время, когда он нагонял ужас на обитателей джунглей. Две ночи  и два дня был
пуст его желудок; много ночей и дней он питался одной падалью. Впрочем, даже
старый и немощный, лев остается грозой для обитателей джунглей.
     Он чуял  этой  ночью  опасный запах,  но  голод  заставил его забыть об
опасности. Пусть  хоть двадцать  вооруженных  людей, только бы отыскать хоть
какую-нибудь еду. Лев долго кружил  по лесу и, наконец, залег  против ветра,
чтобы  самому остаться  необнаруженным  и в  то  же  время иметь возможность
наблюдать  за намеченными  жертвами. Нума  был  истощен  от  голода,  но  он
рассчитывал на свою опытность и хитрость.
     Тот же ветер понес запах Нумы и запах людей  далеко в джунгли. Какой-то
другой зверь, сидевший в  чаще  леса, поднял  голову, внюхался в этот запах,
насторожился и прислушался.
     -- Скорее! -- сказала Мериэм.  -- Ночью в лесу удивительно красиво. Лес
здесь  не густой,  проехать можно.  Льва  вы  не бойтесь,  -- добавила  она,
заметив нерешительность своего спутника. -- Бвана говорит, что уже два года,
как лев-людоед ушел из наших мест. Здесь львы сытые, им и без нас достаточно
дичи.
     -- Я не  боюсь львов, -- сказал Морисон. -- Я  только думаю, что ужасно
неудобно  ездить  верхом  в  лесной  чаще. Кустарник,  цепкие  ветки,  лианы
путаются под ногами. Вы понимаете сами, какая эта езда!
     -- Ну, пойдемте пешком, -- сказала Мериэм и приподнялась в седле, чтобы
спрыгнуть.
     -- Нет, нет! -- воскликнул Морисон, испуганный ее решительностью. -- Уж
лучше поедем! -- и он направил свою лошадь в лес.
     За ним ехала  Мериэм, а  впереди, за  кустами, ожидая  удобного случая,
чтобы прыгнуть на них, притаился Нума-лев.
     На поляне показался одинокий всадник. Он пробормотал  проклятие,  когда
увидел, что  молодые люди скрылись из виду.  Это был Гансон. Он  следовал за
Мериэм  и  Морисоном  от  самого  дома. Эта  дорога вела в лагерь Гансона, а
потому если бы они заметили его,  у  него нашлось бы хорошее  оправдание: он
едет к себе в лагерь. Но они ни разу не оглянулись: они не подозревали о его
присутствии.
     Гансон помчался за Морисоном и Мериэм в лес. Пусть они заметят его, все
равно.  Ему  необходимо  было  наблюдать  за ними и в то  же  время побывать
сегодня же ночью в лагере.
     Морисона он  считал своим соперником и боялся, что этой ночью в лесу он
овладеет  доверчивой  девушкой.  Кроме того, Гансон  боялся, что  чернокожие
Великого Бваны заведут сношения с его подчиненными, и тогда обнаружится, что
он,  Гансон, солгал. Ведь все  это время  он  распускал  ложные слухи, будто
добрая половина  его молодцов разбежалась. Если  же его люди познакомятся  с
неграми  Бваны, ложь  непременно  откроется.  А этого он  не мог  допустить.
Поэтому надо было торопиться побывать у себя в лагере.
     Была еще причина, заставлявшая его мчаться  за девушкой. Однажды, когда
Гансона не было в лагере,  а его люди сидели у костра, вдруг выпрыгнул из-за
кустов огромный лев и схватил одного из негров. Только благодаря  смелости и
находчивости товарищей несчастный  был спасен;  воины прогнали льва горящими
головнями, копьями  и  ружейными  пулями. Об этом  случае Гансон  не  сказал
никому в доме у Великого Бваны.
     Итак, Гансон знал, что в их округе появился страшный хищник, решающийся
нападать на людей.  Он слышал рев голодного зверя и  не сомневался, что лев,
которому  так  хочется крови,  подстерегает  Мериэм  и  Бэйнса.  Он  обозвал
англичанина идиотом и пришпорил лошадь.
