вас прощения. Я только хочу сделать сейчас то, что должен
был сделать год назад.
     Он порылся в  кармане плаща, лежавшего возле него, и вытащил оттуда то,
что  нашел  там недавно,  между  двумя  приступами  лихорадки, --  маленький
измятый кусочек желтой бумаги. Он  протянул его девушке,  и когда она  взяла
его, рука Клейтона упала безжизненно к ней  на грудь, голова откинулась, и с
легким вздохом  он вытянулся и  затих. Тогда Тарзан  от обезьян концом плаща
закрыл ему лицо.
     Несколько минут  они  простояли  на коленях,  девушка читала  про  себя
молитву.  Потом они  поднялись  по  обе  стороны  уже успокоившегося  навеки
Клейтона.  На  глаза   человека-обезьяны   навернулись  слезы:   собственные
страдания научили его состраданию к другим.
     Сквозь слезы девушка  прочла то, что было написано на желтой бумажке, и
глаза у нее широко раскрылись. Дважды прочла она поразившие ее слова, прежде
чем поняла их значение.
     Отпечатки пальцев доказывают вы Грейсток. Поздравляю.
     Д'Арно.
     Она протянула бумажку Тарзану.
     -- И он знал это все время? -- проговорила она, -- и не сказал нам?
     -- Я узнал  об этом первый, Джэн, -- возразил тот,  --  не  знаю, каким
образом телеграмма попала к нему. Должно быть, я обронил ее в зале ожидания.
Я там получил ее.
     -- И после того вы сказали нам,  что матерью вашей была обезьяна  и что
вы никогда не знали своего отца? -- недоверчиво спросила она.
     --  На что мне были титул и поместья без вас, моя  дорогая? А если бы я
отнял их у него, -- я ограбил бы женщину, которую люблю, -- понимаете, Джэн?
-- Казалось, что он оправдывается перед ней.
     Она взяла его руки в свои.
     -- А я чуть было не отказалась от такой любви! -- шепнула она.
     XXVI
     НЕТ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕКА-ОБЕЗЬЯНЫ
     На следующее утро они двинулись в путь к хижине Тарзана. Четверо Вазири
несли  тело  англичанина.  Это  человеку-обезьяне  пришла  мысль  похоронить
Клейтона рядом с покойным лордом  Грейстоком у опушки джунглей около хижины,
выстроенной старшим.
     Джэн  Портер  была  рада  этому,   и  в  глубине  души  она  удивлялась
необыкновенной чуткости  этого  удивительного человека, который, воспитанный
зверями  и среди зверей, отличался истинным рыцарством  и нежностью,  обычно
считающимися прерогативами людей высшей культуры.
     Они  прошли  около трех  миль из пяти,  отделяющих их  от  собственного
берега  Тарзана,  когда  Вазири,  шедшие  впереди,   внезапно  остановились,
удивленно показывая  на приближающуюся к  ним вдоль берега  странную фигуру.
Это был мужчина с блестящим  цилиндром  на голове, он шел медленно,  опустив
голову и заложив руки за полы своего длинного черного сюртука.
     При  виде  его  Джэн Портер радостно вскрикнула  и быстро побежала  ему
навстречу.  При звуке ее голоса мужчина  поднял голову и, узнав ее,  в  свою
очередь закричал, счастливый и довольный. Когда  профессор Архимед К. Портер
заключил  дочь  в  объятия,  слезы  заструились по  его морщинистому лицу, и
прошло несколько минут, пока он был в состоянии заговорить.
     Когда  затем  он узнал  Тарзана, пришлось  долго убеждать, что  горе не
помутило его рассудка, потому что он, как и  другие члены партии, был твердо
убежден в том, что человек-обезьяна умер, и примирить это убеждение с весьма
реальной внешностью лесного бога Джэн было довольно трудно. Старик был очень
растроган известием о смерти Клейтона.
     -- Не  понимаю,  --  говорил  он.  --  Ведь мсье  Тюран уверил нас, что
Клейтон умер много дней назад.
     -- Тюран с вами? -- быстро спросил Тарзан.
     --  Да, он недавно  разыскал  нас  и привел  к вашей  хижине. Мы стояли
лагерем немного севернее. То-то будет обрадован, увидев вас обоих.
     -- И удивлен, -- добавил Тарзан.
     Немного  погодя  странная  группа подошла к  полянке, на которой стояла
хижина человека-обезьяны.  Взад  и  вперед  ходили  люди, и  одним из первых
Тарзан увидел д'Арно.