     Мериэм и Бэйнс выехали на маленькую  полянку. В пятидесяти шагах от них
за  кустами  залег  Нума.  Его  желто-зеленые  глаза  напряженно  следили за
всадниками,  а кончик  рыжего  хвоста судорожно  вздрагивал.  Хищник измерял
расстояние между собой и людьми.  Прыгать сейчас или подождать немного? Быть
может,  люди  еще  ближе  подъедут  к  нему?  Голод  толкал  его  вперед,  а
осторожность  заставляла  ждать.  Из-за поспешного или необдуманного  прыжка
можно лишиться вкусного обеда.  Если бы прошлой  ночью  он  был терпеливее и
подождал  бы,  пока черные  люди  заснут,  ему  не пришлось бы  голодать еще
двадцать четыре часа.
     Другой зверь,  почуявший  запах льва  и  приближающихся людей, сидел на
суку, в нескольких  шагах от льва. Под ним  колыхалось серое, громадное тело
слона. Зверь заворчал и спрыгнул  с дерева на широкую спину слона. Он шепнул
ему что-то  на  ухо, и слон Тантор стал раскачивать хобот по ветру, стараясь
уловить этот запах, о котором ему только что шепнули на ухо.
     Ему шепнули  на  ухо не только об  этом, а еще  другое какое-то  слово.
Какое слово? Может быть, распоряжение,  приказ? Услышав это слово,  огромное
животное двинулось неуклюжей, но неслышной походкой, по направлению ко льву,
а на спине у него сидел Тармангани.
     С каждой минутой  запах  льва становился сильнее.  Нума терял терпение.
Почему человеческое мясо так долго  не подходит к нему? Сколько  времени ему
еще ждать? Он сердито бил себя хвостом по тощим бокам и ворчал от досады.
     Не подозревая об угрожающей опасности, девушка  и молодой человек ехали
по лужайке и мирно беседовали.
     Их лошади шли рядом. Мистер Морисон Бэйнс взял Мериэм за руку и, крепко
сжимая ее, пламенно изливался в любовных признаниях.
     -- Поедем со мной в Лондон! -- твердил он. -- Сейчас, тайком, никому не
говоря ни  слова! Я  найму  сафари,  они  проводят нас к морю. Мы  сядем  на
пароход и отправимся в Англию! А здесь только через день или два догадаются,
что мы убежали.
     --  Зачем  же нам бежать? -- спросила девушка. --  Бвана  и Моя Дорогая
разрешат нам повенчаться и здесь.
     -- В  данную минуту я венчаться не могу,  -- объяснил мистер  Бэйнс. --
Мне нужно выполнить еще  кое-какие формальности. О них не стоит говорить, вы
все  равно  не поймете. Мы повенчаемся  потом...  в свое время. А  теперь...
сейчас... я  не  могу  больше ждать!  Нам надо поехать  в  Лондон.  Там  все
устроится! Если вы любите меня, вы согласитесь поехать  со мною. И почему вы
говорите о венчании? Ведь вы жили в среде обезьян... Разве обезьяны хлопочут
о каких-то  бракосочетаниях, венчаниях? Они  любят --  это главное.  Мы тоже
любим  друг  друга, и больше ничего  нам не  нужно. Если бы вы и теперь жили
среди  обезьян,  вы просто сошлись бы с самцом,  как всякая обезьянья самка.
Это  закон  природы,  и никакому  закону,  созданному умом человеческим,  не
устоять против закона, созданного природой. И какое нам дело, что подумают о
нас другие  люди,  если мы  любим  друг друга.  Я готов отдать  вам всю свою
жизнь, а вы не хотите принести мне такую малую жертву!
     -- Вы любите меня? -- спросила девушка. --  И вы женитесь на мне, когда
мы приедем в Лондон?
     -- Да, да, клянусь! -- воскликнул он.
     --  Хорошо, я поеду с вами, --  прошептала она, -- хотя я и не понимаю,
зачем это нужно.
     Она склонилась  к  нему  на плечо, он  обнял  ее,  и их  губы слились в
поцелуе.