     --  Поль!  --  крикнул  он. --  Во  имя здравого  смысла,  что вы здесь
делаете?! Уж не сошли ли мы все с ума!
     Все  быстро  разъяснилось,  как   и   многое  другое.  Корабль   д'Арно
крейсировал  вдоль   берега,  неся  сторожевую  службу,  и,  по  предложению
лейтенанта,  бросил  якорь в  маленькой  бухте, чтобы взглянуть на  хижину и
джунгли,  в которых  два года  тому назад многие  офицеры и матросы пережили
такие  необычайные приключения. Высадившись на берег, они нашли партию лорда
Теннингтона  и  условились забрать  их  всех  с собой на  следующий  день  и
доставить в цивилизованные страны.
     Газель Стронг и ее мать, Эсмеральда и м-р Самуэль Т.  Филандер не могли
прийти в себя от счастья, что Джэн Портер вернулась невредимая.  Ее спасение
казалось им почти  чудом, и все в один голос утверждали, что  сделать  такой
подвиг  мог только  один Тарзан  от обезьян. Они засыпали чувствующего  себя
неловко  человека-обезьяну похвалами и  всяческими знаками внимания, так что
он был бы не прочь перенестись в амфитеатр обезьян.
     Все  заинтересовались  его  дикими  Вазири и немало  подарков  получили
черные от друзей их царя, но когда они узнали, что он думает уехать от них в
большой лодке, которая стоит на якоре в миле от берега, они опечалились.
     Пока вновь пришедшие еще не видели лорда Теннингтона и Тюрана. Они ушли
на охоту рано поутру и еще не вернулись.
     --  Как будет удивлен этот человек,  которого  зовут  Роковым,  как  вы
говорите, увидев вас, -- сказала Джэн Портер Тарзану.
     --  Удивление  его будет кратковременно,  --  отвечал  человек-обезьяна
сурово, и в  тоне его было  что-то,  заставившее ее испуганно  взглянуть  на
него.  То,  что  она прочла  в  его лице,  очевидно,  только подтвердило  ее
опасения, потому что она положила руку ему на  плечо и начала упрашивать его
передать Рокова в руки правосудия во Франции.
     --  В сердце  джунглей, дорогой,  -- говорила она,  -- где  нет другого
права и правосудия, кроме собственных сильных мышц, вы могли бы сами вынести
этому  человеку  приговор,  который  он   заслуживает.  Но,   имея  в  своем
распоряжении  сильную руку  цивилизованного правительства, вы не  можете уже
действовать  так, -- это было  бы убийством. Даже вашим друзьям  пришлось бы
примириться с  вашим арестом, а если бы вы сопротивлялись, мы опять  были бы
все несчастны. Я не в силах снова потерять вас, Тарзан. Обещайте мне, что вы
передадите его капитану Дюфрэну, и пусть закон делает свое дело, -- не стоит
рисковать нашим счастьем из-за этого чудовища.
     Он понял, что она  права, и дал ей  обещание.  Полчаса  спустя Роков  и
Теннингтон  вышли  из джунглей.  Они  шли  рядом. Теннигтон  первый  заметил
присутствие  в лагере посторонних. Он  увидел  черных воинов,  беседующих  с
матросами крейсера,  и  стройного  бронзового  гиганта,  разговаривающего  с
лейтенантом д'Арно и капитаном Дюфреном.
     -- Кто  это, хотел бы  я  знать? --  сказал Теннингтон Рокову, и  когда
русский поднял глаза и встретился с устремленными  ему прямо в лицо  глазами
человека-обезьяны, он пошатнулся и побледнел.
     --  Черт  возьми!  --  вскрикнул  он и  раньше,  чем  Теннингтон  успел
сообразить, что  он делает, он вскинул ружье  на  плечо  и, целясь  в упор в
Тарзана,  нажал  курок.  Но англичанин стоял совсем  близко, так близко, что
рука его коснулась ствола ружья раньше, чем стукнул  курок, и  пуля, которая
была предназначена сердцу Тарзана, безобидно пролетела у него над головой.
     Прежде, чем русский успел выстрелить снова,  человек-обезьяна  был  уже
рядом с ним и вырвал оружие у него из рук. Капитан Дюфрен, лейтенант  д'Арно
и дюжина матросов  бросились  на выстрел, и  Тарзан  передал  им  Рокова, не
говоря больше ни слова. Он до его прихода объяснил французу-командиру, в чем
дело,  и тот  распорядился,  чтобы  Рокова немедленно заковали в  кандалы  и
посадили в заключение на крейсере.
     Когда стража направилась с арестованным к лодке, чтобы перевезти его во
временную  тюрьму,   Тарзан   попросил  разрешения  обыскать  Рокова  и,   к
величайшему своему изумлению, нашел у него выкраденные бумаги.
     Выстрел  вызвал  из хижины вместе  с  другими и Джэн  Портер, и,  когда
волнение  немного   улеглось,   она  поздоровалась   с   удивленным   лордом
Теннингтоном.  Тарзан  подошел  к  ним,  и   Джэн  Портер   представила  его
Теннингтону. --  Джон Клейтон,  лорд  Грейсток, -- сказала она. Несмотря  на
невероятные  усилия  сохранить  благопристойность,  лорд  Теннингтон не  мог
скрыть   своего  удивления   и   пришлось   много   раз  повторить   историю
человека-обезьяны и ему  самому, и Джэн  Портер,  и лейтенанту д'Арно,  пока
лорд Теннингтон поверил, что он имеет дело не с сумасшедшими.
     Солнце садилось, когда они похоронили Клейтона рядом с могилой его дяди
и тети  -- покойных лорда  и леди Грейсток. И  по просьбе Тарзана три  залпа
прозвучали  над  местом  последнего   успокоения   смелого  человека,  смело
встретившего смерть.
     Профессор  Портер, который в  молодости был  священнослужителем, провел
простую   заупокойную   службу.  Вокруг   могилы  стояли,  склонив   головы,
французские офицеры и матросы, два английских лорда, несколько американцев и
кучка  африканских  дикарей  --  самое странное  сочетание,  наверное, какое
когда-либо видели под луной.
     После похорон Тарзан обратился  к  капитану Дюфрену с просьбой отложить
дня  на два отплытие  крейсера,  пока он  доставит свое имущество,  и офицер
охотно согласился.
     К вечеру на  следующий  день Тарзан  и  его  Вазири вернулись  с первой
партией имущества, и, когда компания увидела странные золотые самородки, она
засыпала Тарзана вопросами; но  он,  смеясь, уклонился от ответа и  не хотел
сделать ни малейшего намека, где разыскал такие невероятные сокровища.
     --  На  каждый унесенный мною  на  месте  остались  тысячи  других,  --
объяснял он, -- и когда я эти истрачу, я,  пожалуй, смогу вернуться за новым
запасом.
     На другой день  доставили оставшиеся  слитки,  и когда их  поместили на
корабль,  капитан Дюфрен  сказал, что  чувствует себя в  положении командира
старинной испанской галеры, возвращающейся из города сокровищ ацтеков:
     -- Я каждую минуту должен быть готов, что команда перережет мне горло и
захватит корабль.
     Наступило  утро,  и начались приготовления к посадке на корабль. Улучив
минуту, Тарзан робко поделился с Джэн своим желанием.
     --  Диким зверям не полагается быть сентиментальными, -- сказал  он, --
но мне все-таки хотелось бы обвенчаться в хижине, где я родился, возле могил
моей матери  и моего отца и на пороге  диких  джунглей, которые заменили мне
домашний очаг.
     -- Можно ли это, дорогой? -- спросила  она. -- Если это возможно,  то я
охотнее всего обвенчалась бы с моим лесным богом в сени девственного леса.
     Когда они заговорили об этом с другими, то их уверили, что все  будет в
порядке и  что это  будет прекрасным эпилогом необыкновенного романа.  Через
несколько минут  вся компания  собралась  в  хижине  и  у  ее  дверей, чтобы
присутствовать  на второй  церковной службе, которую служил профессор Портер
за три дня.
     Д'Арно должен был быть шафером, а Газель Стронг -- подругой невесты, но
в последнюю минуту лорду Теннингтону пришла одна из его блестящих идей.
     -- Если мистрис  Стронг ничего  не имеет против, -- сказал  он, взяв за
руку подругу  невесты, --  то  мы  с Газель тоже хотели  бы  обвенчаться. Мы
думаем, что двойная свадьба -- это будет великолепно!
     На  следующий день они отплыли, и когда крейсер  медленно поворачивал в
открытое  море,  у  борта  стоял  высокий мужчина  в белоснежном  фланелевом
костюме, а около него грациозная девушка. Они смотрели на уходящий берег, на
котором двадцать обнаженных черных воинов Вазири плясали, размахивая копьями
над головами, и криками посылали приветствия их отъезжающему царю.