     В  эту  самую  минуту из  чащи леса высунулась  огромная голова  слона.
Мистер Морисон и Мериэм слышали только друг друга, видели только друг друга,
и потому ничего не заметили. Но Нума заметил все. Точно также и тот человек,
который сидел на объемистой голове Тантора, не мог не  увидеть, что какой-то
мужчина крепко обнимает какую-то девушку.
     Сидевший на  голове у Тантора был Корак. Но девушка была так изящна, на
ней было такое  нарядное платье,  что  он  не узнал своей Мериэм.  Он увидел
только самца-Тармангани и его самку.
     В эту минуту лев прыгнул...
     Он боялся, как  бы Тантор не спугнул  его  добычи, и потому поторопился
прыгнуть из своего укромного места возможно скорее. Он страшно рычал.  Земля
дрожала  от его могучего рыка.  Лошади остановились, как  вкопанные.  Мистер
Морисон Бэйнс похолодел, побледнел: он ужасно испугался. Яркое сияние полной
луны  озарило  льва. Мускулы мистера Морисона уже не повиновались  ему:  они
подчинились  другой, более могучей силе -- закону природы, который говорит о
самосохранении... Эта сила заставила его пришпорить коня и  умчаться во весь
опор -- прочь из леса, на поляну, подальше от всякой опасности.
     Конь Мериэм,  увидя ускакавшую лошадь Морисона, пустился вслед  за нею.
Но девушка осталась спокойна, так  же, как и полуголый дикарь, который, сидя
на слоне, с улыбкой созерцал интересное зрелище.
     Корак  знал, что  лев голоден. Он полагал, что лев имеет  полное  право
охотиться.  Кораку  не  было дела  до каких-то двух  Тармангани.  Но один из
Тармангани оказался  самкой,  и Корак почувствовал инстинктивное  стремление
взять  эту самку под  свое  покровительство.  Откуда  появилось  в  нем  это
чувство,  он и сам не  мог бы объяснить.  Ко  всем  Тармангани он  относился
враждебно, и тем не менее, несмотря на то, что он долгое время жил как дикий
зверь,  унаследованные им человеческие чувства нередко проявлялись  в  нем и
брали верх над звериными инстинктами.
     Он поднял тяжелое  копье и кинул в бегущего Нуму.  Конь девушки добежал
как  раз до противоположного края лужайки. Здесь быстроногому  и  подвижному
льву  уже  нетрудно было  напасть  на него. Но  разъяренный  Нума  предпочел
напасть не на коня, а на девушку. На нее-то он и кинулся теперь.
     Но девушка, в ту самую минуту, как Нума вскочил на круп обезумевшего от
страха коня, схватилась  за ветку дерева и ловко вспрыгнула на самый верхний
сучок. Видя такую ловкость, Корак невольно вскрикнул от удивления.
     Его копье попало  Нуме в  плечо; зверь соскочил  с крупа лошади. Лошадь
встала на дыбы и дико ржала. Освободившись от  двойного груза, -- от девушки
и  от льва,  --  она  понеслась, как  безумная.  Нума извивался и  корчился,
стараясь стряхнуть с  себя копье, но это ему не удавалось. Тогда он пустился
в погоню за лошадью.
     Корак увел Тантора в чащу леса. Он не хотел, чтобы его увидели.
     Когда  Гансон дошел до  опушки леса, до него донеслось страшное рычание
льва. Он понял, что лев набросился на добычу. Через минуту он увидел мистера
Морисона. Тот скакал, сломя голову, думая лишь о том, как ему спастись. Всей
грудью он прижался  к шее  лошади, обхватил ее  обеими  руками и все  глубже
вонзал в нее шпоры.
     Через несколько мгновений его догнала другая лошадь -- без седока.
     Гансон догадался о том, что случилось, и стон вырвался у него из груди.
С  проклятием помчался он вперед,  надеясь прогнать льва  от его злополучной
жертвы. Он снял с плеча винтовку и держал ее наготове. И тут  он увидел, что
лев  скачет  за лошадью девушки. Этого Гансон  понять не мог. Он знал,  что,
если Нуме удалось  растерзать девушку, он никого другого преследовать уже не
станет.