     --  Мне  тяжело  было  бы думать, что  я вижу  джунгли в последний раз,
дорогая, -- сказал мужчина, -- если  бы я не знал, что меня ждет целый новый
мир счастья  с тобой  навсегда, -- и, наклонившись, Тарзан поцеловал  в губы
свою подругу.



   Эдгар Берроуз.
   Сын Тарзана

   Полный перевод с последнего английского издания Л. и Н. Чуковских, Ф.
Маркушевич.
 OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX



     I
     ЗАГАДОЧНАЯ ОБЕЗЬЯНА
     Шлюпка  с парохода "Марджори В" неслась по течению широкой реки Угамби.
Сидевшие в ней отдыхали: им приходилось много грести  против течения, и  они
были рады, что  теперь лодка несется сама, не требуя их усилий. Внизу в трех
милях отсюда, стоял на якоре их пароход, готовый  пуститься  в плавание, как
только они пристанут к нему, поднимут шлюпку и укрепят ее на боканцах.
     Люди, находившиеся в лодке, либо дремали, либо лениво беседовали. Вдруг
все они встрепенулись и  стали вглядываться в северный  берег реки. Оттуда к
ним  донесся чей-то хриплый, визгливый голос, и вскоре  они увидели какое-то
подобие человека, простиравшего к ним тощие руки.
     -- Что за черт! -- крикнул один из матросов.
     --  Белый человек!  -- сказал помощник капитана. -- Налягте  на  весла,
ребята, пристанем к берегу и посмотрим, чего ему надо?
     Подойдя  к  берегу,  они  увидели  какое-то  страшное худое  существо с
жидкими седыми, сильно взлохмаченными волосами.  Костлявое, хилое, согбенное
тело не было прикрыто одеждой, и только на бедрах висела какая-то тряпка. По
впалым, изъеденным оспой щекам струились обильные слезы.  Этот  живой скелет
бормотал что-то  невнятное на каком-то  странном наречии, которого  никто не
понимал.
     --  Должно  быть, русский, -- соображал помощник капитана. -- Не иначе,
как русский... Эй, ты! Умеешь говорить по-английски?
     Да, он умел говорить  по-английски. Но он запинался, подыскивал  слова,
словно уже много лет не говорил на этом языке. Он умолял моряков увезти  его
из этой ужасной страны.
     Очутившись на пароходе, незнакомец рассказал  своим спасителям, как  он
дошел до такого ужасного состояния и сколько в  эти  последние годы он вынес
лишений и мук.  О том,  как он попал  в Африку, он умолчал, предоставляя  им
думать, что  у  него изгладились  из памяти  все те  обстоятельства, которые
предшествовали  его страдальческой  жизни.  Он  даже  не сообщил  им  своего
настоящего  имени  и назвался Михаилом  Савровым,  да  и  не  было  никакого
сходства между этой  жалкой развалиной и тем мужественным,  но беспринципным
Алексеем Павловым, каким мы знали его в прежние годы.
     Прошло уже десять лет с  тех пор, как Алексей  Павлов спасся от участи,
постигшей  его друга,  преступного  Рокова.  В течение этого времени Алексею
Павлову не раз  приходилось завидовать Рокову: последний, находясь в могиле,
забронирован от  ударов судьбы, между тем как  ему,  Алексею, жизнь  наносит
такие  обиды и раны,  которые  хуже  смерти.  Смерть словно  нарочно  щадила
несчастного.
     Когда Павлов  увидел, что звери Тарзана  вместе  со своим  диким вождем
напали на корабль  "Кинкэд", он бросился  искать спасения  в  джунглях.  Его
страх перед  Тарзаном  был так велик, что он забрался далеко-далеко, в самую
густую, непроходимую  чащу, и  в  конце  концов  попал  в  руки  разъяренных
людоедов,  которым много пришлось  пострадать от зверской жестокости Рокова.
Странная  прихоть вождя  этого племени спасла Павлова от смерти, но  сколько
страданий и пыток он вынес!
     Десять лет он был мучеником целой деревни; женщины и дети колотили  его
и швыряли в него  камнями, а  воины  кололи  копьями и калечили.  Самые злые
лихорадки  одна  за другой подтачивали его организм. И все же ему не удалось
умереть...
     Оспа  вонзила в него острые когти и оставила страшное  клеймо у него на
лице. Он сделался таким уродом,  что родная мать не могла бы узнать его. Его
лицо словно покрылось отвратительной маской. Клочки желто-белых волос -- вот
и все,  что осталось от его густых  и черных  локонов. Его  скрючило, словно
дряхлого  старика,  руки и  ноги  у него  стали дрожать,  походка  сделалась
неуверенной, старческой. Зубы во рту исчезли -- они были выбиты кулаками его
диких  владык. Даже его рассудок представлял из себя  жалкую пародию на  тот
яркий и смелый ум, которым когда-то отличался Павлов.
     Моряки взяли его на  корабль,  ухаживали за ним,  кормили  его. Он стал
немного бодрее и почувствовал себя  лучше, но наружность его осталась все та
же: такой же бывший человек, растоптанный и исковерканный жизнью.
     Ему  еще  не  было   сорока  лет,  но  казалось,  что  ему  не   меньше
восьмидесяти.
     Никакой  жажды мести не осталось в  сердце у  Алексея  Павлова,  только
тупая ненависть. Ненависть к человеку, которого он и Роков неудачно пытались
погубить;  ненависть  к покойному  Рокову,  потому  что  Роков  заставил его
перенести столько ужасов; ненависть  к  полиции  двух  десятков  городов, от
которой  он  должен  был   скрываться;  ненависть   к  закону,  ненависть  к
существующему строю,  ненависть  ко всему... Каждая  минута его  жизни  была
напоена болезненной злобой, и его  умственные способности подверглись такому
же разрушению, как и его тело, испепеленное злобой.
     У  него было мало общего,  или, вернее,  у него ничего общего не было с
теми людьми, которым он был обязан своим спасением. Он был слишком слаб и не
мог работать;  он  был слишком угрюм и не мог  составить веселое общество; в
конце концов, его предоставили себе самому.
     "Марджори В" была зафрахтована синдикатом богатых фабрикантов, снабжена
лабораторией и целым штатом ученых и отправлена на поиски какого-то продукта
местной флоры, который фабриканты  были вынуждены до сего времени выписывать
из Южной Америки  по баснословной  цене. Что  это  был за продукт -- никому,
кроме ученых, не было известно на борту "Марджори В".
     Несколько недель  судно стояло на якоре, вдали от берегов. Однообразная
жизнь начинала утомлять путешественников. Они стали часто  уезжать на берег,
и  однажды  Павлов  попросился с ними: раздражающая  монотонность  жизни  на
корабле успела утомить его.
     Остров густо  зарос  лесом.  Джунгли спускались  почти  к  самому морю.
Ученые зашли в глубь  острова, продолжая свою погоню за драгоценным товаром:
туземцы материка указывали им, что остров богат этим товаром. Экипаж корабля
охотился, ловил рыбу  и занимался  исследованиями. Павлов шатался по  берегу
или лежал под тенью высоких деревьев на опушке леса.
     Однажды  все  матросы  столпились  вокруг  пантеры,  убитой  одним   из
охотившихся. Павлов дремал под деревом. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Он
проснулся  и, приподнявшись,  со страхом  увидел  огромную  человекообразную
обезьяну, которая сидела на корточках  и внимательно рассматривала его. Ужас
охватил Алексея  Павлова.  Он  взглянул  на  матросов  -- они  находились  в
двухстах  шагах  от  него.  Обезьяна  опять  затеребила его  плечо,  жалобно
бормоча.  Во всей позе животного  и  в его  вопросительном  взгляде не  было
угрозы. Павлов медленно поднялся на ноги Обезьяна встала рядом с ним.
     Согнувшись почти вдвое,  человек осторожно  побрел к матросам. Обезьяна
взяла  его под руку и зашагала рядом. Они уже почти дошли до маленькой кучки
людей,  прежде  чем  их  заметили.  Павлов  успел  убедиться,  что  обезьяна
настроена мирно: по-видимому, она привыкла к человеческому обществу. Русский
подумал,  что она  принадлежит  к  особо  разумной породе  обезьян,  и решил
воспользоваться этим для своей выгоды.
     Когда люди обернулись и увидели направляющуюся к ним странную пару, они
были поражены  и  бросились к обезьяне,  держа  оружие наготове. Обезьяна не
выказала ни малейшего страха.  Напротив,  она  потрепала каждого  матроса по
плечу  и долго и  серьезно  смотрела каждому  в лицо.  Рассмотрев всех,  она
вернулась к Павлову, и на ее физиономии выразилось сильное разочарование.
     Люди принялись  потешаться над нею. Они обступили Павлова, задавали ем