     Он приблизился  к зверю  и,  прицелившись,  выстрелил. Лев остановился,
посмотрел в его сторону, открыл пасть и  повалился замертво. Гансон поскакал
в лес и стал громко звать девушку.
     -- Я здесь, -- услышал он откуда-то сверху. -- Вы попали в него?
     -- Попал! -- ответил  Гансон.  --  Но где же  вы? Счастливо вы, однако,
отделались! Вы  были  на  волосок от  гибели. Надеюсь,  это  научит  вас  не
кататься в джунглях по ночам.
     Они  вернулись  вдвоем  на  поляну.  Вскоре  к  ним  приблизился  очень
медленным  шагом мистер Морисон.  Он объяснил,  что  его лошадь взбесилась и
понесла,  и  что ему стоило  немалого  труда сдержать  ее  на  месте. Гансон
улыбнулся: он только что видел, как отчаянно вонзал в  нее шпоры  испуганный
Бэйнс. Но Гансон ничего не сказал. Он посадил Мериэм у себя за спиной, и все
трое молча поехали по направлению к дому.
     XIX
     ЗАПАДНЯ
     Когда белые люди уехали, Корак выбежал из джунглей  на поляну и вытащил
свое копье из тела убитого льва. Он все еще улыбался. То, что он видел, было
ему по душе.  Одно только смущало его -- как это  белая девушка умудрилась с
такой изумительной ловкостью  вскочить  на  дерево  -- прямо со  спины своей
лошади! Так умеют прыгать только обезьяны, так умела прыгать только  Мериэм!
Он вздохнул. Мериэм погибла. Мериэм умерла. Бедная малютка Мериэм!
     Ему  было любопытно узнать, была ли эта человеческая  самка и в  других
отношениях похожа на Мериэм. Ему страшно  захотелось  увидеть эту незнакомую
девушку снова. Он  посмотрел вслед трем фигурам, удалявшимся прочь. Куда они
едут? Где эти люди живут? Не пойти ли за ними?
     Но он не сдвинулся с места, он стоял и смотрел, пока они не скрылись из
виду.  Увидев  цивилизованную  европейскую  девушку   и  щеголя-англичанина,
одетого в хаки, он смутно вспомнил о чем-то  забытом, давно не просыпавшемся
в душе.
     Когда-то и он сам мечтал вернуться к культурному образу жизни. Но когда
умерла  Мериэм, его покинули  всякие надежды и желания. Теперь ему  хотелось
одного: жить в одиночестве, возможно дальше от людского общества.
     Он вздохнул и медленно скрылся в джунглях.
     Бвана встретил вернувшихся гостей на веранде своего дома.
     Сквозь сон он услышал выстрел из ружья. Это стрелял Гансон. Бвана  стал
думать, что бы мог означать этот выстрел?  Ему  пришло в голову, уж не попал
ли  в какую  беду один  из его гостей? Встревоженный этой мыслью, он встал и
отправился  к своему приказчику, и  там ему сообщили, что  вечером здесь был
Гансон,  и что  он уже несколько часов, как уехал. Вернувшись к  себе, Бвана
заметил, что ворота конюшни распахнуты настежь. Он вошел в конюшню и увидел,
что  нет  ни  лошади Мериэм,  ни той  лошади, которой чаще всего пользовался
мистер  Морисон Бэйнс.  Тогда  Бване  пришло в  голову, что  стрелял  давеча
Морисон; Бвана снова разбудил приказчика и  хотел отправиться на  поиски, но
взглянул на поляну и увидел, что охотники уже едут домой.
     Мистер  Морисон начал  было  рассказывать  о  происшествии,  но  к  его
рассказу Бвана отнесся холодно. Мериэм молчала. Она видела, что Бвана сердит
на  нее.  До сих  пор он  никогда на  нее  не  сердился, и потому  его  гнев
мучительно терзал ее сердце.
     --  Ступай к  себе в комнату, Мериэм!  --  сказал  он. --  А вы, Бэйнс,
зайдите на минуточку ко мне в к